Текст книги "3D мир Волкова. Путешествуя во времени"

3D мир Волкова
Путешествуя во времени
Наталья Смехова

© Наталья Смехова, 2015

© George Nova, дизайн обложки, 2015

© Джоил Тинтджелер, фотографии, 2015

Редактор Ксения С.

Благодарности

Генри Коенджоро

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава I. Краткая справка о Волкове

Итак, Волков. Волков, как человек и как лицо должностное, служебное, был в высшей степени положительным. Во-первых, небритость. С какой-то стороны легкая небритость – это всегда положительно. Лоб у него был высокий, лицо приятное. Волосы… есть, и слава Богу. Что еще нужно для 40-летнего мужчины, который давно забросил спорт и семью, и даже иногда «закладывал». Сами знаете чего «закладывал». Ну не идеален, что сказать!

Но бабушку через дорогу – это всегда, пожалуйста! Бабушка у него была строго по расписанию. Ровно в 7.15 он выходил из дома, тут-то она как раз и шла – бабушка Таисия Ивановна. А шла она, значит, на рынок. На рынке Таисия Ивановна продавала гвозди. Ничего необычного.

Идет себе бабушка в 7.15 на рынок, а тут, естественно, Волков, всегда вовремя, ну и чего не перевести через дорогу, спрашивается? Тем более, что Таисия Ивановна ходячая.

Работал Волков в полиции. Бухгалтером. Считал себе, складывал.

Волков был нормальный бухгалтер. Ничего особенного.

Но тут, вот уже несколько месяцев все вокруг обсуждал, что Волкова… как бы это сказать, похитили инопланетяне и вернули.

Эту новость смаковали во всем городе, приписывая все новые и новые подробности.

Таисия Ивановна даже перестала с Волковым улицу переходить. Может, другого бухгалтера нашла. Ну, или слегла, например. Не всегда же ей улицы переходить!

Итак, Волкова похитили. Сначала об этом знал только Волков. Вот как это было.

Глава II, в которой Волков встречает Апокалипсис

Волков осознал, что с ним произошло что-то из ряда вон выходящее, когда стоял в одном носке и рубашке наизнанку и жадно пил воду. Именно в этот момент он, можно сказать, окончательно очнулся. Не проснулся, а именно очнулся. Хотя со стороны казалось, что он только что спал.

Волкову приснилось следующее. Он бежит изо всех сил, его вот-вот догонят. Это был частый его сон. Но затем он, Волков, видит сам себя со стороны как бездыханное тело. Его оплакивают друзья, он слышит их разговоры, речи и то, что они говорят между собой. Кто-то спорит, кому достанется его квартира, должность. Кто-то стоит совершенно равнодушный перед его телом. Все это Волков видел своими глазами и ужасался. Ведь он искренно любил этих людей.

Затем Волков испытывает жгучий стыд и холод, когда в морге с него снимают одежду. Он так же слышал разговоры о себе. Две девушки, надевая на него новую рубашку и брюки, совершенно равнодушно обсуждали покойного – нужно ли стричь ногти, как укладывать волосы, брюки топорщатся.

Дальше Волков чувствовал, что дух его медленно возносится к небу, и там как будто находится в одной комнате с другими. В комнате есть окно, и он очень хочет вылететь это окно и быть свободным. Но тут же слышит разговоры о себе:

– Нет, ему еще нельзя. Его дух неокрепший.

– Ничего, посмотрим.

Волков смотрел в окно на зияющую пустоту космоса, на пугающую черноту. И в тот момент, когда он любовался небывалой красотой, его дух со свистом вернулся в тело. И в этот же самый миг Волков очнулся, в каком-то паническом состоянии натянул носок и рубашку наизнанку и стал жадно пить воду.

На часах было одиннадцать двадцать. Он опоздал на работу. Но это было совершенно неважно. Волков знал, как знает каждый человек, разницу между просто сном и явью во сне. Так вот, это была явь.

Волкову показалось, что сегодня или может быть, завтра или в какое-то ближайшее время он умрет. И эта явь была знаком, тем, что каждый человек предчувствует, как говорят, перед своим концом.

