Текст книги "Воспроизведение запрещено"

Нелли Датик
Воспроизведение запрещено

© Датик Н. А., 2018

* * *

«Просто угости меня счастьем», – просит лирическая героиня одного из стихотворений новой, уже второй, книги Нелли Датик. Вот так просто! Угости счастьем – и всё будет хорошо! Кажется, это будет моя любимая строчка в сборнике! Я давно слежу за творчеством Нелли. Хотя после первого знакомства с её стихами (казалось бы, так недавно!) не было впечатления, что из этих поэтических опытов получится что-то серьёзное. Я ошиблась! И как же я обожаю такие ошибки! Сегодня перед нами поэт со своим стилем, со своим лицом. Это стало возможным потому, что Нелли – невероятная труженица! Она упорно работает над текстами, выступает при любом подходящем, а иногда и не очень подходящем случае, никогда не обижается на критику, а старается извлечь из неё всё, что возможно для дальнейшего роста. И вот результат: уже вторая книга. Искренность. Детская хрупкость и открытость миру. Беззащитность и вместе с этим внутренняя сила. Свежесть. Лирическая героиня кажется такой знакомой: вот выйдешь на улицу и узнаешь эту девчонку на какой-нибудь остановке, где она ждет «рогатый автобус». Но при этом у неё свой мир, единственный, какого больше нет. И она бесстрашно дарит его читателю, прося в ответ «просто угостить счастьем»… Когда переворачиваешь последнюю страницу, вдруг понимаешь: так вот же оно, то самое счастье, в этих простых сточках. И немного завидуешь лирической героине. Но это хорошая зависть, белая, которая заставляет читателя оглянуться и увидеть счастье рядом в очень обыденных вещах! Хочется пожелать Нелли обязательно сохранить это внутреннее счастье, работать и расти дальше и, самое главное, получать от этого удовольствие!

Нина Краснова, филолог, преподаватель, организатор фестивалей художественного слова «Прямая речь» и «Порядок слов».

Воспроизведение

Одиночество

Слышишь?

Одиночество пляшет

Под струны гитары,

В затылок мне дышит,

Воскрешая зажившие раны.

Слышишь,

Устала гитара

От ритма прелюдий,

И фортепиано,

И Людвиг

Бетховен

Только не слышит.

Тот, кто духовен

Лишь плачет.

Плачет гитара

По скрипке.

Ей пара она

Только по щипке.

Одиночеству скучно

Сидя на крышке пиано.

Форте! Форте! Не слышу!

Тише! Кричать слишком рано…

Одиночество дышит…

Вибрация душ

Вдохновил фильм Николая Арселя «Королевский роман»

Короткое письмо старшему другу

У нас тут светает. А у вас как дела?

Не волнуйтесь, тайну свою я довезла,

Хоть и в дырявом кармане

Немного промокла она.

(В ту ночь я с вами была так мила.

А это платье из остатков вина…

Его шлейф тянулся по полу.

Вы были в джинсах и поло,

На шее – цепочка из серебра,

Звенья её как панцирь черепахи…

Уткнувшись в неё, рассказала вам страхи

Свои и этого мира…

Светила луна, сияли звёзды-сапфиры,

И мы танцевали под шёпот звёзд,

Шлейф платья оборачивался в розу.

Мои стихи превращали вы в прозу,

Вбивая в сердце маленький гвоздь.

На моё утверждение «Буду я ждать»

Отвечали: «Ты ждёшь… ну и пусть».

Рассвет всё ярче проявлял мою грусть…

Как и сейчас, за моим окном светает.

В эту ночь я совсем не спала.)

У меня всё хорошо. А у вас как дела?

* * *

Поделись со мною рассветом.

Я приготовила кружку.

Обмотавшись пледом-конвертом,

Письмо согревает душу.

В кресле, как в плетёной корзине,

Сверху шарики-парашютики

От земной отплывают низины.

Перебросились парой шуток,

Ты поделился рассветом,

Отпила от него я глоточек.

На письмо отвечаю приветом,

Подпись не ставя и точек.

* * *

Просто угости меня счастьем,

Порежь его как многослойный пирог.

Просто брызни мне на запястье

Духов ароматных нежный мирок.

