Текст книги "Про дам"

Про дам
Никита Белугин

© Никита Белугин, 2023

ISBN 978-5-0060-4478-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нарцисска

Говорили про Солженицына, что он был одержим стремлением стать писателем «всея Руси». Дескать амбиция его была всегда на престоле славы литературной, а уж талант должен был его догонять… Заносчивый был Солженицын. Да и не он один – например Довлатов.

А вот среди чиновников такое же есть. Да что там, среди чиновников, – недавно русский, или полурусский, актёрик по имени А***р умничал в купленном интервью, что «была б у него армия и „менты“, то он бы тоже устанавливал свои законы и „диктовал“ что правильно, а что неправильно.»

Конечно, можно заметить, что иные, а лучше сказать многие, а лучше сказать почти все богатые – то есть выше среднего уровня богатства – до того забывают кто они и кем являются в обществе, что как в великой сказке Александра Сергеевича «Золотая рыбка» теряют «всякие берега» в своих желаниях.

Логично было бы предположить, что рассказ ниже пойдёт о подобном заносчивом «чёрте», но не совсем так… Рассказ ниже о человеке если не скромном, то самом заурядном и «звёзд с неба не хватающем». Да и не о человеке вовсе, а о девушке – о бедной девушке, которая, как и все девушки, «хотела только одного – чтобы её любили».

Она, как и все современные девушки, днями напролёт просиживала перед смартфоном, ища в нём что-то интересное, а лучше сказать что-то выгодное для самолюбия. Например напишет какой-нибудь смешной или полусмешной комментарий и ждёт пока на него наставят сердечек. В желание её нет ничего предосудительного, кроме разве того, что комментарии её разве что случайно оказываются смешными и остроумными. Дошло даже до того, что она смирилась с плоскостью своих шуток и перешла на комментарии прямо провокационные, и даже с матом…

Фотографий на её страничке было пруд-пруди, как и у всех красивых молодых девушек, – и может быть главной-то изюминкой были собственно они, фотографии, – а уж поставят на её комментарий сердечко или нет, это вопрос пятый, хотя и важный.

И сколько лет, боже мой, сколько лет она прожила в этом стремлении понравиться всем! Уж и оскорбляли её ни раз, уж и обличали даже неоднократно в том, что она нарцисс женского пола, – а ей всё ни по чём. Наверно, звезда рождается звездою и главная её цель в жизни – это достичь отражения своего великолепия в глазах ближних, ну и дальних…

Случилось ей как-то прогуливаться по магазину. Она, как и обычно, искала своё отражение в каждой витрине, как вдруг, несколько задумавшись о чём-то… впрочем, не о чём не задумавшись, а просто стоя и разглядывая какой-то товар параллельно с наслаждением своего вида а отражении, – нечаянно так совпало, что за стеклом, прямо в месте отражения её лица, остановилась и тоже что-то разглядывала женщина. Нельзя сказать, что эта женщина старая или некрасивая, но видно было, что она совсем другого жизненного уклада, наверно работающая сколько себя помнит, наверно воспитывающая детей, словом лицо её было серьёзно всегда и от самой женщины как бы и независящее. И вот их взгляды встретились.

Самолюбивая девушка внутренне вздрогнула, ибо она смотрела на себя, а увидела не себя… Нельзя сказать, что в ней «нечто перевернулось», но сердце её участило бой. Ей вдруг стало стыдно: а вдруг кто-нибудь заметил её испуг, ведь она, кажется, даже шевельнулась вздрогнув. Как ей стало стыдно, боже мой! Какая неловкая ситуация! Как может такое совершенное существо, с такой кукольной внешностью и душой, обратить внимание в отражение на такую рабочую бабу, – да вообще, возможно ли это?

Нет, с девушкой действительно произошло нечто конфузное, хоть и никто этого не видел, включая бабу. Нормальному человеку это сложно понять, а в душе красавицы это оставило след нехороший… Первое время сидит она бывало перед экраном компьютера и когда загружается какое-нибудь видео, цвет на экране чёрный и она взглянет на себя, а мысль мелькнёт: «не такая уж ты и симпатичная…» И начинает волноваться девушка, даже к зеркалу ни раз ходила, чтобы удостовериться «в реальности своей красоты». Подойдёт к зеркалу, глянет, – нет, всё в порядке, – глупая баба сбила с толку каким-то мистическим образом, думает она.

