Текст книги "Капкан для белой вороны"

4. Красавчик

– Вот так, Сань, – печально молвила я, смотря полными от опять навернувшихся слез глазами через бокал с пивом. Мир, преломленный двумя слоями жидкости, дурашливо кривлялся.

Из пиццерии Гришка умчался по делам. Посовещавшись, мы решили взяться за дело Иры Пиккорайнен. Отчего-то всегда скептически настроенный к неординарным заказам Григорий, на этот раз изменил своим правилам. Всего лишь пару минут почесав репу, он чинно кивнул головой, потыкал пальцем в крошечный телефончик и забил стрелку с человеком по кличке Туман, которого я никогда не видела, но который исправно поставлял нам информацию.

Я же плавно переползла в ближайший ресторанчик на сеанс дружеской психотерапии.

– Какой подонок! Да как он мог такое про тебя подумать? – ерепенилась Санька. Я уж не стала ей напоминать, как она сама раз пять прощала Олегу беспочвенные приступы ревности. Один раз он приревновал ее к слесарю, заслуженному ветерану жилищно-коммунального хозяйства, а как-то устроил скандал по поводу слишком частых визитов к дантисту.

– Он не подонок, – категорично заявила я, – просто его ввели в заблуждение.

– Я и говорю. Его ввели, а он повелся. Так кому он больше верит? Он, Настька, тебе должен верить на все сто. Иначе, какая же это любовь?

– На себя посмотри, – буркнула я.

– И то верно, – моментально погрустнела Санька.

Олег звонил из Катманду и опять жаловался на жизнь. Поиск ее смысла в очередной раз завел привередливого романтика в тупик. Санька постепенно впадала в то пофигистично-толерантное отношение к происходящему, которое обычно предшествует окончанию романа. Но пока цеплялась за ускользающее чувство. Ей было жаль потраченных душевных сил. Их отношения, кажется, достигли той опасной, но в то же время перспективной точки, миновав которую можно попасть либо в ад, либо в рай. Если Олег не дурак, он вернется с обручальным колечком.

– Слушай, – с тоской глядя на принесенный счет, сказала Александра, – а если это для него лишь повод расстаться?

– Фотографии?

– Тьфу на тебя, Тибет. А с фотографиями думаю все просто – это очень хороший монтаж, в России умельцев хватает, куда там канадским специалистам расшифровать наши примочки. Надо здесь экспертизу делать.

– Надо… Но как эти фотографии добыть? Лешка же и разговаривать со мной не хочет. Сказал, что между нами все кончено.

– Спокойно, отдаст. Хочешь, я с ним поговорю?

– Упаси боже!

* * *

Когда, бросив машину на платной стоянке, ехала домой на метро, ко мне неожиданно попытался приклеиться вполне респектабельный джентельмен лет тридцати с небольшим от роду. Не то чтобы это было таким уж из рамок вон выходящим, но все-таки странным. Ко мне никто никогда не клеился. Вообще. Сначала я думала, что по причине моей исключительной внешней заурядности. Но как-то раз Санька незаметно сфотографировала меня, сидящую в парке. Если большую часть времени я являюсь людям с таким лицом, то ничего удивительного, что даже самые смелые кавалеры не подойти не рискуют. По словам Саньки, когда я общаюсь со знакомыми, выражение моего лица вполне адекватно. Но в толпе, в транспорте мегера мегерой, даже огромный плакат в моих руках с черепом и костями и с надписью «Не подходи!» не имел бы такого эффекта, как замкнутое, металлически отрешенное лицо. Что и говорить, привлекательность – понятие относительное. Будь ты хоть Мэрилин Монро, кто прельстится тобой, если вместе призывного огонька в глазах будет тускло мерцать лед?

Но лед моих прекрасных глаз был не помехой настойчивому приставале.

– Погодите, погодите, что же вы так торопитесь! Сам Бог послал нам эту встречу!

– Не знаю, что там вам Бог послал, если я буду озвучивать свое послание, меня оштрафуют за нецензурную брань, – меня слегка покачивало от выпитого пива, от пережитого горя, от неизвестности, от духоты и необходимости произносить слова.

