Текст книги "Спаси меня, мой талисман!"

Северянские женщины при чужих людях стыдливы и стараются не проявлять своих чувств, а тут Жихарь смотрел мрачновато и так презрительно кривил губы, будто Белава всего лишь очередная зазноба друга и не более того, что она вконец смутилась и стушевалась. Прощание влюбленных получилось каким-то быстрым, скомканным. Веселин крепко поцеловал Белаву, вскочил на коня и, махнув рукой, тронулся в путь. А она смотрела вослед всадникам до тех пор, пока они не скрылись в густом лесу.

Глава четвертая

Недвига проснулась, сладко потянулась. Рядом похрапывал хозяин Кутай. Женщина недовольно сморщилась, встала, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить его. Он обязательно должен проснуться сам, иначе изведет всех своих домочадцев придирками и недовольством. И хотя Недвига считалась его любимой женой, доставалось и ей.

Печенеги – дикий люд. Мало кто из них обзаводится семьей, как это принято у большинства народов. Только богатые имеют жен и признают их детей своими. Остальные живут просто: любятся с кем хотят, так что женщины порой сами не знают, кто отец ребенка.

Вообще, жизнь в печенежском стане очень сильно отличалась от той, к которой Недвига привыкла. Главное богатство – это табуны лошадей, крупный рогатый скот, овцы и козы. Разводили и верблюдов, но количество их было невелико. Между собой печенеги не торговали, ремесел никаких не было, награбленное добро забирали себе, а рабов продавали на крупных торгах.

Казалось, богатство само плыло в руки печенегов. Они никогда не думали о корме для животных: зимой и летом ковыль и тирса остаются свежими, и их легко разгрести от снега копытами. Начиная с весны до самой осени по рекам Дон и Итиль[27]27
  Итиль – Волга.


[Закрыть] следует множество торговых караванов – раздолье для грабежа. Самое великое для печенега счастье – это набег, засада, грабеж или просто война – все для захвата как можно больше пастбищ, добычи и пленных.

Простые печенеги распродавали почти всех пленных. Содержать рабов – это привилегия племенной верхушки: старейшин, вождя, его родственников и особо приближенных. Хозяин Недвиги как раз приходился братом вождю, что и способствовало его быстрому обогащению и желанию иметь подле себя как можно больше привлекательных женщин.

Сам Кутай красотой не блистал: небольшого роста, лысый, нос картошкой, глаза узкие – такие, какие и положены степняку, проводящему больше половины своей жизни на ветру. Ему было уже за пятьдесят, но ненасытность его не знала предела. Возраст не мешал каждую ночь приглашать к себе в вежу жену или рабыню. Последнее время привилегия ублажать мужа принадлежала Недвиге.

Недвига вышла из вежи. Солнце только-только взошло, и еще жара не вступила в полную силу.

Печенежские женщины, первыми начав трудовой день, уже возвращались с полными подойниками из степи, где паслись стада.

Пришла и Тенгиза, поставила два тяжелых подойника в тенек, следом за ней рабыни несли каждая по два подойника. Позади всех приплелась Рута с одним ведром. Она была на сносях, и ей полагалось некоторое послабление.

Тенгиза хмуро взглянула на Недвигу:

– Чего стоишь? Почему костер не разожгла? Голодными хочешь нас оставить? Узнаешь тогда ласку хозяина.

Недвига уже привыкла к вечному недовольству второй жены, не стала препираться и споро принялась разжигать огонь. Рабыни молча разливали молоко по корчагам.

С тех пор как хозяин выделил среди рабынь Недвигу, Рута с ней почти не разговаривала. До этого она считалась его любимой рабыней. Вообще всех удивило то, что хозяин назвал Недвигу женой. Обычно этим титулом он награждал женщин, рабынь или степнячек – все равно, подаривших ему детей. С какой радости он выделил Недвигу, никто не понимал, хотя скрепя сердце и признавали, что она обладала той редкой красотой, которая встречается раз на тысячу женщин.

Рута не только завидовала, но и злилась, поскольку теперь ей доставалась вся тяжелая работа, а ведь она последний месяц донашивала дитя.