Бог знает сколько времени прошло, может месяц, может полгода. Как-то раз вечером, всё в том же компьютере, девушка просматривала новый какой-то фильм, чем она занималась еженедельно и даже сочинила на этот счёт философию: «Теперь новое время и книги заменяют фильмы, а литературу кино.» И вот в этом фильме – самом зауряднейшем фильме, из тех, которые невозможно отличить один от другого – персонаж произносит фразу, над которой девушка задумалась, что даже поймала себя на том, как совершенно не может сосредоточиться на мелькающем кадрами экране и выделанных переводчиками словами, звучащих из колонок. Фраза была следующая, один друг говорил другому другу, если преобразовать его тираду в одно предложение: «Когда я стану совершенным, то мы не сможем более с тобой быть друзьями.»

Девушку как-то захватила эта мысль этой фразы и она побежала за ней в своём уме и никак не могла догнать, – будто осёл с морковкой на палке перед носом стремился в ней постичь недосягаемую суть. Ей пришлось даже остановить фильм и принять решение, досмотреть его позже. Но как ни пыталась она, либо отвязаться от поиска смысла, либо понять его, в тот день ей это так и не удалось.

Чёрт знает, сколько ещё прошло времени, но гораздо больше, чем в предыдущий раз, между случаем с отражением в витрине и мыслью во время просмотра кино. И вновь произошёл самый по-видимому банальный случай, но который вновь направил девушку на некие подвижки в себе. Идёт она значит по улице, а на встречу ей «хулиганы» – взрослые парни, но видно, что такие не признающие берега, идут и смеются, – да так нагло смеются, что девушка невольно перетрухала, предвкушая сближение с ними. А парни, когда поравнялись с ней, из безобразных хулиганов все трое, как один, неожиданно сделались послушными тихими ягнятами и как-то стыдливо отвели глаза…

Девушка, пройдя мимо них, рассмеялась и даже немного вслух. Это ж надо, они её испугались! Нет, они перед ней преклонились! Преклонились перед её внешностью, хотя внутри она сама их боялась.

И вот этот-то третий случай как-то вразумил что ли её; она, при всей своей несомненной красоте, всегда недооценивала себя, всегда искала какие-то доказательства и подтверждения, – а оказалось, что и давно никто не сомневается в этом, да только она этому всё не верила. Обдумав всё это, в ней явилась позднее такая новая, никогда ей не бывшая доступной доселе, твёрдость в сердце и уме, – она призналась себе вдруг: «Теперь я повзрослела. Теперь я уже не такая, как прежде.»

Совпадение ли – нет ли, после сего времени, по прошествии небольшого отрезка, она стала толстеть… Толстеть, толстеть… А твёрдость в душе, что она истинная красавица, никуда не исчезала. В двух словах: забросила она постепенно свои мечты, забросила свои страхи о несовершенстве, а твёрдость в душе может быть даже возросла за это время и ей было приятно с ней сосуществовать.

В очереди

Девушка двадцати с копейками лет сидела в очереди псих-диспансера областной больницы. Она впервые приехала сюда, – приехала она – как это ни странно звучит – оформлять себе инвалидность.

В нужный ей кабинет была большая очередь – едва хватило всем сидений. Публика была специфическая, кто-то был с одним из родителей в сопровождении, кто-то смотрел в пол по одиночке, но все были, так же как и она, бывшими, а кто-то и завсегдатаями, пациентами психушек.

Когда девушка ещё добиралась по этому адресу, так как города не знала, то попросила у водителя маршрутки, чтобы он подсказал ей, когда ей надо будет выходить; при этой её просьбе откликнулся даже один из пассажиров, видимо сталкивающийся с подобными «клиентами» нередко, ездя по этому маршруту.

Кстати, девушка была довольно смазливая, и врядли кто мог бы подумать о ней, – по крайней мере, не зная её, – что она «сумашедшая».

