Текст книги "Обними меня крепче"

Глава 5

Машина выехала на шоссе. На обочинах лежал грязный снег. Крупные снежинки разбивались о ветровое стекло. Почему-то вид летевших прямо в лицо снежинок вызывал тошноту. Линдси закрыла глаза и, прислонившись затылком к подголовнику, постаралась не думать, что сидит в машине своего заклятого врага, но не преуспела в этом.

Боль в руке не утихала, но это в данный момент было наименьшим из всех обрушившихся на нее зол. Хуже всего был запах, запах Дерека: будоражащая смесь знакомого мускуса и чего-то нового… древесной стружки? Да, похоже. Раньше от него так не пахло. Но, вероятно, это нормально, учитывая его работу. Она почувствовала еще запах кожи, но он исходил от пояса с инструментами, лежавшего на сиденье между ними. На полу у нее под ногами громоздились рулоны бумаги – не иначе строительные чертежи. Было сразу видно, что это машина делового человека, его машина.

Дерек включил печку, и теперь замерзшее лицо приятно обвевало теплым ветром. Но тепло, к сожалению, не помогло больной руке, да и моральный дух Линдси от тепла не улучшился.

Ей следовало прислушаться к его словам. Ведь он говорил, что не надо держаться за пластиковые санки. Но тогда она не боялась прищемить пальцы: теплые прикосновения Дерека казались ей страшнее. Когда они свалились в снег, она так и не отцепилась от санок – почему-то ей казалось очень важным их удержать.

В процессе совместного полета она сильно потянула запястье и резко вывернула, а последним ударом стал обрушившийся на несчастное запястье их общий вес.

Именно тогда ее пронзила боль, такая сильная, что из глаз хлынули слезы.

Только бы не перелом!

У нее не было времени на сломанную руку. А главное, она не могла позволить себе такие расходы. Один только рентген чего стоит – удовольствие не из дешевых, но без него определенно не обойтись. У нее повреждена рука, и надо точно знать, насколько сильно. А что, если у нее перелом, а она об этом не узнает? Не хотелось, конечно, признавать, но Дерек был прав, заставив ее поехать в больницу. Просто ей не нравилось, что ее везет именно он, а не кто-то другой.

– Ты в порядке? – спросил Дерек. – Головой не ударилась?

– Все нормально.

Быть может, если все время повторять эти слова, они воплотятся в жизнь? Линдси открыла глаза, стараясь не смотреть в его сторону. Слава богу, они как раз заезжали на больничную парковку. Дерек подъехал к стеклянной двери приемного отделения и остановил машину.

– Спасибо… – начала было Линдси, но Дерек перебил:

– Иди внутрь. Я сейчас подойду.

– Нет, теперь я справлюсь одна. – Она все же повернулась к нему и подняла глаза. – Уезжай. Я позвоню сестре, и она заберет меня.

Дерек устремил на нее горящий взгляд.

– Линдси, я никуда не уеду и не брошу тебя здесь.

– Но я не хочу, чтобы ты оставался!

Она сердито уставилась на него, всем своим видом показывая, что говорит серьезно, а выражение его лица говорило, что ему наплевать и на ее злость, и на ее слова.

– Выходи, малышка. Мне надо припарковаться.

Линдси скрипнула зубами и попыталась правой рукой отстегнуть ремень безопасности, но ее пуховик был таким объемным, а перчатки настолько скользкими, что сразу стало очевидно – ничего не получится. Дерек молча отстегнул ремень. Линдси решила не благодарить его, вышла из машины и захлопнула дверцу. Машина отъехала, и она зашла в приемное отделение. Хорошо хоть, там почти не было народу – только женщина с маленьким спящим ребенком на руках и двое мужчин, один из которых прижимал ко лбу окровавленную тряпку. Бедолага. Линдси отошла к окну. Прошло совсем немного времени, и ее позвали к стойке регистратуры.

– Заполните, пожалуйста, эту форму, и я сразу же вами займусь, – сказала медсестра.

Линдси посмотрела на свою здоровую правую руку и заколебалась. Ей надо освободить пальцы, иначе она не сможет писать, но как?

– Извините, пожалуйста, – начала она нерешительно и протянула руку в перчатке к медсестре, – но не могли бы вы…

Сзади протянулась большая мужская ладонь и перехватила ее руку.

– Сейчас все сделаем.