Просто выключи свет в этом мире,

Оживи натюрморт искусственных фраз,

Просто утони в ночном кашемире

Сейчас, как тогда, тогда, как сейчас.

* * *

Отчего так меркнут фонари,

Склонивши голову к асфальту?

Твержу себе «Люби, гори!»

До омеги и от альфы.

Шаги считаю – подбери:

Упала наземь в лужу арка.

Дыши, мой спутник по любви,

Скрути меня ты, как цигарку,

Скури меня. Я твой огонь,

Я лучик солнца в пузырях.

Возьмёшь в свою мою ладонь –

Погаснет свет лишь в фонарях!

Первый снег

Ты назвал меня жгучим огнём,

Хотя, я всего лишь немножко рыжая.

В первый снег мы были вдвоём,

А до этого, словно в Париже,

По сырому асфальту ходили скучая,

Прерывали беседу чашечкой чая,

Играли в обиженных и ели конфеты,

Искали друг друга: «Где же ты?», «Где ты?».

Ты назвал меня солнышком, помнишь, когда-то?

Хотя, я всего лишь немножко рыжая.

Считали мы дни от даты до даты

И забывали… Память бесстыжая!

Играли мы роли друг друга искавшие,

Находили мы чувства из дома пропавшие,

И, может, сгоревшие от рыжего тела.

Первый снег выпал… Почаще б так делал!

* * *

Зефир пахнет снегом.

Зяблый январь бездонный

Звёзды прячет под небом

Нравом зимы однотонной.

Чай на столе – остывший,

Эпицентр души на щеках.

Зачем разговоры о бывших

Сюжетах, делах и вещах?

Может, мы станем ближе

Телом – мгновение лишь.

Сладкое с губ не оближешь,

Ты разговор закруглишь.

Может, я стану и дальше

Флирт считать за порок.

Давай откровенно, без фальши

Изучим этот урок.

Мои непоседы-сомненья

Душу не станут топтать.

Миг стал вкусным вареньем –

Сахарно стал залипать

На запястьях моих огоньков,

На лодыжках моих отвращений.

Нет в животе мотыльков,

Летящих на свет во спасенье.

И нет в этом мире правды,

Как истины нету зимой, –

Весною осталась у парты

В счастливый 2007-й.

Тогда параллельно мы «плыли».

Правду не ищут в ногах.

Ты помнишь, что мы любили?

Любили войну на словах.

Может, остались, как прежде

Параллельными быть. Ведь оно?

Теперь каждый раз я в надежде

Тебя буду ждать в Рождество.

Зимние сны

На замерших листьях снежок поцелуев

Тает с надеждой лиловой весны,

Из кристальных снежинок ромашки рисует

И зовёт в молчаливые сны.

Из кристальных ромашек смотрит тёплое лето,

Где танцует метель уходящей зимы.

Благодарна тебе – моё сердце согрето.

Приходи посмотреть молчаливые сны!

* * *

Не спится.

А мне и не снилось прошлое лето.

Эта весна соблазнила меня на бессонницу.

Я мечтаю о том,

Как гуляем мы где-то вдвоём,

Загораются звёзды от наших совместных шагов

И падают.

А мы лишь чувствуем тепло рук друг друга

И лёгкое, непринуждённое биение сердец.

Послушай

Послушай, мой горячий мальчишка,

Рождённый в звезде скорпиона.

С тобой буду я, чуть ближе, чем близко,

Одна из всего пантеона

Вчерашних изношенных судеб –

Тонкоструйным плачем дождя.

Пускай же нас звёзды с тобою рассудят,

Пускай голосят и искрят

О том, что любви не бывает,

О том, что уходят в рассвет

Уставшие девы; что мир утопает,

Звёзды сводя все на «нет».

Но светят они и не тонут

И любят немного приврать…

Возможно, из нас кто-то «тронут»…

Ведь звёздам легко нас понять:

Когда кричат о любви без излишек,

Головой не суются в петлю.

Разреши мне тебе быть не лишней,

Разреши мне признаться: люблю.

Аритмия

Прощание

Прощальным взглядом обводишь стены,

Невидимый купол рисуя над ними,

Под ним хороня все скандалы, измены.