Она сидела уже с час и успела разглядеть лица присутствующих. Одно лицо ей показалось слишком неприятным, – а вернее отталкивающим, – это было лицо тоже молодой девушки, наверно того же возраста; она была с родительницей и с маленьким ребёнком, очевидно она тоже была «сумашедшая», не смотря на адекватность и почти здравомыслие в глазах, – по крайней мере глаза её были спокойны и – опять же, почти – умны…

Но вот что отталкивало от неё, так это её кожа на лице; это лицо, как видимо имел ввиду Достоевский в своих книгах, нередко употребляя придуманное им слово – испитОе лицо. Наверно многие, не задумываясь, придали этому слову значение пьяницы. Но нет, есть такие люди, у которых лицо будто высохшее и в то же время оно блестит и может быть в угрях и прыщах, – кои «несовершенства» не могут происходить на лице действительно сухом. Действительно сухое лицо всегда красиво, всегда имеет приятный цвет, да и что уж там говорить, оно внушает наблюдающим нечто твёрдое в характере, нечто честное…

Чего не скажешь о лице «влажном» и в то же время сухом. По глазам этой девушки было видно, что она чистейшей воды эгоистка, – но эгоистка не такая, как распространившиеся в наше время пустые красавицы девушки, которые «всем суют в рожу», что они эгоистки и плюют назло. Нет, эгоизм девушки в очереди был истинный, в её глазах и движениях нельзя было заметить даже намёка на то, что ей есть хоть до кого-нибудь дело, что ей нужно кому-то что-то доказывать; её можно было бы назвать даже кроткой, но почему-то, глядя на неё, хоть по признакам она и подходила под это наименование, назвать её так всё же было нельзя…

Лицо её было бледно, даже с каким-то сине-сиреневым оттенком, как у сильно замёрзшего человека, и лицо её выражало страдание, но страдание это было каким-то странным, только ей понятным, так что возьмись вы например пожалеть её, то она, казалось, тут же бы с презрением отвергла ваши ласки и посмотрела бы на вас свысока, дескать такому «простому» человеку не под силу понять такие высокие муки гордости, которые очевидно она испытывала. Словом, страдать-то она страдала, да только не отказалась бы ни за что от причины своих страданий, – а причину мы уже назвали, это нескончаемый и жестокий эгоизм при всех других её многих положительных качествах, сожительство с которыми и мучило его, то есть эгоизм.

Поразил нашу девушку ещё один случай. Когда она только вошла в ворота огромной территории больницы, усеянную всю в одноэтажных и двухэтажных постройках, то первое, что она увидела, это толпа детей, смотрящих в большое окно в одном из побеленных корпусов. Понятно было, что эти дети сумасшедшие и что их здесь лечат. Детей было до десяти в окне, они немо общались за стеклом, шевелились, все они были либо с оголёнными торсами, либо в лёгкой одежде, на улице же была зима… Удивительным ей показалось это зрелище – в плохом смысле, удивительным. Понятно, когда взрослые сходят с ума, понятно и когда повзрослевшие подростки теряют рассудок. Но когда дети… Тут ударяют как бы самые законы бытия своей несправедливостью, – что несмышлёное существо рождается, чтобы страдать.

«Хотя был у нас в детском садике мальчик, – вспоминала девушка и мысленно рассуждала, – Женя Бахарев, его потом ещё сбила машина насмерть.» Этот мальчик, Женя Бахарев слыл настоящим чертёнком даже среди воспитателей, не говоря о детях, которые все до единого боялись его. Волосы его были чёрные и какие-то «острые», то есть волосы как бы объединялись в тонкие пучки на его голове, так что он был похож на ёжика; лицо его было всегда бледно, а бил он кого-нибудь из детей, в том числе и девочек, почти ежедневно. Известно, какой порядок заведён в дет-садах, как утром дети «делают зарядки», как поют и прочее, прочее. И вот, однажды, – вспоминала девушка, – Женя Бахарев собрал несколько детей в туалетной комнате и попросил их «встать паровозиком», а затем стал учить их делать несложные движения тазом, дескать это некий танец, который проделывают взрослые. «Может он от родителей этому научился, как-нибудь подглядев за ними?» – размышляла уже в который раз за свою жизнь девушка. – «Интересно, однако, как будто сам Бог казнил его. Настолько это был нехороший мальчик, что страшно представить, кем бы он вырос…»

