Текст книги "Остров пропавших душ"

– Вставай, я ничего тебе не сделаю, – произнес я, вернувшись к девушке.

Она не пошевелилась. Глаза ее не мигали, но на меня она не смотрела. Я дал ей возможность посидеть еще несколько секунд, пока вытирал кровь с лица. На полу я заметил папку с бумагами, на которой виднелись фрагменты костей. Собрав бумаги с пола, я направился к задней двери, но остановился. Девушка продолжала сидеть не двигаясь.

Но она видела мое лицо. Мне пришлось дать ей пощечину и за руку стянуть со стула.

– Вставай. Ты поедешь вместе со мной.

– Что ты собираешься сделать? – заикаясь, спросила она.

– Нам надо сматываться отсюда.

– И куда мы поедем?

– Не знаю.

Я впервые внимательно рассмотрел ее лицо. Девушка была еще моложе, чем показалась мне с первого раза. Накрашена она была неумело, и сейчас краска для глаз, которой было слишком много, была похожа на чернила, разлитые по ее щекам. Блондинка, с очень короткими волосами. Даже сейчас, со щеками, вымазанными краской, она выглядела почти ребенком. На лице ее было видно еще что-то, что иногда появлялось на лице Кармен, – инстинкт самосохранения и следы жестких решений, которые ей приходилось принимать в прошлом. В этом можно было не сомневаться. Я умел видеть в других людях их инстинкты и сантименты.

– Пойдем со мной, – повторил я и, когда она опять не пошевелилась, поднес пистолет к ее лицу.

Она посмотрела на дуло оружия, а потом на меня. В этом тусклом свете я не мог определить, какого цвета ее глаза. Потом она посмотрела на пол. Слезши со стула, встала на колени и стала обыскивать карманы трупов. Думаю, что она искала или деньги, или что-то, что они у нее забрали. Что ж, против этого я не возражал – это только подтвердило мои мысли о ее практической сметке.

Все это время я ждал завывающего звука сирен. Подойдя к окну, выглянул на улицу – ночь казалась спокойной и непотревоженной. В соседней комнате девушка нашла сумку и наполнила ее тем, что обнаружила в карманах убитых.

Когда она поднялась на ноги, лицо у нее было мрачным и ожесточенным.

– Вонда, – сказала она, – моя подружка Вонда.

Она направилась в сторону спальни, но я схватил ее за руку.

– Не думаю, что тебе надо это видеть, – покачал я головой.

– Но…

Схватив ее за руку, я вышел через заднюю дверь и спрятался в тени дома, все еще ожидая услышать сирены со стороны федеральной трассы № 90. Мои ноздри были полны запахов пороха и крови, и я чувствовал, как у меня на щеке высыхает кровь. Я снял рубашку, с силой протер ею лицо и высморкался. Мы проскользнули вдоль загородок в густую тень деревьев и скрылись из виду.

Добравшись до грузовичка, я впихнул ее в кабину и завел мотор. Пение Билли Джоэла смешалось со звуком работающего двигателя, и я улыбнулся. Мне пришло в голову, что если бы я рассказал сегодня Стэну о своей проблеме с легкими, то ничего из произошедшего, наверное, не случилось бы. Он мог бы позволить провидению сделать свое дело.

Несколько секунд я просто сидел в машине с улыбкой до ушей. Думаю, что это испугало девушку, потому что, когда я отъехал от обочины, она прижалась к двери и уставилась в пол.

Задним умом я теперь понимаю, что забрал ее с собой не только потому, что она видела мое лицо. Какого черта мне было в этом? Я все равно умирал. В конце концов, я мог бы подстричься и сбрить бороду. То есть одна из причин, по которой я носил длинные волосы, была возможность подстричься, побриться и полностью изменить свой внешний вид в случае, если я влипну по-серьезному. Я думаю, что когда я стоял в том холле, освещенном тусклым желтым светом, в холле, где еще не смолкло эхо выстрелов, в холле, заполненном запахом пороха и крови, и уровень адреналина у меня зашкаливал, что-то в ее лице – горе и страх, написанные на нем, – заставило меня вспомнить о тех ощущениях, которые я чуть раньше испытал в пустой квартире в Гретне. О чем-то давно забытом, но все-таки сохранившемся в моей интуитивной памяти. О чем-то, что было и прошло.