Спасаясь от прилипалы, выскочила из вагона, но красавчик тут же ловко просочился следом, едва не оставив висящую на согнутой руке куртку в стремительно закрывшихся дверях. Если бы я была фанаткой Ричарда Гира, не стала бы так торопиться. Приставала был почти точной его копией. Даже, пожалуй, слегка улучшенной.

– Да погодите! Не съем же я вас! Всего два вопроса, это не отнимет у вас много времени.

– Вы социолог? Проводите исследование в общественном транспорте?

– Как вам угодно, если вы согласны уделить мне толику вашего внимания, я буду социологом, да хоть чертом в шляпе! Пожалуйста!

– Время пошло.

– Номер вашего телефона…

– А второй?

– Какую кухню вы предпочитаете?

Да уж, незатейливые нынче пошли приставалы. Вот так просто, без малейшей фантазии…

– Я бы мог, конечно, придумать вопросы пооригинальнее, но к чему? Все, по-моему, и так ясно. Вы мне понравились, более того, вы внешне именно та женщина, которую я давно ищу.

– Серьезно? – несколько ошарашено спросила я, пытаясь пригладить не слишком чистые и растрепанные волосы.

– Да, считайте меня сумасшедшим!

– Пять баллов! Ха-ха. По-вашему только сумасшедший может считать меня эталоном женственности?

– Ой, – смутился пылкий поклонник, – кажется, я что-то не то сказал, да?

Смущение ему шло, он перестал быть копией киношного героя, а стал самим собой, молодым, и, похоже, не таким уж наглым человеком.

Среднего роста, лишь чуть выше меня, среднего телосложения, он был просто, но насколько я разбиралась в таких вещах, дорого одет. Вел себя вполне естественно, хотя и чувствовалась в нем некоторая нервозность. А чем черт не шутит? Ну почему я собственно не могу быть идеалом? Все-таки самоуверенность пьяной женщины порой начисто отрицает границы разумного. Я дала ему телефон и даже скромно призналась, что кухню предпочитаю любую, главное чтобы вкусно было.

Не успела я расстаться с новоявленным обожателем, кокетливо помахав ему рукой из уплывающего вагона, как объявился мой экс-любовничек. Такое ощущение, что судьба решила меня наградить за долгие годы смиренного существования и ввергла в водоворот мексиканских страстей.

– Настя, не могли бы мы встретиться? – прерывисто выдохнул в трубку Генрих. Под стук колес я едва различала его голос, горячий и томный, уж не знаю чем он там занимался во время разговора, может в ванной лежал?

– Зачем? – заорала я, вызвав неодобрительные взгляды попутчиков.

– Поговорить надо.

– О чем? – я повысила голос на пару десятков децибел, потому что поезд совершил рывок и застучал по рельсам еще оглушительный.

– Да не ори ты так, – пихнула меня локтем какая-то баба, – аж уши вянут.

Так толком и не поняв, чего от меня хочет Генрих, я согласилась с ним встретиться и нажала кнопку отбоя.

* * *

Домочадцы встретили меня сдержанно. Веня вообще не любил, когда я возвращалась домой подшофе, а Рита видимо, просто была не слишком добродушной. От природы.

– Дура, – припечатала она меня.

– Ну и подумаешь, – отмахнулась от нее я.

Лешкины телефоны все еще говорили отстраненными голосами автоответчиков. Надо будет завтра позвонить в клинику, где он обменивается опытом со своими канадскими коллегами. Может там мне удастся его поймать? Хотя бы на два слова. Отправив ему длинное электронное послание, в котором я то сбивалась на попытки логически осмыслить ситуацию, то впадала в натуральную истерику, пошла спать. Долго ворочалась, раз пять вставала и шла курить. Переполненная пепельница источала зловоние, из окна тянуло почти зимним холодом. На душе моей было так же неуютно, как на неприбранной кухне. Оптимизм дня сменила ночная рефлексия. Имея ярко выраженный темперамент холерика, я привыкла к скачкам собственного настроения, но жить от этого было не легче.

