Текст книги "Поймать пересмешника"

Никита Аверин
Поймать пересмешника

Эта книга посвящается памяти Александра Зеброва

Часть первая «К12»

Тюрьма выгодно отличается от могилы тем, что ее двери когда-нибудь откроются.

Аль Капоне

Глава первая

Как захлопнулись ворота, все кончилось – права человеческие, гражданские права, мои права как личности – все к черту. Начался совершенно другой мир, другие взаимоотношения. Я понял, что я щепка, которой как хотят, так и крутят.

Георгий Жженов

Я никогда не думал, что все произойдет так просто. Плачущие родители, прячущие глаза одноклассники, беспристрастные присяжные.

Вердикт: ВИНОВЕН.

– Максим Серов, вы приговариваетесь к пожизненному отбыванию срока вашего приговора в тюрьме «К12». Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Голографическое изображение судьи мигает и исчезает. Вслед за ним мигают и гаснут проекции двенадцати присяжных, каждый из которых сидит перед голопроектором в разных уголках планеты Земля под присмотром эмиссара полиции.

– Сынок! – последнее, что успела произнести мама, прежде чем погасли изображения её и отца. Исчезли одноклассники, наблюдавшие за вынесением приговора в актовом зале нашей школы.

– Мне очень жаль. Удачи вам, Максим. – В глазах адвоката Кравцова я отчетливо разглядел, что на самом деле ему ни капли меня не жаль. Единственное, о чем сейчас сожалел государственный защитник, так это о том, что из-за затянувшегося вынесения приговора он пропускает полуфинал международного чемпионата по чиствиксу. Но я смог подавить внутреннее раздражение и ответил ему с улыбкой:

– Благодарю вас, Семен Афанасьевич.

Проекция Кравцова погасла, и я наконец-то остался один в своей камере. Но одиночество мое длилось недолго. В коридоре раздался грохот тяжелых ботинок, дверь в камеру с мягким шелестом скользнула в сторону, и на мгновение я ослеп от яркого электрического света, хлынувшего в открытый дверной проем.

– Заключенный, на выход! Быстро, быстро, быстро!

Не дав мне опомниться, двое здоровяков в бронежилетах сковали мои руки тонкими пластиковыми наручниками и чуть ли не пинками вытолкали меня из темной камеры в коридор.

Вот так за несколько мгновений я утратил статус гражданина Республики и перешел в раздел «мусор». А мусор на то и мусор, что с ним никто не церемонится, его просто выбрасывают. Даже если этот мусор умеет мыслить, разговаривать и способен испытывать боль.

Но такие мелочи моих конвоиров не интересовали. Вряд ли они вообще хоть иногда задумывались над этической стороной своей работы по контролю за исполнением воли народа Великой Республики. И я не обижался на этих крепких парней в серой униформе, всего несколько месяцев назад я был почти таким же, как они – машиной, бездумно выполнявшей приказы и поручения. Да здравствует Великая Республика! А теперь мы оказались по разные стороны баррикад.

– Шевелись!

Один из конвоиров вновь отвесил мне увесистый подзатыльник, хотя мы и так практически бежали по коридорам Комитета Исполнения Наказаний. Два здоровых эмиссара полиции и я, Максим Серов, восемнадцатилетний юноша, подававший большие надежды, но внезапно преступивший черту закона и отправляющийся отбывать свою вину в «К12». Считалось, что если осужденного отправляют в «К12», то это сродни смертному приговору. Только хуже, гораздо хуже. Многие преступники, услышав подобный приговор, бились в истерике и пытались покончить жизнь самоубийством прямо в камере предварительного заключения. В представлении жителей Великой Республики «К12» была настоящим Адом в библейском понимании этого слова. Такая перспектива привела бы в ужас любого жителя нашей планеты, но только не меня.

Потому что я хотел попасть в этот Ад.

