Текст книги "Пассажир"

Натиг Расулзаде
Пассажир
Литературный сценарий полнометражного художественного фильма

… Ночь. Пассажир едет в поезде, в пустом купе. Смотрит в окно на свое отражение. Долго смотрит, всматривается, будто ждет чего-то необычного. И необычное случается. Его отражение медленно меняется. В темном окне расплывчато исчезает его облик и появляются один за другим неизвестные ему лица: старик в парике времен Людовика, Короля-Солнце, пожилая женщина, в которой угадывается Гертруда, мать Гамлета, молодая пара – Ромео и Джульетта, и проч.

По мере появления лиц на ночном окне, их сопровождают титры исполнителей ролей.

Пассажир с опаской вглядывается в стекло, трогает его рукой, будто хочет стереть непонятно откуда возникшие лица. Лица исчезают, уступив место законному отражению его лица. Он садится на место, потирает лоб, словно хочет что-то вспомнить.

…Пассажир слышит невнятные крики в коридоре. Скандалят. Вдруг – выстрел. Он быстро поднимается, выглядывает в коридор и видит: проводница-карлик прячет револьвер в кобуру, захлопывая дверь соседнего купе. Он с недоумением смотрит на нее.

– А тебе чего надо, пассажир?! – кричит она на него тонким срывающимся голосом, точно так же, как кричала минуту назад. – Чего высунулся?! А ну – марш на место!

Она подходит и вталкивает его в купе, захлопывает дверь. Он в растерянности садится, берет газету, стараясь отвлечься, но тут дверь купе с треском распахивается. Он смотрит – никого. Продолжает читать. Внезапно вздрагивает, оборачивается – в купе карлица. Она ставит на столик стакан.

– Чай пить, пассажир! – приказывает она.

– Но я не заказывал…

Карлица не отвечает, будто и не слышала его.

– Скажите, какое сегодня число, – говорит пассажир, отхлебывая чай и морщась.

Она долгим недоумевающим взглядом смотрит на него. Он отводит взгляд.

– Я уже сколько времени не могу допроситься у вас постельного белья, – говорит Пассажир, повышая голос.

Карлица уставилась на темное стекло окна. Пассажир, проследив за её взглядом, тоже смотрит в окно, но ничего не видит.

Повисает в купе молчание, откуда-то издали, через купе, доносится приглушенный детский плач.

– Этот поезд что, не делает остановок? – спрашивает пассажир, – До сих пор не было ни одной… кажется… Или было, когда я спал? А?..

– Скоро, – говорит проводница, – Недолго уже…

Он только хочет задать очередной вопрос, но смотрит – она исчезла. Выглядывает в коридор, садится опять и некоторое время сидит в недоумение, осмысливая непонятное поведение проводницы. Потом разворачивает газету, на газетном листе – крупным шрифтом «Пассажир». Название с газетного листа переходит на экран.

ПАССАЖИР

И часть титров фильма

Пассажир продолжает читать газету, то и дело поглядывая на дверь, закуривает…

Титры:

ЗА ТРИ ДНЯ ДО ЭТОГО

… На стол, заваленный бумагами, рука с огромным перстнем на пальце швыряет рукопись.

– Да поймите вы, наконец, сейчас не время для таких книг! – говорит издатель Пассажиру. – Прошло время, когда ваши сюсюкания издавались огромными тиражами. Сейчас надо писать так, как хочет его Величество Читатель.

– Сомнительная истина, – говорит Пассажир.

– Он диктует, как раньше диктовал тоталитарный режим, – продолжает издатель. – Пишите для него. Пишите детективы, мистику, эротику, фантастику. На это есть спрос. А это можете забрать. Я много сил положил, чтобы открыть свое издательство, и не собираюсь из-за вас вылететь в трубу. Пишите триллеры.

– Я подумаю, – говорит пассажир, – Я ведь никогда не писал для читателя.

Издатель поражен.

– А для кого же вы писали?

– Для себя, – говорит Пассажир, забирая рукопись, – Только для себя.

– И как вам удалось таким образом написать и издать столько книг?

– Подумайте, – говорит Пассажир, выходит из кабинета.