Рута была простой девушкой из небогатой славянской семьи, и рабская доля ее не тяготила. В плен она попала в год, когда родители разрешили ей вечерами гулять с подружками, чтобы подыскать себе жениха. Жениха она встретить так и не успела, а после пленения проделала тот же путь, что выпадает на долю почти всех рабов: невольничий рынок, невольничья ладья и снова невольничий рынок в Итиле[28]28
  Итиль – столица Хазарского каганата.


[Закрыть], откуда она попала в царский дворец в услужение матери бека. Все бы ничего, но хозяйка отчего-то невзлюбила девушку и велела сыну убрать ее с глаз долой. В то время как раз снаряжали посыльных с подарками для степняков – так Рута оказалась в печенежском стане.

Рута всеми силами желала подарить Кутаю детей, но почему-то рожала мертвых. Она не понимала: за что ей такая доля? Вот Тенгиза тоже была рабыней, но родила хозяину сына и сразу стала женой. Правда, мальчик умер через два года, но Тенгиза осталась при муже. Недвига же вовсе не принесла хозяину детей, а он все равно назвал ее женой. Не иначе заколдовала!

Костер наконец разгорелся. Вскоре на огне забулькала вода в котле, ароматно запахло мясом.

Еда – еще одна из печенежских особенностей, к которым Недвига долго привыкала. Поскольку печенеги не занимались земледелием, то не употребляли крупы и не знали, что такое мука. Недвига очень скучала по пирогам и блинам, а молочную пищу и мясо иногда даже на дух не выносила, видеть не могла и ела только лишь для того, чтобы поддержать в себе силы.

Солнце поднималось выше и выше. Жар от костра становился все невыносимее.

«Искупаться, что ли?» – подумала Недвига.

– Я к реке схожу, постираюсь, – сказала она старшей жене Кутая, изможденной пожилой женщине.

Та уже села за шитье прямо около костра и в ответ лишь кивнула головой. Старшая жена, в отличие от Тенгизы, к Недвиге относилась хорошо, никогда не ругалась, не кричала на рабов и вообще была смиренной женой. У нее уже были внуки, и, кроме своей главной обязанности – варить обед, она занималась детьми.

Кочевой стан в это лето расположился около небольшой речки, впадавшей в Дон. В основном речку можно было перейти вброд, но среди прибрежных зарослей встречались и глубокие места, к которым и направилась Недвига, подальше от людских глаз.

Первым делом она постирала свою одежду и развесила ее по кустам, затем вошла в воду и с наслаждением принялась плескаться. Вдоволь набултыхавшись, вылезла на берег, распустила волосы, тщательно расчесала их костяным гребнем, снова заплела в косу, совершенно не замечая, что за ней пристально наблюдают.

Недвига потрогала одежду – высохла, пора одеваться и отправляться в стан. Там ее, наверное, уже потеряли. Она быстро натянула тонкие шаровары и уже собиралась надеть платье, как вдруг перед ней возник гибкий воин в кожаных штанах, с голой грудью, с волосами, перехваченными на затылке истершимся ремешком. Простота одежды не обманула женщину: широкий пояс с нашитыми на нем бляшками, изображающими волка, свидетельствовал о принадлежности воина к печенежской знати.

Недвига невольно вскрикнула, прикрыв оголенные груди рубахой, и тут же зашипела на незнакомца:

– Уйди…

– Какая ты красивая… – восхищенно прошептал мужчина, оглядывая ее потемневшими от страсти глазами. – Ты чья?

Он протянул руку, пытаясь отобрать рубаху. Недвига увернулась.

– Я жена Кутая.

Незнакомец нахмурился, еще раз оглядел ее с головы до ног, повернулся и исчез в прибрежных кустах.

Недвига быстро натянула рубаху и побежала в стан, дав себе слово, что больше никогда не пойдет к реке одна. И все же, надо признать, незнакомец смутил ее, приведя душу в трепет. Неужели она под тридцать лет не потеряла еще привлекательности? А почему бы и нет? Что, у нее семеро по лавкам? Она и рожала-то всего один раз, давным-давно, уж и сама забыла когда. И лета вовсе не трогают ее прекрасного лица, и седина не тревожит черные шелковые волосы. Женская природа относится к ней очень даже благосклонно.