Когда я в сопровождении конвоиров поднялся на лифте в холл первого этажа, перед лицом замельтешила небольшой шарик, оснащенный глазом видоискателя. Телевизионщики? Наверняка Первый республиканский канал, они мертвой хваткой вцепились в историю моего задержания и крутили репортажи с моим участием чуть ли не круглые сутки. Ещё бы! Я – событие года. И сейчас я должен понести заслуженную кару, а каждый житель Великой Республики должен узнать об этом и запомнить: если решишь пойти против системы, то система тебя уничтожит. Быстро, жестоко и без всяких сантиментов.

Действительно, на голографическом проекторе за спиной охранников у входа я увидел свою уменьшенную копию, сопровождаемую уменьшенными, но все равно внушительными на моем фоне, копиями эмиссаров в серой униформе. Негромкий голос диктора Первого канала с нескрываемой радостью вещал из динамиков:

– Сограждане! Мы видим, что полицейские уже готовят к пересылке Максима Серова. Напоминаем, что этот несовершеннолетний гражданин Великой Республики в одиночку совершил преступление, которого стоило ожидать разве что от банды закоренелых рецидивистов. Благодаря нашим Вождям само понятие «рецидивист» в нашей Республике уже не актуально…

Диктор продолжал заливаться хвалебными отзывами о достижениях современной пенитенциарной системы и огромном вкладе вождей в её успехи, а конвоиры толчками в спину гнали меня дальше, сквозь автоматические двери, ведущие на выход из Комитета Исполнения Наказаний.

Если до этого момента мне казалось что электрический свет от ламп в коридорах и залах Комитета причиняет моим глазам, привыкшим за две недели ожидания вынесения приговора к полумраку камеры, боль и раздражение, то, выйдя на улицу, я изменил свое мнение. Солнечный свет буквально ослепил, голова закружилась, и меня чуть не вырвало прямо на камеру Первого республиканского, зависшую в воздухе перед моим лицом. А жаль, эта мысль показалась забавной.

Но я смог подавить неприятный позыв и практически вслепую, направляемый лишь окриками и тычками конвоиров, побежал к ожидавшему нас флайеру.

– Залезай! Голову береги!

Предупреждение прозвучало запоздало. Думаю, что конвоир сделал это умышленно, порадовавшись, когда я с размаху треснулся головой о верхний край входного шлюза. Так и есть, здоровяки злобно хохотнули. Как и миллионы зрителей, наблюдавших за происходящим на голопроекторах у себя дома.

Стиснув зубы, я забрался в спасительный сумрак летательного аппарата и едва ли не рухнул на жесткое пассажирское сиденье. Пока один конвоир вежливо, но настойчиво жестами выпроваживал из флайера сферу телекамеры Первого республиканского, второй освободил меня от наручников, правда, ненадолго. На смену путам на запястьях пришли широкие пластиковые ремни, похожие на ремни безопасности в обычных гражданских флайерах. Но в отличие от своих цивильных собратьев, эти спеленали мое тело, не позволяя пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Володя, полетели, – окрикнул один конвоир другого и сел в кресло напротив меня.

Короткий автомат, прежде висевший дулом вниз за спиной, перекочевал в руки конвоира и ненавязчиво нацелился в мою сторону. Признаюсь честно, в этот момент мне впервые стало по-настоящему страшно. А что, если в их планы не входит моя доставка в «К12»? И вместо этого на Первом республиканском сообщат о том, что опасный малолетний преступник погиб при попытке к бегству?..

Так это или нет, я не узнал, поскольку в этот момент второй эмиссар смог наконец-то выпроводить телекамеру и сел в кресло рядом с напарником. Щелкнув тумблером рации на стене, Володя скомандовал пилоту:

– Клиент зафиксирован, люк задраен, можем выдвигаться.

– Принято, – раздался в ответ искаженный помехами голос пилота.

Флайер вздрогнул, запуская двигатели и убирая опорные колонки. Конвоиры поудобней устроились в креслах, а я, выгнув шею чуть ли не до хруста позвонков, смотрел на удаляющуюся бетонную взлетную площадку. Всё, теперь обратной дороги нет.

