Текст книги "В едином ритме. Три повести"

В едином ритме
Три повести
Наталья Сахарова

© Наталья Сахарова, 2016

© Ольга Еськина, дизайн обложки, 2016

ISBN 978-5-4483-0791-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Душа наша – корабль, идущий в Эльдорадо.

В блаженную страну ведёт – какой пролив?

Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада

Крик вахтенного: – Рай! Любовь!

Блаженство! – Риф.

Шарль Бодлер «Плавание»

(в переводе Марины Цветаевой)

Она и он.

Перед вами их размышления. О самом главном.

Главы под нечётным номером – мысли женщины, чётные – рассуждения мужчины.

Мысли – глубоко интимны. Они не лгут, потому что их обычно никто не слышит. Чего и требует тема этой книги – абсолютной искренности.

В едином ритме. Вновь

Глава 1

Я знаю, что у меня есть право быть с другим. Но другого я не любила бы, даже если бы он относился ко мне лучше, чем мой муж.

Муж бывал груб, часто невыносимо холоден. Он лгал. Но я не уходила, и не только ради детей. За эти тридцать три года вместе мы стали неразделимы. Муж иногда забывал об этом (нравилось, видимо, чувствовать себя похотливым самцом), но это не меняло главного: он так же не мог без меня, как и я без него, хоть наша жизнь и стала пресной.

Не могла я просто взять и выбросить его из своей жизни. Это было бы равносильно тому, чтобы лишиться верхней конечности: проснуться утром, достать руки из-под одеяла – чтобы опереться на одну, а вторую потянуть к будильнику, но вдруг обнаружить, что опереться не на что. Если одна из рук начинает отказывать, мы же её не отрубаем – мы верим, что она вновь станет здоровой.

За те годы, что мы провели с мужем вместе, ритм его дыхания стал моим ритмом, его привычки стали моими привычками. Я начала есть на завтрак варёное яйцо всмятку такой же консистенции, как любил он, и обязательно с тостами, обжаренными в сливочном масле. А он как-то признавался, что начал проверять двери, уходя из дома. Раньше смеялся надо мной, а потом сам стал так делать: закрывать дверь, вытаскивать ключ, а затем обязательно наклонять ручку вниз и дёргать дверь несколько раз. После завтрака я привыкла вместе с грязной посудой убирать со стола свежую газету, которую он читал. Каждое утро, перед выходом из дома, я отодвигала к стене его тапочки, которые он постоянно оставлял посреди комнаты. Я уже не могла без этих мелочей. Поначалу они раздражали, а потом стали неотъемлемой частью моей жизни.

Когда муж не возвращался домой, конечно, я думала о том, где он и с кем. Но мне не удавалось уснуть не столько от этих мыслей, сколько от того, что я не ощущала его дыхание за моей спиной. Если он не ночевал дома, мой день не клеился, потому что утром, застилая кровать, я не улавливала его запах на подушке.

Глава 2

Лежу как бревно. Ничего не движется. Не ощущаю ни рук, ни ног, ни спины, ни члена.

А может какое-то движение всё-таки есть? Боковым зрением иногда замечаю какие-то тени, но ничего не чувствую.

Сказать ни слова не могу, только мычу.

Шея не поворачивается, посмотреть в сторону не могу.

Глаза хотя бы открываются, а если клонит в сон – закрываются. Хоть это работает.

Но, может, было бы лучше, если б и глаза не открывались. Не видел бы, как она, жена, суетится вокруг меня – такое ощущение, что круглосуточно. Возится с моей тушей. Вливает в меня ложкой еду, которую я даже не чувствую. Зачем меня кормить, на что мне тратить энергию, лежу как увалень?

И вообще, к чему такая жизнь? Это и не жизнь то, собственно. Так я наказан. Это страшнее смерти. Специально мне это: чтобы мучился. Заслужил.

Только ей то это за что? Терпела меня больше тридцати лет. А теперь еще и обхаживай, дерьмо убирай, из ложечки корми.

Не спит, наверное. Всё худее и худее лицо, морщин стало больше. Некрасивая.

Брось ты меня, не мучай и сама не мучайся! Зачем кормишь? Без еды сдохну быстрее, тебе же легче будет, дура ты.

Да она не понимает, я же мычу только, вот идиот.

Глава 3

Муж уснул, сижу рядом. Не спала всю ночь: он всё стонал, вставала – делала компрессы на лоб, чтобы снять жар. Теперь клонит в сон. Надо бы поспать, хоть немного, пока и он спит.