… Улица. Пассажир идет по улице. Шум, крики, сигналы машин, громкая музыка из автомобилей сливаются в уличную какофонию. Прохожие идут, уткнувшись в свои телефоны, с наушниками, разговаривают, жестикулируют, такое впечатление, что разговаривают они сами с собой. Пассажир смотрит на прохожих. На углу одной из улиц сидит нищий, положив на колени костыль, перед ним коробка из-под обуви. Он терзает слух прохожих, играя на детской игрушечной дудке какую-то примитивную мелодию и безбожно фальшивя. Пассажир с рукописью под мышкой проходит мимо, оглядываясь на нищего.

… Он лежит в постели с любовницей. Она смотрит на часы, вдруг вскакивает, начинает торопливо одеваться. Он равнодушно смотрит на нее.

– Ой! Посмотри, я надела трусики наизнанку, – говорит она, сидя спиной к нему, снимает и надевает заново. – Это хорошая примета, кажется, к деньгам.

Он молчит. Она торопливо одеваясь, подходит к столу, читает заглавие рукописи.

– Пассажир, – говорит она, продолжая торопливо одеваться. – Это что, твоя новая книга?

– Которую никто не хочет печатать, – говорит он. – В этой стране писатели никому не нужны.

– Это ты никому не нужен, – говорит она. – Есть писатели – миллионы зарабатывают. А ты даже спонсора себе не можешь найти…

– Э, – отмахивается он.

– Ты просто – жалкий неудачник! – она уходит, хлопнув дверью.

Он смотрит на дверь.

 
– Подари на прощанье билет мне
На поезд куда-нибудь.
Все равно мне, куда он придет,
Лишь бы отправиться в путь.
 

… Дверь вдруг с треском распахивается. На пороге – квартирная хозяйка.

– Он еще стихи читает, бессовестный!

– Вы что, за дверью подслушивали?

– И давно! Это моя квартира, хочу – подслушиваю. А у вас совести нет, третий месяц не платите квартплату! Когда же, наконец…

Он отворачивается к стене, лежит, зажав уши. Она нависла над ним, что-то быстро выговаривает, губы бешено шевелятся. Он, не выдержав, вскакивает, натягивает брюки, кидается вон из комнаты.

– Сумасшедший! – кричит вслед ему квартирная хозяйка.

… Пассажир играет в карты в компании нескольких картежников. Обычная квартира. Один из игроков – даун, постоянно улыбается, хихикает, тем не менее, выигрывает. Перед ним – внушительная куча купюр.

Пассажир проигрывает. Встает из-за стола, удрученный. Уходит, не прощаясь. Больной игрок провожает его хихиканьем. Остальные серьезно смотрят ему вслед.

…Поздний вечер. Пассажир проходит по той же улице, что и днем. Сейчас уже здесь нет прохожих. Но нищий на своем месте, перед ним коробка полная мелких купюр. Нищий перекладывает купюры в карман, собираясь уходить. Он резво поднимается на ноги, берет костыль под мышку. Пассажир подходит к нему, смотрит на деньги в руках нищего. Пассажир вырывает пачку денег из рук нищего. Нищий замахивается на него костылем, дерутся. Пассажир бьет нищего и опрокидывает его на тротуар. Нищий, не в силах подняться, плачет.

– Отдай мои деньги! – кричит он сквозь плач.

– Отдам, – говорит пассажир.

Нищий снова бросается на Пассажира и снова получает отпор. Падает от сильного удара и теряет сознание.

– Сказал же – отдам, – говорит Пассажир.

… Пассажир в той же компании в комнате играет в карты на деньги нищего. На этот раз ему везет. Перед ним – куча крупных купюр. Он забирает деньги и уходит, не прощаясь. Все смотрят ему вслед ничего не выражающими взглядами. Даун хихикает, трясет головой, как паралитик.

… Пассажир проходит по той же темной улице. Нищий все еще сидит на своем месте, перед ним – пустая коробка из-под обуви. Завидев Пассажира, он хватается за костыль. Пассажир бросает ему пачку денег. Нищий ловит её на лету, как собака кость, торопливо прячет деньги в карман и изумленно, недоверчиво смотрит на Пассажира. Пассажир, усмехнувшись, идет дальше. Но вдруг останавливается, возвращается, подходит вплотную к нищему и закатывает ему звонкую оплеуху.

– За что!? – кричит нищий, держась за щеку.

– Людям верить надо, – говорит ему Пассажир. – Говорил же – отдам.