«Хотя так странно! – внезапно пришла девушке новая мысль на ум – В то же время, когда сбили Бахарева на велосипеде, позже, может быть год или два сбили другого мальчика и тоже на велосипеде, – правда того задавил грузовик, не заметив его, сдавая назад, а Бахарева сбила легковушка на скорости, – говорили, что кто-то видел этот момент и как он отлетел высоко, и как с его ножек слетела обувь… Так совпало странно… За всю жизнь не помню, что бы вообще кого-то сбивали, даже знакомые не рассказывали никаких историй. А тут двоих моих одногруппников…» Второй мальчик не был ничем примечателен из злых поступков, родители его были можно сказать учёные, только живущие обычной рабочей жизнью, но оба с высшим техническим образованием и довольно интеллигентные люди. Такую утрату нанесла им судьба. «Жалко. За какие грехи?»

Девушка, как и все «сумашедшие», то есть пациенты «душевных» больниц, была открыта к общению и свободна для разных невинных приключений. Поэтому она ни с того – ни с его заговорила со своим соседом.

– А ты первый раз здесь?

– Не-е-е! – засмеялся черноволосый сосед, как-будто конь заржал.

– А-а-а, а я первый.

– М-м.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать семь. – ответил черноволосый нормального телосложения парень. – А тебе?

– Мне двадцать три.

Разговор прервался за неимением тем, грозясь и вовсе не возобновиться.

– А ты смотришь Рутюб? – спросила девушка, в душе обрадовавшись, что нашла новую тему.

Парень немного замялся, но ответил:

– Н-нет, я только телевизор смотрю.

– А-а. – простодушно и весело поддержала девушка разговор, – А то я хотела посоветовать тебе одного блохера. Хи-хи-хи! Я не оговорилась, – блохера, а не блогера, – то есть такой он шустрый, как блоха, и жалит всякими шутками острыми. Хи-хи-хи!

– Н-нет… – так же задумчиво ответил парень, но так же просто, как и девушка – У меня интернета нет, мне и телевизора хватает…

По всему можно было угадать, что парень стыдится, что у него нет интернета.

– А ты какой раз здесь? – спросила девушка.

– Третий… Или четвёртый! Ха-ха-ха! Я уж и сам со счёту сбился!

– Хи-хи-хи!

Ребята разговаривали громко, не обращая внимания на всех присутствующих, будто они были наедине и никого не было.

– А я первый…

Парень не нашёл что ответить.

– А ты в городе гулял в этом? А ты сам из какого города?

– Я из Еманжелинска.

– А в городе гулял?

– Да так, немного…

– А то я хотела бы погулять после, когда ВТЭК пройдёт. Может ты меня поводишь?

Парень как-то опять замялся, хотя внешне он выглядел можно сказать красавцем, с чёрной щетиной, почти худощав, средне-высокого роста…

– Нет… Извини, но не могу… Мне мама сказала, что бы я никуда не ходил и после ВТЭКа сразу на вокзал шёл и домой…

– А-а-а. Понятно. – по-прежнему простодушно ответила девушка, которая, к слову, отлично бы смотрелась в паре с этим новым знакомым, – она была тоже стройная, с крашенными волосами, в красивой одежде, да и просто молода…

Опять наступила небольшая пауза. Парень давно порывался, держа дешёвый телефон в руке, полазить в его настройках или включить камеру и поразмышлять на счёт изображения на экране, поводить туда-сюда и заметить как отстаёт от действительности картинка, так как других развлечений в его телефончике не имелось. Девушка отчасти заприметила и телефон, и его желание, и вдруг решила использовать последний шанс…

– А можно я с твоего телефона позвоню?

Парень, терпя жабу о деньгах на счёте телефона, нехотя согласился со словами:

– Только недолго, а то у меня мало денег.

