Текст книги "Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города"

Ник Дженс
Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города

Памяти Грэга Брауна посвящается

1950–2013

Другу всех живых существ

© Платонова Т. Л., перевод на русский язык, 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Ибо нельзя подходить к животным с человеческой меркой. Их мир старше нашего и совершеннее, и сами они – существа более завершенные и безупречные, чем мы с вами. Они сохранили многие из чувств, которые человек растерял, и живут, прислушиваясь к голосам, которые недоступны нашему слуху. Животные – не меньшие братья наши и не бедные родственники: они – иные народы, вместе с нами угодившие в сеть жизни, в сеть времени, такие же, как и мы, пленники земного великолепия и земных страданий.

Генри Бестон «Дом на краю», 1928 г.

Территория Ромео

1. Биг-Рок

2. Остров Крачек

3. Парковка на маршруте подъема на Западный ледник

4. Стрельбище

5. «Хижина конькобежца»

6. Дорога к «хижине конькобежца»

7. Дом Ника и Шерри

8. Палаточный лагерь «Менденхолл»

9. Озеро Менденхолл

10. Ледник Менденхолл

11. В сторону реки Херберт и бухты Амальга

12. Устье реки Менденхолл

13. Национальный заповедник «Менденхолл»

14. Аэропорт Джуно

15. В сторону центра Джуно

16. Гора Макгиннис

17. Гора Буллард

18. Гора Сандер

19. Монтана-Крик

20. Дорога к Монтана-Крик

21. Ледниковая трасса/ Иган-драйв

Пролог

«Ты уверен, что это правильно?» – выдохнула моя жена Шерри. Она обернулась, бросив взгляд на уютный свет, льющийся из окон нашего дома на берегу озера, а потом пристально вгляделась в черного волка, стоявшего далеко впереди на льду в сгущающихся сумерках. В этот раз мы решили взять с собой только одну из трех наших собак – песочную лабрадоршу Дакоту. Она отличалась идеальным нравом и всегда слушалась нас, оказавшись на природе среди диких животных, будь то медведи или дикобразы.

Несмотря на нервную дрожь, охватившую Шерри, от радости она готова была выпрыгнуть из собственной кожи. После долгих лет бесплодных попыток это наконец-то свершилось: вот он, ее первый волк. «Прекрасно, – подумал я, – и намного проще, чем могло бы быть». Но по мере того как мы продвигались дальше на ледник, ситуация стала меняться. Волк, вместо того чтобы наблюдать за нами от границы леса, как это бывало не раз, рысью припустил в нашу сторону, двигаясь под углом, а затем понесся прыжками, взметая лапами снег и открыв пасть. Я притянул к себе Шерри и ухватил Дакоту за ошейник. Зрение мое обострилось, я ощутил прилив адреналина.

Прежде мне не раз доводилось встречаться с волками, иногда лоб в лоб. И я всегда старался не поддаваться панике. Но любой, кто утверждает, что способен сохранять хладнокровие при виде несущегося прямо на тебя волка, когда ты безоружен и некуда бежать, а рядом любимый человек, которого нужно защищать, – он либо безмозглый идиот, либо лжец.

Всего несколько ударов сердца – и вот уже волк сократил расстояние между нами до тридцати – сорока метров. Он встал, напрягшись всем телом, хвост поднят, немигающий взгляд направлен на нас – поза доминирования, и это совсем не вселяло оптимизма.

Протяжно заскулив, Дакота резко рванулась вперед, заставив меня отпустить два пальца, которыми я зацепился за ее ошейник, и понеслась прямо на волка. И как бы отчаянно Шерри ни звала ее, эту собаку ничто не могло остановить.

