Текст книги "ПСР – 15"

ПСР – 15
Никита Белугин

© Никита Белугин, 2023

ISBN 978-5-0062-0442-3 (т. 15)

ISBN 978-5-0060-0108-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Школьный – или околошкольный – терроризм

1

Молодой, совсем молодой человек, школьник, решил совершить преступление. Причина была не сказать что бы значимая, но для его узкого юного мировоззрения она была просто гигантской и занимала все его мысли на протяжении нескольких лет сряду.

Он влюбился впервые в своей жизни. Как-то раз он шёл с этой девочкой его возраста, гуляя по парку. Мимо шли хулиганы, один из которых был постарше, а второй, хотя и ровесник, но комплекции переспелой, по силам превосходящий юнца немало. Девочка была знакома с ребятами хулиганами, да и юноша тоже, – ведь все они учились в одной школе.

Никто из них не поздоровался друг с другом, а ровесник нашего юноши, идя навстречу паре и поравнявшись с ними, хлопнул ладонью по пятой точке школьницу, разумеется понимая и логику поступка и перевес в силах. Хулиганам вообще свойственно «доказывать правду» только когда они несомненно превосходят в силах.

Мальчик, идущий в паре с этой девочкой, никак отреагировать не посмел, – и это был его крах, потому что не из одной трусости он не посмел «заступиться», а дело было ещё и в том, что знаком он с этой девочкой был буквально неделю. До сего момента судьба не предоставляла ему испытания проверить свой дух на смелость, – так что невозможно было ответить на такой вопрос, струсил он всё же побоев в ответ со стороны врагов или же сдержался исходя из здравого смысла.

Девочка после шлепка по ней ладонью немного покраснела и стыдливо улыбнулась; хулиганы тоже по-змеиному зашипели о чём-то между собой, улыбаясь, и пошли далее. Если б юнец не оказался в таких тисках – с одной стороны возвышенное чувство, а с другой чувство чести и достоинства, – то он бы в состоянии был рассудить, что неизвестно вообще в каких отношениях находится девица с хулиганами, раз они позволили себе такую выходку и раз она засмеялась (хотя и со стыдом), а не обматерила их в гневе, и чем в силах была бы заступиться сама за себя, за свою девичью честь, если бы хотела; но она кокетливо усмехнулась, а виноват по всем понятиям остался её спутник. Ну и если уж говорить доконца и предположить, что и она испугалась побоев или позора в перспективе после гневной какой-нибудь своей реакции – то чем она-то лучше и чище? Разумеется тем, что она по природе слабее, а слабому как бы и не стыдно быть трусом и уступать кому ни попадя марать собственную честь.

Через неделю, и даже чуть меньше, пара рассталась. Девочка сначала проявляла такой неподдельный интерес к мальчику, а внезапно вдруг стала так холодна к нему и даже раздражительна. Мальчик конечно не знал что у неё на уме и в чём причина её сурового отношения к нему, но неразвитый ум его видел ясно только два этих факта: этого ублюдка, который надругался ради забавы (и мальчик этот кстати действительно должен быть ублюдком, то есть незаконнорожденным, судя по его беспризорности) и видел он тот факт, что «дама» должно быть оскорбилась, раз её ухажёр не заступился за неё и не надавал пощёчин дуракам втрое сильнее его.

Если неделю назад он был влюблённым благородным человеком, то теперь тиски его сковали совсем другие и не менее крепкие – это тиски разбитого сердца, отвергнутого обожаемым предметом, а вторая губа тисков заключалась теперь в клейме труса, позором для себя и для всего Мира. Сложно сказать какая губа в этих тисках давила и мучала сильнее, ясно только одно, что и каждая по отдельности давит человека невыносимо.

*

Многие люди говорят, что по-настоящему влюбляются только раз в жизни. Это неправда. Но вот то, что первая любовь самая сильная, это наверно так.

Пара мальчика и девочки не восстановилась и так же мстить юнец не стал. Он прожил в этом аду, беспрерывно страдая, три года, и наконец решил, что злодея нужно убить. Эти непрекращающиеся мучения уже одни могут свидетельствовать о силе первой любви, ведь как он не терял надежды за эти годы о воскрешении их любви с девочкой, также его и мучало то оскорбление, – этот парень, оскорбивший объект его любви, превратился для него в настоящего дьявола, в сильного и могучего, знающего наверно его мысли и слабость.