Но за стенами ждут тебя херувимы.

Они не торопят. Так в жизни случается.

Ты знаешь, прощанье – плохая примета.

Прощается тот, кто не возвращается,

Возвращается тот, кто ещё не отпетый.

И ты напеваешь мотив многословный.

Я мешать не стараюсь, тебя не смущаю.

С лица водопад стираешь мне снова:

«Родная, не плачь, я вернусь, обещаю!»

* * *

Влюблённые глаза, обречённые губы

Никогда не поцелуют другого.

Трефового туза уведу из колоды,

Сердце буду жечь ему снова.

Облила… – потушила.

Рубашкою вверх лежит непристойно.

А я сижу в позе лотоса Шивы…

А я вру, что забыла,

А я вру, что спокойна.

* * *

А ты иди, доказывай любовь

По тропам, выжатых до крика

Кратким выплеском миров,

До снов, до слов палитры.

Дорогу выжженных светил

Осилит тот, кто улыбается.

Ты верил, и молился, и молил,

А мне без этого жить нравится…

Но ты иди, доказывай любовь.

Чёрт

Наверное, ты сегодня не в духе,

Постоянно твердишь: «Мне всё равно!».

А чёрт насыщается – он с голодухи.

Для него бесконечным было б кино…

Наверное, ты сегодня не в духе,

Постоянно твердишь: «Мне наплевать!».

А мне что тогда? Как словесной грязнухе

К чёрту идти, его целовать?

Быть может, мир под нами шатнувшись,

Вдруг превратился из шара в иглу?

И чёрт, наблюдая, слегка ухмыльнувшись,

Придумал себе развлеченье-игру.

«Хватит…» – под нос сопишь постоянно,

Но смелости нет это чёрту сказать.

А чёрт ублажается фортепиано

Клавиши чёрные – бемоли терзать.

Любовь в сердце есть

Любовь в сердце есть.

Опять со своей лестью

Убеждают намёками

Глупые птицы надежды.

А я без одежды

Со своими пороками

Предстала пред миром.

С каких это пор

Надежда стала кумиром?

С каких это пор

Любовь – идеал?

Когда все кричали,

Ты стоял и молчал.

Когда забурлило,

В тот момент ты затих;

Кричали мне вслед:

«Он сумасшедший! Он псих!»

Кричали, орали, плакали вслед.

Любовь в сердце есть?

Любви в сердце нет.

* * *

Когда в зелёных листьях проседь,

Как мне сказать, чтоб не обидеть?

Тебя любить лишь можно в осень,

А после – можно ненавидеть.

Забудь меня

Забудь меня!

Оторвись на несколько шагов.

Этот путь лишь мой.

Мой! Слышишь?!

Ты в нём Никто, –

Имя такое. Слышал?

Забудь!

Будь Никем

В моей жизни.

Будь иглой

Сапожника Италии,

Существование которой

Мне безразлично.

Я всё равно не стану

Носить его обувь, –

Это привычка.

Ещё одно:

Пара давно изношена

И выброшена.

Фотография

Ты, я,

Фотография.

В атласной рамке

Шелковицы.

С улыбкой держа,

Руки дрожат.

За столько лет

Смогла запылиться.

Ты, я,

Фото сепия.

Гуляли в парке.

Вереница.

Неверный взгляд.

Руки дрожат.

Она мне снится.

Ты, я,

Фотография.

Кленовые листья.

Вдруг иссяк

Осенний мотив.

Пустота.

Истлел негатив.

* * *

Если предложат обменяться мыслями,

Как спутник ловить сигналы с земли,

Быть в твоём теле есть смысл ли:

Поглядывать в лес, сколь себя не корми?

Забыть, как перчатки, желания, планы.

А то, что ты прячешь в глубинах души

Как будто поднять строительным краном,

Которым ты их так безбожно крушил.

В тебе не смогу навести я порядок,

Расставить по полкам моменты, года…

Во мне навсегда не осталось загадок:

Таких, что искал ты упорно всегда.

Друг в друге покажется – скучно мы жили,

Хоть носом чужим на затылок дыши…

Давай же не будем лезть в мысли чужие,

Быть в шкуре чужой, на распутье души.