Лабрадорша затормозила, скользя по льду, на расстоянии от своего визави всего в несколько собственных корпусов и застыла в полной боевой готовности, вытянув хвост, и мы заметили, раскрыв рты, как волк принял соответствующую позу. Увидев их обоих так близко друг от друга, я вдруг впервые осознал, каким крупным на самом деле был хищник. Дакота, приземистый классический лабрадор, весила не больше двадцати восьми килограммов. Черный волк возвышался над ней, будучи крупнее ее более чем в два раза. Одна лишь его голова с шеей были размером с ее туловище. «Килограммов шестьдесят, – прикинул я, – а то и больше».

Волк сделал несколько осторожных шагов к Дакоте, она тоже. Если собака и слышала наши окрики, то не подавала виду. Она была полностью поглощена происходящим, хоть и вела себя предельно тихо, что совсем не свойственно жизнерадостным лабрадорам. Ее словно загипнотизировали. Они с волком внимательно изучали друг друга, как будто каждый узнавал в другом знакомые черты и пытался что-то припомнить. Это был один из тех моментов, когда время словно остановилось. Я поднял фотоаппарат и сделал единственный снимок.

И после этого, как по щелчку пальцами, мир снова пришел в движение. Поза волка изменилась. Уши встали торчком и заострились, он сделал прыжок вперед, присел, вытянув передние лапы, затем отклонился назад и поднял лапу. Дакота боком придвинулась ближе и стала кружить вокруг него, ее хвост по-прежнему был напряжен. Взгляды обоих были прикованы друг к другу. В тот момент, когда их носы сблизились до расстояния полуметра, я снова нажал на затвор. И опять этот звук словно разрушил магию. Дакота, наконец, услышала голос Шерри и понеслась обратно к нам, забыв, по крайней мере, на время о зове природы.

Несколько долгих минут мы стояли рядом с поскуливающей Дакотой, пристально глядя на темного симпатичного незнакомца, который тоже смотрел в нашу сторону и выл, нарушая тишину своим плачем на высоких тонах.

Потрясенные, мы с Шерри тихо обсуждали увиденное, пытаясь понять, что это было и что бы это значило. Однако уже темнело – время возвращаться домой. Волк стоял, наблюдая, как мы уходим, его хвост повис, затем он задрал морду к небу и протяжно завыл, словно сокрушаясь. Наконец он рысью направился на запад и скрылся в лесу.

Мы шли домой в сгущающихся зимних сумерках, первые звезды уже мерцали на вечернем небосклоне. Позади нас со стороны ледника эхом отзывался приглушенный зов волка.

* * *

С той первой встречи декабрьским вечером 2003 года дикий черный волк стал частью нашей жизни – не просто мимолетным видением в сумерках, а существом, которое нам и другим людям предстояло узнать в ближайшие несколько лет, как и ему нас. Мы были соседями, это бесспорно, но и – пусть кто-то усмехнется – друзьями тоже. Это история, в которой переплелись свет и тьма, надежда и печаль, страх и любовь и, возможно, немного волшебства. Это повествование о нашем времени в таком изменчивом, сжимающемся мире, это то, что я должен рассказать – прежде всего самому себе. По ночам воспоминания заполняют все мое существо и просятся наружу, заставляя проснуться. Поведав эту историю, я не стремлюсь ни избавиться от нее, ни даже просто понять, а хочу лишь максимально точно изложить все факты, свои размышления и вопросы, оставшиеся без ответа. И тогда, спустя годы, я хотя бы буду знать, что сделал больше, чем мечтал, рассказав, что когда-то жил такой волк по имени Ромео. Вот его история.

Глава 1
Волк!

Декабрь 2003

В тот декабрьский день я, как обычно, катался на лыжах на озере Менденхолл, прямо за домом. Впереди маячила голубая толща ледника Менденхолл, обрамленная неровной линией заснеженных горных вершин – Макгиннис, Белый Бродяга, Башни Менденхолл, Буллард и Сандер, сверкающих в голубом зимнем свете. Компанию мне составлял единственный пеший турист, находившийся почти в миле от меня. Сконцентрировавшись на своей физической форме, я чуть было не проглядел цепочку следов, пересекавших мою лыжню. Даже при беглом взгляде в них было что-то, что заставило меня вернуться, чтобы еще раз посмотреть на эти следы.