В любом случае, выяснилось, что девушка тоже была из восточного Техаса, что ее имя было Рэйчел, но все звали ее Рокки. Она была в полном ужасе – что, принимая во внимание то, что ей пришлось пережить, меня совсем не удивило. Многие на ее месте просто отключились бы, а она вместо этого трещала не останавливаясь, как говорящий скворец. Мне показалось, что еще раньше, до сегодняшних событий, она уже поняла, что пережить можно все, что угодно.

– Моя фамилия Арсеноу. – Она произнесла это как «Арсен, оу». – Ты меня убьешь?

– Нет. И прекрати спрашивать меня об одном и том же.

Сначала мы подъехали к моему трейлеру, который стоял у меня в Метэйре. Какое-то время мы сидели на краю парковки в тени деревьев, но мой «сдвоенный»[8]8
  Мобильный дом большего размера, чем стандартный.


[Закрыть] выглядел как обычно. Рядом не было видно никаких незнакомых машин. В окнах не было видно никакого света. Поэтому мы вошли. Я поставил ее впереди себя и, не зажигая огня, провел внутрь.

– И вот здесь ты живешь?

– Заткнись.

Сейчас меня интересовало, когда эти типы в форме спецподразделения должны были отчитаться перед Стэном о проделанной работе. Снаружи мир был непривычно тих. Дубы и клены в парке рядом с парковкой не шевелились – их листья неподвижно свисали с ветвей. Нигде в других трейлерах не было видно ни лучика света, ни движения. В их темных стеклах отражались ветви деревьев, пластмассовые игрушки и старые покрышки, захламлявшие парковку. Наконец я решился зажечь свет в прихожей.

Положив пистолет на край унитаза, я вымыл лицо в рукомойнике, тщательно оттер мылом кисти рук и ладони – розоватая воронка воды исчезла в раковине. Взяв чистую рубашку, достал из шкафа небольшую коробку с замком, из тех, что используются в банковских депозитариях. В ней было чуть больше трех тысяч зеленых и поддельные права и паспорт, которые я сделал себе несколько лет назад. Так я готовился к уходу на пенсию. Я также захватил упаковку патронов калибра 380[9]9
  То есть 9 мм.


[Закрыть], чистые, незасвеченные номерные знаки и еще немного одежды. Все это я побросал в вещмешок армейского образца.

Девушка сидела в гостиной, в единственном громадном кресле La-Z-Boy[10]10
  Мебельная фабрика в Мичигане.


[Закрыть], в котором я обычно засыпал по вечерам. Пол вокруг кресла был покрыт пивными банками – они походили на армию солдат, потому что я ножом вырезал у них с боков узкие полоски, напоминающие руки, а кольца поставил вертикально, как будто это были головы. Все это я проделал, наблюдая по видику фильм «Форт Апач», и теперь мне было несколько неудобно, что она видит все это.

Кресло было обращено к телевизору и видику, рядом с которым располагалась моя коллекция фильмов.

– У тебя много фильмов, – заметила девушка, – но совсем нет мебели. – Ее глаза рассматривали пивные банки на полу.

Я махнул ей пистолетом.

– Давай, назад в машину. И пошевеливайся.

– Но ведь мы только пришли. Все твои фильмы такие старые…

У меня на пленках была почти полная коллекция фильмов с Джоном Уэйном[11]11
  Знаменитый американский актер, которого называли королем вестерна.


[Закрыть], и оставлять ее мне совсем не хотелось. Я собирал ее несколько лет.

– Здесь небезопасно, – объяснил я. – Давай, пошевеливайся, а то влипнем в историю.

Подойдя к машине, я с помощью отвертки поменял регистрационные номера на чистые. Их я стащил несколько лет назад – тогда они украшали «Форд» зубного врача в Шревепорте.

Самым простым было выбраться на федеральную автостраду № 10 и ехать на запад, пока не выберешься из Луизианы. Можно было бы ехать и на восток, но в штате Миссисипи я был не самым желанным гостем – а тут через четыре часа мы уже оказались бы в Техасе, что меня устраивало гораздо больше. Сумку с вещами я бросил в багажник, а коробку с деньгами и бумаги, которые подобрал в доме Зинкевича, засунул под сиденье. Наконец мы выбрались на автостраду.

– И почему же эти люди хотели тебя убить? – спросила Рокки.