Наш полет длился недолго, около получаса. Затем мы пристыковались к орбитальной станции, выполнявшей роль накопителя заключенных со всей планеты для дальнейшего распределения и транспортировки в места отбывания наказаний. Внутреннее устройство станции сразу рассмотреть не получилось. После высадки мне на голову натянули плотный матерчатый мешок, не пропускавший ни капли света. Для чего это было нужно? Чтобы преступники не смогли запомнить расположение помещений и сосчитать количество охранников, дабы не использовать в будущем эту информацию во зло? Я так не думаю. Скорее всего, полицейские перестраховывались. Наверняка они прочли в моем личном деле о том, что у меня имеются награды за победы в соревнованиях по боевому айкидо и самбо.

Ответ на свой вопрос я узнал через несколько минут, когда меня усадили на жесткий металлический стул и сняли с головы мешок. Опять яркий свет, новый приступ тошноты. Прикрывая глаза руками, я попытался осмотреться.

Меня привели в небольшое помещение, напомнившее камеру для допросов, в которой мне довелось провести в недавнем прошлом много часов, а то и дней. Комната три на три метра. Каждая из четырех стен, а также пол и потолок зеркальные, отчего создавалось ощущение, что находишься в бесконечном коридоре из одинаковых комнат. Для неопытного человека подобная оптическая иллюзия была сродни удару мешком по голове – мысли начинали путаться, голова кружилась, и ты постоянно отвлекался, ведь стоило пошевелить рукой или ногой, миллионы двойников повторяли твое движение.

В зеркальной комнате помимо меня находился ещё один человек, сидевший за столом напротив. Худощавый мужчина с залысинами на высоком лбу и взглядом холодных серых глаз. Облачен во всю ту же униформу эмиссара полиции, с вышитыми на груди белыми перекрещенными секирами, но оружия нет, даже электрошокера, который охранники так любили использовать на мне без всякого повода.

– Вы меня слышите? – обратился ко мне сероглазый.

В ответ я кивнул, одновременно пытаясь спрятать глаза от яркого света. Что было весьма проблематично, так как сияние исходило одновременно со всех сторон, хотя ни на потолке, ни на стенах я не заметил ни ламп, ни иных источников освещения.

– Отлично, – продолжил сероглазый. – С момента вашего прибытия на эту станцию вы автоматически теряете статус гражданина Великой Республики. Вы теряете свое имя, должность, права и обязанности. Кроме одной. – Тут сероглазый позволил себе улыбнуться. – Вы обязаны провести остаток своей жалкой и никчемной жизни в «К12».

Я ничего не ответил. За те три недели с момента задержания, что я провел в застенках Комитета Исполнения Наказаний, я наслушался немало гневных и оскорбительных высказываний в свой адрес. Все, от простых полицейских до прокурора, считали чуть ли не своим долгом окатить меня словесными помоями. А некоторые не гнушались присовокупить к этому ещё и увесистый пинок или оплеуху. Но я сдержался тогда, вытерплю и сейчас. Потому что стоило мне хоть раз ответить на провокацию, как меня могли просто забить до смерти. А я не хочу доставлять им такого удовольствия, у меня иная цель.

Сероглазый перешел к делу. Из коробки, стоявшей на полу с его стороны стола, он достал тонкий планшет и, включив его, зачитал лишенным всяких эмоций тоном:

– Заключенный номер семь-один-один-один-девять-восемь-четыре, по решению народного суда Великой Республики вы направляетесь для отбытия наказания на объект закрытого типа «К12». Срок отбывания наказания – пожизненный. Без права на подачу апелляции или досрочного освобождения по амнистии. Приговор вступает в силу немедленно, – произнеся это, он пнул коробку в мою сторону. – Переодевайтесь.

Он встал, зажал планшет под мышкой и подошел к одной из стен комнаты. Тут же открылся проход, сероглазый ушел, оставив меня в одиночестве.

