Текст книги "Печать фараона"

– Где вы сейчас? – сдался Смирнов.

– На Шаболовской… я плохо соображаю. Веронику убили! Понимаете, что это значит? Следующий – я!

– Ка-ак? – опешил сыщик. – Не паникуйте, говорите спокойно. Кого убили?

– Вы что, оглохли? Грушину! Веронику! Ве-ро-ни-ку! Зарезали…

– Ева! – крикнул Всеслав, надеясь остановить ее. Но в ответ раздался хлопок двери. – Черт! Не успел. Это я не вам…

– Я… не знаю, куда мне бежать! – завопил Стас. – Сделайте же что-нибудь!

– Хорошо. Успокойтесь, остановите машину и посмотрите вокруг. Что вы видите?

В трубке раздавался шум, прерывистое дыхание.

– Светофор… – хрипло произнес Киселев.

– Отлично. Сверните с дороги в какой-нибудь переулок и ждите меня. Алло!

– Да… я понял.

Через минуту Киселев доложил, где он находится.

– Я выезжаю, – сказал сыщик. – Если не попаду в пробку…

– Лучше на метро, – умоляюще прошептал молодой человек. – Я просто… умираю от страха. Мне даже не стыдно признаваться в этом.

– Ладно.

Смирнов в мгновение ока оделся и выскочил из квартиры. Белое небо сливалось со снегом, которым замело город. В холодном воздухе клубились облака пара. По пути к метро сыщик позвонил Еве.

– Когда ты освободишься?

– Часа в три. Потом перекушу в кафе и поеду на «Щелковскую», надо расспросить, кто арендовал помещение. Это тепличное хозяйство не дает мне покоя, – сказала она.

– Будь осторожнее.

Он не стал сообщать Еве о смерти Вероники. Сначала следует самому выяснить, что произошло. Может быть, Киселев поднял ложную тревогу?

Но Киселев ничего не придумал. Он сидел в машине ни жив ни мертв – бледный, с трясущимися руками.

– Не знал, что у вас есть автомобиль, – улыбнулся Всеслав, наклоняясь к приоткрытому окошку.

Молодой человек вздрогнул, повернулся.

– Это папин. У вас есть сигареты? Дайте…

Смирнов сел на переднее сиденье, они закурили. Стас рассказал, как он узнал о смерти Вероники.

– Я ей вчера вечером звонил – поболтали о том о сем. Чувствую, Вероника никакая: вялая, безучастная, отвечает только из вежливости. А сегодня рано утром отец собрался уезжать на соревнования по плаванию, в Венгрию… там у них какой-то турнир, – и попросил проводить его. Это у нас вроде доброй приметы: если я везу отца в аэропорт, его пловцы обязательно вернутся с наградами. Я в банке заранее предупредил, что приду позже, и мы поехали.

– Когда отца нет в Москве, машиной пользуетесь вы?

– Да, – кивнул Киселев. – По доверенности. Я его в аэропорт доставил, попрощались… еду на работу, а Вероника из головы не выходит. Как она там? – думаю. Решил позвонить: набираю ее номер… длинные гудки. И так раз за разом. У меня, честно, сердце екнуло. Не дай бог, случилось что-нибудь! Мысли плохие забегали, все из рук валится. И понимаю, что она могла выйти в магазин, например, или прогуляться… а тревога не унимается. Едва дотерпел до одиннадцати, плюнул на все, оставил дела – меня будто магнитом потянуло туда, к ее общежитию. Забежал по дороге в аптеку, купил успокоительного, потом в супермаркет, за продуктами, – и к ней. Приехал часам к двенадцати, а там уже… милиция, «Скорая»… в общем, у меня волосы на голове зашевелились. Я сразу догадался: что-то с Вероникой. Увидел ее соседку… она бросилась ко мне, рыдает, трясется вся… «Веронику убили!» – бормочет.

Стас замолчал, сделал несколько глубоких затяжек – дым сизоватым облачком потянулся в приоткрытое окно.

– Кто вызвал милицию? – спросил сыщик.