В голову навязчиво лезли воспоминания о нас с Лешкой. Наш первый, и может так получиться, что последний отпуск мы провели в приятном безделье, лениво перетекая из прохладного номера на жаркий пляж. Психологи уверяют, что именно свободным временем проверяются на прочность пары. В будничной суете, в водовороте больших и маленьких забот рассмотреть партнера порой нет времени. Все мимоходом, все в спешке, редкие выходные, короткие праздники. А тут рассматривай – не хочу. Если не помрете со скуки, значит, будете жить долго и счастливо. Нам с Лешкой скучно не было, нам было хорошо, так как надо. Можно было молчать, вести умные или не очень разговоры, можно было читать книгу или гипнотизировать телевизор, предаваться разврату или унынию, вдвоем это было восхитительно здорово. Глядя бессмысленными глазами дикарей на мутноватое море, мы пребывали в счастливой уверенности, что счастье может длиться вечно.

* * *

Новый день начался для меня со страстной арии Кармен. Шесть тридцать утра, несусветная рань. Под завывания страстной красотки, роль которой играла Рита, я продрала глаза и на автопилоте двинула в ванную.

Поплескав на себя холодной водичкой, снова почувствовала некоторый вкус к жизни. На всякий случай проверила почту, хотя можно было не сомневаться – Лешка на мое письмо не ответил. С пятого раза набрав пароль, зашла на ящик. Хм… а это еще что такое? Письмо на два килобайта от какого-то Андрея Петрова. Открыла, прочитала. Снова закрыла и снова прочитала. С третьего раза суть послания, наконец, дошла до меня. Неведомый мне Андрей предлагал пойти по нижеприведенной ссылке. Таким способом порой посылают вирусы. Но у меня неплохая защитная программа… была не была. И я отправилась по обозначенному адресу. Пока грузилась страничка, я думала о том, что предваряющая часть письма звучит несколько необычно. «Ну Настюха, ну ты даешь! Какой приятный сюрприз, я уж и не чаял увидеть снова твои чудные формы. А тут захожу на сайт, ссылку смотри ниже, и опаньки! Ну давай же, обнадежь старика, скажи, что ошибки нет».

Ссылочка была что надо. Сайт знакомств, отнюдь не романтических. Голые попы одна краше другой призывно маячили с иконок, упругие бедра обещали воплощение смелых подростковых фантазий. Так… а это еще что? О еее моееее…! Минут пять я сидела, вытаращив глаза. Просто смотрела, любовалась. Приобретя некоторую способность мыслить, я быстренько свернула страничку. Сил смотреть на такое похабство не было. Тем более, что на срамной картинке была изображена… я.

Выпила кофе, выкурила три сигареты, вернулась к компьютеру. Нет, ошибки быть не могло. Именно мое сладострастно запрокинутое лицо венчала надпись: «Женщина без комплексов скрасит ваш досуг». Лицо правда было слегка размыто, но оставалось более чем узнаваемым. Моя экстравагантная стрижка лишь усиливала впечатление сходства. Я щелкнула мышью и открыла картинку на полной размер. Да… Видела бы меня мама. Всего картинок оказалось три. Одна с лицом, одна вид сзади и одна так сказать в действии – я и упитанный господин преклонного возраста.

Очччень хорошо! Маленькая деталь, я никогда не делала подобных фото. Ни-ког-да! И господина с расстегнутой ширинкой знать не знаю.

* * *

Лизавета долго не могла привести меня в чувство. Я бегала по периметру офиса и выдвигала идею за идей.

– Надо позвонить на этот сайт! Что это такое?? Лиз, как такое может быть?? Это какой-то монтаж! Надо на них пожаловаться! Надо позвонить в милицию! Но как они могли? Как могли? Эдак любого так можно выставить и что делать? Лиз, что делать? Ведь все увидят! Все узнают меня и что делать? Лиз, а? Ну скажи!

– Настасья, – подперев полной рукой добродушное лицо, – обратилась к моему разуму Лизавета, – ну кто в здравом уме поверит, что это ты? Да я тебя как облупленную знаю и Гришка знает и вообще… Все кто знает, ну ни в жизнь этому не поверят. Чтобы ты? На панели? Да ты посмотри на себя в зеркало!

– Ой не знаю, не знаю… Лешка точно поверит. Ты понимаешь, какая история…

– Да понимаю, Григорий уже поведал. Он остынет, успокоится, мозги у него заработают и все он поймет. Критически так сказать осмыслит. Это даже хорошо, что они такой ход сделали. Одно дело с любовником, другое дело в роли шлюхи, это уж слшком!