Хорошо, что не нужно завтра идти на работу. Отпуск дали, но, я вижу, коллеги считают, что я должна была бросить его после такого. А подруги так и говорят. Хотя какие они после таких советов подруги?! Как же я могу бросить его, если он даже в туалет сам сходить не может? Лежачего бить – как-то не по-людски.

Да, мой муж ошибся. Да, это не в первый раз. Но он достаточно дорог для меня, чтобы не бросать его в беде.

Я знаю, он сам винит себя сейчас сильнее, чем кто-либо другой, а даже прощения попросить не может. Речь для него теперь недоступна. Для него теперь ничего не доступно. Он как птица в клетке, а я не в состоянии эту клетку открыть. Только время знает, когда он снова начнёт ходить, говорить, ощущать. Если вообще начнёт.

Теперь я часто вспоминаю один эпизод из детства.

Мой отец был орнитологом, работал в центре кольцевания птиц. Я редко приходила к нему на работу – мне было жалко птичек. Это сейчас я понимаю важность занятия отца, а тогда считала, что люди не в праве покушаться на свободу пернатых (пусть даже на несколько минут, необходимых для проведения измерений).

Во время одного моего визита к отцу в сети орнитологов попал красноголовый королёк. Он был оливково-зелёный с бронзовой спинкой и беловатым брюшком, в оранжевой шапочке из перьев, с крохотными глазками, обведёнными черными полосками. Красноголовый королёк – одна из самых маленьких птиц в наших краях. Но несмотря на то, что длина его всего 9 см, а весит он грамм 6, это настоящая перелётная птица. Он пролетает через всю Европу и добирается даже до Марокко и Туниса – девочкой я очень гордилась этим фактом, как будто была к нему причастна.

Со слезами на глазах следила я за тем, как папа проводил свои измерения. Больше всего меня злила процедура взвешивания. Чтобы определить точный вес королька, его опрокидывали вниз головой в стаканчик для взвешивания – так, что наружу торчали только лапки и хвостик. Мне казалось, это унизительно для такого подвижного создания.

В тот день, окончив измерения, отец позволил мне самой выпустить королька на волю. Я аккуратно взяла птичку и протянула руку к окну. Крохотное сердце королька бешено билось, пульсируя о стенки моей ладони. Я прошептала ему извинения за папу, потом поцеловала оранжевую шапочку из оперения и раскрыла ладонь. Королёк стремительно выпорхнул из моих рук и исчез среди деревьев, но всё ещё слышно было его тонкий постепенно повышающийся свист. А я вытирала мокрое от слёз лицо и радовалась освобождению птицы из временной клетки.

Глава 4

Опять пришла кормить.

А вот не буду я есть! Нужно плотно смыкать губы при попытках влить в меня еду. Вот так. И не просунешь ты ложку между зубами.

Говорит, чтобы выздороветь, нужны силы. Да ты посмотри на меня, зачем мне силы? Для чего эта еда, зачем поддерживать во мне жизнь, если я не говорю, не двигаю ни руками, ни ногами, не ощущаю испражняюсь ли я? А интересно, как я вообще хожу в туалет, еду то она в меня раньше впихивала. Видел как-то у неё в руках что-то белое, похожее на детские подгузники. Наверное, это они и были. Совсем сдурела что ли, надевать на меня подгузники?!

Не буду я есть! Ты же видишь, не хочу я размыкать губы.

А она настойчивая. Такой и была всегда. Выдержала от меня столько гадостей. Терпела, а не уходила. Всё пыталась сохранить семью.

Отошла. Что она интересно делает? Работает? Да когда, если она всё время со мной. Может, отпуск взяла? Но у меня ощущение, что я валяюсь в этой кровати уже вечность.

Дети не приходили, по крайней мере не видел их. Они знают, наверное, что я был в ту ночь не один. Сын как-то говорил, что убьёт меня, если буду продолжать изменять их маме, лез драться. Дочка никогда не простит. Не хотят меня видеть дети, вот и не приходят. Интересно, увижу я их когда-нибудь снова?

Врач сказал, когда я пришёл в себя, что из нас четверых выжил только я. Видимо, самый грешный. Остальным было позволено умереть, а мне достались мучения.

Клонит в сон. Посплю. Когда сплю хотя бы не думаю.

Глава 5

Он ничего не ел почти сутки. Несколько раз подходила к нему, пыталась всунуть ложку между зубами, не даёт.