– Соседка и вызвала. Она иногда заходила, хлеб приносила, молоко. Знаете, Марина и Вероника были очень друг к другу привязаны, больше, чем родные сестры. Они выросли в детском доме, а там люди умеют ценить родство – кровное или душевное, – потому что жизнь их лишила этого с самого детства. Когда Марина однажды не вернулась домой, Вероника восприняла ее исчезновение как глубокую личную трагедию, которая повергла ее в депрессию. К горю прибавился страх, ужасная смесь. Вероника затворилась в комнате, никого не хотела видеть… Нам с вами не понять.

– Ну почему же? – не согласился Смирнов. – Значит, соседка проведывала Грушину и носила ей продукты?

Стас выбросил окурок на улицу и повернулся к сыщику:

– Да. Кто-то должен был разговаривать с Вероникой, покупать ей лекарства, еду. Она почти перестала выходить из комнаты, а дверь постоянно запирала изнутри. Соседка – ее зовут Люба – заботилась о Веронике по моей просьбе. Она работает швеей, посменно, сегодня у нее выходной. Люба говорит, что долго стучала, пока не забеспокоилась. Она знала о снотворном, которое принимает Вероника… испугалась передозировки. Сама войти не решилась, побежала к дежурному, тот открыл дверь… а она… ну, Вероника… лежит… вся в крови, лицо изрезано…

Стаса передернуло.

– Как ее убили? Ножом?

– По всей видимости, да. Я не смотрел… не смог. Милиция считает, убийство совершено «Алой маской»… похоже на их почерк: нападение наглое, рискованное, удар нанесен колющим орудием в грудь, лицо изуродовано. Я закурю?

Молодой человек взял очередную сигарету, его руки дрожали. Смирнов щелкнул зажигалкой.

– Вы давали показания? – спросил он, дождавшись, когда Стас чуть расслабился.

– Угу. Назвался приятелем, в подробности не вдавался. Спросили, где я был с девяти до начала одиннадцатого утра. Я сказал, что провожал отца в аэропорт, потом поехал на работу в банк. Это можно проверить. Уже в половине десятого я был на рабочем месте.

– В принципе, могли успеть, – усмехнулся Всеслав. – Заскочить по дороге из аэропорта в общежитие, убить Веронику и поехать в банк. Судя по всему, на полчаса, с девяти до девяти тридцати, алиби у вас нет. Вы ехали в машине один?

Господин Киселев опешил. Он забыл о сигарете и уставился выпученными глазами на сыщика.

– Вы… что?! Меня подозреваете? – севшим голосом вымолвил он. – Какая чушь! Зачем мне было ее убивать?

– Причины далеко не всегда лежат на поверхности, – прищурился Смирнов. – А копнешь поглубже, и…

– Чепуха! – перебил Стас. – Там же дежурный внизу сидит, а вход один, он бы меня увидел. В такой дорогой, модной одежде я бы ему сразу в глаза бросился.

Сыщик отметил, что на Киселеве – длинное светлое пальто, шарф «от Армани», кожаные сапоги в тон. Да он щеголь! Немудрено, если девчонки влюбились.

– Как тогда дежурный целую банду проглядел?

Парень окончательно растерялся.

– Их же не десять человек было, а два-три… наверное, – неуверенно возразил он. – Дежурный мог отлучиться. Он же не привязан?

– Вот-вот, – Всеслав с ехидной улыбочкой продолжал его дразнить. – Сами себе противоречите, господин Киселев. Дежурный отлучился, вы и проскользнули.

У Стаса был такой несчастный вид, что сыщик сжалился.

– Ладно, перейдем к следующему вопросу. Мариной оперативники интересовались?

– Конечно, – обрадовался Киселев. – Мы с Вероникой решили в общаге особо не распространяться насчет Комлевой – придумали, что она якобы уехала со своим ухажером. Пока временно, а там посмотрит… оставаться ей с ним или вернуться. Все так и думали. И сотруднику милиции я то же самое сказал. Люба подтвердила мои слова.

– Вам поверили?