Несколько минут я тупо смотрел на свои бесконечные отражения. За время судебного разбирательства я изрядно осунулся, волосы торчали, словно у пугала, засаленными прядями в разные стороны. На лице синяки и ссадины, следы гостеприимства республиканской полиции. Лишь карие глаза продолжали светиться столь же ясно и яростно, как и в тот день, когда я обвалил финансовую биржу, обнулив тайные счета у большинства Вождей нашей Великой Республики.

Вновь открылся проход, и в комнату вошли двое с шевронами Комитета Исполнения Наказаний.

– Мусор, ты почему ещё не переоделся? – проворчал один из вошедших. Больше всего меня удивило, что в его голосе не сквозило ни злобы, ни раздражения. Пожалуй, он был первым полицейским, который не орал на меня, а разговаривал спокойно, как с обычным человеком. – Даю тебе одну минуту, иначе полетишь дальше голышом.

И я подчинился. Не знаю почему. То ли из-за его спокойного тона, то ли из-за бесконечной усталости, наваливавшейся на плечи, словно мешок с песком.

Я скинул кроссовки без шнурков, стянул джинсы и джемпер и с недоумением посмотрел на предложенную взамен одежду. Тюремная роба, состоявшая из футболки и штанов жизнерадостного мятного цвета, явно успела послужить не один десяток лет. Изношенная и вытертая ткань, множество не предусмотренных дизайном отверстий и разошедшиеся швы. В качестве обуви прилагалась пара матерчатых мокасин на мягкой резиновой подошве.

– А поновее ничего на складе не нашлось? – спросил я, демонстративно просунув палец в огромное отверстие под мышкой.

К тому же одежда явно была на два или три размера больше, чем нужно, а на штанах не было завязок, из-за чего они постоянно сползали и мне приходилось их подтягивать.

В ответ полицейский лишь хмыкнул.

– Поверь, парень, ты мне ещё спасибо скажешь за это старье. Потом поймешь. Пошли.

Я не стал спорить, понимая всю бесполезность такого рода занятия, и направился вслед за охранниками. Говоривший со мной шел впереди, изредка отдавая команды «направо», «налево», «прямо». На этот раз обошлись без мешка на голову. Коридор, по которому меня вели, был также сплошь покрыт зеркалами. Если бы я попытался бежать, то моментально запутался бы и заплутал в этом лабиринте.

Не знаю, сколько времени мы провели, шагая по зеркальному паттерну, но за это время я успел погрузиться в размышления.

Пока что все шло по плану. Четыре месяца назад я написал специальную программу, позволяющую взломать клиентские базы на рынке биржевых акций. Вы спросите, как обычный выпускник смог создать такую программу и получить доступ к столь серьезным данным? Все просто. Я с трех лет интересовался прогами и кодами. Должно быть, это наследственное. Моя мама двадцать лет проработала на компанию «Джайнова», поставляющую программное обеспечение самым крупным республиканским корпорациям. И первой прочитанной мною книгой был не букварь или сборник сказок, а учебник по программированию Паскаль-Виста и C-Плюс-Мега. Заполучить доступ к оборудованию с прямым выходом на биржу было совсем просто. Мой отец работал биржевым брокером, подобрать пароль к его рабочему компьютеру, состоявший из дат рождения меня и мамы, не составило никакого труда.

Дальше дело техники. Запустить вирус, найти в иоттабайтах информации данные тайных биржевых счетов нужных мне людей и перевести практически все деньги через тысячи подставных однодневных компаний в благотворительные фонды, с сопроводительной рекомендацией обналичить переводы и как можно быстрее потратить средства во благо. Мне оставалось только сидеть и ждать прихода полиции.

После чего наступал один из самых опасных моментов в моем плане. Мне приходилось уповать в большей степени на удачу, чем на точный расчет. Во-первых, полиция запросто могла обвинить не только меня, но и отца. Кто поверит, что кражу века совершил обыкновенный выпускник, а не профессиональный финансист со стажем? Но я быстро смог убедить следователей в том, что мой старик не способен написать такую сложную программу, в отличие от меня. Во-вторых, за финансовые махинации, пусть даже в столь невероятном объеме, полагалось относительно нестрогое наказание, в виде общественных работ на благо Великой Республики. Например, работа на очистных сооружениях до конца жизни.