Сейчас опять спит. Если, как проснётся, не позволит покормить себя, буду звонить в больницу. Придётся ставить капельницы. Хотя врач говорил, что муж быстрее придёт в себя, если будет питаться естественно.

Ему нужно восстанавливаться, набираться сил и он обязательно поправится, я верю. А мы, семья, поддержим его. Хотя дети до сих пор к нему не пришли, упрямые они у нас. Но поймут, отец всё-таки.

Сижу в его изголовье, жду пока откроет глаза. Нужно не пропустить этот момент: покормить как только проснётся, чтобы снова не уснул.

Шевелит ресницами. Буду кормить.

– Да что же это такое?! Ты что, издеваешься надо мной? Ешь, тебе нужно поправляться!

Не даёт засунуть ложку.

– Ну пожалуйста, миленький, я понимаю, что тебе тяжело и настроения нет, но позволь мне покормить тебя.

Нет, не даётся. За что мне это?! Не могу больше, сил нет. Вот, опять реву. И часа не проходит без слёз. Я знаю: он винит себя и хочет умереть. Но он нужен мне, несмотря на то, что вытворял.

Обняла его. Склонила голову на плечо мужа. Как он может ничего не чувствовать? Это же те самые плечи, к которым он ласково прижимал меня в молодости, положив на которые голову я столько раз находила утешение. А теперь он совсем беспомощный.

Ох, дура, намочила всё своими слезами. А он даже не ощущает, что футболка мокрая. Нужно успокоиться.

Ну вот, довела парализованного человека. Он тоже плачет, уже всё лицо мокрое от слёз.

– Милый, не нужно. Всё будет хорошо! Я сейчас вытру. Давай теперь покушаешь? Вот так, да, хорошо.

Глава 6

Снова авария снится. Сколько можно, я и так об этом помню!

Вроде бы просыпался, видел глаза жены над собой. Помню, поцеловала в лоб. От этого поцелуя стало хорошо на душе. На душе? Может быть, у меня и душа омертвела, как всё остальное тело? Хотя душу мою парализовало ещё до аварии.

Проснулся снова. Уже приглушённый свет. Она, наверное, тоже вздремнула. Спит, видимо, в этой же комнате. Надеюсь, не сидя в кресле.

Посплю ещё.

Что такое, опять сумерки? Получается, я сплю сутки. И за это время не помню, чтобы позволил влить в меня еду. А может и больше суток. Откуда мне знать теперь, как течёт у них – у здоровых людей – время. У меня то непрекращающийся ад.

Зря думают, что ад ждёт нас после смерти. Я, например, уже в аду. То, что происходит сейчас со мной – даже хуже. Там горишь себе сам и поделом тебе, близкие не переживают, потому что не видят. А лежать вот так, мучить родных людей и мучиться самому из-за этого – вот это невыносимо. И не чувствовать при этом собственное тело – что может быть хуже? Уж лучше пусть всё болит, чем полное отсутствие ощущений.

Подошла. Я же не издавал звуков. Разве что ресницы выдали. Значит, она сидела рядом и ждала, пока откроются мои глаза. Не только я прикован к этой постели, но и она.

Опять ложка возле губ. Не размыкаю.

Опустила ложку в изнеможении. Склонила голову на мою ничего не чувствующую грудь, обняла. Её плечи содрогаются в рыданиях. Какой же я подонок, даже в таком состоянии продолжаю мучить её.

У самого, похоже, тоже глаза мокрые. Подняла голову и посмотрела на меня. Её прекрасные большие синие глаза наполнены слезами. Из-за меня.

Заметила, что я тоже плачу. Утёрла свои слезы, потом мои. Наклонилась ко мне, и поцеловала в лоб.

Ложка снова у рта. Разомкнул губы. Ради неё.

Глава 7

Знала ли я, что он изменял? Догадывалась.

Хотела ли получить доказательства? Скорее, отдаляла этот момент. Не видела смысла в том, чтобы устраивать скандалы, заставлять мужа клясться в верности. Если он ходит на сторону, значит не получает чего-то дома, в семье. Спрашивала его: «может быть, мне нужно делать что-то по-другому»? Он каждый раз отвечал «всё в порядке». Обнимать во сне перестал уже лет семь назад. Близки были несколько раз в год – когда у него, видимо, замены на стороне временно не было (за прошлый год насчитала всего четыре раза).