Этого просто не могло быть!

Но это было!

Отпечатки размером с мою ладонь – более крупные и ромбовидные, чем у собаки, и следы от передней и задней лап – почти одинакового размера – были передо мной в виде того плавного рисунка, который я наблюдал много раз за те два десятка лет, что прожил в арктической пустыне, в тысяче миль к северу. Я аккуратно смел снег с одного из следов. Его края уже успели затвердеть, но внутри он был еще мягким – прошло всего два часа, не больше.

Волк! Прямо здесь, на окраине города Джуно, столицы штата!

Разумеется, это Аляска. Но даже на этой Великой Земле, одной из последних цитаделей на планете, canis lupus, волк обыкновенный, встречается не так уж часто. Согласно расчетам, проведенным непосредственно в штате, общая численность волков равняется приблизительно от семи до двенадцати тысяч особей, что составляет менее 0,02 волка на одну квадратную милю из более чем полумиллиона квадратных миль территории Аляски. Большинство жителей штата, включая тех, кто живет в самых отдаленных деревнях, могут за всю жизнь не увидеть ни одного волка и даже не услышать эха его завывания. Здесь, в Джуно, третьем по величине городе Аляски, с населением свыше тридцати тысяч человек, охотники и биологи рассказывали о стае волков, бежавшей вдоль горных хребтов от Бернерс-Бей на юг, через ледник Менденхолл к долине реки Таку, через это громадное пространство, включающее густой дождевой лес, зубчатые горы, снежные равнины и ледники, испещренные расщелинами.

Со второго этажа нашего только что построенного дома, который стоял на границе цивилизации и дикой природы, мы с моей женой Шерри время от времени слышали едва различимые завывания и считали, что нам крупно повезло. Свежий волчий след, оставленный на озере – самом популярном зимнем месте отдыха всего города, был большим событием.

В течение нескольких минут я внимательно изучал следы, которые петляли почти от начала маршрута по Западному леднику в сторону лабиринта из тропинок и лыжных трасс, бобровых запруд и кустарниковых зарослей, известных как Дредж-Лейкс. Животное, помимо того, что обладало огромными по волчьим меркам лапами, явно подволакивало левую заднюю лапу, оставлявшую заметную борозду на снегу. По пути домой я старался смотреть во все глаза, борясь с сомнениями, что эти следы лишь обман зрения. Однако они по-прежнему были там. Я проследил цепочку следов до линии леса и обнаружил рядом с ними более старые отпечатки, ведущие к круглым лощинам, где животное устраивалось на ночлег. Волк бродил там, по крайней мере, со времени последнего снегопада, прошедшего несколькими днями ранее.

Вернувшись домой, я сразу же выпалил новости Шерри. И хоть та кивала в ответ, я понимал, что она не до конца мне верит. Возможно, это бродячая собака? Или койот, которого мы видели на озере? Пятнадцать лет назад она переехала из Флориды на Аляску и проехала тысячи миль по невообразимым просторам штата в надежде выследить волка, но не обнаружила даже клочка шерсти. И вот теперь у нас под боком были свежие следы, буквально в полумиле от нашего дома и в двадцати минутах езды от дома губернатора штата. Сказать по правде, я и сам себе не верил, даже когда вернулся, чтобы посмотреть на следы еще раз.

* * *

Два дня спустя я наслаждался горячей ванной в дальней комнате, окутанный облаком пара – нужно было восстановить болевшее плечо, как вдруг заметил в окне темный силуэт, перемещающийся по льду далеко впереди. Даже на расстоянии эта характерная прямая спина и плавная рысь практически «кричали»: волк! Я выпрыгнул из ванны, наскоро вытерся и нацепил на себя лыжную экипировку. Десять минут спустя три наши собаки уже бежали рысью за мной по пятам, а я двигался, отталкиваясь двумя палками, по западному берегу озера. Я знал, что собаки – наши постоянные спутники, наша собственная стая – будут держаться рядом, и взял поводки для самых молодых просто на всякий случай. Я не надеялся на что-то большее, чем просто увидеть волка, как далекий мираж, и то, если повезет.

