Текст книги "К чему снится кровь"

ГЛАВА 9

Вален оперся об открытую дверцу машины и стоял задумавшись. Папаша Ника давал им автомобиль без разговоров, когда угодно. Лунный свет делал все вокруг призрачным и нереальным. Незаметно для себя Вален перенял привычку Ника принимать эффектные позы. Загадочный мужской силуэт, – вылитый лорд Байрон, – грозный и величественный на черном фоне ночи, приводил его в восторг. Не верилось, что этот отважный искатель приключений совсем недавно сидел, съежившись от холода, под старым клетчатым одеялом и рисовал себе жуткую перспективу бомжа и попрошайки. Все-таки жизнь может быть такой прозаической! Ну, ничего. Эдмон Дантес[5]5
  Эдмон Дантес – главный герой книги А. Дюма «Граф Монте-Кристо».


[Закрыть] тоже раздобыл свои сокровища ценой жертв и страданий. Зато потом…

Приятные грезы сменились необходимостью браться за лопату. Спина противно ныла, а ладони нестерпимо болели, растертые в кровь. Придется сегодня немного умерить пыл. Он достал из багажника бутылку водки, пластиковые стаканчики и банку с огурцами.

От огромной богатой усадьбы Баскаковых практически ничего не осталось. Время сровняло с землей прекрасный дом с колоннами, балконами и террасами. Остатки фундамента и кирпичной кладки заросли кустарником и высокой травой. От разбитого в английском стиле сада с тенистыми аллеями, фонтанами и беседками не осталось и следа. Просто счастье, что в архиве музея уцелел план усадьбы. Что бы Вален без него делал?

Где-то вдалеке тоскливо закричала ночная птица. Ник продолжал начатую работу. Его лопата с шумом вгрызалась в землю. Прочитав дневник, он пришел в ужас и долго отговаривал Валена искать злополучные серьги. Вален же нисколько не сомневался в том, что Александра, избалованная и капризная барышня, просто маялась от безделья и скуки, а посему и выдумывала всякие страхи. Ему стоило немалых трудов убедить в этом Ника. Приятель скулил от ужаса и умолял оставить его в покое. Что было невозможно, так как посвящать еще кого-то в тайну серег Вален считал недопустимым.

Они копали тут уже не первую ночь, и каждый раз пустырь выглядел как-то по-другому. Но одно было неизменно: здесь они оба чувствовали себя по-дурацки.

«Пустырь, конечно, не райский сад… Но дело даже не в этом. Здесь присутствует еще что-то, неуловимое… – подумал Вален. – Неистребимый отпечаток прошлого!..»

В непроглядном мраке шла своя жизнь. Раздавались непонятные шорохи, осыпалась разрытая земля, кто-то возился в кустах поблизости, слышались вздохи и писк. Ник старался ни о чем не думать. Ширк, ширк, – лопата врезалась в почву, которая на глубине стала сырой и мягкой.

Звук шагов не испугал Ника, а, наоборот, обрадовал. Это Вален.

– Ну как, принес? – ему было не по себе, хотелось выпить.

– Принес…

Вален разлил водку по стаканчикам. Пили молча. По телу разливалось приятное тепло, снимая напряжение и боль в мышцах.

– А хлеба чего не взял? – заныл Ник.

– Хватит с тебя огурцов. А то нажрешься, потом работать не хочешь! Сколько мы будем тут копаться? Сегодня серьги должны быть наши.

Приятели с новыми силами принялись за работу. Вален подравнивал лопатой дно ямы, чтобы можно было открыть дверь в подвал. Ржавый замок казался хлипким.

– Отойди на секунду!

Ник посторонился. Вален слегка стукнул по замку лопатой. Глухо звякнув, замок упал.

– Прогнил насквозь. Ну, пошли!

– Подожди! – Ник пытался оттянуть момент, когда ему придется переступить порог страшного подвала. – Я возьму фонари.

Он метнулся за фонарями, украдкой бормоча слова молитвы.

Из подвала на них пахнуло сырым и затхлым воздухом подземелья. Ник скривился от омерзения. Лучи света падали на осклизлые кирпичные стены и свод потолка. Где-то сочилась вода, капала. Кап… кап… В мрачный туннель вела каменная лестница.

– Закрой дверь! – Вален пошел первым, время от времени оглядываясь на Ника.

Маленькая площадка внизу заканчивалась низким проемом. Повсюду валялись остатки древесины, покрытые бурой плесенью. За проемом начинался узкий коридор. По бокам его зияли открытые ответвления. В тишине раздавались только звуки шагов.

– Неужели это тот самый дом? Не могу поверить! – голос Ника отразился от стен. – Слышишь, какая здесь акустика? – вымолвил он, дрожа от страха.

– Угу…

Вален смотрел по сторонам. Он торопился. Надо было успеть забросать яму и уехать еще до рассвета.

Приятели остановились. Прямо под ногами оказалась куча старого полусгнившего хлама, который когда-то был одеждой, а теперь превратился в месиво, по которому лазали сонмища мокриц.

– Фу, какая гадость! – вырвалось у Ника.

Во всех остальных помещениях, куда они заглядывали, было пусто.

– Запах прямо невыносимый! – заскулил Ник. – И холодно! Чувствуешь, какой холод?

– Да, довольно противно…

Валену тоже все это не нравилось, особенно воздух. Тошнотворный запах плесени и тления становился, казалось, все сильнее.

– Наверное, дохлые мыши воняют! – предположил Ник. – Или крысы… Как думаешь, здесь есть крысы?

Ледяная струя сквозняка ударила ему в лицо. Ник замер, с перепугу он не мог вымолвить и слова. Ему показалось, что чьи-то холодные пальцы дотронулись до его лба.

– Меня кто-то цапнул! – взвизгнул он.