– Не знаю, – пожал плечами Стас. – Наверное. Про «Молох» я, разумеется, не упоминал. Не хватало еще, чтобы меня приняли за идиота!

Он очень волновался, много курил и повторял одно и то же. Смирнов выбился из сил, пытаясь выудить у него какой-нибудь новый факт. Потрясенный ужасной смертью Вероники, молодой человек запаниковал.

– Из нас троих остался только я! – восклицал он. – Вероника мертва, Марина… скорее всего, тоже. А я еще жив. Это проклятие! Оно действует! Куда мне теперь деваться, по-вашему?

– Чего вы боитесь, Стас?

– Смерти… как это ни банально. Я молод, у меня все впереди: карьера, любовь, жизнь. Я не желаю быть принесенным в жертву барашком!

– Полагаете, Марина и Вероника стали жертвами Молоха?

– А что же еще с ними произошло?! – он судорожно вздохнул, потянулся за очередной сигаретой. – Я хочу услышать ваше мнение.

– Но… никто ведь не видел мертвого тела Марины Комлевой, – невозмутимо произнес Всеслав. – С чего вы взяли, будто ее нет в живых?

– Ха-ха-ха! С чего я взял?! Пойдите и полюбуйтесь телом Вероники, – истерически захохотал Киселев. – Зрелище впечатляющее, смею вас уверить! Дежурный посмотрел, и его полчаса выворачивало в туалете. А Любе пришлось делать укол.

– И все же… это не является подтверждением смерти Марины.

Стас скомкал недокуренную сигарету, с нервным смешком придвинулся к сыщику.

– Что вы думаете о моей дальнейшей судьбе, господин детектив? Вы гарантируете мне жизнь?

– Здесь гарантии раздает только господь Бог. Возьмите себя в руки, господин Киселев, вы же не чувствительная барышня!

Молодой человек покраснел, надулся и замолчал. В его груди кипел вулкан страха и возмущения.

– Поезжайте домой, выпейте водки, – сочувственно сказал Смирнов. – Постарайтесь уснуть. А мне надо съездить в общежитие, побеседовать с очевидцами. Я вам позвоню.

Он вышел из машины и зашагал к автобусной остановке.

Господин Киселев остался сидеть, не в силах пошевелить пальцем. Страх парализовал не только его ум, но и тело.

Глава 11
Старица

Зимние виды на Волгу были по-своему поэтичны – обрывистые белые берега, между которыми величаво, плавными изгибами текли неторопливые воды. По берегу стояли словно написанные художником белокаменные церкви, окруженные заснеженными деревьями, – картина, сотворенная нежнейшими акварельными красками природы: слегка голубоватыми, серыми, жемчужными, матово-желтыми, бледно-розовыми с налетом тусклого серебра. На небе, за белой морозной дымкой, проглядывал золотой шар солнца.

У Хромова дух захватило от красоты родных мест. Московские события показались далекими, незначительными и пустыми по сравнению с этими искрящимися вековыми снегами, размытыми очертаниями храмов и колоколен, пологими холмами и зубчатой полосой леса вдали, над которыми простиралось холодное вечное небо.

Он долго бродил вдоль берега, по скрипучим, проложенным в снегу тропинкам, вдыхал колкий, студеный воздух, думал…

В детстве мать частенько развлекала его «преданиями русской старины» – она преподавала в школе русский язык, литературу и, по совместительству, историю. Вместо сказок она рассказывала ему на ночь про Успенский монастырь, разрушенный татарами и заново возведенный из белого старицкого камня; про разбойника Кудеяра; про грозного царя Ивана Васильевича; про таинственного «невидимку» Григория, якобы рожденного насильно постриженной в монахини царицей Соломонией; про нападение польско-литовских войск; про Минина и Пожарского. Позже, когда построили в Старице большую пристань, шли по Волге в Петербург пароходы и баржи с хлебом и мясом, а по дорогам тянулись на Тверь и Торжок купеческие обозы. Начали строиться вокруг Старицы «дворянские гнезда», одно за другим. Александр Сергеевич Пушкин приезжал сюда погостить в поместье Вульфов.