Кукушка

Сердце моё мне обратно отдай.

С тобой оно билось нечётко –

Как с рельсов сбежавший трамвай,

Кукушкой с разорванной глоткой.

В жизни любовных эмблем лоскуты

На босую штопал ты верность.

Молчанье кукушки – намёк простоты

Её подчеркнёт достоверность.

Слёзы кукушки – чистою лимфой

Капают в душу без ритмики пульса.

Останусь я прежней нежною нимфой.

Настройка «любить» на «выкл» ресурсах.

Отболело

Отболело, милый, теперь не болит

Ураганом уставшее лето.

Осень его вновь оголит,

В бега подавшись по свету,

Волшебный оставит флакон

С запахом лета и привкусом пыли,

Отдушкой напомнит закон

О том, что счастливы были,

Счастливыми будем… Но не о том…

В планах на осень новые лица,

Новый парфюм. И свежим холстом

Я постараюсь в другого влюбиться.

Гул абсурда

* * *

Безмолвствуют звери внутренних криков,

Трезвость на спор превратив в слабоумие;

Над беспомощной правдой, зло похихикав,

Счастливую маску – взамен на угрюмую.

Сделка свершилась. Ликуют на публике

Хозяин и звери – сторонники бесов.

– «В какой ты, скажи, родился республике,

Приехал из леса? Ты здесь неуместный.»

– «С полуострова я «Полюбил – поглотило»,

Там звёзды и мгла, и всегда полнолуние.

Нашёл континент «Любовь из тротила»,

Здесь на порядок больше безумия.»

Марионетка

В чьих руках на тонкой нити

Сыграешь жизнь свою на скрипке?

Ах, да! Забыл, что позабыта

Тобой она. И пальцы липки

У кукловода от волненья,

От крови, пролитой с крестов[1]1
  К рукам, ногам, туловищу и голове куклы крепятся верёвки, продеваемые через отверстия так называемого «креста», посредством наклонений которого кукла делает человеческие движения.


[Закрыть].

Из поколенья в поколенье

Ты леску сам менять готов.

Жилет

Сколько осталось часов до свиданья?

Иль минуты считаете вдоволь прожитых лет?

Извольте ко мне проявить сострадание

И подставить свой в клетку измятый жилет.

Копились слова, и плакался горько

Вопрос, где добыть «счастливый» билет…

Ответ не озвучен. На жилете лишь только

Становился больше от хныканья след.

И время почти не осталось до встречи.

Мокли в карманке на балконы билеты.

Друг вы плохой! Скорой вам встречи!

Жилет слишком мягкий. Из фланелета.

* * *

Оплати меня,

Купи ассорти конфет.

Конфетти

Ворвутся в конверт.

Запечатайтесь мысли

В этом конверте.

Смысл

В этом конверте.

Не верьте,

Что вы адресат.

Читай конфетти

Наугад.

Ответ Игорю Северянину на стихотворение «Нелли»

В будуаре бледной взволнованной Нелли,

Который покинул тот час педагог-холостяк,

Где хомбург забытый над висячей шинелью.

Парит над кушеткой стая мыслей-летяг

О том, что не станет Нелли невестой.

Как в старинной игре, вроде, серсо,

При фразе её «Я согласна! Фиеста!»

Он ей не наденет на пальчик кольцо.

Терпела Нелли его философские речи,

В кабриолете от Форда он её не катал.

И при каждой возможной с ним встрече

Удовлетворял лишь частично… его капитал.

И, может, в мужья не годится он ей?

А то спускай для него лишь бретели…

Лучше невестой она будет ничьей…

Нарумяненной девицей, умницей Нелли.

* * *

Плещет лава из вулкана,

Тонут песчинки на дно океана,

Взрывается солнце, холодеет планета.

Карл не дождался от Клары кларнета.

Эффект бабочки

Скользя

Ножом по воде

Дрифтует бабочка.

Нельзя

Утопиться в вине,

Рот закрыть тряпочкой.

Бабочка

На лезвии сплава

Нержавеющей стали.

В яблочко

Острием попала, –

Волны проснулись,

Таяли,

В словах –

Льдинки сомнений.

Таяла бабочка

В руках поколений.