Волков не знал, за что хвататься. Руки тряслись. Он хватал брюки, но почему-то опять бросал их и пытался застегнуть рубашку. Затем снова совал ногу в брючину.

На работе отсутствие Волкова заметила только главный бухгалтер – коротко стриженная и округлая Елена Степанова.

Ей он эту странную историю и рассказал. Она его слушала, сложив губы уточкой, а правой рукой вычеркивала Волкова из списка на премию. Но за это ей воздастся еще. Бог все видит!

Глава III, в которой объявляется тревога

– Я, Лена, устал. Может сотрясение… Башка гудит, – жаловался Волков в тот день.

– Да откуда же у тебя сотрясение-то? – главный бухгалтер холодна, как настоящая леди.

– От работы, наверное. Устал, устал. Я в 2013 году отдыхал? Нет, Лена, не отдыхал. А в 2012 году? Тоже не отдыхал. Пора, наверное, и отдохнуть, в санаторий съездить, старый я.

– Ты еще пенсию попроси, Волков. Через полчаса жду квартальный отчет, посланник космоса, – усмехнулась Лена.

Так и остался Волков без отпуска. А жизнь шла своим чередом.

В это утро Волков как обычно открыл ключом рабочий кабинет, плюхнулся на свой стул, прокрутился пол оборота и включил чайник.

– Ах, черт, туфли! Туфельки! – вдруг заорало нечто прямо перед самым ухом.

В дверь влетела всклокоченная Елена Степановна – без макияжа, разрез на юбке спереди, а не сзади.

– Ту-у-у-уфли!!! – продолжала истерически орать Елена Степановна в телефон. Потом вдруг с размаху швырнула его на стол, закрыла лицо руками и рухнула в свое кожаное офисное кресло.

Воцарилась тишина.

Волков смотрел во все глаза на странное поведение Елены Степановны, на ее дрожащие массивные плечи и, к своему изумлению, услышал что-то похожее на всхлип.

– Лена… Елена Степановна, – начал Волков, – водички, Лена, а?

– Да отвянь ты со своей водичкой, Господи, Волков! – не поднимая головы, резко ответила главный бухгалтер.

– С мужем что-нибудь?

– Губернатор, – процедила сквозь зубы Елена Степановна. – Губернатор, Волков, прибывает! Понял? В 6.00 боевая тревога, понял?! А у меня туфли – во!

Елена Степановна вскинула вверх свою упитанную ножку, на которой красовались ярко-красные лакированные лодочки.

– Понял?! – взревела Елена Степановна и вновь закрыла лицо.

Волков понял. В прошлом году при дефиците бюджета Геннадий Степанович вместе с Еленой Степановной аккурат порешили вычеркнуть из списка закупок самые маловажные вещи. И вычеркнули «туфли кожаные служебные 1 пара». Ну и прочего по мелочи. Этот хитрый план помог успешно отпраздновать корпоратив всему отделу.

Уж никак они не могли предположить, что губернатор заявится в этом году. И теперь за туфли кожаные служебные полагался строгий выговор с занесением в личное дело и даже, может быть, понижение в должности.

– Ну ладно тебе, Лен, – попытался успокоить главного бухгалтера Волков, – Пронесет, вот увидишь.

– Какой ты, Волков, балван! – рявкнула Елена Степановна.

Началась суета подготовки, наставления начальства, беготня опероуполномоченных, которые по настоятельной просьбе Геннадия Степановича бросились разыскивать у коллег туфельки служебные кожаные 38 размера.

– Ты, – рявкнул Геннадий Степанович, врываясь в бухгалтерию, – Как там тебя? Пришелец, тьфу, Волков! Пулей одевайся, скачи за машиной, и вперед, в Елхи.

– Куда?! – не понял Волков

– В Елхи, – грозно повторил Геннадий Степанович, – нашли мы тебе туфли, Лена, нашли. В Елхах у коллеги твоей.

Глава IV, в которой Волков совершает преступление

Было начало сентября. Проливной дождь, духота, комары.