– Ты уверена?

– Да, я уверена! Я очень сильно уверена. Ну хочешь, я сама твоему Леше позвоню?

Сговорились они что ли? Но Лешка, к счастью, позвонил сам.

– Насть, какой маразм, я ничего не понимаю. Что это за история с сайтом?

– Ты уже в курсе?

– Более чем. Мне письмо пришло со ссылкой. Мол, не хочу ли я полюбоваться на свою красавицу? Это уж как-то Насть, извини, слишком.

– Теперь ты понял, – заорала я, – что это подстава? Понял?

– Скорее всего, да, – спокойной ответил Леша, и попросил, – не ори только. Вопрос в другом, кто из твоих знакомых имеет на тебя такой зуб? И еще, каким образом фотографии кажутся такими натуральными. Я ведь действительно заказывал экспертизу, все подтвердили. Насть, может быть с Генрихом это все-таки ты? Он тебя напоил, изнасиловал?

– Ой, не говори чушь, я не просыпалась в чужой квартире в растерзанной одежде, я простилась с ним у метро. У метро, понимаешь? И потом тихо мирно поехала домой, закрыла дверь на ключик. Далее ничего интересного.

– И все-таки фотографии настоящие, – в Лешином голосе опять зазвучало противное сомнение, – ты знаешь, я машину разбил, арендованную… Ну когда получил то письмо.

– Ты цел?? – опять заорала я.

– Да цел, на деньги конечно влетел.

– Это ерунда, Лешь, это все ерунда. Ты можешь выслать мне эти фотографии? Они в каком виде?

– Обычные фотографии, на бумаге и письмо, на принтере распечатанное. Могу конечно.

– По диэчэл, ладно? Как можно скорее! Прямо сейчас вышлешь?

– Прямо сейчас тут еще раннее утро. Да и высылать ничего не надо. Лариска в Москву летит, с ней и передам все.

Лешкин голос все еще был неприступно холодным, но айсберг дал трещинку!

5. Свидетели

Как будто глыбу весом в сто тонн с моей души сняли. Хотелось петь и прыгать до потолка. На радостях я расцеловала Лизавету, выкурила полпачки сигарет и закатила Гришке скандал по поводу его задержки. Наш скромный офис буквально ходил ходуном. Мы переехали сюда накануне Нового года и первое время я все никак не могла взять в толк – как центре столицы сохранилось столь нелепое здание? Да еще и с печным отоплением. Это был отдельный, упрятанный в дебрях респектабельного двора крошечный домик. Каким то чудом Алексею удалось оформить на него долгосрочную аренду. Правда, тогда его психотерапевтический бизнес был на самом пике, он был владельцем одной из самых престижных клиник Москвы. Но и после истории, о которой я писала в предыдущей книге и которая лишила Лешку буквально всего, нас не трогали. Место здание занимало такое крошечное, что даже приличного магазина тут было не построить. Никто на наш кусочек земли пока не зарился и мы припеваючи жили, окруженные шикарными декорациями. Топили под настроение печь-голландку, а так перебивались электрическими обогревателями.

* * *

– Насть, что касается Иры. Ребята сказали, что типичный глухарь. Никаких свидетелей. Ближайшие соседи ничего подозрительного не видели и не слышали, до дальних пока не дошли.

По словам Гришки выходило, что Ира вела пусть и несколько распутный, но ничем не примечательный образ жизни. У нее было двое любовников, один из которых женат. Но и у того и у другого железное алиби на время убийства. По заключению эксперта, случилось все в промежутке от часа до двух ночи. Орудие убийства – узкий длинный предмет, скорее всего, кинжал или офицерский нож. Это конечно, какой-то след.

Про то, что Ира отдыхала в августе в Турции, милиции ничего не известно. По официальным данным, она не пересекала последние полгода границ России.

– Но как же, Гриш, даже этот хахаль ее, Наум, и тот знает, что Ира отдыхала.

– Ну мало ли что он знает. Может, она наврала ему.

– А я? Я же ее видела! И Лешка видел. Мы обознаться не могли, так чтобы оба сразу.

– Об этом ты сама следователю расскажешь, а я тебе говорю, что есть на сегодняшний день в деле.

– Она жила на содержании?