… День. Пассажир идет по улице. Шум, гам, пыль столбом, чистят стены домов, дырявят асфальт отбойными молотками, сигналы машин, пробки, прохожие идут, уткнувшись в свои телефоны, спасаясь от шума наушниками. Та же картина, которую устали видеть его глаза. Он на минуту закрывает глаза ладонями, натыкается на прохожих, в толпе его толкают, оборачиваются, ругают. Он останавливается перед газетным киоском, тут же к нему пристраивается карманный вор. Лезет к нему в карман, осторожно вытаскивает бумажник, убегает. Пассажир замечает его, бежит вслед за вором, перебегает улицу через проезжую часть, машины не переставая сигналят, одна на скорости едет прямо на него, он испуганно оборачивается…

… Пассажир и врач-психиатр (в белом халате и в очках, очень представительный) идут, беседуя, по коридору психиатрической больницы. По коридору то и дело проходят деловой походкой больные как две капли воды похожие на врача, тоже в белых халатах и в очках. Они, с серьезным, озабоченным видом, будто куда-то спешат, бесцельно снуют по коридору, то и дело задевая, толкая врача и Пассажира. По нескольку раз здороваются с врачом.

– Здравствуйте, доктор!

– Добрый день, доктор!

– Сегодня прекрасная погода, доктор!

И спешат дальше.

– Да, вы правы, – говорит врач Пассажиру. – Поезжайте, смените обстановку. В тихое, спокойное место. Подышите свежим воздухом. У вас ничего страшного, конечно, просто небольшое нервное истощение. Смена обстановки не повредит. Никаких лекарств. Свежий воздух, тишина, прогулки утром и перед сном, холодные обтирания.

– Здравствуйте, доктор!

– Здравствуйте, здравствуйте!

Пациент в белом докторском халате тут же возвращается и снова здоровается.

– Здравствуйте, доктор!

… Пассажир выходит на улицу. На улице один из пациентов психбольницы в белом халате кидает камнем в вывеску лечебницы, чуть не угодив в Пассажира.

– Получайте, доктор! – кричит больной, швырнув камень.

Пассажир оглядывается и смотрит на вывеску:

«Психиатрическая больница…»

На месте номера больницы – зияющая дыра от брошенного камня.

… Пассажир просыпается в купе. В руках у него газета, которую он собирался читать. Теперь в купе полно людей, шум, гам, дети кричат, взрослые играют в домино, хохочут, пьют водку, передавая друг другу стакан, беззубый мужчина с упоением играет на аккордеоне. Пассажир сминает газету, швыряет ее, выходит в коридор. Стоит, смотрит в окно. Вдруг ощущает чье-то присутствие за спиной, вздрагивает, за ним стоит карлица.

– Вы зачем подкрадываетесь?

Она не отвечает с таким невозмутимым видом, будто он ничего и не спрашивал. Карлица из кобуры горстью достает баклажанную икру и жрет, как животное.

– Баклажанная икра, – говорит она сама себе. – Люблю.

Пассажир с отвращением смотрит на неё.

– Послушайте, я уже двое суток еду и еще не видел ни одной станции, ваш поезд не делает остановок? Я вас уже не первый раз спрашиваю, может, изволите ответить.

– Нет.

– Что нет? Остановок нет?

– Нет.

– Откуда же, в таком случае, все эти люди?

– Где вы видите людей?

Пассажир молча распахивает дверь своего купе, в нем – никого. Он в полной растерянности. Карлица злобно смотрит на него, крутит пальцем у лба.

– На рассвете будет станция, – сообщает она, – Если вы намерены покинуть нас…

– Я вижу, вас это не радует, – пытается пошутить Пассажир, чтобы разрядить обстановку.

– Мне начхать на это! Просто надо предупредить главного машиниста, если вы будете выходить.

– Пре… Предупредить? Зачем?

– Зачем!? Чтобы он остановил. Зачем же еще? Видите, сколько из-за вас хлопот…

– Но… но погодите… Как же?.. Что значит – остановил? Разве?… Я не понимаю…

– Потом поймете! – зло отвечает проводница.

– А… А…

Карлица идет к своему купе, не слушая его.

– А как называется станция? – спрашивает Пассажир явно ненужное, растерявшись.

– Дом! – кричит она и запирается у себя.