– Чего ты орешь, придурок? – Вален потерял терпение. – Пошли! Ты что, к полу прирос?

Он начал трясти Ника, с тревогой вглядываясь в его побелевшее лицо. Наконец тот почувствовал, что может двигаться.

– Тут сквозняк! В дневнике было написано про сквозняк… помнишь? – затараторил он, сбиваясь и хватая ртом воздух.

Вален плюнул от злости.

– Что ты мелешь, козел? Не бойся.

Сам он страха не ощущал, только брезгливость. Ни темнота, ни мертвецы не могли его напугать. Тем более сквозняки. Вален проклинал Ника за трусость.

– Идем! Сквозняк тебя не съест!

– Ты тоже его почувствовал? – Ник весь дрожал. – Ведь так? Признайся…

– Да. Ну и что? Подумаешь… потянуло холодом. Ничего страшного.

Он соврал для пользы дела. Ник безучастно поплелся за ним.

Луч фонаря уперся в дверь с резьбой по краям. Вален с любопытством рассматривал узор и надпись на непонятном языке. На самой двери – посередине – распятие, выбитое из камня.

– Это здесь…

Вален толкнул дверь, и она открылась: запоры проржавели и прогнили до трухи. В центре небольшого прямоугольного помещения – каменная гробница. Над ней, на куполообразном потолке, приятели увидели грубое лепное украшение с ангелами и множеством причудливых завитков.

– Довольно слащаво, – пробормотал еле слышно Ник. – Плохой вкус!

Вален не счел нужным спорить. Его это не интересовало. Совсем другое заставляло напряженно работать его ум: как открыть каменную крышку? Она казалась довольно тяжелой. Каменная девушка, грубо вытесанная, опустила веки – по всей видимости, она изображала ту, чей покой они собирались нарушить.

В самом склепе оказалось интересно и совсем не страшно. По бокам надгробия возвышались еще два постамента, но они оба оказались пусты. Видимо, безутешные родители собирались упокоиться здесь, рядом со своей красавицей-дочерью, но что-то не сложилось. Даже Ник приободрился настолько, что мог критиковать эстетическое оформление надгробия. Оно действительно выглядело безвкусным.

– Не трогай пока ничего, – озабоченно произнес Вален.

Он оглядывался в поисках какой-нибудь прочной палки, которую можно было бы использовать в качестве рычага. Ничего подходящего не нашлось.

Крышка каменного саркофага оказалась неподъемной. Приятели с большим трудом сдвинули ее – совсем немного, – но в образовавшуюся щель уже можно было просунуть черенок лопаты. Так, по сантиметру, им удалось проделать большое отверстие.

– Вален, посвети!

Луч фонаря выхватил из темноты обрывки полуистлевшего бархата, какие-то сухие цветы.

– Гляди, тут еще один гроб! – недовольно пробурчал Вален. – По-моему, он железный. Вот черт!

– Прекрати! – возмутился Ник. – Не кощунствуй в присутствии покойницы!

– Черт тебя возьми, Ник! У нас с тобой нет сварочного аппарата. Мне даже не пришло в голову, что они могли устроить такую штуку, как железный гроб. Зачем? Раньше это было не принято.

– Откуда ты знаешь? – Нику не нравился тон Валена, и особенно то, что он упоминал нечистую силу. – Ты уверен, что гроб действительно железный?

– Возьми и пощупай!

– Нет! – Ника затошнило при одной мысли, что придется лезть в темноту саркофага рукой. – Дай я посмотрю…

Он взял фонарь и стал разглядывать, что там внутри на самом деле. Гроб действительно оказался железным – между остатками бархата поблескивала тусклая свинцовая поверхность. Но… Ник наклонился ниже…

– Здесь стекло! Вален, смотри, стекло! Только оно ужасно мутное. Дай мне какую-нибудь тряпку!

Он обмотал тряпкой черенок лопаты и протер поверхность окошечка. За стеклом проступили черты молодого женского лица, совершенно не тронутого тлением, – белая кожа, черные брови и ресницы, темные губы…

С того момента, как Ник взглянул на мертвое лицо, он начал утрачивать чувство реальности происходящего. Его сознание стало как бы «подвешенным». Он был здесь и не здесь. Голос Валена доходил до него словно издалека.

– Не стой истуканом! Поищи что-нибудь, чем можно разбить стекло.

Отстраненный и безразличный, Ник направился к нише, в которой лежал его фонарь.

– Ничего подходящего…

Он осветил все углы. Пусто. Пришлось выйти в коридор, продолжая шарить по полу лучом фонаря. Шевельнулось неясное беспокойство, – и в этот момент он заметил то, что нужно: железную кочергу. Пересиливая слабость во всем теле, Ник вернулся к саркофагу.

– Давай быстрее, и пошли отсюда. Я больше не могу… Меня сейчас стошнит! – он слышал собственный голос откуда-то со стороны, незнакомый и дрожащий.

Вален засунул фонарь внутрь отверстия и направил на окошечко. Вдруг нежное и одновременно яркое розовое сияние полыхнуло в темноте склепа. Ник отшатнулся.

– Они здесь! – ликовал Вален. – Я же говорил! Я знал! Ах вы, мои хорошие! – обезумев от жадности и возбуждения, он начал изо всех сил колотить кочергой по стеклянному окошку гроба.

Ник не смотрел в его сторону. Он видел совсем иное. Прямо перед ним, там, где свет фонаря поглощала густая тьма, раскачивалась зыбкая фигура в плаще. Полы зловещего одеяния плавно развевались, как будто ветер играл ими…

– Это… смерть?

К кому был обращен его вопрос, Ник не знал. Никто ему не ответил. Оцепенение сменилось диким, нестерпимым ужасом.

– Призрак! Призрак! – не своим голосом завопил он.