– Похоже на то, ее второй любовник – большой босс в крупной строительной компании, он же совладелец. Помимо него, он содержал еще с десяток дамочек разного возраста.

– Может быть ревность?

– Проверяют пока. Но на первый взгляд ничего серьезного. Жена в его дела не лезет, у нее своя жизнь. Любовницы не того масштаба птицы, чтобы нанимать киллера. Да и не тянет это на заказное убийство.

– Может быть, серийный маньяк?

– Насть, я тебя когда-нибудь тресну, ей богу. Все тебе маньяки мерещатся. Мы говорили с тобой на эту тему? Говорили?

– Говорили.

– Ну вот и не начинай заново. Не верю я ни в каких маньяков. И серии никакой нет. Никого за последние лет пятьдесят не резали у мусорных баков, предварительно раздев.

– А насчет Аркадия?

– Не смеши. Еще показания вороны нам не хватало проверять. Нет среди ее знакомых никакого Аркадия. И мама ее жива и здорова.

– И с какого же бока мы подступимся к этому делу?

Гришка задумался.

В очевидном на первый взгляд деле имелось всего-то одна неординарная деталь. Зато какая. По характеру следов крови на теле эксперт вынес не подлежащий сомнению вердикт – раздели женщину до того, как убить. Это было настольно нелепым, настолько вопиющим, что у нас руки опускались. Напрягая фантазию на полную мощь, мы все равно не могли вообразить ситуацию, в которой кто-то добровольно, именно добровольно, потому что следов борьбы не обнаружено, раздевается рядом с мусорными баками.

– Конечно, ее могли заставить раздеться угрозами… – предположил Гришка.

– Да зачем?? Ты мне объясни, зачем? Взять ее одежду? Но почему тогда оставили дорогие украшения? Унизить? Но тогда мы, только сиди тихо и не дерись, имеем дело именно с маньяком.

– Нет, не складывается… Не похоже, что ее хотели унизить. Ее не насиловали, не били, нет никаких записок. Хотя сам факт, что она была совершенно раздета, конечно может быть определенным намеком. Вот только на что?

– А улики? Хоть что-то нашли?

– Кровь, очень много крови. Ну и мусор конечно. Ребята перерыли ящики от и до. Тоже, знаешь, удовольствие ниже среднего. Может, что-то и было, но как понять, относится ли это к убийству или просто отбросы? Пара пуговиц, старая стелька, пакет с прошлогодними газетами… Окурков немеряно, волос, шерсти собачьей. Это же помойка, ты понимаешь?

– Ага, – сдерживая тошноту, кивнула я, – понимаю. А формальный мотив? Какие версии менты отрабатывают?

– Вот с этим проще. Формальных мотивов хоть отбавляй. Даже будучи замужем, покойница куролесила так, что дым коромыслом стоял. Помимо двух-трех постоянных кавалеров у нее было много одноразовых. Меняла их, как перчатки. Особенно после развода. Предпочитала женатых, сама снова под венец не торопилась. Не исключено, что десяток другой обманутых жен имели к ней претензии. Но… Я уверен, Насть, это тупик, сюда нам ходить не надо.

– Не скажи, обманутая женщина – страшный зверь. А тут целая свора.

– Ничему тебя жизнь не учит. Да нет, нет и нет! Она была откровенной стервой, открытой! Таких из ревности не убивают. Да к таким не больно то и ревнуют.

– Это почему еще?

– Ревнуют к равным, солнышко мое. Вот в этом случае страстишки могут завести в дремучее ведомство УК. А такую откровенную шалаву убивать не станут. Кости ей перемоют, с асфальтом морально сравняют, но даже морду царапать не станут. Ты пойдешь бить фейс Паломе Андерсен, если Лешка повесит ее плакат над кроватью?

– Сравнил. Плакат – это совсем другое.

– Не придирайся, отпусти мысль погулять. Надо искать другой мотив.

Не споря с Гришкой, я решила отложить поиск до лучших времен. Например, до завтра. На телефон пришло очередное сообщение от Соболева, который в условно категоричной форме требовал рандеву. «Не могли бы мы встретиться сегодня там то и там то. Прошу, не опаздывай».