Он входит в купе, изумленно оглядывается, здесь будто никого и не было. Вдруг видит на полу валяется костяшка домино, поднимает, ее задумчиво разглядывает…

… Мчится поезд. Светает. Пассажир с сумкой в руках в коридоре вагона. Выходит карлица с кобурой на боку. Он с опаской смотрит, как она приближается к нему. Оба молча смотрят на пролетающий за окнами унылый степной пейзаж.

– Степь, степь, – говорит Пассажир, – Бесконечная степь.

Пассажир и проводница смотрят в окно вагона.

Появляются огоньки вдали в степи.

– Вот он – Городок, – говорит проводница.

– Городок? Это станция такая? Вы же говорили – Дом. Смотрите – огни горят. Они что же, не спят в такое время? Надеюсь, не из-за моего приезда.

– Не болтайте лишнего, – говорит проводница. – Сейчас будете выходить, приготовьтесь.

– Приготовиться? – не может понять Пассажир.

– Хотя я бы вам не советовала, – загадочно прибавляет она. – Не в этот раз, не на этой станции…

– Не в этот раз, – повторяет за ней Пассажир и вдруг взрывается. – Мне надоел этот ваш поезд! Надоели вы! Я выйду, выйду!

… Поезд замедляет ход. Карлица, вытащив револьвер, резко распахивает дверь и почти выталкивает Пассажира на перрон. Поезд тут же отъезжает. Никто кроме Пассажира тут не вышел. Пассажир провожает вагоны взглядом и в окне каждого вагона видит лилипутку с разными выражениями на лице: то она улыбается, то озабоченно хмурится, то злобно скалит зубы, грозит револьвером, то хохочет, показывая ему кукиш.

… Пассажир в недоумение смотрит вслед поезду. Он почти на ходу спрыгнул с него.

С той минуты, как Пассажир ступил на платформу Дома, темп резко меняется, создавая контраст с началом фильма, с постоянной спешкой, беготней, городской суетой. Обитатели Дома заторможены, говорят и действуют медленно, и Пассажиру приходится соответствовать, пережидая большие, ненормальные в обычном человеческом общение, паузы, ожидая ответа на свои вопросы. Они все делают медленно, им некуда спешить, здесь нет суеты, работают не спеша, но добротно выполняя работу, а говорят они будто по принуждению. Создается впечатление, что они давно разуверились в необходимости слов, разговоров.

На платформе тощая, старая собака скалит зубы, рычит на Пассажира. К нему подходят двое в нелепых одеждах – костюмы театрального реквизита. В одном, пожилом, несмотря на смешное одеяние, угадывается начальник станции, другой, молодой с цилиндром на голове похож на телеграфиста. Оба изумленно разглядывают пассажира, чуть не обнюхивают, видно, что им стоит усилий не потрогать его руками. Не верят своим глазам.

– Вы… Вы здесь вышли?

– Да, – говорит Пассажир, – А что?

– Вам тут кто-то нужен?

– Кто-то нужен? Что вы имеете в виду?

– Видите ли, у нас тут, на нашей станции никто не выходит.

– Не понимаю, – говорит Пассажир, – А почему?

– Дело в том, – говорит телеграфист в цилиндре, – дело в том, что здесь незачем выходить.

– И даже опасно, – прибавляет начальник станции.

Во время их разговора остальные обитатели Дома, столпившиеся в дверях, постепенно выходят на платформу, с опаской, как к инопланетянину, приближаются к Пассажиру. Все они одеты в старые, заштопанные театральные костюмы из разных спектаклей и представляют весьма странное зрелище.

– Я не понимаю. Что вы хотите сказать? – говорит Пассажир Начальнику станции, тоже с опаской оглядываясь на окружающих его странных аборигенов.

– Только то, что сказал, – отвечает Начальник.

– Видите ли, это станция. Просто станция, – поясняет телеграфист.

– Да, – соглашается Пассажир, – просто станция. И что?

– Больше ничего, – говорит начальник, – Здесь больше ничего нет, кроме этой станции. Никакого жилья. Это маленькая станция посреди огромной степи.

– Степи? Как степи? Мне сказали, что здесь Городок. Мне в поезде сказали, – говорит Пассажир.