К слову сказать, денег на его телефоне было предостаточно.

Девушка набрала свой номер телефона и сбросила вызов при первом звуке гудка. Таким образом сохранив номер абонента, которому она может быть напишет по приезду домой.

Тем временем из кабинета вышла взрослая женщина «с слабообразованным взглядом на лице». Врач что-то ей объяснял, выйдя за ней. Девушка из услышанного поняла, что врач говорил этой женщине, что чтобы ей получать в дальнейшем пенсию, то необходимо пролежать месяц-два в больнице. Лицо «слабообразованной» женщины было крайне напугано и девушка как бы разделяла её страх, зная на практике что такое нахождение в псих-больнице, и сама стала бояться, что ей предложат то же самое во время её приёма.

Вспомнила она тяжёлые удары пятками по полу ходящих по коридору женщин, общающихся между собой о какой-то галиматье, говоря всё что на ум взбредёт и отвечающих друг другу, видя какую-то странную логику, новой галиматьёй. Вспомнила как долго отращивала волосы, после того, как её остригли. Вспомнила как мылась ледяной водой, а банщица поторапливала, стоя тут же возле кабинки душа. И как-то грустно стало ей; она решила даже отказаться от инвалидной группы и от пенсии, которая была для её возраста просто целым состоянием, к тому же ещё и получаемой в подарок, а не за труд.

Санёк и Маня

1

Девять из десяти девушек считают себя некрасивыми и «комплексуют» по этому поводу. Все мы слышали об этих статистиках. Любопытно, почему никто ниразу не слышал о статистиках, сколько – одна или две, или сколько – девушек «из десяти» считают себя умными. Может быть потому, что статистика предсказуема, как девушки, десять из десяти, ответят положительно на этот вопрос, умная она или нет. Впрочем то же самое наверно касается и мужчин, но это не точно…

Может быть не все, но многие, наверно слышали и анекдот про обезьяну: ей был предложен выбор: направо идут умные, а налево красивые, а она произносит реплику: «Что ж мне, разорваться что ли?»

Но это на первый взгляд всё так смешно, а если углубиться в эти вопросы, то непременно стукнешся лбом об относительность этих понятий, красоты и ума. То есть, что для одного кажется красивым, то для другого кажется отвратительным, и что для одних ум, для других глупость. И все будут честны, как ни странно.

Девушка Маня гуляла со своими друзьями. Так как в их компании, состоящей из четырёх человек, она была единственной девушкой, то, хоть в первое время никто не считал её ни красивой, ни умной, но за несколько лет дружбы она как-то преобразилась в их глазах…

Если взглянуть на неё беспристрастно, то можно сказать следующее: комплекции она худощавой и даже очень, глаза её остренькие, губы тоненькие, волосы жиденькие. А вот, что касаемо ума, то об этом может быть станет понятно вконце описываемого случая.

Как-то раз, в вечер субботы, компания возвращалась из гостей, решив не тратиться на такси, во-первых из соображений экономии, а во-вторых с целью прогуляться и чтобы веселье продлилось хотя бы ещё пару часиков.

Всё было по плану, ребята шли, сыпя словами и смехом без устали. Прошли они уже наверно километр или больше, как где-то, под тёмным и тёплым небом сверкнула молния, а затем раздался гром. Вскоре сверкнуло в другом месте, потом в третьем; гром гремел всё чаще.

Очевидно было, что вот-вот начнётся дождь. А веселье было так сладко, что и денег по-прежнему было жалко на оплату такси – ведь километр к тому же целый был пройден – и веселье в душах не хотело погасать. Разве что один из них, суровый вечно товарищ, всё время угрюмо намекал, дескать зачем он связался с такими несерьёзными ребятами, и хоть веселья с ними он разделял меньше остальных, но тратиться единолично ему всё-таки жаба не позволяла.

Так он и шёл, бесясь оттого, что не в силах донести свою здравую мысль до легкодумных друзей. Дождь тем временем начинал редкими брызгами попадать на лица, отчего этот товарищ стал беситься сильней, ведь вместо того, чтобы наконец им успокоиться и прислушаться к самому умному из всех, то есть к нему, они вдруг пуще прежнего стали радоваться и смеяться тому, что дождь был такой тёплый, летний… «Чёрт, какие же дураки!» – думал раздражённый товарищ.