Прямо за утесом, который местные называют Биг-Рок – гранитный валун высотой пять метров, покрытый льдом и выступающий из мелководья устья залива вдоль западного берега, – я встретил двух болтавших без умолку женщин, гулявших со своими собаками. Как они сказали, их только что на протяжении четверти мили преследовал огромный черный волк. Он внимательно и сосредоточенно следил за ними, подойдя на пугающе близкое расстояние, как они показали – метров десять, а когда они начали махать руками и кричать, волк, наконец, ушел. «Куда?» – спросил я. Они показали на север, в сторону озера, и поспешили вернуться к парковке, их собаки проследовали за ними по пятам. Я поехал дальше и вдруг, за деревьями, на расстоянии в три четверти мили от озера, я различил похожее по описаниям животное. Зверь стоял, обернувшись и глядя назад.

Волк! Дикий восторг наполнил мою грудь, такой же сильный, как в тот раз, когда я встретил своего первого волка более двадцати лет назад.

Два моих лабрадора и блу хилер четко понимали, что это не бездомная хаски. Даже у обычно спокойного Гаса, черного лабрадора, работавшего прежде собакой-поводырем, которого мы недавно взяли из приюта, шерсть встала дыбом, и он грозно зарычал. Дакота, наша великолепная, почти белая красавица лабрадор, жалобно заскулила. Чейз, годовалая блу хилер – порода собак, которая была выведена для охраны стада от подобных животных, – подняла тревогу, громко и отчаянно залаяв, и волк припустил в заросли кустарника.

Несмотря на то что шансы мои таяли на глазах, я помчался обратно домой, взял фотокамеру со штативом и всем необходимым оборудованием и закрыл внутри убитых горем собак, прильнувших носами к стеклу. Я поспешил назад, к устью залива, где исчез волк. Он стоял там же – темный силуэт, застывший на фоне заснеженного берега. Вероятно, он видел, как я иду, но вместо того чтобы умчаться прочь, как я ожидал, он замедлил шаг, порыскал вокруг и свернулся калачиком возле зарослей ольхи. Все это, начиная с моего «наблюдательного пункта» из горячей ванной, когда я заметил волка, и включая последующую цепь событий, казалось несколько сюрреалистичным.

Выйдя на открытое пространство, я подумал, что вряд ли смогу поймать животное в объектив, и пошел пешком, ступая в глубокий, по колено, снег. Я протаптывал путь, изо всех сил подавляя желание взглянуть на волка. Как однажды поведал мне эколог доктор Том Смит, если незнакомое животное, не отрывая взгляда, приближается к другому, оно таким образом передает три возможных послания: я хочу прогнать тебя, я хочу съесть тебя, я хочу подружиться с тобой – все это осторожное прощупывание почвы. Я понимал, что огромный, пристально следящий глаз фотокамеры и сам фотограф, прильнувший к объективу и излучающий подавляемое волнение, лишь усугубят ощущение угрозы у животного.

Я с трудом пробирался по заснеженному полю, опустив голову, часто останавливаясь и сидя по несколько минут каждый раз, когда он смотрел в мою сторону. Когда до волка оставалась пара сотен метров, он зевнул, потянулся, отошел на несколько шагов и опять улегся. Конечно, даже самые осторожные и дисциплинированные фотографы дикой природы иногда делают исключение из правил в тех случаях, когда возникает редчайшая возможность снять животное вблизи. К тому же волка ничто не беспокоило, и он не собирался предпринимать никаких активных действий. Но я все же поборол искушение продвинуться дальше, нарушив его личное пространство.