* * *

Кафе, в которое пригласил меня Генрих, оказалось, мягко говоря, не из дорогих. Хоть Соболев и был вполне обеспеченным по нынешним меркам человеком, сколько его знаю, всегда жался из-за каждой десятки. Во времена наших странных отношений, чаще всего застолья и походы по питейным заведениям, оплачивала я. Из соображений безопасности. За свой счет Генрих мог накупить такой дряни или пригласить в такое место, что потом неделю пришлось бы поправлять пищеварительную систему.

Я с тоской оглядела крошечные, явно не предназначенные для обильных трапез, столики, мрачных официанток и лениво плавающих в мутной воде аквариума рыбок.

– Давай, – радостно потирая руки, – кивнул мне Генрих, – заказывай.

Из вредности я сделала выбор в пользу самого дорого блюда – пиццы по-мексикански аж за 84 рубля. Ничем более серьезным в заведении не кормили. От барских щедрот Соболев заказал еще фисташек и чипсов, и мы приступили к кутежу.

– Настя, меня насторожил твой звонок, – начал он, отхлебнув теплого, без признаков пены пива.

Я чуть не поперхнулась. Этот овощ в чем-то меня упрекает?

– А меня насторожили события, которые ему предшествовали. Поверь, такое в моей жизни случается далеко не каждый день. Если уж ты вытащил меня, то мне хотелось бы самой задать тебе пару вопросов.

– Да, – встрепенулся Генрих, – какие же?

– Такие же, у кого могли оказаться твои фотоснимки?

– Что ты имеешь в виду? Господи, да я встречаюсь со множеством людей, я бываю в центре внимания большую часть своей жизни. Меня фотографируют для газет и просто для хроники, – Генрих гордо набычился, всем своим видом говоря: «На какого крошишь батон, девочка?» Я точно знала, что если Соболев и бывает в центре внимания, то исключительно своего собственного. Но решила не обижать мерзавца, не травить его душу бесполезным ехидством.

– Ты делал свои эротические фото?

– Я?? Эротические фото?? Анастасия, – трагично возвел он очи горе, – это приватная часть моей жизни, я не собираюсь выставлять ее напоказ. Объективу в моей спальне не место!

– То есть нет?

– Нет, то есть да, в том смысле, что я хотел поговорить совсем о другом.

– Другое меня не волнует, меня волнует, КТО воспользовался твоими фотографиями.

– А тебе не волнует кто воспользовался ТВОИМИ фотографиями?

– Ты не поверишь, я тоже порой бываю в центре внимания. Хотя меня не снимают для хроник. Проехали, – я поняла, что не добьюсь от Генриха ничего дельного, от него и раньше не приходилось ждать большого участия, – если не ты сам воспользовался своими… или моими снимками, то проехали.

– Анастасия! – Соболев сорвался почти на визг, и я поняла, что не стоит провоцировать его дальше.

– Так о чем ты хотел со мной поговорить?

– Ты сказала, что фотографии настоящие? Как такое могло получиться? Мы ведь не делали таких фотографий?

– Да уж… – я сочла за благо не вдаваться в подробности.

– Так что же? Как же?

– Ну что ты заладил? Я то откуда знаю. Пока что и в глаза этих фотографий не видела. Монтаж какой то.

– Настя, как ты думаешь, они могут дойти до моей жены?

– Почем мне знать.

Генрих скособочился, напряг подбородок, так что на нем проступили рытвины.

– Ты не понимаешь, видимо, всей серьезности. Дело в том… что моя жена, как сказать, она очень порядочный, очень чистый человек. Понимаешь, эта темная сторона жизни, порно там, адюльтеры, интриги, ее никогда не касалась. Она может просто не вынести удара.

– А я тут при чем?

– Как это? Ведь именно ты на этих снимках.

– И ты!

– Но я точно ни при чем. Меня, возможно, использовали, хотя я пока не могу понять, каким образом.

– Вот и я не могу понять. А насчет твоей жены… Я ее знать не знаю, что ты мне сейчас о ней сказки рассказываешь?

– Настя, это не сказки. Совсем не хочу тебя обидеть, но она… она из другого теста. Не то, что все современные женщины. Она очень цельная натура, и очень, очень ранимая. Понимаешь, у нее слабое здоровье, ей ни в коем случае нельзя нервничать, ни в коем случае. Это может привести… к необратимым последствиям.