Нику захотелось молить о пощаде, упасть на колени, призвать на помощь ангелов, но вместо этого… против его воли, руки схватились за кочергу с такой силой, что Вален чуть не упал. От неожиданности он выпустил орудие из рук, не понимая, что происходит.

– Боже, помоги мне! – внутри Ника включился сам по себе какой-то неизвестный ему механизм, заставляя схватить оружие и сражаться не на жизнь, а на смерть.

Вален обомлел. Его друг с белым перекошенным лицом отчаянно молотил кочергой… пустоту. Ситуация вышла из-под контроля. Ник ничего не видел и не слышал, нанося по воздуху удары убийственной силы.

– Да что же это такое? – Вален обвел фонарем все помещение. Никого. – Ник, ты тронулся умом? Чертов слабак! Дохлятина! – он чуть не заплакал.

Серьги оказались здесь. Одну он достал, рванув с такой силой, что мочка уха покойницы треснула. Мертвецам не больно. Вторую серьгу было не достать – неудобно. Без помощи Ника не обойтись…

Вален пожал плечами и вернулся к гробу. Потянувшись за второй серьгой, он наклонился… Что это? Прекрасное беломраморное лицо красавицы за минуту, пока он наблюдал за Ником, превратилось в черно-синюю бесформенную студенистую массу, вылезшую в разбитое окошечко наружу. Господи! Валену стало не по себе, впервые с тех пор, как они вошли в подземелье. Нечего было и думать достать вторую сережку. Он снова бросил взгляд на окошечко: оттуда перло зловонное «тесто», – оно плотно залепило все отверстие и продолжало пухнуть…

Валена вырвало. Ни за какие деньги не смог бы он снова взглянуть на то, что лезло из гроба.

* * *

Евгений с удовольствием уселся в мягкое кожаное кресло. «Шикарно», – подумал он, одобрительно оглядывая офисную мебель.

В такой обстановке он чувствовал себя как рыба в воде. Напротив окна на пушистом ковре стоял маленький столик, на нем – чашечки с кофе, коньяк и шоколадные конфеты. Угловой стеллаж для бумаг и папок, видимо, делался на заказ.

Пантелеймон Андреевич, неизменно приветливый и улыбающийся, предложил выпить.

– Ну как, Женечка, вам моя новая мебель, понравилась? Надо обмыть! Важные беседы и ответственные решения требуют соответствующей обстановки.

В кабинете было очень светло. Вымытое до блеска большое окно сияло небесной синевой. В открытую створку доносился шум трамваев и гудки автомобилей.

Все хорошо. Почему же Евгений внутренне напрягся? Интуиция у него была отменная. Уж не собираются ли его, мягко говоря, «подставить»? Вроде не должны. До сих пор сотрудничество с Пантелеймоном Андреевичем никаких проблем не доставляло. Все серьезно и солидно.

– Я хочу показать вам одну вещь. Что вы мне на это скажете, и как специалист, и как ценитель прекрасного? – хозяин ломбарда без всяких предисловий положил на темную глянцевую поверхность стола яркий рубин, оправленный в золото.

– Позвольте… – Евгений достал из кармана свою оптику, наклонился. – Это серьга! Странно. Она что, одна?

– Увы! – развел руками собеседник. – Продаю как камень и драгоценный металл, а не как произведение искусства. Если бы их было две, у нас обоих не хватило бы средств, чтобы приобрести это чудо.

У Евгения захватило дух, настолько прекрасен был рубин. За всю свою жизнь он не видел ничего подобного. Невероятно!

– Поразительная форма… На мастера, сотворившего такое чудо, надо молиться! Удивительной красоты камень. Исключительно редкий.

Рубин был восхитителен: огромный, гладкий, чистый, яркий, прозрачно-алый, он был подобен солнцу на черном небе. По поверхности стола во все стороны разлетелись красные отсветы.

Пантелеймон Андреевич молча наблюдал за потенциальным покупателем. Рубин завораживал каждого, кто осмеливался смотреть на него. Вот и знаменитый ювелир Ковалевский не исключение. А ведь мог бы уже привыкнуть: всю жизнь с камнями дело имеет. Впрочем, справедливости ради нужно отметить – сказочная вещь!

Евгений погрузился в раздумья. Весь его опыт и знания оказались бессильны объяснить, что перед ним такое. Рубин потрясающий. Золотая оправа камня тоже не из рядовых. Во-первых, что добавлено в сплав? Во-вторых, орнамент замысловатый – тончайшие стебельки, листики и цветочки сплетаются волнующими линиями, томными изгибами. Евгений почувствовал… сексуальное возбуждение. Черт! Это все из-за Валерии, она сводит его с ума. Вот до чего дело дошло! Он нервно вздохнул, полез в карман за платком. На лбу выступила обильная испарина.

Хозяин кабинета расценил это по-своему. Он не ошибся – вещь покупателю понравилась, следовательно, сделка состоится.

– Позвольте, я еще посмотрю. – Евгений взял серьгу в руки.

Нежные, словно капельки росы, золотые подвесочки подрагивали при каждом легчайшем прикосновении. Повернув украшение другой стороной, он увидел знак – квадрат, круг и вписанный в него треугольник. Где-то он уже видел точно такой же. Ну да… совсем недавно у него консультировалась по поводу статуэтки Будды очень странная пара. Красивая была фигурка, ничего не скажешь. Он бы с радостью купил божка, но цель их визита оказалась совсем другой. Они что-то выясняли, прикидывали, сколько может стоить Будда… О, эта страсть к редким и красивым вещам его погубит!