Оружия ему взять было абсолютно негде, ножом он убивать не хотел. Ему почему-то мерещился именно выстрел, может быть как-то странно ассоциирующийся с тем мелким поганым хлопком по мягкому месту подруги – неизвестно, но может быть причина в этом. Хотя немало и даже очень много поклонников огнестрельного оружия у нас в обществе среди людей взрослых; ведь сколько фильмов снято по одной лишь теме – выстрела! Нет, не только глупые заокеанские фильмы сняты на одном этом мотиве, а и даже очень умные фильмы так сильно романтизируют выстрел, этот смертоносный щелчок, что кажется выкинь из фильма всю его интригу, весь его сюжет, и оставь те места, где убивают человека, стреляя в него, то мало что изменится.

Неразумный наш юнец успел посмотреть фильм великого нашего Балабанова Брат – второй фильм, – ничего из него не понял, кроме пожалуй крутости человека с огнестрелом. Балабанов сам был в своей идеологии никем иным как мстителем, и популярнейший фильм его сыграл как бы в кассу юнцу. Известно ведь как герой этого шедевра собирает самодельный пистолет, в фильме всё подробно показывается, как бы служа пособием для потенциальных «мстителей».

*

Первый ствол юнец сделал экспериментальный и он у него не сработал, – оказалось что суть совсем в другом, в устройстве самострела. Он думал что нет в самостреле ничего хитрого, что это напдобие игрушечного пистолета (а других он не знал), где нужен щелчок молоточка – если это револьвер, – или натянутая пружина – если это современного типа ствол, и всё произойдёт само собой. Поэтому он сперва и не понял смысл прессуемой серы от спичек в запаянной трубке и думал, что нужно просто её нагреть и произойдёт всё само собой. Странно, между прочим, сколько уроков химии и физики он просидел, сколько примеров прорешал, а понять такое простое устройство в теории не смог…

Кстати, читатель данной хроники наверно мог решить, что тому мальчику из парка, этому злодею подростку за три года мучений нашего героя не было до него никакого дела. Это не так, злодей действительно изображал из себя дьявола и хоть не унижал каким-нибудь ещё способом его, но попытки не оставлял хотя бы иногда как-то заявить о своём высшем, так сказать, положении. Поэтому отчасти герой наш и мучился не переставая, – хотя причина конечно же была более глубокой, чем какие-то усмешки со стороны врага или отношение его свысока. Познав прелесть души своей избранницы, он так же глубоко познал и мучение от зла соперника, – познал он его больше, чем познал сам соперник в себе. И кстати, девочка эта, при дальнейшем наблюдении её со стороны, тоже не оставляла претензий на флирт с этим мучителем, – садилась к нему на коленки иногда, но не более, – никаких отношений между ними не было и быть не могло; так уж устроены люди, что любят мучить друг друга, если есть возможность, даже с самого малого возраста, – ведь девочка садилась на колени нарочно, именно тогда, когда была в поле зрения нашего героя, её обожателя, и конечно она прекрасно понимала это, опять же, хотя и будучи в несовершенном возрасте.

Идея о истинной системе ствола посетила героя нашего под Новый год, когда они с ребятами стали взрывать петарды. Он никому не сообщал о своих планах на месть, так как собирался воплотить этот план, а не похвастаться им по-детски и после остыть и переварить оскорбление, а затем найти какую-нибудь другую девчонку и сказать, обманув себя, что вся та обида – была не более, чем детское заблуждение и ерунда.

– Почему школьные убийцы чаще всего кончают с собой после расправы? – мыслил он иногда. – А может быть это всего-навсего самоубийцы, и вовсе они не мстители, как я, а действительные самоубийцы, и только в качестве эксперимента убивают беспорядочно сначала других, чтобы понять как просто устроена смерть, а после без страха пустить пулю и себе в мозги?

Чёрт их знает! Я с собой не покончу, да и в школе стрелять не буду, подражая пиндосам.

Чёрт, а это идея! А может они поэтому и идут в школу, насмотревшись всякой заморской жизни, и подражают им, – может быть они просто пытаются так прославиться? А?

Ну ведь очевидно, если ты хочешь кого-то убить, то ты должен подумать и о последствиях! Неужели тебе свобода не мила, а тем более жизнь, если ты потом пускаешь себе пулю в бошку, когда заканчиваешь дело? Чёрт бы их всех взял, я другой.