Мы еще целый час продолжали наши неспешные короткие перемещения, при этом большую часть времени я сидел, отведя взгляд в сторону, иногда вставал, повернувшись к нему спиной, и увеличивал дистанцию между нами. В итоге я оказался в восьмидесяти метрах от него, частично из-за того, что волк по крайней мере дважды шел наискосок в мою сторону. Расположившись на новом месте, я отдышался и сделал серию снимков в голубом угасающем свете: волк задумчиво глядит с другого берега озера, а затем поднимает морду и воет на фоне засыпанных снегом деревьев. Потом он скрылся в гуще канадских елей, а я повернул в сторону дома, бредя в сумерках и ощущая себя звездой журнала «National Geographic».

Придя домой, я обнаружил вернувшуюся с работы Шерри. Когда я ей все рассказал, она, конечно же, обезумела от радости. «Ты хочешь сказать… Ты действительно…» Естественно, она захотела отправиться туда, причем немедленно. «На дворе уже кромешная тьма, – напомнил я. – Черный волк, черная ночь и жуткая стужа». В итоге мы договорились отложить все до завтрашнего вечера, как только она вернется домой.

Мы стояли во дворе, пытаясь услышать завывания, но не слышали ничего. Возможно, он уже ушел в лес, исчез до поры до времени.

На следующий день, как только рассвело, я уже стоял у озера, уверенный в том, что на этот раз шанс повстречать его невелик. Но – будь я проклят! – волк снова появился в том же самом месте, как по команде: на фоне деревьев, у залива, за утесом Биг-Рок, рядом с тропой по Западному леднику. Правда, в этот раз он вел себя как настоящий волк. Он уже не выказывал прежнего желания и готовности к сближению. Я устроился поудобнее и принялся изучать его в бинокль. Этот парень (теперь уже подтвердилось, что это самец, так как он поднял лапу, чтобы пометить покрытый снегом пень) был необычным волком. Из примерно сотни с трудом обнаруженных мной в Арктике особей он явно выделялся: идеальные пропорции тела – от большой головы до бочкообразной груди. О точных размерах животного судить было сложно, так как сравнивать было не с кем, но он был явно огромных размеров. Судя по его шикарной черной блестящей шерсти, он выглядел ухоженным, словно только что завоевал звание «лучший в породе» на выставке в Вестминстере. Во всяком случае, я еще не встречал более совершенного представителя данного вида.

Если вы знаете, кого ищете, то никогда не спутаете волка с собакой. И главное здесь не размер или вес животного. Волки сложены иначе – лапы длиннее, спины прямее, шеи толще, хвосты щетинистые и более густая многослойная шерсть. Еще у них характерные плавные, экономные движения и следы. Однако истинное различие между волками и собаками заключено в глазах. Собака способна проявлять интеллект и заинтересованность во взаимодействии, но если она попадает под немигающий взгляд волка, ее словно парализует под лучом лазера.

Этот цепкий пугающий взгляд пронизывает тебя насквозь и, кажется, подавляет саму твою сущность.

В глубоких янтарных глазах этого черного волка была именно такая сила, но что-то еще исходило от него, чего я никогда не замечал в поведении ни одного другого дикого волка: спокойное приятие моего присутствия. Большинство волков, которых я встречал – даже тех, кто приближался ко мне из любопытства, – осторожно зондировали почву, готовые при малейшем подозрительном движении или странном запахе скрыться за горизонтом. На самом деле почти все встреченные мной дикие волки бежали при первом же намеке на присутствие человека, порой пробегая милю и больше, уходя на невероятные расстояния, лишь бы остаться незамеченными. С другой стороны, некоторые волки – как прирученные, живущие на охраняемых территориях, так и дикие – могут просто игнорировать ненавязчивых людей и спокойно заниматься своими делами, как если бы те были невидимыми. Лишь в редких случаях волк – обычно молодой или ни разу прежде не встречавший людей – может попытаться познакомиться с человеком, проявляя откровенное любопытство.