Неожиданно для обоих в цене собеседники сошлись достаточно быстро. Евгений считал, что купил настоящее чудо за приемлемую цену. Пантелеймон Андреевич в глубине души ликовал, что избавился от опасной вещи. Ему так и не удалось узнать у Ника, где он взял рубин. Все это наводило на размышления. Однако и выгоду упускать было нельзя. А риск? Что ж, такой у него бизнес!

ГЛАВА 10

Начало лета в Москве было теплым. Повсюду распустилась лиловая и белая сирень, зазеленели деревья. Каштаны покрылись тяжелыми свечами цветов. Евгению захотелось в Ялту. Валерия измучила его своей капризной холодностью, перемежавшейся приступами ласковой нежности. Он покупал ей ландыши, пахнущие прохладой леса, красное вино, вишню в шоколаде, осыпал комплиментами. Непонятная тревога щемила сердце, требовала смены обстановки, простора, другого воздуха…

Так прошли еще две недели, похожие одна на другую. Подвозя Валерию в очередной раз домой, Евгений купил целый пакет еды – виноград, буженину, шоколадные пирожные и шампанское.

– Почему бы нам не поужинать сегодня в домашней обстановке?

Он с волнением ждал ответа. Валерия сразу согласилась, ей надоели кафе и небольшие ресторанчики, в которых они проводили время. Поскольку они подъехали к ее дому, придется сегодня быть гостеприимной хозяйкой. Что ж, это вносит какое-то разнообразие.

– Пойдем ко мне?

– Если ты не против, – он ликовал в душе. Сегодня будет сюрприз для них обоих. У него в кармане лежали билеты до Симферополя.

Здесь все оказалось примерно так, как он и ожидал: минимум мебели, компьютер, хороший ковер.

«Ну вот, хоть это вполне предсказуемо, – подумал он, самоуверенно улыбнувшись. – Все-таки в чем-то мы похожи!»

– Знаешь, я даже немного завидую тебе, – сказал он, помогая Валерии накрывать стол. – Ты еще не знаешь, что нас ждет!

Внезапно он замолчал на полуслове, уставившись на ее индийские статуэтки. Будда? Не может быть! Чтобы такая вещь попалась на глаза дважды за короткое время? Он снова вспомнил мужчину и женщину, которые консультировались у него по поводу похожей фигурки. Может быть, это тот же божок?..

– Валерия, – спросил он дрогнувшим голосом, – откуда у тебя Будда?

– Что? – занятая перемешиванием салата, она не сразу поняла, что его интересует. – А, Будда? Я, честно говоря, даже не знала, точно ли это Будда. Поза похожа… Почему ты спрашиваешь?

– Совсем недавно мне довелось видеть точно такого же.

– Ну и что? Я была на индийской выставке – там их полно.

– Нет. Это уникальная вещь. Посмотри. – Евгений показал ей на изображение Глаза Дракона. – Тут натуральный сапфир. И работа очень необычная. Этой фигурке несколько тысяч лет.

– Ты уверен?

– Я профессионал, – он немного обиделся. – Откуда у тебя статуэтка?

– Мама дала. Пару лет назад, когда сильно заболела. Сказала, что это наша семейная реликвия или что-то в этом роде. Я особо не вникала. Ты знаешь, я не сентиментальна.

– А как Будда появился в вашей семье?

– Понятия не имею. Почему тебя это интересует? Это что, дорогая штука?

– Баснословно дорогая. Не только как ювелирное изделие, но и как… раритет. Ты уверена, что тебе именно мама дала ее?

– Конечно, уверена. – Валерия подозрительно посмотрела на Евгения. Что это с ним? Такой выдержанный, и вдруг… – Ты что, не веришь?

– Прости, – он вытер пот со лба. – Разумеется, верю. Видишь ли… Это чрезвычайно редкая вещица, не думал, что существует еще одна такая же.

Валерия с сомнением покачала головой. Люди, которые бывали у нее в гостях, не обращали особого внимания на Будду. Евгений же не мог оторваться от божка. Он крутил его так и сяк, словно хотел разглядеть каждую точечку на потемневшем металле, каждый завиток орнамента. Вот и надпись! Интересно, в этой фигурке тоже есть тайник? Он нажал на шапочку, ожидая увидеть Колесницу Осириса[6]6
  Осирис – в древнеегипетской мифологии бог умирающей и воскресающей природы, брат и супруг Исиды, отец Гора; покровитель и судья мертвых.


[Закрыть], как в прошлый раз… но отошедшая в сторону пластинка открыла совершенно иной символ. Первый символ Пути Осириса – Маг, олицетворение Всемогущего Начала.

Валерия помнила эту статуэтку с детства, тысячу раз играла с ней, но о том, что под изображением Глаза есть еще одно, не знала. Мама не говорила ей об этом. Она сама могла не знать.

– Что это такое? – спросила она, чтобы прервать неловкое молчание.

Евгений отвлекся, наконец, поднял голову.

– Символы – тайная песня мудрых… – он улыбнулся. – Этот Маг поднял волшебную палочку и творит либо то, что окружает нас, либо нечто, доселе невиданное. Таинственный управитель гармониями жизни и смерти!

Валерия слушала его со все возрастающим интересом. О ювелирных изделиях он говорит, как поэт. По-видимому, он в самом деле их любит. В отличие от людей.

– Взор таинственного Мага направлен на нас всегда. Даже сейчас. Ты его чувствуешь?

Валерия вздрогнула. Евгений заметил это и засмеялся. Напряжение, охватившее его при виде Будды, рассеялось. Это действительно совершенно другая фигурка: Валерия его не обманывает. А значит, никакой связи между божками не существует. Так что напрасно он волновался. Хотя почему это вообще его трогает?

Евгений пил шампанское, пьянея не от него, а от близости Валерии, и постепенно перестал думать о Будде. Но где-то глубоко осталась тлеть искорка беспокойства.