– Да, это верно. Но Городок просто название. Никакого Городка на самом деле нет, – говорит Начальник станции явно через силу, видно, что ему в тягость доказывать очевидные вещи.

– Как нет!? Вы шутите? Я же сам видел огни домов.

Начальник станции безнадежно машет рукой, но Телеграфист охотно начинает пояснять.

– Это так. По ночам вся степь в каких-то непонятных огнях. То есть, не вся, а участок за нашим Домом. Мы не знаем, что это. Мы туда не ходим ночью. Из-за этих огней все и думают, что здесь Городок. Но нет никакого Городка. Да вы сами можете убедиться, – сказав это, Телеграфист, сняв цилиндр, приглашает Пассажира пройти с ним в конец платформы.

Пассажир идет с ним и видит такую же нескончаемую степь позади платформы, как и впереди. За ними бесшумно следует толпа обитателей Дома.

– Вот это да! – опешив, произносит Пассажир.

– Нет никакого Городка, – повторяет Телеграфист нервно, – Никакого-о-о Городка-а-а! Если хотите, можете и в бинокль посмотреть, – он снимает с груди мощный бинокль и протягивает Пассажиру.

Тот машинально берет бинокль и смотрит на степь позади станции.

– Вот так! Убедились? – Телеграфист отнимает у него бинокль, – Отдайте, это мой бинокль… Никакого городка… Но пассажиры поезда не знают об этом. Они-то проезжают отсюда только ночью, когда в степи за нашим Домом во всю полыхают огни. И тем, кто не спит чудится Городок. Поезд здесь стоит пять секунд. Да и то не всегда. А в последние несколько лет вовсе не останавливается. Вот и прозвали по неведению – Городок. Но здесь, кроме нашего Дома ничего нет, вот так!

– Да, – машинально отвечает Пассажир, не в силах сразу переварить столь нелепую информацию. – Скажите, а когда будет следующий поезд?

– Следующий поезд!? – Начальник просто ужаснулся вопросу.

– Вы с таким же успехом могли бы спросить о сроках моей смерти, – говорит Телеграфист, – Есть многое на свете, друг… Какой друг? – обращается он к толпе, – Я уже начинаю забывать…

– Друг Горацио, – подсказывают за спиной у него тихо, голосом суфлера.

– Вот именно – друг Горацио… что и не снилось нашим мудрецам. – цитирует он Шекспира. – так что, когда будет следующий поезд, и будет ли он вообще, это одному только Богу известно.

– Поезда мимо нашего Дома идут крайне нерегулярно, – говорит девица неопределенного возраста, очень жеманно в каком-то трудно угадываемом костюме 18 века, – следующий может быть через неделю, а может – через год. Однажды уже случалось такое: поезда не было четырнадцать месяцев. Мы даже и не ждем их больше. Поэтому мы все так удивились, увидев вас тут. Здесь уже много лет никто не выходит. – И неожиданно, совершенно другим тоном, с любопытством ребенка, – А что у вас в сумке?

– Что в сумке? – машинально повторяет Пассажир в крайнем замешательстве, – А что же… Что же теперь мне делать?

– Да-а, задача… – озабоченно произносит Начальник станции, почесывая затылок.

– С одним неизвестным, – подхватывает Телеграфист, показывая на Пассажира и заливаясь идиотским смехом.

Все обитатели Дома, кроме старого Начальника, подхватывают смех и смеются долго, как ненормальные.

Пассажир со страхом смотрит на них.

– Мы вас устроим, – говорит Начальник, – так и быть. Не выбрасывать же вас на улицу…

– Точнее – в степь! – снова вклинивается телеграфист.

Очередная порция всеобщего жуткого смеха. Теперь даже Начальник позволил себе немного посмеяться.

– Но, сами понимаете, – продолжает он, – живем мы тут одной семьей, так сказать, все свои, так что, ничего не попишешь, вынуждены принять вас в семью. А ты, – обращается он к телеграфисту, – срочно телеграфируй, что у нас ЧП. Пассажир высадился ни с того, ни с сего. Не знаем, что делать. Ждем указаний. Ну и все такое. Сам знаешь. Пусть у них тоже голова болит.

– Так если у вас есть телеграф, – воспрянул духом пассажир, – Дайте знать, что я должен уехать, пусть остановятся в другой раз.