И тут мои расчеты оказались верны. Вожди не могли официально обвинить меня в хищении их денег, так как тайные биржевые счета не зря так называются. В прессе курсировала иная, спущенная сверху версия. Согласно этой версии, я похитил деньги из пенсионных фондов медицинских работников и учителей. Несмотря на все усилия следствия, отказался их вернуть, чем нанес республиканскому бюджету заметный урон.

Как вы понимаете, после этого простой народ был только рад услышать, что мудрые правители пожизненно сослали меня в одну из самых строгих тюрем Республики без права досрочного освобождения. Свою роль сыграли мои увлечения боевыми видами спорта и стрельбой. По версии следователя, это указывало на мою скрытую агрессию и тягу к насилию. В итоге, как я рассчитывал, было принято решение сослать наглого сопляка в «К12». Как говорится: с глаз долой, из сердца вон. Им было неведомо, что именно этого я и добивался.

Глава вторая

В дороге и в тюрьме всегда рождается дружба, и ярче проявляются способности человека.

Лопе де Вега

Погруженный в свои мысли, я не заметил, как мы наконец-то миновали зеркальный лабиринт и пришли в огромное помещение, где уже вовсю шла подготовка к отправке заключенных. Меня привели одним из последних и втолкнули в неровную шеренгу, состоящую из разномастной толпы осужденных. Большинство носило такие же, как и у меня робы мятного цвета, но были и те, кто был облачен в тонкие нейлоновые костюмы ярко-оранжевого цвета. Я удивился подобным нарядам, но постарался не сильно глазеть на их обладателей. Интуитивно я понимал, что стоит как можно меньше привлекать внимания к своей персоне, иначе можно нажить проблем.

Глядя на то, как все заключенные шаркают ногами и постоянно подтягивают сползающие штаны, я вспомнил, что читал о чем-то таком в Глобальной Сети, когда готовился к совершению преступления. Среди множества тюремных обычаев был и такой: чтобы заключенным было недосуг не только пытаться сбежать, но и бить друг друга, тюремное начальство выдавало им штаны на пару-тройку размеров больше. Кроме того, при заселении в тюрьму охранники первым делом отбирали у новоприбывших шнурки, подтяжки и ремни, чтобы нельзя было с их помощью покончить с собой или навредить другим. Как следствие всего этого, штаны узников сползали ниже положенного. Кстати, если верить все той же Глобальной Сети, некоторые отсидевшие, снова оказавшись на свободе, следовали привычке и продолжали носить приспущенные широкие штаны. Такой внешний вид символизировал криминальное прошлое человека и говорил: «Со мной лучше не связываться!»

– Итак, мусор, слушайте сюда! – заорал толстый охранник с красным одутловатым лицом, прохаживающийся вдоль нашего строя. – Через несколько часов вы прибудете в гостеприимный отель повышенной комфортности для такого отребья, как вы. Там получите тот уровень сервиса, который заслуживаете.

– Неужели нас ждет «ол инклюзив»? – гоготнул высокий темнокожий парень, стоявший в шеренге в паре метров слева от меня.

Толстомордый охранник не удостоил его ответом, лишь кивнул подчиненным. Двое из них сноровисто подхватили темнокожего шутника и за пару секунд стянули с него всю одежду, оставив одно исподнее. Затем втолкнули обратно в общий строй. Парень дрожал от холода и страха, но попытался возмутиться:

– Эй, какого дьявола?!

– Ещё раз откроешь пасть, дальше полетишь голый, – спокойно сказал ему толстомордый.