Жаль, что посмотреться не во что. Зеркало – слишком роскошная вещь не только для славянки, но и для печенежской женщины. Хочешь полюбоваться на себя – смотрись в воду. Но Недвига не сомневалась, что ничуть не подурнела за зиму в плену. А иначе почему бы Кутай назвал ее женой?

Вечером она снова увидела незнакомца. Он пришел вместе с охотниками, принес дичь, свалил добычу у костра, где хлопотали женщины из семьи Кутая, метнул на Недвигу быстрый взгляд. Она смутилась, отвернулась. Мужчина отошел.

– Кто это? – спросила Недвига у старшей жены.

– Баян – сын Кутая.

– А почему я его раньше не видела?

– Он жил в другом печенежском племени. Наши знатные воины часто гостят в дружественных родах – это знак признательности и дружбы. Оттуда Баян жену привез.

– А что, Баян здесь жену не мог найти?

– Почему не мог? Наши молодицы на него сами запрыгнуть готовы, не один босоногий мальчонка из ребятни, что вертится вокруг, может считать себя его сыном. Но таковы уж наши обычаи, часто дети знают только семью матери, и лишь в последнее время мужчины стали признавать детей, чтобы их богатство не досталось чужим людям. Но тихо, вон идет жена Баяна. Сейчас дичь потрошить будем.

Недвига украдкой посмотрела на приближающуюся женщину, и сердце остро заныло: молода, красива, крепкого телосложения. С такой в соперничестве не потягаешься.

«Господи, ну о чем я думаю? – ужаснулась Недвига. – Узнай муж, убьет тут же!»

Лучшее средство от непрошеных дум – работа, и Недвига с головой ушла в дела, что действительно ей быстро помогло. Вскоре она совсем забыла о встрече у реки, тем более что вечером стоны Руты, собравшейся рожать, вообще отбили всякие посторонние мысли.

Едва Рута схватилась, скорчившись, за живот, стало ясно, что пора звать шамана – в печенежском стане ни одно жизненно важное событие не проходило без его участия.

Старый шаман идти к роженице не торопился. Рабыня, бегавшая за ним, пришла с наказом:

– Положите Руту на множество шкур и перевяжите живот широким ремнем.

Женщину быстро уложили в веже, перевязали, как было велено. Она вела себя спокойно, даже с некоторым достоинством, но иногда, когда схватки становились невыносимыми, прикусывала губу и едва слышно стонала.

Наконец пришел шаман: нечесаный старик, длинный и худой, в сером рубище до щиколоток, грязном и в заплатах.

Недвига шамана не любила. Он всегда ходил угрюмым и мало общался с людьми. Женщин, детей, рабов он вообще не замечал, разговаривая только с мужчинами. Недвига несколько раз, встречая его в стане, кланялась, но он проходил мимо, даже не взглянув в ее сторону.

Шаман приложил ладони к животу роженицы, постоял так, шепча заклинания, затем принялся давить сверху вниз, как бы подгоняя плод к лону. Рута закричала, но Тенгиза тут же заткнула ее рот кляпом.

– Зачем же они издеваются над ней? – возмутилась Недвига.

Жена Баяна посмотрела на нее с удивлением.

– Шаман, наоборот, облегчает ей роды, – пояснила она. – Все печенежские женщины так рожают. Только мы не кричим, как рабыни, не тревожим наших мужчин. Пойдем нагреем воды.

Они вышли из вежи, причем Недвига с превеликим нетерпением, не вынеся больше чужого страдания.

Она грела воду, а жена Баяна носила ее в вежу. И хотя на стан давным-давно опустилась ночь, женщины в их семье не спали. Один Кутай уснул безмятежным сном, вовсе не интересуясь исходом родов.

Недвига так и провела всю ночь под открытым небом, изредка подремывая у костра, где грелась вода. Первым под утро ушел шаман, затем из вежи вышла старшая жена. В руках она держала мертвое тельце ребенка.