Начальник станции (НС), не отвечая, странно смотрит на него. Дочь начальника Станции (ДНС) жеманно говорит:

– Не успели приехать, уже хотите покинуть нас?

– Да какой телеграф!? – говорит Тощий Телеграфист (ТТ), – Пустая коробка – вот весь наш телеграф. Линию давно прикрыли. Это у нас игра такая, чтобы было похоже, как на настоящей станции…

Пассажир в недоумение смотрит на НС, тот, прикрыв рот, тихо хихикает.

– И как вас угораздило выйти здесь? – спрашивает Сторож, добродушный старичок в костюме палача.

– Да я, собственно говоря… – начинает Пассажир, но его уже не слушают.

– Понятно, – говорит НС, – Что ж, берите свою сумку и пойдем устраиваться. Шикарных апартаментов не обещаю, но комнату с рукомойником могу предоставить.

– А что у вас в сумке? – вновь спрашивает ДНС.

– Там бумаги… мне нужные… Нот-бук… Ай-пад…

– Что-что-что? – не может понять ДНС, – Что это все такое?

Пассажир в замешательстве смотрит на нее. Но тут вмешивается НС.

– Да, Пассажир, вляпались вы. Когда еще поезд придет. Да они теперь вовсе и не останавливаются на нашей станции, просто проскакивают на полном ходу… Нашли, где выходить… Хе-хе-хе…

… Пассажир сидит на железном сейфе в маленькой убогой комнатушке с зарешеченным окошком. Вытаскивает вещи из сумки. Потом вдруг, передумав, все швыряет обратно в сумку. Сидит, обхватив голову руками. Стук в дверь. И тут же, не дожидаясь разрешения входит жена сторожа (ЖС). Она робко входит, но бесцеремонно садится на узкую кровать, которую предоставили Пассажиру. Она протягивает Пассажиру полевой цветок.

– Это вам. С приездом.

Он растерянно, молча кивает, принимая цветок.

– На этой кровати умер мой сын, – говорит женщина, поглаживая матрац.

– На этой? – не скрывая брезгливости, спрашивает Пассажир.

– Уже много лет прошло, – говорит она, – не знаю, сколько… Мы здесь не считаем времени… А который час? – вдруг, будто вспомнив что-то важное, спрашивает она, оборвав себя на полуслове. – Я смотрю, у вас часы… У наших ни у кого нет… У жены начальника станции были много лет назад, мы все у нее спрашивали, ей это надоело и она разбила свои часики… Такие были красивые, ей все завидовали… А? Который час?

– Час? – Пассажир подозрительно смотрит на нее, смотрит на часы, – Половина девятого. Утра.

Долгое молчание.

– У него открылась чахотка, – наконец заговорила ЖС. – Скоротечная чахотка. Телеграфист посылал телеграммы одну за другой, но нам не ответили. У нас не было лекарств. А поезд не приходил уже пятый месяц. Иногда они на ходу выбрасывают из поезда для нас лекарства, иногда продукты, ну, всякие нужные вещи… А тут как на зло… Он был с детства слабенький… И вдруг навалилась такая тяжелая болезнь… Он и умер… Я ведь отговаривала его, отговаривала, чтобы он не уходил. Но он был молод, горяч, такая жизнь его не устраивала, он хотел в большой мир, к людям… Вот и ушел… И степь его убила. Мы заметили их, да, он ведь с дочерью начальника станции, они вместе ушли, ну и та вернулась, вся растерзанная… Мы заметили их километрах в двух от Дома… Они еле шли, ползли… Мы все побежали… Она выжила, а он умер… Мой сынок… Мы его похоронили тут недалеко, хотя Начальник станции и возражал, что нельзя слишком близко к Дому, он хотел там, где уже есть могилы наших стариков, чтобы все могилы были вместе, как настоящее кладбище, но я упросила его, мне трудно далеко ходить, одышка и все такое… Мы его похоронили, а через пять дней пришел поезд. Правда, в нем не было врача, да и лекарств они не привезли, да и вовсе не остановились… Может, там и был врач, но ведь поезд пролетел, как всегда… Может, это и лучше, что он не дождался поезда? Все-таки он до последней минуты надеялся, что поезд придет, ждал его, как спасения. И если бы поезд так при нем… это было бы для него тяжелым ударом… Ему было двадцать шесть лет, моему сыночку… Я потом покажу вам его могилу. Хотите?