«Роковая женщина, – полушутя подумал он о Валерии. – Вот ты и нарвался, Женя!»

* * *

Ника начали преследовать кошмары. Ему чудился гнилостный запах подземелья, снилась бурая плесень, темные углы склепа с колышущимися тенями, красивое и белое лицо трупа, бледные руки, которые тянутся из гроба к его горлу, и… он просыпался, деревенея от страха.

Две последние ночи подряд приходила черноволосая красавица, неслышно ступая, приближалась к изголовью постели, смотрела горящими глазами, велела принести обратно серьгу. Дескать, несподручно ей без нее, некрасиво. А если не вернут, то…

Вален будил его, приносил воды.

– Чего ты орешь? Спать невозможно.

– Вален! Давай вернем ей серьгу! От греха подальше! А? Давай! – он жалобно скулил, размазывая по лицу слезы. – Хуже будет! Чует мое сердце…

– Что ты несешь, идиот? – злился Вален. – Вещь продана. Понял? Твой папаша вон сколько денег нам отвалил! А ты все ноешь! Из-за тебя вторую достать не удалось… Эх, тогда бы мы в Сочи махнули! – мечтательно закатывал он глаза. – Теперь уж не взять ее. Как вспомню… Жрать неделю не мог!

Наутро Ник решил сходить в церковь. Выйдя из метро, отправился в храм пешком. Сквозь деревья проступали красные стены, большой желтый купол, ажурная колокольня. У входа Ник с опаской, суетливо и неумело перекрестился, оглядываясь, не видит ли кто… С трудом волоча ноги, внезапно налившиеся свинцом, подошел к двери, не решаясь ступить в ладанный сумрак. В глубине церкви поблескивал золотом иконостас, дрожали огоньки свечей. Ник топтался у двери. Ему казалось, что стоит только сделать несколько шагов вперед, как все поймут, какой он злодей. Такому грешнику того и гляди потолок обрушится прямо на голову.

Ник молился, просил прощения у Бога, у святых… Облегчения не наступало. Он приобрел несколько иконок, крестиков, молитвенник и десяток больших свеч. Заказал заупокойный молебен для Александры, мысленно умоляя оставить его в покое. Почему она не преследует Валена?

Ник уныло побрел домой. Его ничто не радовало. Неужели он никогда уже не сможет жить так, как раньше? Внезапно прошлое показалось ему удиви – тельно свободным, беззаботным и прекрасным, как новогодний праздник, который исчез навсегда. Он снова заплакал, украдкой вытирая слезы.

Вален встретил друга, лежа на диване и читая письма, которые Вика передала ему вместе с дневником. После того как серьга была продана, он некоторое время наслаждался приятным и сытым бездельем. Но потом его вновь потянуло на приключения. Дважды им с Ником колоссально повезло! Подумывая о новых кладах, Вален вспомнил о письмах, которые отбросил без внимания. Теперь он понял, какую ценность представляли эти ветхие истертые листочки. Нужно прочитать их вновь и обдумать каждую деталь. Он во что бы то ни стало найдет дом, о котором пишет эта Марго… Если, конечно, особняк сохранился.

Вален не сразу сообразил, что делает Ник, который носился из прихожей в комнату, из комнаты в кухню и поливал все водой из большой пластиковой бутылки. Потом он зажег свечу и стал носить ее туда-сюда, что-то приговаривая себе под нос.

– Что ты делаешь?

– Отстань! – Ник был страшно расстроен. – Во что ты втянул меня?

– Послушай, чертов трус, у тебя есть деньги! Много! А что ты сделал для этого? Пару раз ковырнул лопатой? И ты еще недоволен? Да прекрати скакать из стороны в сторону со своей дурацкой свечой! Ты мешаешь мне думать!

Вален был в бешенстве. Этот Ник все портит. Что за вода, которой он все вокруг облил? Похоже, он рехнулся от страха!

– Ник, – обратился к нему Вален гораздо спокойнее. – Чего ты боишься? Никто ничего про нас не знает. Золото мы продали, серьгу тоже.

– Ты не понимаешь! – возразил Ник с жаром. – Ту девушку, Александру… про которую написано в дневнике… ее задушил призрак. А теперь он охотится за нами.

– С чего ты взял?

– Ну… не сама же она себя задушила? Это все из-за серег. Из-за них! Нужно вернуть серьгу обратно.

– Что ты несешь? Кому вернуть? Там ничего нет – одна тухлятина. – Вален почувствовал, как волна тошноты подступила к горлу.

– Я сегодня был в церкви, молился. Потом шел домой и думал. Знаешь, что мне пришло в голову? Призрак охотился за Александрой, пока она была жива, а потом… когда умертвил ее… он просто охранял склеп. Вернее, серьги…

– Даже в склепах нужны охранники! – ухмыльнулся Вален. – Может, ты на полставки подсуетишься?

– Прекрати! Он был там, я его видел!

– Кого?

– Призрака! Фигуру в плаще! Он теперь будет за нами охотиться!

– А ты ему расскажи, что серьгу твой папаша продал знакомому ювелиру. Так что пусть теперь его преследует! – захохотал Вален. – Мы тут ни при чем.

«Действительно. Как это он сам не сообразил?! – Ник испытал огромное облегчение. – У них же нет больше серьги! Теперь пусть у Евгения голова болит».

Ник немного знал ювелира: мужик ушлый, такого призраком не испугаешь. Тем лучше.

Он расставил иконки на спинке дивана, а одну положил под подушку. Все равно засыпать было страшно. Ник открыл молитвенник, прочитал указанную священником молитву и попытался уснуть…

Посреди ночи он проснулся. Там, где была открыта дверь на кухню, в лунном свете ему почудилось белое платье Александры… Весь в поту, Ник вскочил, боясь повернуть голову в ту сторону, несколько раз перекрестился и на цыпочках прокрался в ванную. Там он и просидел до утра, включив свет и трясясь от страха.