– Чего ж ты тогда рога ей ставил, коли она такая ранимая?

– О господи, да она не знает ни о чем! Она даже не догадывается! И это другое, я ей фактически не изменял.

– Фактически да.

– Ты о чем?

– Проехали.

Видимо, происшествие затронуло Соболева всерьез. Он заказал мне вторую порцию пиццы и даже на кофе не поскупился. Со сливками. Мне был не совсем понятны опасения Генриха. Каким интересно образом его жена могла узнать о фотографиях, присланных Лешке? Почему Соболев в такой панике? Встреча оставила во мне тошнотный осадок. Как если бы кто-то посторонний нашел в моей квартире ворох давно нестиранного белья.

Наверное, в жизни каждого, если покопаться, можно обнаружить такие вот биографические вехи. Искренне надеюсь, что я не одинока в своей беде и миллионы нормальных, уважающих себя людей, в момент помрачения рассудка, перестают оценивать себя адекватно. Они, как и я, выставляют себя на распродажу, забыв о престижном дипломе, о личной библиотеке русской классики, о новых ботинках из итальянского бутика, о последней премьере Триера, о стрижке за сто долларов, о вызубренных наизусть стихах Ли Бо «Солнцу дано, раз возникнув, не прекращаться. А человек – не эфир изначальный, где уж ему уходить – возвращаться!» Отринув свой истинный прайс, за три копейки дарят внутреннее и внешнее богатство залетному проходимцу. Потом до конца жизни их давит жаба. Но кто не совершал ошибок?

* * *

Во вторник я обивала пороги соседей, пытаясь выведать у них ускользнувшие от милиционеров подробности. На лестничной площадке вместе с Ирой проживали Вероника Сметанина с сыном-подростком Колей и семья Крюковых, муж Жора, жена Валентина и две дочки семи и пяти лет – Ксюша и Даша. Люди приятные и не слишком любопытные.

– Ну пела она, так и сама поди знаешь, а других претензий к ней нет, – пожимая дебелыми плечами, сказала Вероника, – ворона еще эта ее доставала, особенно по утрам, уж где только раздобыла такое чудо. Мой Колька прямо обзавидовался, тоже такую хотел.

– Может, что-то подозрительное в последнее время замечала? – не сдавалась я.

– Да нет, все как обычно, – Вероника смахнула с нарядной скатерти несуществующие крошки, – мы в августе в Пицунду уезжали на три недели, только вот перед первым сентября вернулись, Кольке в школу. Я тут крутилась, как белка в колесе, тетрадки, учебники. Не до того мне было.

– Да я понимаю. Но ты все-таки подумай, ведь стены то тонкие, небось каждый вечер как-то да проявляла себя соседка?

– Ой, привыкаешь, как у железной дороги жить, сначала шумно, а потом ничего. Воду включала она, слышно, когда в ванной. Пела, вечером тихо, но все-таки доносилось. На пол что-то, бывало, упадет, каблуками топала сильно. Да что тут можно понять?

– А вот в этот день, точнее уже ночью, как все было?

– Не помню я, честное слово. Если бы знать, что ее убьют, конечно бы обратила внимание, а так… нет. Я в этот вечер еще злая была. Пришла, выпила коньяку и сморило меня.

– А что злая то?

– Да подонок какой то, прости господи, гвоздь засунул в магнитный замок в подъезде, а все на моего Кольку свалили. Как чуть что случится, так сразу на пацана. Он без отца живет, защитить некому, вот и выпендриваются кто во что горазд.

– Так, а ты говоришь, ничего необычного.

– Да при чем тут замок? Ой… ты думаешь, это он, убийца, замок то сломал?

– Рано пока еще об этом думать. Милиции сказали об этом?

– Нет, – растерялась соседка.

Глаза ее, ярко серые, смотрели на меня с восторгом внезапного озарения. Можно не переживать – уже через час весь дом будет знать, что именно убийца сломал накануне магнитный замок. Починили его, по словам Вероники, только на следующее утро. Как раз незадолго до того, как мужчина из второго подъезда нашел труп.

* * *

К нему то и отправилась я, попрощавшись с Вероникой и убедившись, что никого из Крючковых нет дома.