Я постарела, стала некрасивой. Морщины глубокие. Живот появился – ещё после родов и никак не сходит. Хотя подруги и знакомые говорят, что выгляжу я моложе своих сверстниц. Хожу по беговой дорожке во дворе, стараюсь не переедать. Но в любом случае я уже не та девочка, на которой он женился.

Но ведь и он изменился. Даже спортом не занимается и любитель наесться до отвала. У него тоже живот, тоже морщины, и он тоже постарел. Хотя некоторые мужчины и в 70 считают, что неважно, как сам выглядишь: раз молодые девушки ведутся, значит, всё в порядке, лишь бы кошелёк был толстый и половой орган работал.

Конечно, мне было больно. Когда узнала, что в той машине он был с другой, сначала даже ехать в больницу не хотела. Думала броситься с моста. Но жалко его стало – некому, кроме меня, о нём заботиться.

Убеждаю себя в том, что все имеют право на ошибку.

Хотя он ошибался слишком часто.

Глава 8

Я помню дрожь, которую испытывал, впервые касаясь её тела.

Однажды вечером в городском парке.

Всё трепетало. Каждая клетка моего тела хотела найти парную на её теле и слиться с ней. Было лето, мы нашли укромное место в кустах, я снял куртку и застелил траву. Не существовало ничего вокруг: ни травы, которая колола даже через куртку; ни шума из расположенного неподалёку ночного клуба; ни луны, которая подсматривала сверху; ни даже звёзд, которые подмигивали нам, непослушным детям. В тот вечер во всей вселенной были только мы с ней. Я никогда больше не ощущал этого. Не знаю, как назвать стремление слиться с твоим человеком, это выше определений. Та ночь – до сих пор самая особенная в моей жизни.

Тогда она стала моей. Мы с трудом дождались совершеннолетия и расписались. Наши родители, вчетвером, отговаривали нас от раннего замужества. Её отец объявлял домашний арест, а я тихонько проникал к ней в комнату через окно.

Мы дышали друг другом. Не могли по отдельности, как человек не может без воздуха. И даже готовы были отказаться от воздуха – лишь бы быть вместе.

Я предложил ей стать моей женой, надев на палец обручальное кольцо из старой бабушкиной шкатулки. Шкатулку эту, умирая, отдал мне дедушка. Дед всю свою жизнь оставался влюбленным в бабушку и это было то самое кольцо, с которым он сделал ей предложение когда-то, лет семьдесят назад. Дедушка был уверен, что мне оно тоже принесёт счастье.

И я действительно был безумно счастлив, когда она позволила мне надеть это вековое кольцо на тонкий безымянный палец, который дрожал от волнения!

Первая брачная ночь была для нас далеко не первой. Но мы настолько сильно желали друг друга и настолько были опьянены счастьем, что, казалось, в ту ночь поднялись на небо и занимались любовью в облаках. В тех самых облаках, за которыми наблюдаешь, если в самолёте повезёт с местом у окна. Мы будто перелетали с облака на облако, парили в нашей радости и страсти.

Мы верили, что будем вместе до самого конца, что наша любовь – вечна, что, кто бы ни встретился на нашем пути, мы останемся самыми близкими людьми на планете.

Та девушка – моя жена. Только с ней связаны все важнейшие события, прорисовавшие мой жизненный путь. Без неё я не был бы собой, без неё меня бы просто не было. Но я только сейчас начинаю это понимать.

Глава 9

Всё пыталась выяснить, делаю ли я что-то не так. В том числе и в постели.

Ходила даже на курсы со скромным для таких занятий названием «Как доставить мужчине удовольствие» (услышала об их существовании случайно – молодые коллеги обсуждали). Взяла отгул и поехала в соседний город.

Так стыдно мне ещё никогда не было. Страшно боялась встретить знакомых – на самом занятии или рядом со старинным особняком, в котором располагался тренинг-центр.

Урок был комичный и по неловкости напоминал первые уроки анатомии в школе. Нам раздали искусственные мужские органы и учили всячески их ублажать.

В комплект каждой ученицы, помимо самого органа, входили брошюры-памятки с описаниями техник и даже мятные леденцы – старинное средство от тошноты. Всё это пришлось потом выбросить в урну в привокзальном туалете. Только брошюра задержалась чуть дольше – я перечитывала её в электричке по пути обратно, озираясь при этом, как бы никто не заметил характер моей литературы.

В тот же вечер (пока навыки свежи) решила порадовать мужа. Надела шёлковую ночную рубашку, которая когда-то ему нравилась. Подошла к кровати.