Сильные пальцы Дерека очень осторожно стянули с нее перчатку. Линдси пыталась себя убедить, что вид его рук на нее не произвел никакого впечатления, но это была ложь. Она много дней и ночей мечтала о его руках – больших, сильных, теплых, с темными волосками на тыльной стороне ладони, длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. Она не могла не заметить, что кожа на них стала грубее, чем была раньше, в колледже, но ничего не сказала.

Быстро заполнив бланк, Линдси направилась в комнату ожидания. Дерек – за ней. Когда он сел рядом, она сразу почувствовала его запах и тепло. Он по дороге успел снять пуховик и нелепую шапочку, оставшись в легкой, изрядно поношенной рабочей куртке. Его волосы пребывали в беспорядке, словно расческу ему заменила пятерня. Впрочем, для него это нормально.

– Это займет какое-то время, – сказала Линдси. – Тебе не обязательно ждать.

– Кажется, мы это уже обсудили, – чуть раздраженно проговорил Дерек. – Лучше скажи, как ты себя чувствуешь. Надеюсь, тебе дадут какое-нибудь обезболивающее.

Было ясно, что он останется, что бы там она ни говорила, и Линдси разозлилась на саму себя, осознав, что в глубине души рада этому. Да и кому понравится торчать в больнице в одиночестве.

Пластиковое окно регистратуры открылось, и раздался голос медсестры:

– Линдси Моралес!

Линдси встала, подошла к окошку и ответила на вопросы медсестры: цель визита, принимала ли медикаменты, выезжала ли в последние недели из страны. Когда с вопросами было покончено, ей предложили еще немного подождать: сейчас подойдет другая медсестра и окажет помощь. Она напомнила себе, что следует во что бы то ни стало держаться от Дерека как можно дальше, и села не рядом с ним на диванчик, а на стул у противоположной стены.

– Даже так? Не хочешь сидеть рядом со мной? – Он подался вперед, устремив на нее тяжелый взгляд.

– Что ты хочешь от меня услышать? Мы даже не друзья.

– Да, но не я тому виной.

Линдси возмущенно ахнула.

– Хочешь сказать, что я? Да как ты смеешь!

Дерек вздохнул и опустил голову, словно в знак поражения, а когда снова поднял, на лице его застыло выражение вины.

– Ты права. Прости, пожалуйста. Во всем виноват только я. Но мы могли бы стать друзьями. Если бы ты позволила.

Линдси пожала плечами.

– Не думаю, что это необходимо.

– Перестань, ради бога, – взмолился Дерек. – Один из моих лучших друзей женится на твоей подруге. Мы оба будем у них на свадьбе, к тому же работаем в их доме. Так разве нельзя по крайней мере нормально общаться?

– Если только по работе.

Дереку хватило смелости усмехнуться.

– Значит, это исключительно деловые замечания с кучей восклицательных знаков развешаны по всему дому?

– Почему нет? Очень информативно. Я вовсе не собираюсь целовать чью-либо задницу, а хочу донести свою точку зрения до исполнителя.

– Ну, это тебе уж точно удается. – Он ухмыльнулся. – Парни даже придумали название для твоих стикеров.

Линдси изумленно приоткрыла рот, потрясенная его словами.

– Какое?

Дерек засмеялся и покачал головой.

– Не скажу: это будет предательство.

– Это несправедливо! Ведь я вовсе не грымза какая-нибудь.

Обидно, что рабочие явно думают иначе, и вдвойне, потому что при них она была в доме всего пару раз.

– Я знаю, – продолжил Дерек, – но в последнее время ты готова общаться с кем угодно, только не со мной.

Линдси беспокойно поерзала и подняла глаза.

– Я не знаю, что должна чувствовать сейчас. Если раньше я была в бешенстве, то теперь… теперь мне известно, что все было еще хуже, чем можно было себе представить. Знать, что ты никогда не…

– Линдси Моралес! – Громкий голос медсестры не дал ей сказать то, о чем она потом могла пожалеть: из-за сильной боли она не очень хорошо соображала.

Линдси встала. Дерек тоже. Она открыла было рот, чтобы остановить его, но он ее опередил.

– Я иду с тобой. А если начнешь возражать – устрою сцену. И учти: наш разговор не закончен.

Следуя за Линдси, Дерек кипел от негодования, поскольку понял, что именно она хотела сказать: он никогда ее не любил. А почему бы, собственно говоря, ей так и не думать? Ведь, по сути, именно в это он заставил ее поверить много лет назад. Тогда ему казалось, что так будет проще. Ведь невозможно объяснить женщине, которую безумно любишь, что выбираешь не ее; что выбираешь не любовь, а правильный поступок, которого от тебя ожидают, даже если при этом причиняешь ей боль. Все это было дико, глупо, неправильно, но он должен был сказать ей правду, какой бы неприглядной она ни была.