Зинаида Васильевна водила своих учеников на экскурсии по музеям и заповедным местам живописного городка, показывала монашеские кельи, соборы, церкви, старинные кузницы, изделия золотошвейных мастерских, основанных еще боярыней Ефросинией Старицкой, уникальные книги, картины русских художников и всюду таскала за собой сына. Маленький Валера возненавидел древние развалины, пыльные музейные экспонаты, затхлый воздух бывших дворянских усадеб и бесконечные разговоры об Иване Грозном, набегах Орды, Ливонской войне, первом российском патриархе Иове и праведной Блаженной Пелагее. Религия казалась ему мрачным наследием смутных времен, когда любой инакомыслящий объявлялся еретиком или, того хуже, антихристом, подвергался гонениям, а то и мученической смерти. Мать так и не смогла привить мальчику любовь к классической литературе и вообще к искусству. Он предпочитал пейзажам на холстах естественные краски природы, свежесть воды, березы на склонах холмов, плывущие над Волгой облака. А музыке – плеск волн, гудки теплоходов, натужный голос буксиров, шелест камышей, шум ветра в прибрежном ивняке.

– Что ты за балбес такой?! – возмущалась Зинаида Васильевна. – Как это можно не любить искусство?

– Не понимаю я его, – отмахивался Валерий.

После школы Хромов в институт не пошел, решил осваивать столярное дело. Мама сначала отговаривала, убеждала, плакала, а потом смирилась. Так же смирилась она и с бестолковой его женитьбой, и с разводом, вернее, с разрывом отношений сына и невестки, и с возвращением Валерия в Старицу. Да как станешь противиться-то? Ругаться, скандалить учительница Хромова не умела. И много ли толку от ругани? Злоба одна и вражда. Так они и жили – Валерий молчит, Зинаида Васильевна молчит, каждый о своем горюет. Не привыкли они друг с другом откровенничать.

Теперь, приехав на пару дней из Москвы в родной городок, Хромов домой не пошел, сначала отправился на берег Волги: побродить, подумать. Что сказать матери о смерти Яны, о неожиданном «наследстве», о своих странных мыслях? Может, не тревожить зря старушку? Ей и без того несладко приходится – денег не хватает, хвори навалились, одиночество гложет, страх перед безрадостным, тоскливым угасанием.

– И меня такая же судьба ждет, – прошептал Валерий.

И до того тошно, муторно стало на душе, хоть волком вой.

– Почему я сюда приехал? – спрашивал он себя. – Что хочу понять?

Ответа не было.

Тем вечером, когда он уснул в квартире Яны над книжкой, ему показалось… впрочем, нет, ничего определенного.

Наутро он пробудился с тяжелой головой, книга лежала на полу, рядом с кроватью. На обложке увенчанный массивной короной Двух Царств фараон гнал колесницу по бесконечным пескам… Валерий со вздохом поднял книжку, принялся бездумно листать – скучнейший, напичканный чуждыми именами богов и владык текст перемежался картинками. Человеческие фигуры с птичьими и звериными головами производили на Хромова отталкивающее впечатление, столбцы иероглифов чередовались с изображениями вездесущих пирамид, сфинксов, руин погребальных храмов, саркофагов, разных древних предметов – статуэток, сосудов, жуков-скарабеев, украшений, печатей, косметических принадлежностей и прочей утвари. На одной из страниц кто-то написал карандашом короткое слово – Ра. И еще раз, с восклицательным знаком – Ра!

Валерий был не силен в египтологии, но даже он знал, что такое имя носил бог Солнца древних египтян: Ра – царь и отец богов. Интересно, кто дважды написал карандашом это слово? Скорее всего, Яна. Кто же еще? Чем-то ее поразил короткий, звучный слог – Ра. Чем?

Логическое мышление Хромов развил в столярной мастерской, заодно с интуицией. Это только кажется, что пилить, строгать и резать – грубая работа. На самом деле она требует и логики, и внутреннего понимания, куда, как и сколько усилия применить. Когда такое понимание приходит, руки выполняют задачу сами, без вмешательства ума.