Голубь

Белоснежный голубь мимо летел

По простору сине-небесному…

Казалось, он чего-то хотел

Поведать мне интересного.

Кучевое облако гордо летящее

Торопилось, но медленно.

Перистые крылья его настоящие

Порхали, но тленные.

Голубь растаял в облаке смятом,

Не успела услышать его я молвы.

Голубь не мог рассказывать внятно

Без головы…

Вымарать

Вымарать лист сухими стихами,

Вымереть шаг вопроса к ответу.

Выключить лампу, на которой стихали

Вымерев, мухи, принятые светом.

Выстоять смерч, качнувшись налево

Выветрив страх из своих обещаний.

Выстроить дом у старого древа,

Выспаться вдоволь, без завещаний.

* * *

За свет.

Засвечен зал.

Привет!

Я опоздал

На жизнь-локомотив,

На жизнь

Без перспектив.

Шумовое загрязнение

* * *

Года пролетают минутами,

В нас уходят футами,

Но мы не стареем.

Поэтому мы перепутаны,

Платим за узел фунтами,

Отдаем лотереям.

Года уходят футами,

В нас узлы перепутаны.

Постарели.

Платим минутами,

Последними фунтами.

В лотерее сгорели.

* * *

Захлебнуться с со-вестью,

С солью.

Спасибо, сахар не буду.

Телепрограмму «Вести»

С болью в горле

И пригорелым попкорном

Пересмотрю на кассете

И отправлюсь спать раньше,

Чем отключат электросети.

Энергосберегающие лампочки

Плохо светят. Мне тускло.

Отправляюсь спать

С совестью.

Меня просили

Меня просили: деточка, надень

Розовые панталоны.

Ещё это было в тот день,

Когда грудь была из поролона.

Меня просили улыбаться по-детски,

Не нужен был мне фильтр слов,

Представляла себя я дамой светской,

Богиней среди ослов.

Меня просили: деточка, надень

Розовые очки,

Нитку в иголку продень,

И убери за нами харчки.

* * *

Взрослые любят цифры,

Взрослые любят числа.

А дети строят из гофры

Свои картонные мысли.

Детям нельзя давать спички,

Взрослым нельзя давать деньги.

Чтоб избежать между взрослыми стычки,

Ребёнка они отправляют в деревню,

А потом сидят и считают, словно карты, бумаги,

Что сгорели. Возводят в рамки, таблички.

Из данных выводят, что детям во благо

В руки давать зажжённые спички.

Создана сказка

Создана сказка, она прочиталась

Обшкрябанным криком души.

Раздвинулись рельсы. Осталось

Шпалой, как верёвкой душить

Сознание, тени надежды – всё в гроб –

Ящик отчаянных жалоб.

Позолота тебя высших проб,

Но стержень под ней очень жалок.

Ведь душат тебя с упоением, лаской.

Без криков помочь – сухое «привет».

Скрежет по шее истинной маски

Молчанье – молчанье – ответ,

И снова ответ и истерика.

Сказка пришлась не под стать.

Разводят не рельсы – полемику,

Осталось шпалы листать.

Мы уязвимы

Мы уязвимы,

В наручники закреплены.

Наши маски и гримы

Не столь красивы

И мы не умны.

Мы лукавы,

Отныне манекены мы.

Ползут в водоканалы

Гадюки и удавы,

И разрушены мосты.

Порог

За порог

Выставляют

С пороком.

За порогом

Стал я

Пророком.

Круглая и жирная точка

Посредине листочка

Нарисую я точку.

Круглую, жирную.

А ты бы дожил?

Вариации фактов,

Откровения смайлы.

Допишу я абстрактно

Конец эпиграммы.

Не стоит историй.

Не строят с антрактом

Круг траекторий.

Я дожил! Постфактум.

Монолог

Непонимание.

Искать во снах альтернативу,

Уделить внимание

И сгладить снова гриву.

Рождает стих

В делах своих отчаянье.

И собеседник тих,

Снова ждёт раскаянье.

Прикосновение.

Понять, что ты не лишний.

Диалог в мгновение

Монологом вышел.

* * *

С тобой на уровне гугла,

Подключите быстро модемы.

Рифму избитую – в угол,

Как плоть избитой модели.