– А пойдёмте вот в это здание, дождь переждём?.. – очень кротко и как бы чего-то стесняясь, произнесла Маня.

Они подходили к одному интересному зданию, это был дом, который расселили не так давно, по причине того, что он уходил под землю… Второй этаж этого красного кирпича пятиэтажного дома, был теперь первым этажом, а первый этаж уже врос в болото, на котором и построили это здание. Бывшие жильцы его долгие годы «ходили во все инстанции», но безуспешно. И вот, по прошествии чуть ни десяти лет, было принято наконец решение в белом доме, признать свою вину и наградить новыми квартирами бедствующих людей, пока не произошло ещё худшее, – ведь дом мог и обрушиться.

Теперь этот дом стал настоящим гетто, там ночевали бомжи, там рисовали на стенах надписи и играли в догонялки дети чуть ни со всего города (ибо в прятки играть в этом здании ни у кого из детей сердце не выдержало бы от страха неожиданности); да кого там только нельзя было встретить! Впрочем официально этот дом был опечатан и входить в него было запрещено, но разумеется все двери давно были выломаны и единственное, что могло останавливать посетителей «сего заведения», это опасность нарваться на какого-нибудь асоциального элемента.

Наверно, любительница приключений Маня, из-за того, что находилась в компании трёх парней, так вдруг осмелела, когда даже сами парни несколько с задней мыслью восприняли её предложение. Но не могут же они струсить друг перед другом, ибо парни они не то что бы прям «высшего эшелона», писаные красавцы и силачи, но цену себе знали и в окружении пользовались если не успехом, то уважением.

Итак они пошли внутрь… Света естественно не было ни около дома, ни тем более в подъездах. Ребята включили все четыре свои фонарика на телефонах – и интересная штука, хотя они и знали все подобные дома и не могли представить, что бы можно было найти в неосвещённом подъезде особенного, но им было так радостно и страшно одновременно, будто они шли по какому-то древнему замку и надеялись увидеть приведение.

На первом этаже никто из всей компании не захотел останавливаться, все обоюдно хотели идти на следующий. Поднявшись на второй, один из ребят изъявил желание войти в какую-нибудь квартиру, но другие решили идти выше и он осадил своё любопытство. А вот на третьем этаже все трое мужчин захотели остановиться и только одна Маня чуть ли ни стала умалять, чтобы подняться ещё на один.

Странно было её поведение, но все трое пошли ей на уступку. Когда они вошли в четвёртый предпоследний этаж, то и с выбором квартиры, в которую войти, опять определилась раньше всех Маня. Тут друзья не спорили, так как им было всё равно и ни одна квартира, ни одна дверь её не отличалась от другой.

Маня видимо была смелой девушкой и открыла почти в кромешной тьме неизвестную дверь и вошла первой, светя фонариком.

– А-а-а-а-й! – взвизгнула она в ужасе и тут же, как напуганная кошка, сломя голову устремилась обратно.

– Что такое?! – Что такое?! – стали спрашивать все парни, тоже с ужасом в глазах.

– Там на полу кто-то лежит. – дрожа от страха, ответила она.

– Может труп? – произнёс кто-то из парней.

– А может спит бомж какой-нибудь?.. – задал риторический вопрос другой парень.

– Нет, если бы это был труп, то на весь подъезд стоял запах как от раздавленной кошки на дороге. – утвердительно ответил на все вопросы третий.

Ребята рассудили, что их трое и им нечего бояться против одного лежащего человеческого тела, и с биением в груди решили-таки войти и «полюбопытствовать»…

Так как мебели вообще никакой в помещении не было, то человек, видимо действительно спящий, лежал прямо на полу. Одет он был в шорты и в зимнюю куртку, а лицом повёрнут к стенке.

– Ему не хватает только мягкой игрушки, плюшевого медведя. Ха-ха-ха! – негромко засмеялся один из парней, наблюдая освещённого четырьмя фонариками человека.