Волков спешил в гараж, завел свои «Жигули» и, включив радио, отправился в путь.

Ему встретился знак «остановка запрещена», затем «стоянка запрещена», а потом знак «осторожно, дикие животные». Знак был свежий, яркий. К приезду губернатора поставили.

– Ну да, – усмехнулся Волков, – дикие животные, как же!

В этих местах давно никаких диких животных не было, да и откуда им было взяться? Если только бродит какой-нибудь медведь, которому посчастливилось сбежать из зоопарка.

В момент, когда Волков размышлял о медведях, из кустов слева выпрыгнул лось.

«Откуда тут лось-то? У нас же никогда…» – пронеслось у Волкова в голове.

Волков резко дал по тормозам, выкрутил руль вправо и услышал жуткий скрип. Машина прокрутилась несколько раз, и ее понесло к обочине. Волков ожесточенно крутил руль в другую сторону, жал газ и тормоз, но ничего не действовало. Ему показалось, что на безлюдной дороге мелькнула фигура человека. «Эй, – закричал он. – Помоги!». Машина летела в кювет.

Очнувшись, Волков стал ощупывать руками вокруг себя – везде была пустота и темень. Где он?

«Ослеп, – пронеслось в голове. – Надо выбираться, выбираться. Почему ничего не чувствую? Ничего не чувствую. Боли нет. Неужели все? Это смерть?».

Он не знал, что за липкая жидкость у него на руках и ногах, глаза слезились от желания рассмотреть что-нибудь в темноте. Не было ничего, ни вокруг, ни позади, ни впереди. Ничего не болело.

«Это шок, поэтому не больно, – размышлял Волков, – боль скоро придет. Нужно ползти к дороге и просить помощь».

Сколько прошло времени после его этой мысли – он не знал. Он услышал знакомый голос где – то здесь, рядом.

– Ты что же это, Волков, нарушения всякие нарушаешь? – надменно вопрошал его сослуживец Колька.

– Колька? Это ты? Что это? – Волков медленно приходил в себя.

Все плыло перед глазами, он пытался сфокусировать взгляд. Постепенно он рассмотрел стул, на котором сидел, стол, стены, утыканные приказами и рабочими телефонами. Это был кабинет №411, который занимал следователь Колька, его приятеля по службе.

– Что со мной, Коля?

– Да вот именно, Волков что это? Тебя за туфельками посылали?

– Посылали.

– А чего ж ты не поехал?

– Как не поехал? Машина в кювет, лось бежал… Ох, башка раскалывается. Стой. А что это у меня с лицом?

Волков увидел свое отражение в зеркало позади Кольки. В том то и дело, что с лицом все было в полном порядке, как и в целом со всем остальным. Хотя, он Волков прекрасно помнил, в какую передрягу попал.

– Не понял, – сказал он и подошел к зеркалу. – Это что, ничего не случилось что ли со мной? Ничего себе. Второе рождение почти, вот это повезло. Смотри, ни единой царапины.

Колька отошел к окну, с силой открыл форточку и закурил.

– Колька, а машина моя, машина целая?

– А чего ей сделается, стоит.

– Как стоит? где?

– А где ты ее оставил, там и стоит. В гараже.

– Не понял? Как в гараже? Я сел в машину и поехал. В это как его, в Елхи! Там я должен был взять туфельки…

– Нет, Волков. Машину ты не заводил, мы проверили. Ты вышел отсюда, а дальше все. Ни тебя, ни туфелек. А нашли мы тебя, помнишь, где?

– Не помню, где?

– В квартире, Волков. В квартире Елагиной, убитой ножом в правый бок. И нож Елагиной валялся в раковине, а на нем твои отпечатки.

Волков покачнулся. Накатывала тошнота. Колька стоял у стены, курил и, прищуриваясь, внимательно следил за реакцией Волкова.

– А ты чего это, Колька, на меня так не смотришь? – разозлился Волков. – Ты что думаешь, я дурак, пошел и какую-то Елагину ни за что убил? Ты же знаешь меня!