Однако сейчас интуиция и логика молчали. Валерий тщательно пролистал всю книгу, но ничего больше не нашел – ни заметок на полях, ни подчеркнутых или выделенных строчек, ни примятых уголков – никаких следов особого внимания Яны к тексту или картинкам. А что он надеялся обнаружить?

Хромов осознавал, что поведение Яны, обстоятельства ее жизни и особенно смерти не укладывались в рамки разумных объяснений. Откуда у нее взялись деньги в банке и на какие средства она покупала недвижимость? Если же имущество принадлежит кому-то другому, то почему хозяин не появляется? Можно допустить, что Яна согласилась стать подставным лицом, соблазнившись некоторой суммой, предложенной за услугу. Тогда почему она продолжала работать продавцом в киоске? Ее жизнь почти не изменилась, иначе соседка бы заметила. Да и по вещам в квартире этого не скажешь: все старое, отслужившее положенный срок, ветхое. Тех денег, которые Яна незадолго до смерти одолжила брату Раисы Зиновьевны, едва хватило на жалкие похороны. Или соседка лжет, и сумма была куда большей. Тогда… Яну убили, чтобы не отдавать долг? Потому и дверь не взломана, покойная сама ее открыла, потому что знала Раису Зиновьевну. Другой вариант: Яну убили, чтобы завладеть наследством.

– Получается, мотив был у меня, – признавался себе Валерий. – Но ведь я ничего не знал об имуществе.

«А жилье? – Ехидно поинтересовался внутренний голос. – Двухкомнатная квартира в Москве тоже капитал!»

«У тебя могут быть неприятности, парень», – вспыхнули в уме слова адвоката.

– В день смерти Яны я находился в Старице, работал в мастерской, – оправдался перед вымышленным следователем Хромов. – Есть свидетели.

Он живо представил себя на допросе, и ему стало неуютно. Пока что его никто не побеспокоил, но…

– Яна, Яна, – прошептал Валерий. – Чужие деньги до добра не доводят.

Он не мог избавиться от ощущения чего-то незаконченного, незавершенного. Книга с надписью карандашом на полях – подтверждение. Покойная ее читала. И что это означает? Яна пристрастилась к чтению, еще когда они жили вместе, надеялась найти в книгах рецепт избавления от хронической неустроенности, недовольства жизнью и невезения. Вот, избавилась…

Мысли Хромова упорно возвращались к написанному на странице книги слову – Ра. Что в нем поразило Яну? Почему она взяла в руки карандаш и…

– Да просто от нечего делать! – разозлился на себя Валерий. – А я голову ломаю!

Другая странная деталь удивляла его – документы, переданные Яной на хранение адвокату. Почему она так поступила? Боялась чего-то? Кто-то ей угрожал? Предчувствовала несчастье? Выходит, близкого, доверенного человека рядом с ней не было, иначе она поделилась бы с ним опасениями, попросила о помощи.

«Меня она близким уже не считала, – подумалось Хромову. – Даже не позвонила, не обратилась за поддержкой. Наверное, мы с самого начала оказались чужими друг другу, только убедились в этом по прошествии времени».

Он пытался анализировать все, что казалось подозрительным, но так и не сделал никакого вывода. Связана ли гибель Яны с ее имуществом, или ужасная смерть – просто трагическая судьба, от которой не убежишь? Яна старалась, как могла… а в результате превратилась в прах.

Валерий не выдержал и съездил-таки в Лиственное, где, судя по документам, чуть больше года назад Яна приобрела дом. Адрес оказался не липовым, а вполне реальным: на улице Челюскина под номером пять стоял окруженный забором современный двухэтажный коттедж с остроконечной крышей, балконами и террасой. Калитка была закрыта. Снег вдоль забора лежал девственно чистый, нетронутый.

Хромов подошел, проваливаясь, подергал калитку, потом крикнул: «Эй! Э-э-эй! Есть кто живой?»