Ствол был готов и парень стал караулить свою жертву. Это осознание, пусть и детским умом, что теперь он палач, а соперник теперь жертва, доставило некоторое, если не удовольствие, то какое-то даже облегчение от прежней ноши, – но радости оно ему не принесло ни микрона, поэтому и несправедливо называть его чувство удовольствием.

Он знал где он и его друзья тусовались, он уже давно ненавидел всю их шайку и… боялся её. Но, справедливости ради, нужно и тут сказать, что страх его был к этой шайке тоже – не физический, а какой-то необъяснимый, какой-то непобедимый, и как бы он не бравировал сам перед собой и перед знакомыми, что никого не боится, страха этого всё-таки он не мог победить ни на микрон, так сказать. Будто бы он был рабом их. Однажды один из их компании попросил у него сигарету – парень даже вовсе с ним незнакомый – и наш герой вместо одной протянул ему две, чему сам немало удивился, ведь сделал это невольно; «а, ну давай пару» – произнёс проситель, взял и ушёл, как бы рутинно поняв, что имеет дело с «лохом». Не стоит описывать что было потом с героем, раздающем сигареты направо-налево…

Герой наш стал, как маньяк, гулять поодаль в тех окрестностях места обычной сходки хулиганов. Он бы перестрелял их всех, и тех, которых знал и которых нет, но заряд был только один. Он вычислил примерную картину – когда и как можно совершить злодейство. И вот после самого этого математического расчёта ему вдруг померещилось неотразимо, что ничего у него не выйдет, и что вообще весь его план это детская мечта и глупость. Это впечатление помучило немало и кое-как он от него избавился при помощи злобы в своём сердце, при помощи ненависти на всё и вся – «ведь так несправедливо устроен этот Мир, куда не посмотри, что все эти глупости, про Бога и про законы, есть всего-лишь фикция для дурачков, которые в это верят. Мысль про Бога сама зашла ему в ум и он не удивился ей – откуда приходят такие мысли даже самым заядлым взрослым атеистам – это вопрос.

Действительно, с таким недооружием, очень сложно было воплотить киношную расправу в жизнь. Парень даже отчаялся – неужели действительно это всего лишь мечта и действительно ему придётся вырасти, получить образование и жить как все, работая, воспитывая детей и умирая в болезни. Это отчаяние заставило его принять меры не киношные и припастись всё-таки русским оружием – ножом. «На всякий случай» – думал он, – всё-таки ему хотелось как в кино, расправиться с злодеем красиво и остаться таким же красавцем как из кино, без всякой проволочки, чем так противна реальная жизнь…

2

Надо отдать должное юнцу, что в свои малые года он имел невероятную – даже по взрослым меркам – выдержку. Он действительно чувствовал тупое облегчение от муки трёхгодового периода, когда стремился к этой цели убийства, – а он стремился чуть ни с первого дня и даже до того имел в душе некий призрак этой мечты в зачатке. Поэтому он не приходил в излишний восторг, не строил планов что будет после, а надеялся только «решить вопрос, а дальше посмотрим».

Наконец он вычислил даже дом своей цели, – дом этот располагался в другом районе и это утешало его, потому что там он никого не знал и его тоже вряд ли кто мог знать. Герой чувствовал что он созрел и готов, оставалось только выбрать день. И вот, когда он назначил сам себе день, он как-то случайно почувствовал нечто унизительное в себе. «Ведь ты же жалкий трус – как бы говорило его сердце, – ведь ты же и мстишь потому что ты трус. А эти пацаны – реальные, и ты им завидуешь.» С чувством этим герой справится не мог, как ни пытался, а поэтому только вытерпел по привычке, ведь за три года он уже не удивлялся таким приливам злой совести.

Вышло как и с первым пистолетом. В назначенный день ничего не получилось. Придя домой, наш герой получил строгий выговор от отца, потому что время было уже заполночь, – «что ж поделать, если у хулиганов нет любящих их родителей и они возвращаются домой когда им вздумается и никто их за это не ругает» – думал юнец. Но этот день, эта репетиция убийства, помогли ему понять, что нож – есть орудие, а не самострел, – с самострелом ничего не выйдет.

Таким образом, он решил повременить ещё с неделю, победить окончательно все свои сомнения и как бы прыгнуть в эту пропасть нового мира, как бы восстановить свою честь и достоинство, свою гордость – и кто знает, может быть после убийства – если его не обнаружат и не посадят, – то и воскреснут любовные отношения с его девочкой, о которых он так мечтал!..