Военный пенсионер Петр Петрович Сидоров встретил меня настороженно, но соседский этикет не позволил отказать в аудиенции странной сыщице.

– По будним дням я спускаюсь в семь тридцать, а в выходные дни на два часа позже. Не хочется греметь дверями, пока кто-то спит.

– Выносите мусор?

– Это скорее повод. Просто прогуливаюсь, попутно заворачиваю к мусорным бакам и выкидывают пакет. Пока была жива Дина, мы с ней каждый день гуляли, вот я и привык.

– Жена?

– Кошка. Сиамская. Выводил ее подышать воздухом, – Петр Петрович грустно вздохнул. В квартирке его было чистенько, но бедненько. Еще не старый мужчина вел аскетический образ жизни. Старенький телевизор Филипс был, пожалуй, самой дорогой вещью в интерьере двухкомнатной квартиры. Сколько ему? Едва ли и семьдесят есть, а уже сник, отгородился от мира. Мог бы еще работать, между прочим.

– Я веду довольно уединенный образ жизни, – словно услышав мои мысли, продолжил Сидоров, – это развивает наблюдательность. Когда изо дня в день видишь одно и то же, любая новая деталь воспринимается ярче.

Манера говорить у соседа была такой правильной и даже местами вычурной, что я мысленно поаплодировала старой военной гвардии. А может, просто много читает?

– Последние несколько лет основной мой досуг – это книги. Прогулки – вот единственная моя связь с миром.

Мысли он что ли слышит?

– Нет, мыслей я не слышу, – хитро прищурившись, огорошил меня Петр Петрович.

– Но как? Я действительно подумала, что вы должно быть много читаете…. Ваш язык…

– Настя, у вас все написано на лице. Вы смотрите на меня как на заморское диво и при этом косите на книжные полки. Говорю же вам, простая наблюдательность.

– Вам удалось заметить в то утро что-то необычное?

Мужчина крякнул, перемешал в стакане остывший чай, потом еще раз крякнул.

– В общем да. Так сказать, это в целом выглядело довольно необычно. Обнаженная женщина, лежащая рядом с контейнером для мусора. Был удивлен, но сначала нисколько не испуган. Я не сразу понял, что она мертва.

– А когда поняли?

– Когда дотронулся до нее.

– Вы ее трогали??

– Конечно. Я думал, требуется помощь. Но она была… она была уже совсем холодная. Скорая помощь была не нужна. Но я все-таки вызвал. Сначала позвонил в милицию, а потом в скорую. Очень быстро и те и другие приехали. Почти одновременно.

Петро Петрович помолчал какое-то время, а потом признался:

– Вы знаете, с меня ведь подписку взяли. О невыезде. Я так думаю, что они не стали меня исключать из списка подозреваемых.

– Да что вы! Просто вы – самый главный свидетель.

– Да-да, разумеется.

– Простите ради бога, что донимаю вас всеми этими разговорами, но дело есть дело… Может вы что-то еще заметили?

– Я в общем все, что мог, рассказал милиции, но если желаете, я повторю рассказ.

* * *

Спустившись вниз, Петр Петрович первым делом завернул в сторону помойки. Далее путь его лежал через пустырь в парк. Обычно в выходные он шел по большому маршруту, тратя на это часа три. Когда пенсионер выходил из дома, во дворе никого не было. Часть жильцов еще в пятницу уехала на дачу, остальные сидели по домам. Лишь где-то в отдалении слышался собачий лай, да в соседнем дворе пытались завести машину. Та пыхтела и сопротивлялась.

Все как обычно, ничего не привлекло его внимания, никакие зловещие детали не указывали на уже свершившуюся трагедию. Нырнув под навес, скрывающий баки, Петр Петрович кинул пакет в ближайший контейнер и уже было собрался идти на прогулку. Но тут с неудовольствием обнаружил, что попал ногой в вязкую лужу. Полез в карман за бумажным платком и увидел ее. Почти скрытая тремя поставленными друг друга на деревянными ящиками, она лежала, свернувшись калачиком. Петр Петрович сначала увидел волосы, задубевшие от крови. Именно они запомнились Сидорову в малейших деталях и именно они сказали ему о том, что женщина мертва. Ища на ее шее пульс, он уже точно знал – не найдет.