Он читал книгу. Я подползла к нему. Как строго наказали, не стала прятаться под одеялом, а разместилась так, чтобы он мог лицезреть меня, делающую ему приятно.

Он замер. Я начала пробовать техники, которые только что учила. Но в голове всё перемешалось. Получалось как-то неуверенно, сбивчиво. Видимо, от волнения. Не сумела сдержать рвотный рефлекс.

Муж поднял меня, сказал «Не нужно». И по-быстрому эгоистично выполнил супружескую обязанность. В привычной для него позе – так, чтобы не приходилось меня целовать.

Глава 10

Помню как однажды ночью её бабушке пришлось взять в руки лопату, чтобы заставить нас разойтись по домам. Нам было тогда лет по 16.

Я любил дни, когда она ночевала у своей бабушки – можно было погулять подольше. Папа велел ей возвращаться к десяти вечера, а бабушка разрешала гулять со мной до двенадцати часов ночи. Я привёл её до полуночи, как обещал. Она зашла и отпросилась посидеть немного на лавочке возле дома. Но мы всё сидели и сидели. Бабушка выходила из калитки несколько раз, звала её, а мы никак не могли расстаться. Потом услышали шум и увидели сначала лопату, а потом и саму старушку.

Она была доброй, её бабушка, но мы досидели до трёх часов ночи, по-другому нас было не оторвать друг от друга. Перед видом такой угрозы мне пришлось отпустить любимую домой. А сам я ещё долго сидел на лавочке, мечтал и смотрел на звёзды.

Мы часто вспоминали этот забавный случай.

Раньше часто. Последние годы мы избегали любое обсуждение того, что имело романтический подтекст. Я избегал.

И не целовал её. Даже в день рождения, когда дарил туалетную воду. Заранее спрашивал, какой подарок ей хотелось бы получить. Она отшучивалась. Наверное, ждала сюрприз. А я неизменно покупал духи и при поздравлении обнимал её так, как обнимают дальних родственников, нежданно оказавшихся в дверях. Я выполнял свой долг, скучно, без наслаждения.

А она всегда устраивала в мой день рождения праздник. Пекла торт, покупала мне что-нибудь из вещей (которые я без угрызения совести потом носил) или книги, или билеты на концерты моих любимых групп. Дети украшали дом и были наготове, когда я спускался на завтрак, вручали рисунки. Они всегда поздравляли меня все вместе, как будто у нас была настоящая семья.

Зато я устраивал праздники себе. В сауне, под водку, с девушками – молодыми, эффектными, готовыми на всё ради денег.

Глава 11

Конечно, проще было уйти. Но я люблю мужа. Он отец моих детей. И дети его любят, даже несмотря на то, что пока так к нему и не пришли.

Я не могла оставить его без поддержки. Хотя понимаю, что мне самой без него было бы легче – и раньше, и сейчас.

Есть человек, который обожает меня. Мы встречались ещё в школе, больше тридцати лет назад, а он до сих пор не женился. Если бы я только сделала шаг навстречу, знаю: он носил бы меня на руках. Помогал бы с домашними делами, в отличие от мужа. Мне действительно было бы с ним легко. Я каждый день чувствовала бы себя любимой. Но я бы не любила. А давать для меня – не менее важно, чем брать.

Раньше, когда слышала о прикованных к постели, страшно было даже представить это. Такое несчастье – лежать, не имея возможности двигаться. Думала, что если подобное произойдет со мной, лучше умереть, а если парализует близкого человека – гуманнее помочь ему уйти из этой мучительной жизни. Но сейчас виню себя за те мысли.

Мы должны оставаться с любимыми столько, сколько возможно – до самого конца. Пока дух человека живёт в этом мире, пока открываются его глаза, пока чувствуешь его мысли, он несёт в себе свет, он нужен этому миру. И, главное, он нужен семье.

Сейчас, даже несмотря на то, что мой муж прикован к постели, не разговаривает, не ходит самостоятельно в туалет, у меня всё ещё есть муж. Я могу кормить его, заботиться, думать о нём, гадать о чём же думает он (хотя после стольких лет совместной жизни я уже почти в любой момент знаю его мысли).

Понимаю, что ему больно, что он чувствует себя виноватым, что не хочет, чтобы я продолжала мучиться с ним. Но он не понимает, насколько важно для меня то, что он рядом – живой, хоть и раздавленный. Я всё сделаю, чтобы он снова ходил, чтобы смеялся, чтобы вспомнил, что любит меня.