Вовсе неправильной,

Выдавшей код из ошибок.

Строк часто заспамленных

Позвонками плавных изгибов.

Пробирая буквами шпалы.

Верность искать в интернете.

Ваш логин, простите, банальный.

Пока я живой, я в мире не этом.

Шелест слов

Безумные люди

Люди-поэты сходят с ума.

Вечность не могут найти себе места.

Спины поперёк свисает сума

Растёкшимся противнем тестом.

Люди-поэты блуждают по миру

Зыбких до дрожи псевдостихов.

Их строки подобны кукле шарнирной:

Без глаз, без души и без потрохов.

А люди-поэты глядят на алмазы

В графите пульсирующего зрачка.

Прекрасное слово. Оно ведь заразно.

Иммунитет лишь у дурачка.

Поэт-человек пишет фактурно –

Желчь осушил до лилий пыльцы.

Сборник стихов не выбросят в урну

Настоящий читатель, а также чтецы.

Ох, эти поэты – безумные люди,

Странные странники в этой стране,

Блуждали, блуждают и будут,

И будят мысли безумца во мне.

* * *

Как говорится, гол ты как щегол,

Скрипит стена от потолка до пола.

Ты, мастер, выстриги глагол,

Оставь лишь сущность слова

В хаосе творчества, как призму бытия

И в неуклонном одиноком танце.

Тиха твоя чета. В ней быт и я

Как струны верности натянуты на пяльцы.

Сама по себе

В игре не ставят запятые.

Тире – последний мой удар.

Клыки у кошки как литые.

Блестит её ночной оскал.

Не играю в кошки-мышки.

Жертву я не рву на клочья.

Опасны эти ритмы слишком.

Я буду кошкой! Только ночью.

И не играю в бой указов.

Слову рифму ставлю чётко.

Не суждено уметь всё сразу:

Быть по себе, но за решёткой.

Последняя строчка

Сотни страниц накрыли память мою,

Сгорели до тла их потёртые строчки.

Как грустно, в то же время смешно

В камин их бросает поэт-одиночка.

В этих страницах музы творенья,

В этих альбомах и дневниках

Все чувства, как дёготь с вареньем,

Вера святая, как старый монах.

Но в память вернётся последняя строчка,

Нельзя её сжечь и убить.

Муза, однако, поэтова дочка,

Не даст никому талант схоронить.

Тайна в любви

Страсть и власть накаляют сердца,

Любовь вырастает, предвещается буря.

Постигнуть ли нам ту тайну ларца,

В котором запрет в миг этот дежурит?

Вселенная мысли нам преподносит,

В этот момент возникает искра.

Жажда – любовь, прохладой доносит,

И совсем не уместны будут слова.

Поэту – перо, а перья воздушны,

Немного заметен дым сигарет.

Хочешь вперёд, а вселенная душит,

Отдаляет от нас тот самый секрет.

Всё дальше от нас уносятся звёзды,

Мысли стихи мчатся сложить, –

Рифм миллион, а получается проза.

Как удержать эту тонкую нить?

Небесное море

Облаками покрыто небесное море,

Синь горизонта на поворот.

Не описать словами эти просторы,

Не хватит листов записать их в блокнот.

Вода горизонта таинственной гладью

Покрывает все тайны небесных светил.

Вы не найдёте в той стопке тетрадей

Картину, где море в небо он обратил.

Задаться вопросом в этом безумстве,

Где здесь море, а где небосвод…

Даю вам момент побыть в вольнодумстве, –

Думать хоть прямо, хоть наоборот.

* * *

Я всё о том, что можно не писать,

Раскинувшись чертой перил и лестниц.

Чернилами запятнана тетрадь.

Писал поэт и не повесясь,

Он не выдумывал слова из пепла,

Не вдохновлялся Расселом, Руссо.

Его недуг проказный – лепра

От шеи целовал и до носок.

От ржавчины рассыпались перила,

В том доме, где недавно жил поэт.

А на листах его царила

Судьба обугленных планет.

Не возвращают мир из комы,

Не возвращают в мир людей.

Творенье – свет, но не икона,

Творенье – солнце и злодей.

Рокот смерти

Поперёк

Поперёк горла – шёлковой нитью,

Поперёк вены – струящейся сталью.