Темнокожий ничего на это не ответил, опустил голову задрожал ещё сильнее. Охранник обратился к остальным:

– Ещё шутники есть? Отлично. Запомните, мусор, рты без команды не открывать. Говорить можете только тогда, когда к вам обращается кто-то из сотрудников. Так что молчите и слушайте внимательно.

Выждав некоторое время, он продолжил:

– Сейчас вы построитесь в колонну по двое и загрузитесь в шаттл. Он доставит вас в «К12». Полетите в криогенных камерах, путь до тюрьмы неблизкий. Постарайтесь выспаться, мусор. Возможно, это ваш последний шанс увидеть сны.

Охранники принялись выстраивать нашу шеренгу в две колонны, ускоряя процесс при помощи дубинок и электрошокеров. С воздействием последних, как мне показалось, многие из заключенных уже были знакомы, так как старались выполнять команды охранников быстро и беспрекословно. Лично мне хотелось задать один вопрос: криокамеры? Неужели «К12» располагается так далеко? Если так, то это обстоятельство привнесет немало изменений в мой план. Черт, да оно буквально ломает все мои расчеты! Но сейчас не время и не место для споров. Придется прорабатывать новые схемы уже на ходу, прибыв к месту назначения.

Тем временем меня с остальными заключенными загнали по грузовому трапу в недра шаттла и распределили по криогенным камерам. Серебристые капсулы для сна были похожи на огромные стальные сигары, с одной стороны которых располагалась дверца с окном и приборной доской, усеянной всевозможными датчиками с показателями жизнедеятельности. По пути к камере я изо всех сил крутил головой, пытаясь прочесть программные установки на панелях капсул своих попутчиков. Если я узнаю, сколько времени будет длиться полет и крейсерскую скорость шаттла, то смогу рассчитать расстояние до Земли. Но сопровождавший меня охранник, обладатель старомодных солнцезащитных очков, которые он явно носил для того, чтобы выглядеть крутым мачо, то ли заподозрил что-то неладное, то ли просто не любил, когда заключенный вертит головой без команды, и в итоге он просто достал из кобуры шокер и вонзил его мне в бок.

Перед глазами сверкнули искры, ноги подкосились, и я чуть не рухнул на пол.

– Смотреть в пол! Шевели ногами! – заорал охранник.

Я знал, что лучше не пререкаться и делать что велят. Жаль, что к капсуле меня сопровождал не тот охранник, что обращался со мной по-человечески. Однако нет смысла думать о том, как сложилась бы ситуация в том или ином случае. Я влез в эту историю самостоятельно, меня никто не заставлял. И сам найду выход, выполнив задуманное. Так или иначе, у меня все получится.

Вот и моя камера. Подгоняемый охранником, я на дрожащих после удара током ногах забрался в капсулу и замер. Мой конвоир нажал несколько клавиш на кодовом замке, запирая дверь капсулы, а затем стал набирать нужные данные на панели управления. В этот момент я возблагодарил капризную удачу, которая вновь одарила меня своей милостью, а заодно и эго охранника, побудившее его носить старомодные очки. Именно в их линзах отлично отражалась последовательность цифр, которые он вводил одну за другой на панели.

Восемь месяцев… один день… десять часов… сорок минут…

Отлично! Оставалось лишь узнать модель шаттла и его скорость, для этого требовался терминал или планшет с подключением к республиканской Глобальной Сети. Ну хоть что-то, хоть какой-то шанс, который можно использовать как точку опоры. А как говорил кто-то из древних: имея точку опоры, я могу перевернуть мир.

– Сладких снов! – насмешливо попрощался со мной охранник и вышел из камеры, захлопнув за собой решетку. Сквозь стекло я несколько минут наблюдал за тем, как охранники проводят мимо моей камеры заключенных и возвращаются обратно, уже одни. В камеру напротив красномордый охранник лично сопроводил того самого темнокожего парня, которого раздели на взлетной площадке. Втолкнув дрожащего заключенного в капсулу, толстяк закрыл её и быстро вышел из камеры. Несколько долгих мгновений потребовалось на то, чтобы понять, что именно показалось мне подозрительным.