Выслеживая волков вместе с охотниками-инупиаками в западной части горного хребта Брукс-Рейндж и наблюдая за ними в качестве фотографа, писателя и натуралиста, я лично был свидетелем всех поведенческих моделей этих животных. Но этот волк чем-то отличался от своих собратьев. Он лежал там и наблюдал за происходящим без особого возбуждения, но и не равнодушно, как будто изучая меня почти так же, как я его, и пытаясь предугадать, что я сделаю дальше. Но независимо от того, что думал обо мне волк, мне следовало в первую очередь озаботиться тем, что предпринять самому.

Бесспорно было одно: Шерри необходимо было увидеть этого волка, и мне это нужно было не меньше, чем ей самой, ведь я обещал ей предоставить возможность понаблюдать за волком еще на нашем первом свидании. И хотя мы несколько раз подходили к нему достаточно близко, мне так и не удалось представить его ей в полной красе. Невозможно запланировать встречу с волками. Это еще труднее, чем заставить себя влюбиться. К тому времени, когда она вернулась с работы, сумерки уже начали сгущаться, темная линия облаков закрыла горизонт. Мне не пришлось поторапливать ее, так как она быстро надела утепленные штаны, парку и ботинки. Мы взяли с собой только Дакоту – блу хилер Чейз была слишком непредсказуемой по отношению к любой незнакомой собаке, когда та подходила к ней слишком близко, а смирный Гас был идеальной нянькой – и направились прямо к озеру.

Двадцать минут спустя, всего в паре сотен метров от задней двери нашего дома мы встретили черного волка, возникшего в зимних сумерках – встреча, положившая начало этой истории. Даже годы спустя, закрыв глаза, я снова ощущаю, как меня мгновенно затягивает тот водоворот событий, словно вихрь, взметнувший снег, когда ты понимаешь, что назад пути нет.

* * *

Буквально за неделю нарушился весь наш привычный уклад жизни. Шерри уходила на работу, кусая локти. В течение дня она то и дело звонила мне, справляясь о любых новостях и встречах, а вечером спешила домой, чтобы выйти на озеро за несколько минут до наступления темноты. Я откладывал домашние дела и писательскую работу, в раковине накапливалась посуда, у нас закончились яйца. Я не мог терять ни минуты времени. Судя по следам, которые я видел на снегу, черный волк уже слонялся поблизости, и дольше, чем можно было ожидать.

Мы, конечно же, были так чертовски возбуждены, что нам не терпелось рассказать об этом всем нашим друзьям, ввести их в курс дела: «Давайте, присоединяйтесь, посмотрим на волка!» Мы знали, что люди будут заинтригованы, даже если увидят застарелые следы, не говоря уже о том, кто их оставил.

Но мы решили, что чем меньше будет тех, кто знает об этом, тем лучше. Одно неправильно переданное слово – и все могло превратиться в балаган и в конце концов плохо кончиться. Мы приберегли эти новости для нашей соседки и близкой подруги Аниты (она ежедневно прогуливалась у озера с двумя своими собаками и должна была быть в курсе) и моего старого приятеля Джоэля Беннетта, признанного режиссера фильмов о дикой природе, которому несколько лет назад я помогал направлять канадских оленей и волков в долине Кобук. Оба поклялись хранить молчание. Каждому из них предстояло впервые встретиться с волком вместе с нами, а впоследствии они не раз делали это сами и с другими людьми.

В те первые утренние вылазки я, конечно, закрывал собак дома в задней комнате. Не важно, насколько собаки преданы вам и обучены, ежу понятно, что фотография дикой природы и собаки просто несовместимы. Я хотел полностью сконцентрироваться на процессе, а даже самая хорошо контролируемая собака – это еще один движущийся объект, который может затруднить попадание в ареал животного и помешает ему приблизиться к вам.

Дикие животные способны, образно говоря, считать, и не любят, когда их превосходят численно.

К тому же большинство животных воспринимает семейство псовых исключительно как хищников. На самом деле собаки – и это научно доказано – являются участниками, как говорят биологи, агонистических (связанных с агрессией) контактов между людьми и рядом других видов, включая медведей-гризли, лосей и волков. Но если отбросить все эти рассуждения, то следует признать, что мне всегда больше везло в одиночку, и я получал наиболее яркие впечатления, когда был один, без компаньонов.