– Знаю да не знаю. Что там за история с отпуском? Бухгалтерша раскололась, мол, ты ей говорил, голова у тебя не на месте, отпуск по состоянию здоровья просил.

– Просил. Но не… Не убивал я Елагину. Наверное.

Волков почувствовал пустоту. Что-то происходило в его жизни, и уже далеко-далеко оказался и его дом, и будильник на 6.25 и Таисия Ивановна, и вся остальная жизнь.

– Слушай, – вдруг сказал Волков, – я ехал по этому как его, в Елхи короче говоря, ехал. Там указатель новый – дикие животные, видел?

– Что за чушь, Волков, какие дикие животные, их у нас отродясь не было.

– Вот! И я так подумал, удивился, а тут навстречу мне лось из кустов, я по тормозам дал и скатился к обочине, а потом машина перевернулась, дальше всё, бессознанка.

– Ну, конечно, пошел заливать, – усмехнулся Колька, – смотрю, так хорошо перевернулся, что ни одной царапины не получил.

– Я сам удивляюсь, Коля, как так могло получится! И машина моя не может быть целой. Не веришь мне? Посмотри, съезди, стоит знак! я же не придурок, или что ты думаешь, это я что ли?

– Ладно, – сказал, наконец, Колька, – ты иди пока, посиди, там, в камере. Может быть, чего и вспомнишь.

Волков сидел в камере и ждал. Потому что вспомнить он как раз ничего не мог.

Глава V, в которой Волков встречается с убитой

Волков перебирал в памяти: Шерлок Хомс, Эркюль Пуаро, Каменская, Колька. Все это были люди, которые занимались расследованиями громких и запутанных ситуаций. Как они это делали? Методы какие-то, дедукции.

Никаких методов Волков не знал, не помнил и вообще не обращал на это внимания. Вот бы сейчас, в камере хоть одну книгу про Шерлока Хомса почитать, может быть мозги бы зашевелились.

Вместо этого в голове всплывала зарплатная таблица: «Иванов не был на дежурстве 8 числа – пропуск, Костылев болеет, значит, определяем расчетный период за 24 месяца, а это значит, 730 дней… 730 дней помножить… помножить… черт, я же Елагину убил, какой тут расчетный период?! О чем я?!»

Мысли хаотично блуждали в голове Волкова.

«И все, расчетный период, делим начисленный заработок за расчетный период на 730, то есть 960 тысяч делим на 730, получается… Опять! Не то, не то», – нервничал Волков.

В их маленьком городе последнее убийство совершалось в 1943 году. В полдень 13 марта осмелевшая баба Нюра заколола оккупанта фашиста. Поэтому то, что произошло сейчас, возымело целую бурю последствий.

Утром дверь камеры заскрипела, Волков увидел бледное лицо Кольки с лихорадочно выпученными глазами.

– Давай, Волков, пошли, – сказал он.

– Куда?

– Поедем на квартиру Елагиной. Может, вспомнишь чего. Журналисты будут, – как будто даже обрадовался Колька.

Ехали недолго.

– Выходим, – подчеркнуто грубо рявкнул Колька.

Рядом с ним, на шпильках бодро вышагивала журналистка.

– Здравствуйте, гражданин убийца, – поприветствовала она Волкова и протянула руку, – Я – Олеся из «Рабочей Правды».

– Не убийца я, – буркнул Волков.

– А, ну да, – улыбнулась Олеся, – а вы знаете, я вот тут вопросики набросала, пока идем, давайте я вам поспрашиваю, хорошо? Вот, например, чем же Вам помещала убиенная? Скверная баба была, да? Все говорят. Ой, простите, сейчас диктофон включу. Так вот, скверная она была что ли? Раздражала Вас?

– Да не раздражала она меня, я ее вообще не знал, – оправдывался Волков.

– А, ну это такая метафора, понятно. То есть, знать ее не хотели. От любви до ненависти как говорится, один шаг.

– Какой еще любви? Что вы там несете? – удивился Волков.