– А Рута? – спросила Недвига.

– Жива, жива, – успокоила женщина.

Недвига вошла в вежу.

Рута, вся в крови, лежала на шкурах и плакала.

– Разве я смогу родить здесь? – пожаловалась она сквозь слезы.

Недвига намочила тряпку и принялась протирать роженицу.

– Да, нам тяжело вынести такие роды, но печенежские женщины рожают ведь.

– Конечно, им все нипочем, – усмехнулась сквозь слезы бедная женщина. – Теперь хозяин не назовет меня своей женой. Век мне рабыней оставаться. А ведь я намного вас с Тенгизой моложе! Разве это справедливо?!

– Недвига, – окликнула Тенгиза, – хватит с ней возиться, бери подойники, пойдем на дойку.

Бессонная ночь прошла, наступил новый день, и никто не пожалеет женщин, не предложит им отдохнуть, и до самого вечера они будут трудиться, едва не падая от усталости, не смея попросить даже часа на передышку.

После появления Баяна мужчины в стане заговорили о союзе двух племен для борьбы с уграми[29]29
  Угры – венгры, в конце IX века изгнаны печенегами с Подонья.


[Закрыть], занимавшими сочные пастбища рядом с Хазарией, и о скором походе с целью наживы. Разумеется, с Недвигой этими сведениями не делились, в печенежском стане женщины вообще не принимали участия в военных советах. Но именно они умели очень хорошо слушать, поэтому любое предприятие мужчин становилось известно всем.

Недвига не понимала одного: степь была огромнейшей, бескрайней, – неужели ее не хватало для безбедного житья всем: и печенегам, и уграм, и другим племенам, обитавшим здесь?

Но, видно, печенег создан только для войны и разбоя. Он не знал более приятного развлечения, чем набеги на беззащитное оседлое население, грабежи и засады на торговых водных путях.

В походы ходили несколько раз за лето, для того, чтобы обеспечить себе безбедное проживание зимой. С собой воины часто брали женщин – тех, кто не был обременен детьми. Печенежская женщина с детства привыкла сидеть на лошади, многие были воинственны не менее мужчин и с удовольствием принимали участие в боях. Но обычно женщины, когда мужчины разоряли села, сторожили повозки. В случае превосходства противника повозки бросали, и если женщина не могла о себе позаботиться и сбежать, то становилась пленницей. Ничего не поделаешь – победителю и награда.

Узнав о походе, Недвига обрадовалась: муж уедет и наступит пусть небольшая, а передышка. Наконец-то она сможет отдохнуть от его настойчивых неприятных ласк. Но, как назло, будто прочитав ее мысли, накануне отъезда он предупредил:

– Недвига, ты отправишься со мной.

– А как же Тенгиза? – удивилась женщина: до этого привилегия ходить с мужем в походы принадлежала второй жене.

– Вы поедете вдвоем, – ничуть не смутился Кутай.

Тенгиза метнула на соперницу уничтожающий взгляд. «С нее станется под шумок боя и меня извести», – подумала Недвига и покорно стала собираться в дорогу.

Сборы были недолги. Подвижная легкая конница всегда была готова к военным действиям: засаде в неожиданных для противника местах, стремительному натиску и грабежу в селах, умению быстро скрываться при неудаче. Мужчины, вооруженные луками, копьями и саблями, вообще никогда не выпускали оружие из рук.

Первый день ехали мирно. Лошадей, запряженных в повозки, погоняли женщины. Спереди и сзади ехали верховые. Далеко вперед был послан отряд лазутчиков, выискивавших богатые поселения.

За весь день остановились всего раз – поили лошадей, и только к вечеру наконец устроили ночной привал. Мужчины распрягали коней, женщины разжигали костры.

Недвига с удивлением оглянулась: Тенгиза куда-то исчезла. Подошла жена Баяна:

– Недвига, я костер разожгу, а ты за водой сходи. Здесь неподалеку ручей течет. Только не задерживайся, скоро стемнеет.