Медсестра отвела Линдси в отгороженный ширмой угол, усадила на стул и принялась выяснять, что произошло. Линдси подробно все рассказала, и его опять охватило чувство вины. Он знал, что весит прилично, что следовало крепче держать ее, не допускать, чтобы она упала, и уж тем более не падать на нее… Понимая, что ей больно, он чувствовал себя все хуже. Если бы только он мог взять ее боль себе…

– Что ж, давайте снимем куртку, – предложила сестра, – и перчатки.

– Я не могу, – жалобно призналась Линдси. – Там плотные манжеты, и очень больно.

Женщина нахмурилась и повернулась к стеклянному шкафчику.

– Придется разрезать.

Линдси явно заколебалась, но тут вмешался Дерек:

– Купим тебе новые. Пусть режет.

– Это перчатки Анны, – сказала Линдси.

– Ничего, она поймет. – Он взглянул на медсестру. – Режьте.

Та осторожно разрезала перчатку, и их взору предстало распухшее и покрасневшее запястье. Дерек даже зажмурился, но не потому, что был слишком уж чувствительным, а потому, что дело касалось Линдси: ей было очень больно, и виноват в этом он.

– Ух ты, – дрожащим голосом заметила Линдси. – Выглядит даже хуже, чем я думала.

– Насколько больно, если оценивать по десятибалльной шкале? – спросила медсестра. – Один – это боли нет совсем.

От Дерека не укрылось, что она бросила на него быстрый взгляд.

– Если не шевелить рукой – думаю, на три балла, а если шевелить – шесть… с половиной.

Дерек не выдержал и усмехнулся:

– С половиной?

– Ну семь. Так лучше?

Медсестра перевела взгляд с одного на другого и опустила глаза на экран ноутбука, потом, что-то напечатав, продолжила осмотр: измерила кровяное давление и температуру, посчитала пульс. Проводив их в палату и пообещав, что в самое ближайшее время к ним придет врач, медсестра ушла.

Дереку приходилось бывать в больнице с сыном, и он знал, что «в самое ближайшее время» может означать что угодно: и пять минут, и час, – поэтому предложил, усаживаясь на жесткий как камень скрипучий стул:

– Ты права: это займет какое-то время. Устраивайся поудобнее.

– Ты можешь ехать, – проговорила Линдси, присев на краешек кровати и придерживая здоровой рукой больную.

Дерек взял пульт и включил телевизор, подвешенный под самым потолком. На экране возник Губка Боб.

– Это же мой любимый эпизод! – заявил он вполне серьезно.

Линдси закатила глаза, но он почувствовал облегчение, увидев, что она забралась на кровать и откинулась на приподнятое изголовье. Под ярким светом больничных ламп ее кремовая кожа выглядела очень бледной.

Через десять минут пришла очередная медсестра, прикатив с собой тележку с ноутбуком. Снова начались вопросы. Дерек заметил, что Линдси явно чувствует неловкость. Ее глаза беспомощно метались между ним и сосредоточенно печатавшей женщиной. Не приходилось сомневаться: она не хочет, чтобы он слышал ее ответы, поэтому он встал:

– Пожалуй, выйду ненадолго.

Линдси заметно расслабилась и кивнула. Дерек закрыл за собой дверь палаты и прислонился к стене в коридоре. В приемном покое было немноголюдно – хоть в этом повезло. Он рассеянно улыбнулся двум медсестрам, стоявшим у окошка регистратуры, и в этот момент до него донесся голос Линдси.

– Понимаете, сейчас у меня нет медицинской страховки. Может, вы пришлете мне чек?

Дерек вздохнул и опустил голову, уставившись на носки своих ботинок. Неудивительно, что она не хотела ехать в больницу. Он заставил ее приехать, а теперь ей приходится думать, как за это заплатить. Он отошел от ширмы, чувствуя себя проказливым ребенком, которого поймали за подслушиванием. Через несколько минут медсестра вышла, волоча за собой тележку. Он пошел за ней и, лишь отойдя довольно далеко от палаты, заговорил:

– Привет! Скажите, что я должен сделать, чтобы вы прислали ее счет мне?

Дама откровенно удивилась.

– Вы член семьи?

– Нет, близкий друг.

– Боюсь, я не могу послать счет постороннему.