– Как? Убийство на почве ревности, ясно же. У Елагиной же сосед тоже любовником был… Ой! Ну вы, извините меня, наверное лишнего наболтала. Сейчас расстроитесь еще. Ну не так уж она его и любила, можно сказать!

– Да мне нет дела до ее любовников, – отмахивался Волков и пытался собраться с мыслями.

Он все думал. Вот этот дом, желтый, старый. Строился военнопленными немцами. Двухэтажный старый дом. Космодемьянской, 7. Помнит ли он этот дом? Может ли быть такое, что никаких туфелек вовсе не было, а он взял и пошел вот сюда?

– Скажите, а это правда, что вы за ней еще в школе ухаживали? Цветы носили? – не унималась корреспондентка.

– Я?!

– Ну да, ваша одноклассница поделилась. Терентьева, помните такую?

– Таня? – удивился Волков. Причем тут Таня Терентьева? Девочка, которая списывала у него химию в 9 классе?

– Ну да, Таня. Говорит, вы всегда были такой рассеянный, пенал могли в классе оставить, а в нем записка, люблю, обожаю, цветы кому-то в школе все время приносили.

Корреспондентка продолжала щебетать. А Волков думал. Подъезд. Стены исписаны «Коля + Маша». Нет, не помнит он этих стен. Квартира с деревянной дверью №41. Ничего этот номер ему не говорил. Не мог быть он это, не мог. Мир сошел с ума. И, собственно, главное – кто вообще такая Елагина?

Колька легко толкнул дверь, и они вошли. В коридоре пахло чужой квартирой, старой мебелью и немного пылью.

«Кто же она такая», – думал Волков.

В комнате стоял старый советский диван, кресло, почерканный коричневый столик, на нем телефон, перевернутый стакан, блокнот и ручка. В другом углу импортный телевизор и сервант.

– Ну что, вспоминаешь? – безучастно спросил Колька.

Волков подошел к серванту. В вазочке лежала фотография 3x4.

– Это кто? – спросил Волков.

– Известно кто, – бросил через плечо Колька, – Елагина.

– Как??! – вскрикнула корреспондентка. – Вот черт! Вся версия рушится!

Олеся всплеснула руками, Волков успел заметить, что от обиды у нее раскраснелся нос.

С фотографии 3*4 на них смотрела старая женщина восьмидесяти годов от роду, с большой бородавкой над верхней губой. И Волков ее не знал.

Глава VI, в которой Волков становится знаменитым

Уже в камере, наблюдая за мухой, он услышал через маленькое окошко, как двое полицейских, вышедших покурить, смакуют эту историю.

– Так вот! Я тебе говорю, в деньгах дело было. Этот пришелец из космоса, он же в отпуск собирался, денег просил у бухгалтерши нашей, а она ему – бац! – и отказала, еще и премии лишила. Вот он старуху то и зарезал.

– Погоди, как так? Я читал, не зарезал он ее. Сегодня утром газету купил, там значит на всю страницу фото этого изверга и наше отделение.

– Вот, идиот, все отделение наше замарал.

– Ага. Так вот, не зарезал он ее, а отравил. Вроде как в школе любил он её неимоверно, хоть и старше она его была на 10 лет.

– Как на десять-то? Ей же 72, а Волкову, дай Бог, 40.

– Да ты не перебивай, может не 72 ей, просто за лицом не ухаживала. Так вот, любил он её, а она ему изменила. Так вот он со своими гуманоидами в голове и порешил ее, отравил, понял? Специальная какая-то отрава, самодельная.

– Да ну? – удивился тот. – А отраву-то где нашел?

– Ему одноклассница как будто в 9 классе ее подарила на уроке химии. Неправильно что-то смешала, ну и в шутку подарила. А он, гляди ж ты, 30 лет хранил, и на тебе! Зайди в дежурку, я уже ребятам газету отдал, пусть читают.

– Бухгалтерша наша раскололась. С башкой у него, говорит, не все в порядке было, всё говорит, инопланетян ждал со дня на день.

– Да… Так с виду-то и не скажешь. Ходит, да и ходит, молчун какой-то.