Он просто закрыл капсулу, но не ввел данные в компьютер.

– Эй! Охрана! Охрана! – Я изо всех сил заколотил в толстое стекло смотрового окна капсулы, стараясь привлечь внимание покидавших шаттл полицейских. – Этому парню не активировали режим криосна! Охрана!

Проходившие мимо полицейские лишь бросали в мою сторону безразличные взгляды и шли дальше. А непонимающий пока, в какой смертельной опасности он оказался, темнокожий парень смотрел на меня и улыбался. Похоже, он решил, что меня обуял страх или ярость, и это его забавляло.

– Охрана! – не унимался я. – Помогите! Стойте, он же погибнет…

В этот момент в капсуле погас свет, и я погрузился во тьму.

После пробуждения я первым делом увидел эти светящиеся зеленые строчки:

«Поздравляем. Вы прибыли к месту назначения. Капитан и экипаж корабля желают вам приятного отдыха!»

Похоже, эти капсулы полиция закупила у пассажирской компании. Скорее всего, их списали и продали по дешевке.

От этих мыслей меня отвлек испуганный крик, столь мощный, что смог пробиться сквозь толстые стенки капсулы. Я с силой распахнул дверцу и вывалился на пол камеры. Мускулы, отвыкшие от нагрузок за время пребывания в криогенном сне, ослабли, и все тело словно пронзило стальными иглами. Теперь уже из моего горла вырвался сдавленный крик боли. Не знаю, сколько времени я провалялся вот так, дрожащий и стонущий на полу камеры, пока, наконец, не смог подняться на ноги.

У камеры напротив уже собралась небольшая толпа. И хотя я знал, что именно привлекло их внимание, все же нашел в себе силы растолкать глазевших на капсулу с темнокожим парнем заключенных. Да, зрелище было не из приятных.

Как я и думал, красномордый охранник решил жестоко отомстить парню за то, что тот дерзнул всего-навсего глупо пошутить. Судя по всему, парень умирал долго и мучительно. Смотровое стекло капсулы изнутри покрывали длинные кровавые борозды, через которые виднелось иссохшее синюшное лицо со следами разложения.

Один из стоявших рядом заключенных потянулся было открыть дверь капсулы, но я перехватил его руку и покачал головой.

– Не надо.

– Да я просто хочу посмотреть…

– Мы ему уже ничем не поможем. А за восемь месяцев там установился такой аромат, не розами запахнет.

Заключенный быстро отдернул руку. Это был рыжеволосый веснушчатый юноша примерно моего возраста, но явно выросший на задворках Республики. Об этом говорили его узкие плечи и непропорционально вытянутые руки и ноги, верные признаки жизни на планете с низкой гравитацией.

В этот момент ожили динамики в камерах и общих коридорах шаттла.

– Внимание! Всем заключенным приказано немедленно собраться в десантном отсеке. Посадка через десять минут. Внимание! Всем заключенным приказано немедленно собраться…

– Твою мать! – выругался рыжий и, ухватив длинной рукой меня за плечо, потянул из камеры. – Шевелись, умник!

– Но почему… – задать вопрос до конца я не успел.

Вся наша разномастная толпа бросилась по коридору, следуя за мигающими стрелками на стенах. И тут я впервые начал замечать нечто странное в поведении попутчиков. Некоторые из них, кто постарше и явно с опытом пребывания в республиканских тюрьмах, на ходу снимали футболки и рвали их на длинные полосы. Я удивился, но решил подумать над этим позже.