– Да так, из-за ерунды. Из-за женщины. – Я ударил по рулевому колесу и только тогда понял, как был разозлен. – Больше меня убивать не за что.

Ей хотелось узнать обо всем поподробнее, но я держал язык за зубами. К этому моменту я уже понял, что она была проституткой, которую вместе с подругой послали, чтобы удержать Зинкевича дома.

– У тебя все еще кровь на лице, – вдруг сказала Рокки.

Я взглянул в заднее зеркало, а она дотронулась мизинцем у меня под скулой.

– Прямо вот здесь, – сказала девушка.

Плюнув на палец, я стер им кровь. На магнитофоне звучала песня Лоретты Линн[12]12
  Американская певица и композитор, одна из наиболее популярных исполнительниц музыки в стиле кантри в 60–80-е годы XX в.


[Закрыть], и я почувствовал приятное тепло в том месте, где моего лица коснулся ее мизинец. Я старался, чтобы она не прекращала говорить, потому что это помогало ей расслабиться, а я не хотел, чтобы ее шок усиливался. А может быть, мне просто хотелось слышать человеческий голос. Последствия происшедшего становились все очевиднее, и, вполне возможно, мне хотелось, чтобы кто-то со мной говорил.

– Ну, так продолжай. На чем ты остановилась?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну как случилось, что ты оказалась там, где ты оказалась?

– Ах вот ты о чем. – Она уже рассказала мне, что родилась в Оранже, штат Техас, прямо на границе с Луизианой, недалеко от Порт-Артура, где вырос я. Утверждала, что ей восемнадцать лет. Убежала она из дома месяцев пять назад вместе с юнцом, который был всего на несколько лет старше. Направились они в Новый Орлеан.

– Этот парень, Тоби, оказался полнейшим уродом. Хуже я просто не смогла бы найти, даже если бы очень постаралась. Сначала он сказал, что знает кое-кого в городе, кто сможет помочь нам с работой. Ну, и говорил он все это так, что можно было действительно подумать, что у него есть связи. Он был немного странный, и мне кажется, что он сам верил в то, что говорил. Закончилось все тем, что он стал по мелочи торговать дурью в районе церкви Святого Рокка и Девятой улицы. А потом ему пришла в голову идея, что он будет потихоньку отсыпать от каждой дозы, чтобы создать собственный запас… ну, ты знаешь, как это бывает. Поверь, для меня это было не самое лучшее время. А потом, в один прекрасный день, он вообще исчез. Просто ушел и не вернулся. Я так и не знаю: он сбежал или его прибили за то, что он что-то натворил. Он просто испарился.

Рокки прикусила губу и отвернулась к окну, глядя в ночь, пролетавшую мимо нас. Ее лицо было лицом сломленного человека, которого ветер несет, как сорванный с дерева лист.

– Его никто так и не искал, – продолжила она, – но с меня было довольно. Правда, денег у меня на тот момент почти не было. Он мне ничего не оставил. Но к тому времени я познакомилась с одной девочкой…

Рокки опять замолчала, слегка вздрогнула, и по ее спине прошла судорога. Рот она прикрыла рукой.

– В чем дело?

Лицо девушки сморщилось, и она расплакалась. Затем, вытерев слезы, выпрямилась на сиденье.

– Я познакомилась с этой девочкой, Вондой. Она жила в той же гостинице. Она рассказала, что работает сама на себя. Она была… ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. Я тогда об этом ничего не знала, но послушать Вонду, так это было даже весело. И потом, все выглядело вполне законно – фирма упоминалась даже в телефонном справочнике. «Элитный эскорт». Совсем как легальная контора. А потом она мне еще сказала: «Если занимаешься чем-то приятным, то не обязательно делать это за бесплатно». Смешно, правда? Звучит вполне логично, нет?.. Знаешь, ты мне кое-кого напоминаешь, – девушка повернулась ко мне. – Одного парня в одной из групп, которые нравились моему отчиму. «Алмонд Бразерс». Один из тех парней, чья фотография помещена на обложке.

– Один из владельцев «Элитного эскорта» – парень по имени Стэн Птитко, – сказал я. – Ты его когда-нибудь встречала?

– Нет. Кажется, я слышала это имя пару раз… Понимаешь, я ведь все еще новенькая. А кто это?

– Это он пытался убить меня сегодня.