На пороге дома появился молодой парень в камуфляжной форме. По-видимому, сторож.

– Тебе чего? – неприветливо спросил он.

– Я… участок хочу купить, – соврал Хромов. – Можно с недостроенным домиком.

– Это в конце улицы, – махнул рукой парень, смерив «покупателя» презрительным взглядом. – Только тебе не по карману будет. Ищи деревянную развалюху, где бабка или одинокий дед век доживают, с кем-нибудь из них договаривайся.

– Нет, я каменный хочу, – робко улыбнулся Валерий. – У меня здесь сестра двоюродная живет. Могу я с ней поговорить? Она обещала мне свой дом продать.

Он упорно избегал смотреть парню в глаза. По дороге Хромов так волновался, что забыл придумать «причину» своего визита, и теперь его сбивчивая речь звучала неубедительно.

– Ты пьяный небось? – зло прищурился сторож. – Говорят тебе, иди в поселок! Это новая улица, тут все дома дорогие, даже недостроенные.

– Я из Орловской области приехал, – продолжал прикидываться Валерий. – Из деревни. Моя фамилия Хромов, и сестра моя тоже Хромова!

Парень хотел было выругаться, но что-то его остановило. Он потер затылок, хмыкнул и поплелся по плохо расчищенной дорожке к забору. Спросил:

– Как фамилия твоей сестры, говоришь? Хромова?

– Ага! Яна Арнольдовна!

Сторож пошевелил губами и посторонился, пропуская «орловского гостя» в калитку.

– Давай, проходи. Только хозяйки нет, она редко наведывается. Мне за год вперед заплачено, я и сижу здесь, за отоплением слежу, нельзя, чтобы дом холодный стоял. Ну и от воров охраняю, от хулиганов.

Парень пригласил Хромова в маленькую комнатушку, где стояли раскладной диван, шкаф и телевизор, предложил горячего чая. Выходит, он не знал о смерти Яны?

Валерий от чая не отказался – промерз очень. Отогревшись, «гость» вытащил из кармана фотографию жены, протянул сторожу.

– Вот сестра моя! Давно фотографировалась, лет пять назад. Узнаешь?

Парень внимательно посмотрел на снимок.

– Вроде она. Похожа.

– Когда сестра была здесь последний раз?

– Еще до Нового года, – ответил парень. – Деньги привозила. Велела никуда не отлучаться, охранять исправно, топить самую малость, в экономном режиме.

– Где мне ее искать?

Парень пожал крепкими плечами. Хозяйка его в свои планы не посвящала.

– Ты родственник, тебе виднее!

Из Лиственного Валерий возвращался совершенно сбитый с толку. Дом оказался не призрачным, а настоящим, как и все имущество, принадлежащее Яне. Что за несуразица? Зачем продолжать ютиться в многоэтажке, в обшарпанной квартире, имея такой коттедж? Все равно ведь пустует!

В поезде Хромов понял, что надо ехать в Старицу, разыскивать родню покойной жены, пусть дальнюю, пусть седьмая вода на киселе, – может, они знали о Яне больше, чем отставной супруг. Тогда на свадьбу, где они познакомились, Яну пригласила невеста. Ее-то и надо расспросить. Предлог выдумывать незачем, Хромов придет сообщить о смерти жены. Это ли не повод?

Так, погрузившись в размышления и воспоминания, бродил он по берегу Волги с дорожной сумкой через плечо. В сумке лежала книга, которая хранила загадку надписи, сделанной на полях. Ра. Ра! Что бы сие значило?

Валерий вдохнул полную грудь морозного воздуха. Хорошо! Пожалуй, именно эта провинциальная тишина, этот покой старинного уездного городка, эти плавные повороты реки, засыпанные снегом баржи на берегу, звон церковных колоколов, запах домашнего хлеба, сушеной липы и маминых оладий с вареньем вернут ему душевное равновесие. А с ним придет понимание ситуации.

Египетский бог Ра в обличье солнечного диска – вездесущий и всеведущий – наблюдал за Хромовым из-за белесой небесной дымки.