Недвига спустилась к небольшой речушке, зачерпнула в котелок воды. Хотела тут же вернуться в лагерь, но не удержалась, отставила котелок, нагнулась над водой, поплескалась, омыла лицо, руки. Выпрямилась и вдруг на другом берегу заметила двух женщин, стоящих друг против друга. В одной из них она узнала Тенгизу, другая, толстая старуха, была ей незнакома.

Недвига насторожилась, но, испугавшись, что женщины заметят ее, решила уйти. Уже подхватывая котелок, она увидела, что старуха передала Тенгизе какой-то предмет, тут же исчезнувший в складках ее одежды.

Недвига двинулась по тропинке к стоянке, но не удержалась и оглянулась. Женщин на берегу не было.

– Что за наваждение? Показалось мне, что ли?

В степи действительно солнце садилось быстро, и вот уже темнота накрыла землю, и, если бы не разожженные костры, можно было потеряться.

На подходе к стоянке, чуть в стороне Недвига увидела Тенгизу, пробиравшуюся через высокую траву.

– Тенгиза? – окликнула она, прежде чем подумала: а стоит ли?

От неожиданности женщина вздрогнула, но тут же успокоилась.

– А, это ты. За водой ходила? А я вот погулять решила перед сном, ноги размять…

Тенгиза пошла по тропинке впереди, и Недвига заметила, что подол у нее мокрый – не иначе речку в брод переходила.

Они вместе подошли к своим повозкам, где горел уже яркий костер и на огне жарилось мясо.

– Недвига, я устала тебя ждать, – укорила жена Баяна, – ставь скорее воду на огонь. А ты, Тенгиза, где была?

– А тебе-то что? – огрызнулась та.

Жена Баяна смутилась и ничего не ответила. Тенгиза считалась в походе старшей среди всех женщин из семьи Кутая.

Тенгиза двинулась к своей повозке, но вдруг оступилась и, ойкнув, присела. Из рук ее выпала небольшая дощечка. Недвига тут же подняла ее. При свете полыхающего огня она хорошо разглядела ее: красноватая, с отколотым уголком, с вырезанными черными знаками[30]30
  Печенеги пользовались рунической письменностью.


[Закрыть].

– Что это?

– Не твое, отдай. – Тенгиза вскочила и выхватила дощечку. – Это магические знаки. Кто не понимает, тому несчастье приносят. Так что не хватай, что тебе не принадлежит.

– А тебе она зачем?

– Да что вы ко мне пристали все сегодня? – в сердцах воскликнула Тенгиза и скрылась в своей повозке.

Недвига задумалась – не эту ли дощечку передала ей старуха?

– Тенгиза все время злится, – перебила ее мысли жена Баяна. – Не понимаю, что я ей сделала плохого?

– Она не на тебя, а на меня злая. Я же у нее любовь мужа отнимаю.

– Мне кажется, она вовсе его не любит и вообще печенегов не любит.

– Как так? Разве сама она не из этого рода? – удивилась Недвига, которая никогда никого не расспрашивала о Тенгизе и ничего про нее не знала.

– Она неизвестно кто, – усмехнулась женщина. – Мне Баян про всю свою семью рассказал. Говорят, она принадлежала самому кагану[31]31
  Каган – правитель Хазарии.


[Закрыть], и, когда печенежские роды перекочевали в Подонье, каган всем вождям прислал подарки, чтобы не грабили окраины его государства. Для вашего вождя среди подарков была и Тенгиза. В молодости она славилась красотой. Рута больше о ней знает, они ведь обе из Итиля прибыли. Тенгиза и сейчас неплохо выглядит. Чем-то на тебя похожа…

– А как же она стала женой Кутая?

– Вождь умер, а по печенежским обычаям, если воин при жизни никого не назвал женой и не признал каких-то детей своими, то все его добро распределяется между всем родом. Вот отцу Баяна она и досталась, родила ему сына и из рабыни превратилась в жену.

Рассказ женщины удивил Недвигу, но быстро вылетел у нее из головы, поскольку, в общем-то, она давно старалась поменьше общаться со злобной Тенгизой.

После еды, почесав брюхо, Кутай рыгнул и сказал:

– Сегодня я пойду в повозку к Тенгизе.