Поперёк жизни – быть, не быть ли?

Камнем навстречу птичьей стае.

Петлёй лабиринта, магнитом – в тупик,

Замёрзшей историей в порванной книжке,

На киноэкранах – тупой боевик,

В реальности – просто – нищий и лишний.

Прокляты

В тот вечер были прокляты мы оба.

Помнишь ты, как та особа,

В плаще, с косой и белолоба

Глядела в нас из-за сугробов,

До дрожи, синевы, озноба…

А ты ведь думал, не особо

Нужны ей мы, а лишь на пробу…

Но от утробы и до гроба

В тот вечер были прокляты мы оба.

Бабе

В первый раз, столкнувшись со смертью,

Осознаёшь эту жуткую боль.

Письма найти без фотографий в конверте,

Из шали вытряхнуть засохшую моль.

Найти оправданье засиженной старости –

Провален диван, – рассыпались гайки.

Стою на балконе и плачу от жалости

К себе, по тебе – носочкам и майке.

* * *

Дни текут за годами, неделями.

Поставь мне памятник предсмертный.

Тает лёд в моем поведении, –

Вода наполняет графин десертный.

Приклей на памятник фотографию

Дней, за спиною скользящих вперёд.

Видеть мыслей моих порнографию,

Хуже, чем есть высохший лёд.

Непрерывно тает лёд под ресницами,

Капли бьют о стеклянный графин,

В обнаженную душу тыкая спицами,

С вонзающим звуком, словно плачет дельфин.

По мотивам фильма Алекса Пройаса «Ворон»

Душа болит… как будто пусто там.

Смерть прошла, скосив цветы,

Поставив памятник всем нам…

А надпись: только «я и ты».

Дождь в глазах не длится вечно,

Цветы под грязною водой.

Вновь тревогой покалечен

И обвязан пустотой.

Прыгнешь вниз? Не терпишь боли?

Поставив памятник всем нам,

Смерть прошепчет поневоле:

«Либо я… но… лучше сам!»

Зеркало

Осколки твоего отражения на полу,

Душа твоя за зеркалом прячется.

Кто-то сказал мне, что и к чему.

Мысли в памяти долго маячатся.

Лик за стеклом мне важное шепчет,

Крест на груди оберегает меня.

Глаза её синие рану мне лечат,

Но взгляд её ультра сжигает глаза.

Смотрю в потолок и вижу там пятна.

Пятна ртути, мела, угля.

И лик за стеклом мне важное шепчет:

Умру за тебя, умрёшь за меня.

* * *

Сегодня последний судеб закат

Рассеял свет надежды вечной.

Кто ж тогда был виноват,

Кто ж тогда нечеловечной

Азбукой выдавливал слова,

Что гниль с великодушьем

Плела на сердце кружева,

Вызвав в память блик удушья?

Первый самый помнишь закат?

Вязать не учились мы вовсе.

А гниль на душе любила вязать,

Её превращая в холодную осень.

Долго вял солнцецвет, весь измялся –

Ромашкой в бутон белым вельветом.

Цветок на душе кровью сгущался

Последним судеб рассветом.

Монфокон[2]2
  Виселица, построенная в XIII веке к северо-востоку от Парижа, во владениях некоего графа Фалькона.


[Закрыть]

Мне сегодня настолько рвано,

Рьяный пульс разрывает артерии.

Поздно – не скажешь, и не то, чтобы рано

Занимаешь ты место в «партере». И

Как Фалькон, даешь ты команду,

Повелевая рукою всевластною.

Повторно сделав себе реприманду[3]3
  Фр. Réprimande «самовнушение».


[Закрыть],

Что во сне, плетусь как балласт я.

Мне не снилось сейчас одиночество:

Сорок девять ячеек пожизненных.

В полвековой – мои имя и отчество

Покидали тело, как жизни иных.

Очевидцы оставят «партеры»

С улыбкой от вызревших «груш». И

Ячейки из балок, как секретеры,

Будут хранить хрустальные души.

Моя же поблудит у виселицы,

Звеньями цепей украшенной.

Прикажешь ей веселиться ли,

Иль рыдать над телом погашенным?