– Ах, вот как.

– Ты говорила о своей подружке. О Вонде.

– А, ну да. – Ее глаза опять наполнились слезами, и в них стали отражаться огни панели управления. – Вонда была очень добра ко мне. Я познакомилась и с другими девочками, которых она знала. Все это случилось совсем недавно. Понимаешь, мне нечем было заплатить за жилье. Ситуация – хуже не придумаешь. Ну и… и вот она… – Рокки покачала головой, как будто отрицала какое-то обвинение, и опять прикрыла рот.

– Так это была Вонда? – спросил я. – Там, в доме? В спальне?

Она кивнула головой, и ее маленькие мускулистые плечи опустились.

На какое-то время я оставил ее в покое.

Когда Рокки снова смогла говорить, она продолжила:

– Они сказали нам, что проблем не будет. Надо было вдвоем обслужить одного мужика. А когда он начал с Вондой, ворвались эти трое. Когда они вошли, Вонда уже раздевалась – я немного задержалась, – и они… Они не дали ей снова одеться. Они несколько раз ударили мужика, и он показал им, где лежало что-то, что они искали. А потом они его просто пристрелили. А Вонда была голой, понимаешь? И мы просто обе офигели от всего этого. Я никогда ничего подобного не видела. Они… Понимаешь… Они… – Рокки опять покачала головой и, сжав кулачок, стала бить им себя по коленке. У нее были красивые ноги, и мысль о том, что она может поранить себя, была мне неприятна. – Они отвели ее в спальню. Они сказали… они заставили меня сесть. Сказали, что они… что они… – Она продолжила рассказ очень сильно заикаясь. – Они сказали, что оставят меня на сладкое. О Боже… я… о Господи… – Девушка заскрипела зубами и обхватила живот, как будто ее ударили. – Парень, я так рада, так рада, что ты укокошил этих ублюдков.

– Я тоже.

Ладонями она потерла глаза. У нее было красивое лицо, даже сейчас, когда она была расстроена; я узнал в нем упрямую, яростную гордость, которая была характерна для сельских жителей Техаса. А потом вдруг понял, что уже давно не вспоминаю о своем раке. Скажу даже больше – я хорошо себя чувствовал, как будто был настоящим героем.

Как будто я ее спас.

А еще я подумал о том, что такое везение и как удачно я выстрелил. Как мне повезло, что они не нашли стилет и что пистолет не дал осечки, после того, как они вырубили меня и тащили волоком по коридору.

Я постарался дать Рокки выплакаться и не стал нарушать того скудного уединения, которое мог дать ей салон пикапа. В магнитофон я вставил пленку Роя Орбисона[13]13
  Американский музыкант, пионер рок-н-ролла, известный своим необычным тембром голоса.


[Закрыть]. В зависимости от мест, которые мы проезжали, цвет ночи менялся с чернильно-черного на пурпурно-красный, а затем – на выцветший желтый, который висел как дымка, и тогда тьма казалась освещенной каким-то таинственным светом, а потом она вновь становилась чернильно-черной. Запах моря сменялся запахом сосен, а потом их заглушали запахи аммиака и горящего машинного масла. Деревья и болота окружали нас со всех сторон. Мы пересекли Атчафалайский лиман – длинный мост висел над жидкой теменью. Я почему-то вспомнил о том, как воспринимал виноградники и леса, когда был ребенком, – зеленые растения с мясистыми листьями отбрасывали густые тени, и тогда мне казалось, что половина мира пряталась в этих тенях.

Факелы горели над нефтеочистительными башнями, и дым, поднимавшийся от этих факелов, заставил меня вспомнить Лорейн и то, как мы сидели с ней на пляже в Галвестоне. Ее голова лежала у меня на груди, а я рассказывал ей о хлопковых плантациях. Интересно, что бы она сейчас обо всем этом сказала? Несколько лет назад я заплатил одному парню, чтобы узнать, что с ней сталось. Она вышла замуж. У меня все еще лежал где-то ее новый адрес, и время от времени меня тянуло навестить ее. Но минуло уже десять лет, а я всегда был слишком стар для нее.

В районе Лафайетта Рокки взяла себя в руки, и ее настроение изменилось. На нее вдруг нахлынуло эмоциональное возбуждение, которое меня сразу же насторожило. Эти частые смены настроения, которые случаются у женщин, всегда казались мне делаными и подозрительными.