– Я счастлива, милый, – вторая жена обвила руками его шею, исподтишка победно посмотрев на соперницу.

«Ну и хорошо, – думала Недвига, укладываясь спать на мягких шкурах. – Мне отдых тоже не помешает. А Тенгиза-то как обрадовалась! Нет, не права жена Баяна, думая, что ей безразличен муж. И все же странный сегодня был вечер».

Но сон быстро сморил женщину, не дав ей продумать до конца все, что она увидела и услышала. А ночью случилось происшествие, после которого Недвига вообще не хотела больше об этом вспоминать.

Печенеги, коварные разбойники, не ожидали, что кто-либо еще может действовать теми же средствами, что и они. Хотя ими предусмотрительно был выставлен дозор, он не помешал неизвестному отряду подойти близко к стоянке и напасть на спящих людей.

Недвига проснулась от воинственных криков. Она сразу поняла, что случилось что-то ужасное, выскочила из повозки. Первым, кого она увидела, был Баян. С луком на изготовку он подбежал к ней, крикнул на ходу:

– Быстрее лезь под повозку и не высовывайся.

Дважды повторять не пришлось, она мигом сиганула в пространство между колесами и замерла, настороженно вглядываясь в темноту. Но обзор был невелик: перед глазами мелькали только чьи-то ноги и раздавались устрашающие крики.

Бой кончился так же неожиданно, как и начался. Ночные пришельцы растворились в предутренней мгле, оставив печенегов подсчитывать свои потери.

Из повозок стали вылезать испуганные женщины. Недвига тоже выползла из своего укрытия, отряхнулась. Воины возбужденно переговаривались. Вдруг раздался крик:

– Вождь погиб!

Вождь лежал у своей повозки ничком, между его лопаток торчала рукоятка длинного ножа.

– Странно все это, – задумчиво произнес Баян.

Он нагнулся и резким движением выдернул нож из окровавленного тела. Хрустнула кость, и Недвига невольно зажмурилась, когда из раны брызнула кровь.

Вождя подняли, положили в повозку.

– Надо в стан возвращаться, – решил Кутай, – вождя надо хоронить по обычаю.

– А дозорные где же? – вспомнил кто-то.

Вскоре с дозором все стало ясно. Воины безмятежно спали, сладко похрапывая во сне.

Старший протер глаза, недоуменно уставился на окруживших их хмурых воинов.

– Как вы могли уснуть на посту? – возмутился Баян.

– Не знаю…

– Пока вы тут дрыхли, вождя убили.

Старший мертвенно побледнел.

– Наваждение какое-то, – заикаясь, начал он оправдываться, – ведь раньше с нами такого не случалось. А в этот раз все чудно как-то было, женщины принесли еду и питье, а больше ничего не помню…

– Ладно, в стан возвращаться надо, – снова затвердил Кутай. – Старейшины разберутся, что к чему. Свяжите их, пусть пешком идут.

Всю дорогу Баян и его отец ехали рядом, обсуждая происшествие.

– Странное какое-то нападение. Не грабили, пленных не взяли, неожиданно появились и тут же исчезли, – недоумевал Баян.

– И дозорные почему спали? Ведь не было раньше такого, – вторил ему Кутай. – Брата жалко. На десять лет младше меня. Как он переживал, все хотел сплотиться с другими племенами, сколько троп к ним проложено было, сколько переговоров, ненужных обид друг другу высказали, прежде чем решить вступать в союз. Все насмарку…

– В стане старейшины устроят нам дознание… – переживал Баян. – Что говорить будем? Не уберегли вождя, так и головы лишиться можно…

– Мы не виноваты, а парней молодых жалко. Уснуть в дозоре – позор на весь род. Им уж точно головы не сносить…

Недвига ехала, украдкой поглядывала на красавца Баяна и изредка вздыхала, вспоминая ночное происшествие. В разгар боя он бежал к ее повозке. Зачем? Неужели беспокоился? Хотелось думать именно так. И не было ей дела ни до странных ночных разбойников, ни до боя – она жива, и Баян живой, и большего ей в этой жизни ничего не надо.