– Ладно. Скажите, к кому следует обратиться, чтобы решить этот вопрос. Или, возможно, я могу оплатить счет сейчас? – Он достал бумажник и протянул женщине карточку.

– Но это не по правилам.

– Понимаю. И послать мне ее чек тоже не по правилам?

– Совершенно верно.

– Значит ли это, что вашей больнице не нужны деньги? – Дерек взмахнул карточкой. – Послушайте, мне совершенно неинтересно, как вы все это оформите. Я всего лишь хочу его оплатить. Все остальное меня не касается! Неужели больница откажется от денег?

Женщина неохотно взяла карточку.

– Хорошо, я верну вам ее через несколько минут.

– Нет-нет, я сам зайду к вам чуть позже.

– Договорились. Мой кабинет слева по коридору.

Она жестом указала, в каком направлении, и Дерек кивнул.

– Хорошо. Оплатите все процедуры – все, что необходимо.

Женщина ушла, и Дерек вернулся в палату. Линдси полулежала с закрытыми глазами. Когда он сел, стул громко заскрипел, и она, вздрогнув, посмотрела на него.

– Как себя чувствуешь?

– Такое ощущение, что сердце бьется в руке.

Дерек уже хотел было отправиться попросить для Линдси какое-нибудь болеутоляющее, но тут дверь отворилась и на пороге возникла другая медсестра с очередной тележкой. У Дерека потемнело в глазах: он узнал эту юную особу.

– Тук-тук, – весело произнесла сестра, но тут заметила Дерека, на мгновение нахмурилась, но быстро пришла в себя: – О… привет, Дерек.

– Здравствуй, Бет. Как дела? – «И, прошу тебя, не болтай!» – добавил он мысленно.

– Нормально. – Девушка снова улыбнулась и обратилась к Линдси, которая выглядела и смущенной, и раздраженной: – Здравствуйте, я Бет, ваша медсестра.

Она дала Линдси несколько таблеток и маленькую чашечку с водой.

– Это ибупрофен, обезболивающее.

Повернувшись к своей тележке, Бет взяла пузырь со льдом, положила руку Линдси на подушку и пристроила сверху пузырь, потом вытащила одеяло и укрыла ей ноги. Дерек встрепенулся: ей холодно? Почему же он не подумал об этом?

– Расскажите, что случилось, – попросила Бет, и Линдси в очередной раз повторила свой рассказ, только в изрядно укороченном варианте.

Медсестра понимающе кивнула:

– Не повезло вам, бедняжка. Но вы не одна такая: у нас на этой неделе было уже несколько любителей покататься с гор на санях.

Расспросив Линдси о самочувствии и еще раз осторожно ощупав руку, Бет удалилась, пообещав, что доктор придет через несколько минут.

Дерек ждал, что Линдси что-нибудь скажет, но она молча откинула голову на подушку и закрыла глаза. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: она всегда была немногословной и сдержанной. Он очень хорошо помнил, что Линдси едва произнесла несколько слов, когда он заявил о расставании. Она не кричала, не плакала, не обзывала его и не пыталась ударить. Он не знал, могло ли это что-то изменить, но ему была необходима хотя бы какая-то реакция. В ее глазах стояли слезы, и это убивало. Тогда он поцеловал ее, совершив тем самым большую ошибку, потому что до сих пор чувствовал на губах вкус того поцелуя.

Дерек положил руки на колени и с нежностью посмотрел ей в лицо. Губы все такие же полные и чувственные, она по-прежнему очень красива, хотя и стала другой. Вроде бы та же девочка… но теперь засиявшая новыми гранями, некий усовершенствованный вариант самой себя. Это вызывало в нем гордость и досаду одновременно. Он так хотел с ней поговорить, но не мог позволить себе обсуждать прошлое, когда Линдси лежала на больничной койке и страдала от боли.

Хоть глаза у нее и были закрыты, Дерек понимал, что, скорее всего, она заметила его неловкость при виде медсестры и ее мозг напряженно работает. Пожалуй, надо объясниться: ему вовсе не нужен еще один повод для ее ненависти.

– Если тебе интересно… ничего не было… на что бы это ни было похоже.

Он познакомился с Бет как-то вечером в одном из баров Престона. Они немного пофлиртовали, а потом он проводил ее домой. Никакого секса, даже второго свидания не было. Между ними просто ничего не возникло – так бывает. Нет, Дерек не вел жизнь монаха и ничего не имел против случайных связей, даже какое-то время встречался с женщиной и после развода, но у него было слишком мало времени на интрижки. Да и, если ничего не чувствуешь, зачем продолжать? Дерек не сомневался, что и она была того же мнения. Во всяком случае, ни у него, ни у нее ни разу не возникло желания позвонить. Его очень удивило, что, неожиданно увидев ее, он ощутил неловкость. Господи, за что ему все это!