– И куда же мы теперь едем? – спросила девушка.

– Я высажу тебя после границы с Техасом. Если хочешь, могу довезти тебя до Оранжа. Сможешь вернуться в семью.

– Не-а. Туда я точно не вернусь. Лучше высади меня прямо сейчас.

– Не хочешь в Оранж, так довезу еще до куда-нибудь. Но до того, как мы въедем в Техас, ты останешься со мной. Друзья этих людей будут тебя искать. Они точно захотят узнать, что же там произошло. А ты знаешь, что это значит?

По тому, как она вжалась в кресло, я понял, что до нее начинает доходить, как сильно изменилась ее жизнь.

– Ой-ей-ей…

На ее лице плясали огни встречных машин, и в их свете ее глаза блестели так же, как влажная темень под мостом.

Рокки задумчиво пожевала нижнюю губу.

– Тогда давай поедем куда-нибудь вместе.

– Это как?

В возбуждении она поерзала на сиденье, и ее юбка высоко задралась, обнажив красивые бедра.

– Ну послушай, ты только что сказал, что ударился в бега. И ты только что сказал, что мне тоже надо удариться в бега – ты ведь сам это сказал, нет? Мы с тобой типа земляки. Почему бы нам какое-то время не бежать вместе, а там посмотрим, что из этого получится?

Мой затылок стал горячим, в горле что-то застряло, но я не сдался. Я посмотрел на ее красивые ноги, на светлые кудряшки на ее шее, на невесомые светлые локоны, которые обрамляли ее лицо. Само лицо с острыми чертами напоминало какую-то экзотическую птицу, а цвет ее больших глаз я так и смог пока определить. Она опять накрасилась – и опять использовала слишком много туши; похоже, что таким образом она пыталась выглядеть постарше, но жирная краска на ресницах, наоборот, превращала ее в ребенка.

Может быть, она какая-нибудь нимфоманка, которая бесится, если рядом нет мужика?

– Просто я хочу сказать, – произнесла девушка, опуская глаза, – что мне будет гораздо спокойнее, если какое-то время я проведу с тобой.

– Нет. Боже, ну конечно, нет. – Я отрицательно покачал головой. – Да и куда мы с тобой можем направиться?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Куда-нибудь на залив?[14]14
  Имеется в виду Мексиканский залив.


[Закрыть] Поближе к пляжам? Может быть, в Корпус?[15]15
  Имеется в виду Корпус-Кристи, крупнейший город Техаса, распложенный на побережье Мексиканского залива.


[Закрыть] А что, если еще дальше на запад? В Калифорнию, а?

Она улыбнулась, и мне стало не по себе от того, что она говорила обо всем этом, как о каникулах.

– А сколько у тебя денег? – спросил я.

– У меня? Почти ничего. – Она опять повернулась ко мне.

– Ах, вот как, – заметил я.

– Ты что, думаешь, что мне нужны твои деньги, несчастный говнодав? У меня и свой банк есть. И деньги в нем, только он в Новом Орлеане. Ведь ты же не спросил, не нужно ли мне заехать к себе домой. Ты просто меня похитил. – Она сложила руки на груди и оскалилась, демонстрируя глупую, никчемную гордость, которая была результатом многих прожитых трудных лет. – Мне твои дерьмовые деньги не нужны.

– Ну а в этом случае я тебе тоже не нужен, Рокки. Без меня ты сможешь раствориться в толпе гораздо легче, чем со мной.

– Вот именно, раствориться. – Она изменила положение ног и опять уставилась в ветровое стекло. – Не знаю. Я просто не хочу оставаться одна, понятно тебе? Именно сейчас – после всего, что произошло, – я не хочу оставаться одна. Это понятно?

Красные огни, которые я увидел в своем заднем зеркале, разорвали ночь, как звук выстрела или крик. Раздалось завывание сирен. Рокки судорожно вдохнула воздух.

– Не волнуйся, – успокоил ее я, но мое сердце выпрыгивало из груди. Я выключил радио, притормозил и, наконец, остановился на обочине. Она положила сумку на колени и сжала ее руками.

– Только не позволяй им арестовать нас, – произнесла она голосом, в котором не было ни страха, ни мольбы – напротив, он был жестким и не допускал никакого компромисса.