Недели ему хватило чтобы не разувериться в своей цели; он снова отправился вечером один… Сначала он наблюдал издалека компанию своего мучителя, стоя и передвигаясь с ноги на ногу чтобы не замёрзнуть, – стояла зима. Пистолет он уже до этого испытал и пистолет сработал, – герой даже заволновался, потому что подумал, что выстрел, который раздался, может охладить в нём тягу к мести, может «сбить охотку» к преступлению. Его он взял на всякий случай – может быть даже чтобы выстрелить в лоб уже мёртвому, зарезанному врагу своему. Нож у него был в кармане, – и в этом случае он, как бы по-классике школьников-убийц, ворующих огнестрелы у родителей, тоже своровал его у отца, потому что нож был хороший, в ножне и с длинным лезвием.

В один момент пара ребят отправилась из компании и у героя забилось сердце, он приготовился преследовать. Он не мог разглядеть издалека, тот ли это пошёл, кто ему нужен. Судя по цвету куртки, это был он. Но он шёл не в ту сторону и герою что-то подсказало внутри, что спешить не надо. Он, так же поодаль, по другим тротуарам, проводил своего опекуемого и увидел, что он в паре с своим другом зашёл в вино-водочный магазин. «Это даже хорошо, – подумал герой, – потому что с пьяным легче выйдет…»

Юному герою предстояло простоять ещё около двух часов, когда компания по-настоящему стала потихоньку разбредаться. За это время он не раз уже хотел бросить всё и отправиться домой, где тепло, где есть добрые родители, где есть интернет в конце концов, где он сможет вкусно поесть и полежать на мягком диване. Характера он был особенного и эти благоприятные соблазны не смогли совратить его, пусть и самому себе в ущерб.

Он заметил, что и парень в светлой бежевой куртке тоже отправился в сторону от толпы – это был его парень. Но плохо было то, что он снова пошёл в паре с другим. «Тот мне ничего не сделал, я его не знаю. – думал герой, – Поэтому если они вместе пойдут к нему, то сегодня всё отменяется, второго я убивать не стану. Да и вряд ли смогу». – подумав, добавил он. Он пошёл их провожать, то приближаясь совсем метров до двадцати, то удаляясь чуть не на сто. На полпути они пожали друг другу руки и второй повернул в сторону. Герой почувствовал мучительную радость на сердце, – он понял, что злодей в его руках и понял, что он сам теперь как бы в его и в собственных руках, ибо нужно теорию привести в действие. «Плохо, что прошли уже тот пустырь, где нет освещения. – злился герой. – так бы я его там укокошил.»

На его удачу – или несчастье – в доме, где жил злодей, освещение было весьма тусклым, потому что лампочки в фонарях на доме до сих пор не сменили, так как дом был небогатый и значительная часть его жителей имела долги по кварт-оплате. У героя мелькнула мысль: подло ли будет втыкать нож в спину? Он решил, что конечно подло, но если затеять разборку и предстать лицом к лицу «с этим уродом», то он может быть затушуется, не вынеся одного только взгляда своего дьявола. Состояние его души при этом благородном рассуждении было подобно, если б муха решила зарезать паука.

«А пробьёт ли ножик куртку, ведь она кажется из джинсы?» – опять мелькнула в уме юнца мысль. «К чёрту все мысли!» – крикнул он в уме и решительно, почти бегом, направился догонять жертву, пока она не зашла в подъезд, – дело происходило уже во дворе дома хулигана. Нож с лёгкостью пробил куртку и юнец хулиган взвизгнул подобно девице. Наш парень опешил от неожиданности, от такого позорного визга со стороны такого доселе крутого и мужественного внешне парня. Тут же он поймал себя, что лучше бы не встречаться друг с другом даже глазами, не то что удирать, ткнув один раз и бежать, – а он хотел уже побежать… Он вынул нож – хотя его и вынимать не надо было, потому что удар был несильный и только кольнул кожу злодея. Герой почему-то пристально стал разглядывать нож, не смотря на спешку, надеясь увидеть на нём кровь, – но кровь была только на самом кончике. Злодей обернулся с дикими глазами – и хотя он встретился с знакомыми глазами своей жертвы, стоящей с ножом в руке, но по лицу его не было заметно никаких признаков, что он узнаёт его, ранившего его только что. Герой не дал ему времени на воспоминания и тут же всадил уже достаточно глубоко в живот. Тот упал. Убийца стал добивать и тыкать куда ни попадя. Беспризорник потерял сознание.