Утром Вален еле уговорил его выйти из ванной и позавтракать.

– На, выпей, – Вален достал из аптечки успокоительное. – И ложись спать. При свете дня призраки не ходят.

Таблетка подействовала, и Ник наконец уснул. Вален же решил еще раз перечитать письма Марго. Они относились примерно к тому же периоду времени, что и дневник гувернантки.

«Моя дорогая Полина!

Ты, конечно же, проявила незаурядное мужество во всей этой печальной и страшной истории, которую мы, обливаясь слезами и замирая от ужаса, прочитали в твоих подробных письмах. К нашему приезду из Европы их накопилось несколько штук.

Известие о трагической и странной гибели Мишеля застало нас в Венеции. В эти дни праздной лени и наслаждения мы вдруг получаем ужасное известие. Если бы небо обрушилось на нас или началось извержение вулкана… и то, кажется, это не застало бы нас так врасплох.

Слезы, слезы и слезы. Мы тут же стали собираться в дорогу. Москва теперь, после смерти Мишеля, всеобщего любимца семьи, никогда уже не будет для нас прежней. Помнишь ли, дорогая Полина, как мы ездили на Москву-реку в санях, по морозу, пили шампанское и закусывали ледяными красными яблоками? Как Мишель на руках выносил нас по очереди из саней, как играли в снежки, как грелись у огромного костра?

Потом мы накупили горячих пирогов с мясом, капустой и грибами и поехали домой. В темноте играли в прятки до упаду, после – смех и нескончаемые разговоры у жарко натопленной печи с синими изразцами. Ведь это никогда, никогда уже не повторится!

Кстати, знаешь ли, что в нашем московском доме, которым, говорят, раньше владел немецкий барон Штейнгель, колдун и масон, – есть очень загадочный подвал? По-моему, именно тогда Мишель, которому страшно нравилось пугать нас всех, и рассказал нам историю сего подземелья.

Раньше на месте дома стояла усадьба богатого и нелюдимого боярина Темного, приближенного самого Иоанна Грозного. И сей боярин сокровища имел неисчислимые, которые прятал в подземелье под своими хоромами. Потом боярин неведомо куда исчез, а богатства так и остались под землею. Но сколько их ни искали, так и не нашли. Слухи ходили, что те сокровища окроплены кровью и что их охраняют души их бывших владельцев. Нам всем тогда и смешно было, и боязно.

Николай, старший брат Мишеля, очень внимательно слушал наш разговор, смеяться не стал, и сразу ушел. Лег спать, наверное. А мы до самого утра пугались и хихикали. С тех пор, между прочим, мне стали слышаться какие-то шаги в подвале. Моя комната расположена на первом этаже. Правда, случалось это очень редко. Я даже никому об этом не рассказывала, знала, что только дразнить будут. Наслушалась, мол, француженка русских басен, теперь вот от страха с ума сошла. А мне это было бы неприятно. Почему я сейчас об этом вспомнила? Сама не знаю…

Нет больше Мишеля, нет Александры. Как резко может все перемениться! Мы обсуждали события, которые ты подробно описала, и не могли поверить.

Кстати, никаких рубиновых серег среди фамильных драгоценностей рода Протасовых никогда не было. Это нам растолковала маман Мишеля. Она точно знает. Где он мог их взять? Почему в Лондоне? Все это необъяснимо…

Ну, буду заканчивать на этом. Пойду разбирать вещи, помогать барышням. Мы ведь только сегодня утром приехали. Вечером отправляемся на кладбище. А Мишеля сможем теперь увидеть разве что во сне. Не представляю себе его могилу…

Всегда твоя, Марго».

«Дорогая моя Полина!

Прошла уже неделя, как мы в Москве. В доме царят скорбь и скука.

После гибели Мишеля барыня совсем расхворалась. Все только и говорят о его смерти. Недоумевают, как такое могло случиться. А уж слухов всяких в свете! В гостиных это самая популярная тема.

Скажу тебе по правде, Полина, что и в самом деле обстоятельства этого происшествия более чем странные. Мишель приехал в Москву внезапно из подмосковной Баскаковых, сказал барыне, что непременно хочет жениться на Александре, ежели она его такой чести удостоит. Предложения он еще не делал, но собирался. Купил ей в подарок много всяких вещей… Маман его была, конечно, не в восторге. Все знали, какое у Алекс хрупкое здоровье. Правда, она богатая невеста. Барыня на эту женитьбу все равно бы согласилась. Она знала, что ни Мишель, ни Николай ее никогда не слушали и все всегда делали по-своему. Но судьба распорядилась иначе.

Однажды вечером Мишель, который вроде никуда не собирался идти, вдруг вскакивает, велит экипаж подать, наспех одевается и уезжает. Даже ужинать не стал. Куда? Зачем?

Утром Елизавета Андреевна спрашивает чаю к себе в спальню, потому что у нее невероятно мигрень разыгралась. Интересуется у горничной, где Мишель, а та и говорит, что молодой барин еще не возвращался.

– Как не возвращался?

Стали ждать. Уж обед, а новостей никаких. Сначала-то не очень волновались. Мужчины Протасовы все отличаются нелегким нравом, могут ночь прогулять, уехать куда-нибудь, никому не сказавшись.

На следующее утро послали Николая разыскивать брата. Целый день его не было. К вечеру, уже в сумерках, вошел он в гостиную – глаза шальные, в лице ни кровинки.

– Умер Мишель, – говорит. И зарыдал.

– Как? Что? Где?! – обычные вопросы.