Однако в тот момент, когда мы полностью остановились, полицейская машина, даже не притормозив, пронеслась мимо нас, вся в сверкании мигалок и вое сирен. Это было лучшее, что когда-либо случалось со мной в жизни, наблюдать, как ее задние огни становятся все меньше и меньше по мере того, как расстояние между нами становится все больше и больше.

Потом все стихло, и было слышно только наше прерывистое дыхание. Ее руки разжались, и мы захохотали. У нее был визгливый, истерический смех, при котором ее рот неестественно широко раскрывался. Подождав, пока полицейские огни окончательно не скрылись из виду, я выехал на дорогу.

Какое-то время мы ехали в полном молчании.

– Нам нет никакой надобности держаться друг за друга, – опять заговорил я. До сих пор не понимаю, почему я опять заговорил об этом.

Теперь я думаю, что хотел, чтобы она убедила меня взять ее с собой. Чтобы она помогла мне оправдать мои действия. Как будто какая-то не известная мне самому часть меня хотела, чтобы это произошло.

– Ну а как же насчет… я не знаю… солидарности, что ли? Мы ведь с тобой вроде как партнеры в этом преступлении.

– Ну уж нет, преступления-то у нас как раз разные.

– Ну, как скажешь. – Она отвернулась к окну и сложила руки на груди. Больше никаких аргументов у нее не было, хотя, возможно, это случилось потому, что Рокки просто недооценила меня.

– Объясни мне, почему ты не хочешь в Оранж? – спросил я.

– Не бери в голову, приятель. – Она выдвинула подбородок. – На то у меня есть свои причины.

– Но твоя семья все еще живет там?

Девушка закатила глаза и глубоко вздохнула.

– Кое-кто – да.

– И ты не можешь к ним поехать?

– Мы не так близки, приятель. Понял? – Рокки прижала сумку к животу и прикусила нижнюю губу.

– Мать и отец?

– Отчим. Послушай, парень, ты что, так и будешь копаться во всем этом? Прекрати. Тебе-то что за дело?

– Спокойнее. Там живет только твой отчим?

Автострада шла через лес. Рокки опять упрямо выставила вперед челюсть.

– Послушай, приятель. Если я начну говорить только потому, что ты этого от меня требуешь, ты никогда не сможешь понять, вру я тебе или говорю правду. Ни за что. Поэтому давай оставим это, и пусть все идет своим чередом. Лучше расскажи-ка мне, как ты сам попал в Новый Орлеан?

Я сделал радио погромче, а она откинулась на спинку сиденья. Однако ответ на ее вопрос сам собой сформировался у меня в башке. Моя собственная история всегда казалась мне полной необъяснимых случайностей.

Я работал на Харпера Робишо с семнадцати лет. После того как он умер в Бро Бридже, штат Луизиана, в 77-м на его место заступил Сэм Джино. А потом на бар поставили Стэна Птитко. А потом, когда Сэма Джино тоже не стало, его люди все-таки захотели, чтобы я продолжал работать. В городе. Вот и ответ, как я попал в Новый Орлеан.

Я все думал об этом. Все это было чистой правдой, но выглядело как-то неправдоподобно. Поскольку по большому счету ничего не объясняло.

Мне было всего семь лет, когда Джон Кэди вернулся из Кореи, а меньше чем через два года после этого он свалился с охлаждающей башни нефтеперерабатывающего завода и сломал себе шею. Напился, как сапожник, еще до полудня. Я звал его папой, но когда подрос, понял по нескольким признакам, что отцом он мне не был: главным было то, что мы были абсолютно непохожи; ну, и время моего зачатия. Он всегда был ко мне добр, хотя прожили мы вместе не так уж долго. Через год после того как его похоронили, Мэри-Энн свалилась с моста. Она всегда требовала, чтобы я называл ее Мэри-Энн вместо того, чтобы называть ее мамой; говорила, что это слово старит женщину лет на десять. Говорили, что она бросилась с этого моста, но я не верил тем людям, с которыми она там была. А потом уже был дом для трудных подростков, Бейдлс и хлопковые поля.

А теперь вот я умираю, и всё, что со мной раньше происходило, кажется совершенно не важным.

Через три часа езды перед нами появился Лэйк-Чарльз, и огни под деревьями стали ярче.

– Ну, и где мы сегодня остановимся? Сколько нам еще ехать? – Девушка выпрямилась на сиденье.