– Да чего не скажешь-то? Очень даже скажешь. Сразу он мне не понравился. Еще когда отпуск мне рассчитывал.

Волков дотянулся до окошка и заорал: «Придурки! Не я это тетку эту зарезал! Ясно?»

Двое собеседников шарахнулись в сторону.

– Говорю тебе, он – того, – шепнул один другому.

Они бросили свои бычки в урну и поспешно зашли в отделение.

Волков схватился за голову. «Вот так влип. Может это снится что ли? Как же такое может быть-то? В век этот клубок не распутать», – так думал Волков.

Мозги его отказывались пользоваться дедукцией и другими методами. Сердце бешено колотилось, и опять начала накатывать тошнота.

У него больше не оставалось сомнений – либо это сон, либо он правда, что называется, придурок. В любом из этих случаев ничего уже не страшно. Либо проснется, либо в психушку.

«Уже все равно, – думал Волков. – Совершенно все равно. Я даже не уверен, что было как-то по-другому. Может быть, все это был сон. Не было у меня ни „Жигулей“, ни зарплаты Костылева, и Иванов ничего не прогуливал. Просто ничего не было. А я – маньяк и сумасшедший».

С этими мыслями Волков заснул.

***

Проснулся он от того, что запахло вкусным, чем-то жаренным, домашним. Волков оторвал голову от жесткой лавки – на соседней скамейке сидел бородатый мужик и, причмокивая, уплетал пирожки. Вдруг мужик вздрогнул и воровато взглянул на Волкова.

– Мамка передала, – как будто оправдываясь, прошептал мужик, – Ты это… Хочешь?

И не говоря ни слова, он завязал пакет и перекинул его на лавку к Волкову.

– Вкусные, – боязливо улыбался мужик, – кушай. Я это. Нормальный. Ничего плохого тебе не желал, честно.

Волков удивленно смотрел на мужика и молчал.

– Ты это, – продолжал мужик, – все под Богом ходим, уже все равно сядешь, так сядешь. У нас в городе только одна решетка, на выезде, будешь один сидеть, больше убийц нету же. Последние деньки, можно сказать, с людями общаешься… Так ты за что Елагину-то? – понизив голос, вновь боязливо спросил мужик.

Все бы ничего, может быть, Волков бы и стал сопротивляться, доказывать недалекому мужику, что не он это, и Елагину он не знал и прочее и прочее, но уж больно хотелось есть. Волков вспомнил, что от нервов или от забывчивости какой – то, все эти дни он как будто ничего и не ел. Поэтому он откинул все свои мысли, развязал пакет и начал есть. Пирожки приятно похрустывали.

– Домашние, – улыбнулся мужик.

Волков его не слушал. Пирожки были с картошкой, капустой, луком и яйцом и их было много.

– Да, убил, укокошил, – неожиданно для себя заревел Волков, после пирожков. – Уж и не знаю, что на меня нашло. Терпеть эту Елагину не мог.

Мужик вытаращил глаза и стал крестился.

– Да кто не без греха, – продолжал молоть языком Волков, – вот, ты, например, чего тут делаешь?

– Я то? – удивился мужик, – да я так, ограбил тут одну в трамвае, сумку стащил.

– И что теперь?

– А ясно что. Условный у меня был, а теперь сяду. Ну, я не жалуюсь. Поразмыслю, время есть. А там говорят, профессии научат. У меня же учиться некогда было, братья младшие, мать одна. А теперь есть время, ничего, выучусь, человеком стану.

– А какую профессию-то дают? – деловито осведомился Волков.

– Так это, швея, техник швейного цеха. А чо, нормальная профессия.

С Волковым происходили странные метаморфозы. Он чувствовал, что мужик как будто боится его, и ему это было приятно. Он уже не думал, он ли это убил эту Елагину, или не он.

Мысли его оборвал Костылев, тот самый, которому Волков все рассчитывал и рассчитывал больничный.

 – Убил и жрет теперь, как ни в чем не бывало, – пробурчал Костылев, – Вставай давай, Пришелец, ишь расселся. К следователю пойдешь.