Принесли Николаю водки. Он и так уже был не совсем трезвый, а тут его и вовсе развезло. Еле добились от него, что тело Мишеля нашли у ограды Донского монастыря, в кустах, с простреленным виском. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Дуэлью это быть никак не могло. Тело бы ни в коем случае не бросили, да и хоть кто-то что-то знал бы. Месть? Ревность? Оставалось только гадать.

Как он оказался у ограды монастыря, зачем? Мишель никогда не ходил туда. Все эти вопросы, как ты сама понимаешь, остались без ответа.

Горе горем, а жить-то надо. Надо думать о детях, завтраках и обедах, о визитах и балах. Постепенно жизнь наладилась.

И тут новая неприятность. Николай проиграл в карты огромную сумму денег. Барин как услышал об этом, у него случился апоплексический удар. Доктора, сиделки, бессонные ночи… О проигрыше на короткое время забыли. Николай где-то пропадал целыми днями, а когда являлся домой, то ходил чернее тучи, а на ночь брал к себе в комнату графин с водкой и запирался. Похудел, лицо у него стало безумное, глаза горят, небрит, нечесан. Страшно смотреть! Молоденькая горничная ночью несла горячие грелки в комнату больного и столкнулась на лестнице с молодым барином, – крик подняла на весь дом, как будто привидение увидела.

Я, говорит, до смерти перепугалась. Чего это Николай Алексеевич бродят ночью в потемках? И не отзываются?

Обстановка в доме становится все тяжелее. Барыня то и дело плачет и хворает. Барину стало немного лучше, но речь и подвижность к нему так и не возвращаются. Денег нет. Кредиторы покоя не дают. Как будто черное крыло беды закрыло для нас солнце. Будет ли этому конец?..

Прости, дорогая Полина. Я знаю, что у тебя самой тяжело на сердце, но больше мне не с кем поделиться своими переживаниями.

Любящая тебя, Марго».

«Дорогая моя Полина, стоит ли говорить, как я обрадовалась твоему письму и словам поддержки! Я и сама знаю, что нужно быть стойкой к любым невзгодам жизни. Так нас воспитывали, и это правильно.

В очередной раз описываю тебе нашу жизнь и то, что она нам преподносит.

Несколько дней назад две горничных явились к барыне и потребовали расчета. Вообрази себе, дорогая, – они заявили, что по дому бродят привидения, что они до смерти боятся и ни за что не останутся.

Они рассказали, что ночью часто готовят грелки и лекарства для барина, носят наверх по черной лестнице. И несколько раз натыкались там на кого-то, в темноте невидимого.

– Так, может, это Николай в потемках бродит? – предположила барыня. – Неспокойный он стал нынче.

– Нет, матушка. Как будто в монашеском одеянии кто-то, и капюшон на лицо надвинут низко. И будто ледяной холод все тело сковывает, так что ни пикнуть, ни с места стронуться.

Все события, происходящие в последнее время, мне очень не нравятся. А теперь еще история с привидениями! Раньше я никогда не приняла бы всерьез подобных вещей. Но сейчас мне кажется, что за всем этим кроется что-то страшное и опасное, существующее не только в воображении слуг…

Как мне хочется поболтать с тобой, дорогая Полина! Может быть, тогда мне стало бы легче.

Любящая тебя, Марго».

«Дорогая Полина, надо ли говорить, как я скучаю по тебе! Как мне тебя не хватает! Как много мне надо тебе рассказать…

Не буду отвлекаться и начну сразу же с главного. Барин выздоравливает, но очень медленно. Знаешь, я так думаю, что хозяину повезло – да-да, не удивляйся. Он не двигается и плохо слышит, благодаря чему все ужасные события проходят мимо него. И это благо, иначе все усилия докторов оказались бы тщетны.

Впрочем, пора сообщить тебе, что я имею в виду.

В прошлом письме я поведала тебе о привидениях, якобы появившихся в нашем доме. Не знаю, что в этой истории правда, но все напуганы. Никто не хочет ходить в подвал. Горничные после долгих уговоров остались. Барыня велела сделать дополнительный запас свеч, чтобы не экономить и всюду зажигать свет. Однако напряжение и страх буквально висят в воздухе.

Моя комната расположена рядом с комнатой Елизаветы Андреевны. Я думала, что барыня давно почивает, но ее дверь оказалась открыта, из проема лился тусклый свет в коридор. Я сделала всего пару шагов, как жуткий крик заставил меня вздрогнуть и застыть на месте. Внизу, в людской, раздался шум: по-видимому, крик вызвал переполох среди прислуги. Не ожидая более ни минуты, я бросилась в комнату барыни.

Елизавета Андреевна, в атласном капоте и ночном чепце, сидела напротив большого зеркала, откинув голову назад и закатив глаза. Я схватила флакончик с нюхательной солью и попыталась привести ее в чувство. Это оказалось не трудно. Она сделала несколько вдохов, глаза ее приоткрылись, взгляд прояснился.

– Ты, Марго? Слава Богу! – она испуганно осмотрелась. – А где… оно?

– Что с вами, Елизавета Андреевна? Кто кричал?

– Да кто ж это мог кричать, по-твоему? Я, конечно! Ты, душенька, если б его увидела, еще не так завопила! – она перекрестилась, глядя на образа. – Я даже о святом кресте охранительном забыла: у меня весь волос дыбом встал, а руки и ноги отнялись напрочь. Что за напасть, скажи мне, происходит?

Оказалось, когда она ушла из гостиной, чтобы прилечь, то вдруг почувствовала себя как-то тревожно, нехорошо. Стало душно, в груди появилась тупая боль. Пришлось открыть дверь в коридор, чтобы впустить воздуху.

– Вообрази, милочка, села я к столику с лекарствами, только руку-то протянула… а там… оно. Или он… Уж я не знаю, как и говорить-то. Ах, душенька, как я не умерла на месте?!