– Я еще не решил. Главное, чего я хотел, – это убраться оттуда подальше. Вроде бы мы убрались.

– Я тоже так думаю.

– Мне кажется, что выяснение всех обстоятельств, то есть того, что случилось, займет у них какое-то время. Но когда они все это выяснят – тогда что? Ведь копы про нас ничего не знают. А выдавать нас им нет никакого резону – этим они и себя выдадут. Этот парень – Стэн Птитко, – он достаточно хорошо известен. И шум ему совершенно ни к чему.

– Понятно.

– Поэтому, если мы не будем высовываться и потихоньку двинемся дальше…

Да, наверное, именно так. Тогда нам действительно удастся их наколоть.

– То есть ты хочешь сказать, что мы едем в Неваду или Нью-Мексику? – кивнула она в знак того, что поняла меня.

– Пока не знаю, – ответил я. Мы оба притворились, что не заметили, как перестали обсуждать вопрос о том, едет она со мной или нет.

– Знаешь, если ты острижешь волосы и побреешься, держу пари, что тебя никто не узнает.

– Я в курсе.

– Я бы не отказалась от выпивки.

– Я бы тоже с удовольствием пропустил несколько стаканчиков. Графинчик односолодового[16]16
  Виски, произведенное одной вискокурней; возможен купаж разных лет выдержки.


[Закрыть] совсем не помешал бы.

Она встала на колени и повернулась ко мне.

– Кажется, я в жизни так не хотела выпить, как сейчас.

– Ну, ты еще достаточно молода, у тебя все впереди.

Ее брови игриво задвигались – и она сразу же стала похожа на шлюху. Но это была очень тонкая маска – под ней Рокки выглядела усталой, растерянной, на грани нервного срыва. И со всем этим она пыталась бороться, просто шевеля своими бровями.

Пленка в магнитофоне закончилась, и теперь слышно было только шуршание покрышек по асфальту. Мы уже почти выехали из города и приближались к Сулфуру, где длинный ряд нефтеперерабатывающих заводов выглядел как небоскребы в ночном Чикаго. Мне в голову пришла пара неплохих мест, которые я знал в Лэйк-Чарльзе.

– У тебя есть удостоверение личности? – спросил я.

Рокки кивнула.

Постепенно, как во сне, асфальт исчез, деревья расступились, показались яркие желтые фонари, и мы оказались на главной грунтовке города – Приен-Лэйк-роуд.

Я нашел то место, в котором бывал много лет назад; заведение называлось «Стойло Джона». Небольшой домик с низкими потолками и тремя столами для пула, он под завязку был набит мужчинами и женщинами, которые лакали пиво «Миллер» и ждали начала драки, все равно какой. Если вы хотели, чтобы вам надрали задницу, то проще всего это делалось в Лэйк-Чарльзе. А вот уже к югу от этой точки для «белого отребья»[17]17
  Термин происходит из языка чернокожих американских рабов, ненавидевших белых.


[Закрыть] начиналась настоящая территория ужасов.

Мы проехали по парковке, засыпанной галькой, и я припарковал машину под деревьями в самом ее конце. Внутри дым вился вокруг высоких, с жесткими локонами, покрытыми лаком, причесок женщин, как туман вокруг айсбергов. На задней стене висели два флага – национальный и флаг конфедератов[18]18
  Сторонники Южной Конфедерации в Гражданской войне в США, выступали за сохранение рабства.


[Закрыть]. Под ними располагалась фотография Ронни Рейгана с его героической прической. Из музыкального ящика доносилась песня в исполнении Уэйлона[19]19
  Уэйлон Дженнингз – американский певец, один из самых популярных исполнителей музыки кантри в ХХ в.


[Закрыть], вокруг раздавались смех и дружеские разговоры – мне показалось, что здесь все спокойно.

Несколько человек взглянули на нас, когда мы вошли, – по виду Рокки годилась мне в дочери. По их мнению, она ею и была. Воротник рубашки у бармена был поднят, а рукава оторваны. Он раз десять перевел глаза с лица Рокки на ее удостоверение и обратно.

Я заказал бутылку «Бада»[20]20
  «Бад» («Бадвайзер») – популярный сорт американского пива.


[Закрыть] и порцию «Джонни Уокера».