Накануне установился холодный воздушный фронт. Да к тому же приближалось зимнее солнцестояние, когда солнце зависало над горами всего на несколько часов, а утренние температуры держались ниже нуля. Это, конечно, несравнимо с климатом в долине Кобук, расположенной дальше на север, где я жил прежде, но все равно было холодно. Страдали и обе мои камеры, и мои отмороженные пальцы, но я окопался и приготовился сделать все как можно лучше. После всех этих лет, проведенных в Арктике, после всех упорных трудов, когда я мерз и лишался оборудования, у меня было всего три фотографии волков, которые не стыдно было показать. Остальные результаты нескольких десятков удачных случаев, представившихся мне, собранные буквально по крупицам, демонстрировали стремительно удаляющиеся мохнатые зады, которые к тому же нужно было рассматривать на слайдах под лупой.

Даже если у тебя большой объектив и первоклассное оборудование, ты должен находиться не далее, чем в паре десятков метров от любого животного, чтобы получился приличный портрет, а, как известно, дикие волки – сложные объекты для съемки. Большинство моих встреч с волками были так кратки, что их время можно было измерить по количеству сердцебиений – все равно что ловить дым, струящийся по ветру. Это был ни с чем не сравнимый опыт.

Черный волк завоевал мою бесконечную благодарность уже за то, что не исчезал, как Гудини, каждый раз, когда видел меня. Однако он, похоже подчиняясь какому-то невероятному инстинкту, пропадал в тот момент, когда свет начинал меркнуть, и всегда держался на расстоянии предельной досягаемости фотокамеры. Мне приходилось балансировать между желанием получить идеальный снимок и стремлением не вытеснить волка из кадра. Я прищурился, прильнув к своей «базуке» «Никон-600 мм» с ручной фокусировкой, установил увеличение на 1,4, стараясь, чтобы видоискатель не запотел, а штатив не зашатался.

С трудом мне удалось-таки сделать несколько снимков с далекого расстояния при мучительно медленной скорости затвора, добавив очередных кадров, на которых был запечатлен темный, явно нечеткий силуэт на фоне бело-голубого пейзажа. И хотя мои первые фотографические опыты с этим животным были по большей части провалом с точки зрения профессионалов, я радовался самой возможности видеть волка, любого волка, но больше всего, конечно, этого волка – видеть, как он двигается, куда ходит и что делает.

В один из тех первых дней, едва рассвело, я уже сидел, притаившись, на берегу озера, наблюдая издалека и надеясь, что волк решит направиться в мою сторону, как он делал прежде. Вдруг неожиданно тот мотнул головой, уставившись на озеро и навострив уши. К нему приближался лыжник – женщина с хаски, бегущей рысцой у ее ног. Волк прыжками помчался в их сторону. Я наблюдал за ним, затаив дыхание.

Несколькими днями ранее в газете «Джуно Эмпайер» на первой полосе была опубликована статья. В ней рассказывалось о том, что волки съели собак, напав на них в окрестностях города Кетчикан, расположенного в паре сотен миль к югу. Несмотря на довольно дружелюбную на первый взгляд встречу волка с Дакотой, я не был уверен, что такое не может повториться. Волки есть волки, и я не имел иллюзий относительно того, какими способами они борются за выживание. Может быть, поэтому он и был здесь: учуял вкус аппетитных лап откормленных спаниелей.

Волк приблизился, и собака тут же пошла в атаку, чтобы встретиться с ним лоб в лоб. Так они и стояли: нос к носу, хвосты вытянуты, спины прямые.

И хотя лайка была крепко сбитой, разница в их размерах поражала. Волк мог легко схватить своего тридцатикилограммового родственника зубами поперек тела и, потряхивая им, как сарделькой, умчаться в лес со своей добычей. Оба животных были напряжены.