*

Никаких свидетелей, никаких сомнений в том, что жертва его мертва, судя по количеству нанесённых ранений, не было. Герой побежал куда глаза глядят. Его колотил озноб, хотя он и согрелся во время бега и даже успел обрадоваться краем ума, что наконец-то согрелся, ведь он так озяб во время слежки, во время подготовки к преступлению. Он добежал до того пустыря, на котором изначально планировал воплотить в жизнь своё деяние. Озноб не проходил, будто кусок льда находился у него внутри. «Нет, надо зайти куда-нибудь – всё равно куда – туда, где тепло.» – решил он.

Он прошёл уже пешком к следующим домам, которые располагались после пустыря; на всех подъездах установлены железные двери и звонить в случайные домофоны ему не хотелось, поэтому он шёл неспешно, надеясь поймать какого-нибудь входящего или выходящего жильца, чтобы шмыгнуть внутрь. Наудачу ему не пришлось долго ждать такого момента, правда выходящий из подъезда жилец был за метров пятьдесят от идущего него.

– Подождите! Не закрывайте дверь! – крикнул он во всё горло девушке, которая не сразу поняла, что обращаются к ней.

Он побежал.

– Придержите дверь, пожалуйста! – крикнул он ещё раз и на этот раз девушка обратила на него внимание.

Дверь уже успела захлопнуться.

– Я ключи забыл! – крикнул он, соврав, ужи близко к подъезду.

Девушка благосклонно вернулась, правда с раздражением достала уже убранный в сумку магнитный ключ и открыла.

– Спасибо большое! Я ключи забыл. – с внешне самым благодарным чувством повторил парень.

Девушка на его лесть никак не ответила, и из приличия через силу что-то буркнув поспешила восвояси. Герой шмыгнул в подъезд, нажал кнопку лифта, – лифт тут же открылся, – он вошёл и нажал номер последнего этажа. Он надеялся, что может быть удастся пройти если не на чердак, то на одинокую лестницу возле входа в чердак, где можно будет избежать встречи с жителями. Но продуманная конструкция дома исключила этот вариант и у самой той «одинокой» лестницы парень, выйдя из лифта, наткнулся на решётчатую дверь с висячим замком. Делать было нечего, он спустился в пролёт между этажами и встал у окна. Наконец он мог закурить сигарету и подумать, как какой-нибудь взрослый человек, наблюдаемый им, да и любым подростком ни раз как в кино и в жизни.

«А что если он не умер?» – первою же мыслью мелькнуло у него в уме. «Умер, умер, умер!» – затараторил он даже немного вслух. – «Умер… Столько ран… Умер…» – продолжил он уже мысленно. Сигарета от быстрых затяжек успела истлеть уже наполовину за такое короткое время. «А что если кто-то видел?» – задал ему вопрос его мозг – как выражаются материалисты, и как выражаются особоучёные дети в разнообразных мемах. «Никто не видел, никого не было!» – в сотый раз повторил он, только повторил теперь проговаривая, а не осознавая, так как не было времени по дороге в спешке проговаривать эти фразы. И тут «мозг» задал ему новый, отвлечённый вопрос: «А что если бы твой самострел и не выстрелил бы, если бы ты решил воспользоваться им, а не ножом? А кстати где твой нож?» Парень достал нож, вынул из ножны, – он был весь в крови. Он сунул его обратно. «Главное карманы не испачкал.» – с маленьким облегчением заключил он, хотя и понимал это, и так и планировал, когда ещё не пачкал его кровью, а проговорил это чтобы что-то проговорить. «Отмою и положу на место, отец ничего не узнает, – главное положить.»

Эта последняя мысль «главное положить» включила в нём неожиданную маленькую панику – а положит ли он его на место? Казалось бы, дело оставалось за малым, дойти до дома, незаметно от родителей отмыть и положить где взял, пусть даже и завтра. Но почему-то эта мысль подняла в нём панику. «А что если бы пистолет не выстрелил, ведь я же смотрел по телевизору кино, где герой-бандит стрелял в врага и пистолет заклинило. И это кино! А не жизнь! А в жизни и не такое может быть. Хотя, казалось бы, в кино-то и может быть всё что угодно, а в жизни только наука и тупость, и ничего больше…» Сигарета давно дотлела и он давно параллельно с своими философствованиями раздумывал куда деть фильтр от неё – спрятать в окне или кинуть между перил.