Его мысли прервал тихий голос Линдси, но глаз она так и не открыла:

– Мне неинтересно. И совсем не важно, на что это похоже.

Яд в ее голосе свидетельствовал о том, что она обижена, и Дерек не выдержал. Резко поднявшись со скрипучего больничного стула, одним шагом он преодолел разделявшее их пространство и склонился над ней. Глаза Линдси распахнулись, и он увидел в них панику. Господи, как же ему хотелось ощутить еще какие-нибудь ее чувства, кроме ненависти!

– Может, ты бросишь мне хотя бы чертову обглоданную кость? Я всеми силами пытался общаться с тобой по-дружески, но ты лишь усугубляешь положение.

– Это я-то усугубляю? – прошипела она. – Да я из кожи вон лезла, чтобы держаться подальше от тебя. Старалась не появляться в доме, когда ты там, даже не приходила к Анне, если знала, что могу застать там тебя. Это ты постоянно встречаешься у меня на пути, навязываешь мне свое общество.

– А что, если именно этого я и хочу: чтобы ты приходила в дом, когда я там? Может, я специально провожу все время на площадке, хотя у меня есть и другие объекты в городе? А что, если я мечтаю и о твоих звонках, и о визитах? Об этом ты не думала?

– А ты думал обо мне? Хоть раз в жизни ты мог бы подумать не только о себе? Ты знаешь, чего хочу я? Что нужно мне? Я только что узнала, что у тебя восьмилетний сын, а ты требуешь какую-то чертову кость?

Дерек молчал, стиснув зубы, все еще нависая над ней, и несколько мгновений они сверлили друг друга взглядом. Он сейчас не думал ни о чем другом, кроме нее, но понимал, что она имела в виду не это. И была права. Он эгоистичный ублюдок: каким был, таким и остался, – но вернуть хотя бы бледную тень прежней Линдси не желать не мог. Та Линдси улыбалась ему, смеялась над его шутками, стонала в его объятиях, и он желал этого всем своим существом, каждой клеточкой своего тела, хотя и понимал, что ничем хорошим это не кончится.

Минуты тянулись мучительно медленно. Напряжение между ними было таким сильным, что воздух, казалось, звенел. Наконец, он глубоко вздохнул и опустил голову. Теперь он был к ней так близко, что чувствовал запах ее волос, кожи и видел, как взволнованно поднимается и опускается ее грудь. Как же ему хотелось прикоснуться к ней! Иметь на это право. Но такого права у него не было и, возможно, никогда не будет, если она не изменит своего отношения к нему.

Он снова поднял голову.

– Мне очень жаль. И я никогда не устану это повторять. Ты права. Да, я слишком активен: а это неправильно… несправедливо, – но прошу, поверь, мне хотелось только поговорить. Многое в жизни пошло наперекосяк, и я понимаю, что прошлого не вернешь, но ведь можно сделать так, чтобы мы могли… улыбаться друг другу. Мне не хватает твоей улыбки, чертовски не хватает. Она мне снится. Я вижу ее, когда закрываю глаза.

Ему показалось, что в глазах Линдси что-то мелькнуло, и явно не ненависть: что-то из прошлой жизни, когда они любили друг друга.

Дерек видел, как она судорожно сглотнула, наклонился и коснулся губами ее лба. От аромата у него участилось дыхание, и он в изнеможении закрыл глаза. Эта женщина могла вить из него веревки с первого момента их встречи.

Какое-то время она не шевелилась. Его губы снова коснулись ее лба в слабом намеке на поцелуй. Почувствовав, что ее здоровая рука вцепилась ему в запястье, он замер в ожидании, что она его оттолкнет, но, к счастью, не дождался.

Линдси, очевидно, испытывала слишком сильную боль и не вполне осознавала свои действия. Ведь не может же она, в самом деле, удерживать его! Хотя, конечно, было бы счастьем думать так. В любом случае он решил не упускать случай и, прижавшись губами к ее виску, прошептал:

– Линдси, умоляю, не надо меня отталкивать.

Послышались тяжелые шаги, и они отпрянули друг от друга. Дерек как раз успел выпрямиться, когда вошел доктор. Ну вот он и прикоснулся к ней, почувствовал губами шелковистую мягкость кожи… и все стало в миллион раз хуже: теперь он желал большего.