В десантный отсек мы прибыли последними, так как, пока глазели на тело бедняги, погибшего в капсуле, остальные заключенные успели набиться в относительно небольшое помещение. И то, чем они занимались, ввело меня в ступор

Заключенные прятали лица. Кто-то, как я уже успел заметить, разорвали тюремные робы на полосы и замотали головы наподобие мумий. Обладатели нейлоновых оранжевых костюмов не могли последовать их примеру, так как ткань их роб порвать голыми руками было невозможно. Поэтому они использовали иные методы. Трое белобрысых крепышей, явно из одной компании, каким-то неведомым образом умудрились пронести на борт карнавальные маски, какие обычно носят на День дураков. Маски эти были одноразовые, в сложенном виде размером представляли собой квадрат два на два сантиметра. Осужденные прикладывали его к носу и активировали проглаживанием по часовой стрелке, после чего маска быстро увеличивалась в размерах. Таким образом, при помощи нехитрых манипуляций каждый мог подогнать ее под себя.

К белобрысой троице тут же выстроилась очередь. Я не заметил, чтобы они обменивали маски на деньги, значит, в ход шел бартер. Судя по всему, это целая система, детали которой мне пока совершенно не ясны. Ну и ладно, разберусь с этим позже.

В паре метров от меня вспыхнула небольшая потасовка. Один заключенный, мускулистый парень, чьи руки и торс были сплошь покрыты затейливыми цветными татуировками, сбросил с себя оранжевую нейлоновую робу и пытался отобрать тканевую мятного цвета футболку, уже порванную на полоски, у какого-то хилого мужичка лет шестидесяти. Белобрысые в масках, заметив это, тут же оказались рядом и принялись жестоко избивать татуированного. Когда тот затих, лежа по полу и баюкая вывернутую под неестественным углом левую кисть, белобрысые вернули полоски ткани старику.

Рыжий, по-прежнему стоявший рядом со мной, быстро и умело разрывал свою робу на полосы. Я решил последовать его примеру. Если так делают все, значит, так надо. А тратить время на попытки узнать причины столь нелепого поведения не хотелось. Интуиция подсказывала, что, если я не спрячу лицо, в будущем это принесет мне множество проблем.

– Внимание! – продолжали надрываться динамики. – Всем заключенным приказано немедленно собраться в десантном отсеке. Посадка через три минуты. Внимание! Всем…

Когда мы закончили сию нелепую процедуру, я решил, что пришла пора познакомиться с моим рыжим попутчиком поближе. Протянув ему руку, сказал:

– Спасибо за помощь, приятель. Меня зовут Максим Се…

– Ты что, больной? – вздрогнул рыжий. – Не называй мне своего настоящего имени! Вообще никому его не называй, даже охранникам.

– Эм… – опешил я, – ты серьезно? Это какая-то тюремная проверка или юмор заключенных?

– Нет, ты точно больной, – покачал замотанной головой рыжий.

– Ладно, ладно, понял, – я примирительно поднял руки. – Лицо никому не показывать, имя не называть. А как обращаться к другим?

– Прозвища, никнеймы, – перечислил мне варианты собеседник. – Меня вот Рэдом кличут.

Рыжий протянул мне руку. На секунду я задумался. Возможно, он действительно хочет мне помочь.

– А меня Пересмешником. – Я пожал ему руку, после чего ткнул пальцем в повязку на своей голове. – Скажи, для чего все прячут лица?

– Так ты новенький. – Рэд даже не спросил, а поставил мне своеобразный диагноз. – Значит, ты не в курсе, какие порядки царят в «К12»?

– Откуда мне знать? – пожал я плечами. – Вся информация об этой тюрьме засекречена, а знакомых в криминальных кругах у меня нет. Ну, по крайней мере, раньше не было. Ты первый.

– Понятно. Ну, тогда слушай, новичок…

– А-а-а-а!

Наш диалог прервал новый крик боли. Все собравшиеся в отсеке оглянулись на огромного мускулистого мужика в оранжевой нейлоновой робе, который умудрился отломать от стены небольшой кусок обшивки, по форме напоминавший узкий клинок, и теперь полосовал им собственное лицо.

– Что этот псих делает? – Я почувствовал, как волосы у меня на затылке встают дыбом. – Он что, не додумался использовать эту железяку для того, чтобы просто нарезать свою одежду?

– А, не обращай внимания, – как-то удивительно спокойно отмахнулся Рэд. – Это боец из меченых.