– Конечно, – рассеянно отвечает Пассажир, думая о своем.

– А все-таки, хорошо, что вы приехали, – вдруг оживившись, продолжает ЖС, – Вы нам расскажете, как там в большом мире… Хотя нет, Начальнику это не нравится, да и всем нам тоже… Мы даже не включаем радио, а у нас есть радио, правда нет линии радиопередач, просто стоит коробка, мертвая коробка, но все же это когда-то было радио, говорило, как живое…

Долгое молчание.

– Иногда по ночам он ходит по Дому, – понизив голос, сообщает она Пассажиру.

– Кто ходит?

– Мой сын, – говорит ЖС, – но мне ни разу не удавалось застать его, поговорить… Он сразу исчезает… Как тень отца Гамлета…

Она поднимается, идет к двери.

– Заговорилась я с вами, а мне еще носки штопать… Сейчас, кажется, май?

– Май? – не может понять Пассажир.

– Ну месяц, говорю, похоже – май… А какой день, интересно?.. А число?.. А вторник?..

И не дожидаясь ответов, она выходит из комнаты. Половицы скрипят под её шагами. Затихает скрип вдали. Но вскоре приближается и затихает прямо за дверью Пассажира. Кто-то стоит за дверью. Он выжидает, его это нервирует. Он поднимается, подходит к двери и резко её распахивает. Дверь слетает с петель. На пороге стоит НС.

– Починить придется, – говорит он удрученно. – Мы здесь со всеми вещами обращаемся очень бережно.

– Извините, – говорит Пассажир, – Я починю.

НС долго молчит.

– Новый человек для нас здесь – событие потрясающее, – говорит он. – Честно говоря, мы все страшно переполошились.

– Понимаю, – говорит П.

– Вряд ли. Вы, наверно, проголодались?

– Неважно.

– Ага. Мы здесь давно распределили обязанности между собой. Мы каждый день работаем с утра до вечера, чтобы добыть себе пропитание. И вам найдется дело. Сами понимаете, нельзя вам при сложившихся обстоятельствах оставаться без дела.

– Разумеется, – говорит Пассажир, – Я готов делать любую работу, какая понадобится.

– Правда? – обрадовавшись, спрашивает НС, – Я очень рад, что вы так сказали. Нам тут, сами понимаете, дорога каждая пара рук. Нас в Доме не так-то много, а дел гораздо больше. Еле справляемся. Когда вот так живешь и можешь надеяться только на себя, чтобы не умереть с голоду, это ведь совсем другое дело, верно? Это ведь не в городе, на всем готовом. Вы что умеете?

Пассажир в растерянности, не знает что ответить.

– Вообще-то, я пишу книги.

НС смотрит на него, не понимая, потом говорит:

– Это вряд ли понадобится.

– Давно, в детстве на даче отец учил меня ухаживать за деревьями. У нас был сад.

– Это хорошо. Правда, у нас садовником сторож, но вы могли бы ему помогать.

– Конечно, – говорит Пассажир.

– Пойдемте вниз. Я покажу вам хозяйство. Сейчас день, а днем у нас никто не отдыхает. Вы хоть и новенький тут, но не будете исключением.

– Я и не собирался отдыхать, – говорит Пассажир.

Они выходят в зал (бывший зал ожидания станции), где уже собралось все население Дома в ожидание. Пассажир, заметив, что он в центре внимания, говорит НС.

– Вы спрашивали, что я умею. Вот еще что.

– Ап! – И Пассажир вытаскивает из уха старика золотую монету, демонстрирует всем на ладони.

Все в восторге аплодируют.

– О! – удивляется старик, – золотая монета! – протягивает руку к золотому, – Давно я не видел денег. Это вы вытащили из моего уха?

– Ну… В какой-то мере, – уклончиво отвечает Пассажир.

– Значит, это моя монета?

– Нет, – говорит Пассажир, – монета моя. Просто я показал вам фокус.

– Фокус? – не понимает НС.

– Да. Это фокус. Ловкость рук, понимаете?

– Не совсем, – признается НС, – Значит, монета не моя?

– Папа, – вмешивается ДНС, – Это фокус. Как в цирке показывали. Помнишь?

– Смутно, – говорит НС, подумав, – Значит, фокус, – говорит он, с сожалением возвращая монету.