В подъезде было тепло, но он до сих пор так и не согрелся доконца. «А что мне мешает закурить ещё одну сигарету?» – решил он и достал сигарету, а затем поджёг. «А всё-таки?..» – задал опять «мозг» вопрос. «Нет, не „всё-таки“! Ничего не будет! Всё нормально!» – крикнул сам в себе герой. – Значит всё нормально? – как бы задал опять вопрос мозг.

– Да! Всё нормально! Сейчас пойду домой и ищи меня свищи – никто не узнает!

– А если узнает? А если бы ствол не выстрелил?

– Как не выстрелил? Выстрелил!

– А если проверить?

Парень расстегнул куртку, достал «ствол» и тут же застегнулся обратно, потому что было холодно.

– А если вернуться и выстрелить уроду в лоб, как ты и хотел?

– Чёрт!..

Парень задумался, его действительно соблазняла мысль вернуться и выстрелить в лоб, как он и хотел, – теперь он был властен, ведь дело уже было совершено.

– Нельзя. – сухо и прагматично ответил он сам себе. – Но выстрелить охота… – признался он себе в своей слабости.

Он разглядывал своё творение, над которым работал ни одну неделю, вытачивая из отломленной ветки от растущего возле дома дерева рукоять, вспоминая как тяжело было найти алюминиевую трубку подходящего диаметра…

– А что будет дальше? – мелькнула у него мысль.

– Всё будет так же. – ответил он.

– Но если всё будет так же, то зачем было убивать?

И тут парень немного осознал, что и действительно убил он почти бессмысленно, ведь он и правда будет теперь жить так же, как и раньше.

– Господи. – как-то вырвалось у него со придыханием.

Тут послышался звук лифта, парень отвлёкся и убрал ствол.

*

Раздался щелчок остановившегося лифта на каком-то из этажей.

– Ведь ты же так же будешь бояться той толпы, тех его друзей, – ведь он наве́рно говорил с ними о тебе и представлял тебя в позорном свете перед всеми. А? – раздалось в его мыслях.

Парень не нашёл что ответить.

– Да и сам себя не обманывай, что твоя любовь возобновит с тобой отношения. – дополнил рассудок его и без того плачевные мысли новой ложечкой дёгтя.

Он снова вынул из внутреннего кармана самострел, положил его на подоконник, а следом достал сигарету и закурил её, хотя и не хотел курить. Он убрал зажигалку в карман и взял ствол, затем поднёс его дулом к левому глазу – ему почему-то хотелось поднести именно к левому – и стал пытаться разглядеть в тёмном дуле снаряд, который он в него утрамбовал.

– Действительно, может и не выстрелил бы. – подумал он. – А может и выстрелил бы…

Он убрал спички, примотанные ниткой к началу трубки, в месте, где была утрамбована внутри сера, и прислонил уголёк сигареты туда. Ему было немного страшно, но он испытывал свою судьбу – выстрелит или нет, поднеся к глазу, решал он. Выстрела не последовало, как долго он ни держал. Тогда он решил снова привязать спички и исполнить уже, так сказать, по технологии, которой научился в фильме Балабанова.

Раздался хлопок, наподобие такого же, как щёлкает лифт, когда останавливается, только громче, – поэтому жители дома и того последнего этажа не могли отреагировать на него даже если бы хотели, решив, что это наверно лифт или плевать что это. Герой увидел себя совсем ребёнком – лет четырёх или менее, когда он только начал понимать что есть что, когда он только научился произносить слова и стоять на ногах. Он стоял на какой-то плоской земле – как из шуток подростков про то, что де Земля стоит на трёх китах и на черепахе, – но только земля была совершенно плоская, как лист бумаги, а он стоял на самом краю этого листа. Под листом была глубина; чрез большое расстояние вниз можно было разглядеть нечто вроде гигантской ямы, освещённой каким-то оранжевым светом. Он не успел ещё толком много понять, но чувствовал приближение страха – это был страх в разы сильнее того страха, который он испытывал в последние три года перед злодеем, и страх этот был другого рода, это был страх не от гордости, это был страх необъяснимый, будто совсем не из нашей людской реальности.

Если бы кто из жителей дома вышел на хлопок от взорвавшегося снаряда из самострела, то наверно успел бы увидеть предсмертные конвульсии дрыгающегося тела школьника, лежащего у окна подъезда.