Девушка стояла на цыпочках и постукивала пальчиком по стойке бара.

– У вас есть грейпфрутовый сок?

Бармен кивнул утвердительно. У него были тонкие, сальные усы, волосы на голове были прилизаны и разделены пробором, как у бухгалтера.

– А какой? – спросила Рокки. – Желтый или розовый?

Бармен достал маленькую баночку из холодильника.

– Желтый.

– Классно, – восхитилась девушка. – И еще дайте мне сосиску с двойной солью, и добавьте еще немного соли.

С таким заказом тебя могли послать куда подальше в любом заведении, но я увидел, что на лице у нее была самая милая улыбка, на которую она только была способна, – та самая, которая могла растопить любой лед. На то, как бармен улыбнулся ей в ответ, я внимания обращать не стал.

Все, кто сидел за стойкой, прекратили разговоры и уставились на нас.

Все они пили «Бад» или «Миллер» и, наверное, были оскорблены «выпендрежностью» нашего заказа. В центре зала стояло всего несколько столиков, и все они были заняты, поэтому мы отошли от стойки и пристроились у полки, располагавшейся вдоль задней стены заведения.

Меньше чем за пять минут мы выпили все, что заказали.

– Еще четыре или пять порций того же самого, и я приду в себя, – заметила Рокки.

– И не говори.

Она протянула мне пустой стакан.

– Можешь за мной поухаживать? Только сегодня.

Я кивнул. Но когда я подходил к бару за следующей порцией выпивки, старые инстинкты заставили волосы у меня на затылке зашевелиться. Первое и самое жесткое правило в тюрьме гласит о том, что ты мотаешь только свой срок, и ничей больше. Публика наблюдала, как я делаю заказ. Поведение бармена, когда он готовил соленую сосиску, тоже сильно изменилось. Когда я вернулся к Рокки, возле нее стояли двое сосунков, опирающихся на биллиардные кии. Оба они тупо улыбались, глядя на то, как она подрагивает коленкой и улыбается им в ответ. Я поставил выпивку на полку.

– Спасибо, – сказала девушка. – А это Кертис и Дэвид.

Они оба были худые и ширококостные, оба носили бейсболки. Их они сдвигали низко на лоб, закрывая плоские, узкие лица и маленькие, близко посаженные глазки, которые, как мне кажется, являются результатом смешанных браков в дельте Миссисипи. Я кивнул, заметив горькое разочарование, которое появилось на их лицах.

– Они работают на заводе в Сулфуре, – пояснила Рокки. – А Кертис еще выступает в родео.

– Ага, – произнес один из них и протянул мне руку для пожатия. – А вы как сюда попали?

– Приятно познакомиться, – пожал я его руку, после чего повернулся к ним спиной. По глазам Рокки я понял, что они все еще стоят за мной, и посмотрел через плечо.

– Послушай, – сказал один из них. – Не хочешь сгонять партию в пул?

– Нет, спасибо. – Я опять повернулся к ним лицом. – Ребята, идите-ка вы своей дорогой.

Их грудные клетки надулись, а в глазах появилось преувеличенно обиженное выражение. Они переглянулись между собой и стали буравить меня своими холодными маленькими глазками, пустыми и темными, как глаза мертвой рыбы. С такими уродами, как они, я сталкивался всю свою жизнь. Деревенские бараны в состоянии вечного недовольства жизнью. В детстве они издеваются над животными, а когда вырастают, то порют своих детей ремнем и, набравшись, разбивают свои грузовики. К сорока годам они обращаются к Богу, начинают ходить в церковь и спать с проститутками.

– Можно бы и не грубить, мистер.

– Я прошу вас, ну пожалуйста, – вмешалась Рокки, – плюньте вы на это. Мой дядька нормальный мужик.

Они опять посмотрели друг на друга, в то время как я не отрывал от них взгляда; я почувствовал, как на лбу у меня вздулась вена. Наконец сосунки прекратили сверлить меня своими взглядами, кивнули ей с претензией на элегантность и вернулись к своей игре, даже не обернувшись.

– Боже, приятель, – сказала девушка, – что это на тебя нашло?

– Мы здесь не для того, чтобы знакомства заводить, – заметил я, отхлебнув виски. – Тебе это понятно?

– Не знаю. Если бы ты оторвал головы этим двум, то это никак не помогло бы нам сохранить анонимность.