– Саня, смотри, у него куртка как у тебя! А-ха-ха-х!

– Ребята, хватит. – сказала Маня. – Мы же не звери. Ну спит человек – зачем его пугать.

Она пошла на выход, а мужчины, ещё немного поулыбавшись, тоже отправились вслед. Тем временем стало слышно как снаружи зашипел и застучал частый дождь. Они все вместе вошли в другую, соседнюю квартиру. Помещение было так же темно и пусто. Они подошли к окнам и, старясь громко не разговаривать, хотя это им не всегда удавалось, стали смотреть на близлежащие дома и улицы – все в огоньках, белых жёлтых и оранжевых, – стали смотреть с неким покорным чувством в сердцах на буйство стихии, ну и вобщем наслаждались и самим приключением, и продолжением пьяного вечера, и новым видом на город, – потому что всё самое привычное даже с маленькой высоты, даже заберись один человек на плечи другому, всё смотрится ново и неожиданно.

Но удовольствия эти быстро стали им поднадоедать, а особенно раздражительному товарищу, который ворчал: «А я же говорил, а я же говорил.» «Может заночуем тут?» – предложил шутя другой. Третий товарищ рассмеялся абсурду предложения, а Маня как-то таинственно промолчала, что было странно, тогда как она с присущей всем женщинам брезгливостью должна бы первая возмутиться.

За шутками и прибаутками послышались ещё чьи-то голоса. Ребята притихли и стали прислушиваться. Кто-то поднимался в подъезде и казалось, это тоже была компания из нескольких человек. Все разом несколько струхнули, но делать было нечего, оставалось ждать, куда эта компания направится. При всём общем нежелании встречаться с новыми этими посетителями, все как-то были уверены, что компания либо не дойдёт до их этажа, либо пройдёт мимо, на следующий; и даже если они остановятся на их четвёртом этаже, то врядли войдут в ту же квартиру, в которой находились прислушивающиеся они.

И вот «произошло самое худшее», голоса становились всё громче и наконец стали мелькать белые лучи новых фонариков, – эти новые посетители вошли именно в ту же самую квартиру, где находился квартет во главе с Маней.

– О! – весело произнёс вошедший новый посетитель, увидев ребят и светя на них фонариком. Те же, в свою очередь, светили всеми четырьмя на него и на тех, кто входил за ним, – так они обоюдно слепили друг друга и ничего толком не могли рассмотреть, пока новый посетитель «ни сдался» и ни опустил свой книзу, этим как бы попросив, что бы и стоящие напротив смиловались над его глазами. – Тоже от дождя прячетесь? – весело обратился новый посетитель. За ним вошли ещё два парня, но те молчали и кажется были веселы, стоя и созерцая из-за спины их лидера неожиданную встречу.

Ребята тут же догадались что бояться нечего и так же приветливо ответили: «Угадал.»

– А мы-то сюда как в клуб ходим – мы-то не от дождя. – пояснил всё тот же парень. – Это мы на входе в подъезде двух девчонок встретили, они промокшие уже были. Так испугались нас, что мы их даже убивать не стали. А-ха-ха-ха!

– А-ха-ха-ха! – засмеялись и двое других.

Парни из компании Мани поняли, что это шутка и тоже засмеялись.

– Ну ладно, – произнёс лидер, – мы всё равно в другую комнату. У нас там всё устроено; если хотите, присоединяйтесь. Но учтите, наша выпивка на вас не рассчитана, – бегите в магазин…

– Ладно. – отозвались парни.

Они ушли в другую комнату.

– Серёг, а может правда, сбегаем, возьмём? – предложил один из двоих весёлых товарищей.

Ворчливый хотел было возмутиться, но даже слов не нашёл на такую глупость.

– Не знаю… – ответил Серёга. – А у тебя деньги есть? У меня мало.

– Да есть. Пошли сходим. Пацаны вроде неплохие, посидим, пообщаемся.

Вредный ворчун даже вздохнул, закатив глаза от бессилия что-либо донести «до этих идиотов».

– Ладно, Сань, ты тогда тут с Маней, а мы мигом.

Пара ушла.