– Вы могли бы как-нибудь на досуге продемонстрировать нам ловкость ваших рук? – жеманно спрашивает ДНС.

– Мне нужно натаскать воды, – говорит Буфетчица, обращаясь к НС.

– Идите, помогите ей, – говорит НС Пассажиру, – Хозяйство посмотрим завтра. Теперь у вас много времени будет.

Пассажиру эти его слова не нравятся, но он молчит, не возражает.

…Ночь. Пассажир не спит, прислушивается к каждому звуку. Подскакивает на кровати, подходит к окошку, смотрит на платформу. Тихо, на платформе спит обессилевшая собака. Он нервно ходит по комнатушке, то и дело натыкаясь на сейф, что служит ему табуреткой. Ушибается, кряхтит, тихо ругается. Выходит из комнатки, выходит на перрон и начинает ходить по нему взад-вперед, время от времени поглядывая вдаль, туда, откуда привез его поезд. Кромешная тьма и тишина. Пассажир вытаскивает последнюю сигарету из пачки, закуривает. Присаживается на скамью на платформе. Смотрит на Дом. Дом выглядит монстром в ночи без звезд.

…Поезд медленно проходит мимо Дома. Пассажир бежит за ним, ему удается вскочить на заднюю площадку последнего вагона. Он открывает дверь в вагон, заходит, бежит по коридору, переходит в следующий вагон, потом в следующий и, наконец, находит проводницу-лилипутку в ее служебном купе. Она в страхе пятится от него, выхватывает револьвер. Он выбивает револьвер из ее рук, раздается выстрел. Он валит карлицу на ее постель и насилует ее. Она кричит, взывает о помощи:

– Ты порвешь меня! Отпусти! Пощади!

– Я убью тебя, тварь! – кричит он, яростно насилуя ее, будто в самом деле стремясь убить.

– Я кончаю! Кончаю-ю! – воет карлица. – Еще! Еще!

…Он вздрагивает и просыпается на скамейке на платформе. Светает. Над ним стоит пожилой сторож и строго говорит:

– Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе! Он остановился в гостинице.

– Что-что? – не может понять Пассажир.

Сторож улыбается.

– Не помните? Это из «Ревизора» Гоголя. Вообще-то, я был всего лишь суфлером, но иногда, когда никого из актеров не было, мне позволяли выходить в последнем акте пьесы, чтобы сказать эту фразу.

– А-а, – все еще не понимая, кивает спросонок Пассажир.

– Пойдемте, Начальник станции вас зовет.

… Начальник станции с гордостью демонстрирует ему их хозяйство, которое общими усилиями обитатели Дома наладили за долгие годы, о каждом деревце, о каждом кустике рассказывает с любовью.

– Вот здесь мы посеяли пшеницу, видите, поле большое, но мы справляемся, у нас даже есть ручная мельница – работа тяжелая, для настоящего мужчины, мы её и предложим вам. А тут у нас огород. А вот там дальше сад. Многое нам из поезда кидали на полном ходу, рассады разные и прочее. А лет десять или двенадцать назад вот так же выкинули из окошка маленького щенка, теперь это уже дряхлая собака, вы видели. Кстати, полюбуйтесь: вот эти колючки, их здесь в огромном количестве, это наше спасение, зимой в печи дают отличный жар, лучше всяких дров. А тут у нас…

Пассажир плохо его слушает, думает о своем, наконец, взрывается:

– Что за глупость это ваше натуральное хозяйство! Все вы какие-то пещерные! Разве вы не хотите вырваться отсюда, не хотите к людям, к обычной жизни?

– Может самая обычная жизнь и есть у нас, – говорит начальник станции.

Помолчав, добавляет:

– И потом, я не сказал вам главного: нас не впускают в вагоны.

– Как!? – ужасается Пассажир, – но почему?! Что же, теперь и меня не будут пускать в поезд?!

– Кто-то же должен быть здесь. Вот мы и здесь… несколько актеров, бывших актеров.

– Но здесь нет никакого театра. И никаких домов.

– Ты не похож на архиерея, Азазелло! – говорит НС. И вдруг высовывает Пассажиру язык, корчит гримасу, потом моментально приняв серьезное, озабоченное всегдашнее выражение лица, повторяет:

– Кто-то должен быть здесь.