– Где? Кто? – я никак не могла понять, о чем идет речь.

– Ну… оно, привидение… монах, то есть. Прямо в зеркале. Я как глянула… Тут мне и дурно стало. Верно, я закричала, но уже не помня себя от страха. Зеркало-то у меня прямо перед носом. Гляжу – а там он: зыбкий какой-то весь, ужасный, черный…

– Черный?

– Ах, я не знаю, право… Жуткий!

С трудом мне удалось ее успокоить. Пришлось сходить за постелью и лечь у барыни в комнате, на оттоманке[7]7
  Оттоманка – широкий мягкий диван с подушками, заменяющими спинку, и валиками по бокам.


[Закрыть]. Она ни в какую не желала оставаться одна. Однако уснуть удалось только под утро.

Дорогая Полина, я хочу у тебя спросить совета, как мне себя вести в подобных обстоятельствах? Что ты обо всем этом думаешь? С нетерпением буду ждать ответа.

Твоя Марго».

«Душенька Полина!

Рада приветствовать тебя. Ты совершенно права, когда говоришь, что надобно сохранять спокойствие и выдержку. Однако же посуди сама: возможно ли это? Что за призрак бродит по дому? Может быть, это сам боярин Темный охраняет свои сокровища?

В один из дней мы сидели с барыней у натопленной печки. Она хворает, мерзнет. А тут еще непогода разыгралась. Дело-то движется к осени. В доме сырость.

– Елизавета Андреевна, матушка, пирожков отведать извольте! – кухарка вошла, неся большое блюдо, полное румяных пирожков с повидлом и яблоками.

– А где Николаша? Спроси его, может, он тоже покушает?

– Николай Алексеевич с утра встали и в кладовку изволили спуститься. С тех пор все там.

– В кладовку? – барыня несказанно удивилась. – Да зачем же это?

– Мне сие неведомо. Только он там что-то передвигает… Ящики с вином зачем-то от стены отсунул.

А у меня там ларь с мукой. Мне тесто ставить – а к муке не подступишься. Я и спроси, что он ищет? Он на меня как закричит! Не твое, мол, дело, старая! А у самого глаза безумные…

С тех пор Николай словно помешался. Днями и ночами пропадал в подвале. Степан, его слуга, вначале помогал, а потом отказался наотрез спускаться в подземелье и караулил снаружи, за дверью.

Однажды я застала Степана в кухне, – он забирал поднос с едой для молодого барина.

– Степан, а что твой хозяин делает в подвале? – спросила я.

– Да свихнулся он, госпожа Марго! – Степан махнул рукой с досады. – Решил отыскать сокровища боярина Темного, чтоб, значит, с долгами расплатиться. Ну прямо как помешанный стал! То по полу ползает, то стены простукивает. А сколько свеч перевел, не приведи Господь! Никак, его дьявол попутал.

Разговор со Степаном произвел на меня удручающее впечатление. Ночью я долго лежала без сна, слушала, как шумит ливень в саду… Непонятная тоска закралась в мое сердце.

Утром – переполох, гвалт, беготня. Что за оказия? Я наспех оделась, спустилась вниз. В гостиной барыня допрашивала Степана.

– Как ты, негодяй, мог барина одного ночью оставить?!

– Я его не оставлял. Я под дверью сидел, никуда не отходил. А вниз я больше не пойду, хоть убейте! Я и барину говорил, что не надобно… А он только бранился.

– Так ты не отходил от двери?

Елизавета Андреевна была вне себя от беспокойства, в руках она судорожно комкала кружевной платочек.

– Нет, вот вам крест!

Степан крестился и божился, что неотлучно находился при барине, только за дверью. А утром-де хотел барина кликнуть, а тут кухарка Порфирьевна ковыляет, ветчины, говорит, надобно к завтраку отрезать.

– Ну, я ей и поручил, чтоб она, значит, Николаю Алексеевичу доложила, что день белый уже, пора выходить.

– Идол бестолковый! – возмутилась кухарка, которая стояла тут же, призванная барыней для разбора дела. – Поручение он мне дал, черт вихрастый!

– Погоди, Порфирьевна, – вмешалась Елизавета Андреевна. – Ты спускалась за ветчиной?

– А как же, матушка! Вестимо, спускалась. Только молодого барина там не оказалось. Свечные огарки повсюду, темнотища. Я-то свою свечу запалила, гляжу – перевернуто все вверх ногами… а барина нет. Я звать, кричать!.. Никто не отзывается. Только у самой стены – золотой портсигар барина. Вот энтот самый.

Кухарка показала на лежащий на столе портсигар, подаренный Николаю Мишелем. Он этой вещью очень дорожил. А после смерти брата и вовсе не расставался, носил всегда при себе. Немыслимо, чтобы он бросил портсигар на полу в подвале. Правда, тот мог вывалиться из кармана…

Все молча смотрели на портсигар, не зная, что сказать. Елизавета Андреевна вдруг заплакала.

Прошло уже три дня, дорогая Полина, а о Николае ни слуху, ни духу. Как будто он испарился. По городу пошли слухи, что все это специально подстроено Протасовыми с целью избежать уплаты долга. Мы, дескать, его покрываем. Ведь это позор! Карточный долг – дело чести. Люди стреляются из-за этого. А Николай сбежал.

Барыня еще надеется, что произойдет чудо и ее старший сын вернется. Все образуется, все объяснится. Но, знаешь ли, душа моя, я почему-то думаю, что мы Николая больше не увидим и никогда не узнаем, что с ним случилось.

Дверь в злополучный подвал велели заколотить, а продукты хранить во флигеле, на льду. Комнату Николая тоже закрыли, ничего там не трогая. Чем закончится эта история, как ты думаешь? Пиши мне, дорогая Полина.

Любящая тебя, Марго».