А потом началось это. Волк присел, оттолкнулся задними лапами и прыгнул вверх, взлетев в небеса со всей невесомой грацией балетного танцора, завис в воздухе, исполнил полпируэта и вновь приземлился на землю. Неуклюже и неуверенно, в сравнении с волком, собака тоже включилась в эту игру. Я наблюдал, открыв рот, за тем, как они трогали друг друга лапами и покусывали, играясь, как годовалые щенки. Все это сопровождалось какими-то невообразимыми прыжками и вращениями волка, отрицающими все законы тяготения. Его артистические движения выходили за рамки простой игры. Это напоминало некое представление. Или танец. Женщина стояла, опершись на лыжные палки, и завороженно, но спокойно наблюдала за происходящим, совершенно забыв как о собственной безопасности, так и о безопасности своей собаки.

Друзья рассказывали, что в Арктике одинокие неагрессивные волки шли по пятам за санями с запряженными в них ездовыми собаками или крутились вокруг их стоянок от нескольких минут до нескольких дней. Особенно часто это случалось в начале весеннего гона, когда молодые подросшие волки обычно покидают родные стаи, чтобы создать свои собственные. Эти бродяги, естественно, ищут себе подобных, но, на крайний случай, сгодятся и собаки, особенно для молодых одиноких волков. У дома моего друга Сета Кантнера, жившего на берегу реки Кобук, несколько раз появлялась черная волчица, которая явно пыталась подружиться с его большим полудиким ездовым псом Ворфом. Но тот не горел ответным желанием: каждый раз, когда та приходила, он собирал все свои кости в кучу, ложился на них и рычал.

Предки местных коренных жителей-инупиаков, среди которых я жил, порой поощряли периодические межвидовые скрещивания у своих ездовых собак. Вероятно также, это было неизбежно: волк легко пробирался в группу связанных собак и находил там готового к спариванию партнера. Волчьи признаки заметны у лаек из деревень Кобук и Ноатак, а особенно у немногих сохранившихся крупных рабочих животных – собак вроде Ворфа.

На самом деле даже окрас этого волка свидетельствовал о смешении генов диких и домашних псовых. Новейшее исследование в области генетических маркеров, проведенное международной командой биологов в 2007 году, которое финансировал Национальный научный фонд США, выявило, что черный окрас волков (часто встречающийся в Северной Америке и крайне редко в Европе и Азии) является результатом давних скрещиваний с домашними собаками[1]1
  Более подробную информацию о черном волке и генетическом маркере см. в статье «Молекулярная и эволюционная история меланизма у североамериканских серых волков» Тови Андерсона и др. в журнале «Наука», том 323 (6 марта 2009 года).


[Закрыть]. Начало этому процессу было положено еще во времена ранних североамериканских индейцев, или коренных американцев, несколько тысяч лет назад, когда к человеческим жилищам подходили не только волки, но и одичавшие собаки – что-то в духе Джека Лондона. Гибридизация волка с собакой происходит и по сей день как при участии человека, так и естественным путем. Таким образом, этот черный волк был живым воплощением давнего непрекращающегося генетического взаимодействия видов.

Все правильно и логично. Спаривание между жизнеспособными особями, выслеживание партнера, обнюхивание и знакомство – почему бы и нет? Но игра? Эти «танцы с собаками» немного напоминали мне диснеевский сюжет. Спустя какое-то время собака вдруг резко потеряла интерес к процессу и стала бродить, нюхая все вокруг. Словно они говорили на разных языках и она устала искать фразы в словаре. Наконец, собака побежала к своей хозяйке, а волк пошел в другую сторону. Я же двинулся на лыжах дальше. Женщина отнеслась ко всему произошедшему как к рядовому случаю. «О, – заверила она меня, – мы периодически встречаем этого волка то здесь, то там, и он первым предложил поиграть». Я поинтересовался, был ли это первый волк, которого она встретила. «О, да, и он явно «древняя душа».