Текст книги "Взлёт"

– Не говорит, а вопит, – поправил он. – У меня большой опыт.

Если Джуд думал, что его «большой опыт» способен дать ему инструкцию к Люси Ларсон, то он капитально ошибся.

– Ну так что, мы еще увидимся? – спросил он, затем покачал головой и снова улыбнулся: – Мы еще увидимся.

2

Что делать с собакой, я пока не придумала и попросила семью Дарси – они жили на другом берегу озера, и я, бывало, присматривала за детьми, когда их мать с отцом уезжали, – взять моего подопечного к себе на одну ночь. Только после этого разумное левое полушарие моего мозга наконец-то взяло верх над взбалмошным и неугомонным правым.

Джуд Райдер – не просто проблема. От него отчетливо веяло опасностью и, до кучи, душевными страданиями, которые почти наверняка ждут ту, кто захочет иметь с ним дело. И пусть я избегала стереотипов, мне было ясно: наши с Джудом жизненные пути никогда не пересекутся, если только не случится что-то из ряда вон выходящее. А я слишком долго и слишком много трудилась, чтобы позволить себе зайти в тупик.

Я свернула с Санрайз-драйв на ухабистую грунтовку, ведущую к нашему когда-то запасному, а теперь главному и единственному дому. Я придумывала всё новые и новые причины, почему нужно выбросить Джуда из головы. Я прекрасно знала, что мне не следует иметь с ним ничего общего, – и это были весьма разумные мысли, но оставалось еще кое-что, засевшее глубоко внутри, и от этого «кое-чего» хотелось махнуть рукой на все разумные доводы.

Я боролась сама с собой, внутри меня все сжималось и переворачивалось. Какая-то часть меня хотела, чтобы Джуд Райдер непременно появился в моей жизни, и плевать, к чему это приведет.

Я припарковала свою старенькую «мазду» на площадке у гаража; сам гараж был по крышу завален коробками и мебелью, привезенными сюда из нашего старого дома, который был раза в четыре больше нынешнего. Да, раньше нам и в голову не приходило беспокоиться о деньгах, но после того, как бизнес отца приказал долго жить и все сбережения иссякли, приятные мелочи вроде второго дома и отдыха в Европе стали для нас роскошью. Мамина работа архитектором приносила достаточно средств, чтобы обеспечить семье из трех человек нормальное существование, но о процветании речи уже не шло. Впрочем, даже имей мы сейчас столько же денег, сколько и раньше, жизнь семьи Ларсон описывалась бы именно так: существуем, но без радости. И длилось это уже пять лет.

Накинув поверх купальника парео – а то не избежать мне было бы очередной маминой неодобрительной лекции, что всегда у нее наготове, – я по покосившимся ступенькам взбежала на крыльцо и толкнула сетчатую дверь.

– Привет, пап.

За эти пять лет я уже привыкла к тому, что не нужно искать отца по всему дому – его всегда можно было найти в его любимом истертом синем кресле. Во всяком случае, он неизменно сидел там до семи вечера, уткнувшись либо в телевизор, либо в кроссворд. После семи папа превращался в шеф-повара и с таким талантом и вдохновением сооружал блюда итальянской кухни, что никто в жизни не догадался бы о том, что вообще-то мой отец родом из Норвегии.

– Привет-привет, Люси в небесах[3]3
  Lucy in the Sky with Diamonds – «Люси в небесах с алмазами», песня группы «The Beatles».


[Закрыть], – прозвучал ожидаемый ответ, точно такой же, как и все последние пять лет.

Мой папа был ярым поклонником «Битлз», и меня назвали в честь его любимой песни, к вящему ужасу и стыду мамы. Она, наоборот, если можно так сказать, была «антибитломанкой». Уж не знаю, как отцу удалось ее убедить, но в отношениях моих родителей и без того немало бессмысленных моментов, так что я не удивлялась.

– Как прошел день? – спросила я скорее по привычке.

Отцовы дни теперь походили друг на друга как две капли воды. Разными были лишь цвет рубашки, которую он надевал утром, да блюда, которые готовил к ужину.

Едва папа открыл рот, как из телевизора донеслись звуки музыкального завершения «Jeopardy!»[4]4
  Популярная телевизионная викторина. В России ее аналог – «Своя игра».


[Закрыть], и, словно по звонку будильника, отец вскочил из кресла и отправился на кухню с таким видом, словно только что объявил войну кастрюлям и сковородкам.

– Ужин будет готов через тридцать минут, – возвестил он, церемонно повязывая фартук.

– Хорошо, – вздохнула я, удивляясь про себя, почему после стольких лет еще расстраиваюсь из-за подобного. – Пойду приму душ, а потом спущусь накрыть на стол.

И бросилась к лестнице. Но было уже поздно: по плиткам у крыльца звонко зацокали каблуки.

– Люсиль. – Сетчатая дверь с визгом распахнулась, впуская в дом неотвратимый холодный фронт, также известный как моя мать. – Куда это ты так торопишься?

– В цирк, – буркнула я.

Снежная королева заледенела еще сильнее.

– Судя по тому, как ты одета – точнее, не одета, – и учитывая, как замечательно в последние годы катится вниз твой средний балл, я бы сказала, что тебе едва ли светит даже карьера воздушной гимнастки.

Ее слова давно уже почти не причиняли боли – так, мелкие царапины.

– Приятно знать, что я оправдываю твои ожидания, – парировала я. – Обязательно пришлю открытку, когда стану звездой «Цирка дю Солей».

Я предпочитала, чтобы последнее слово оставалось за мной, и поэтому кинулась вверх по лестнице, торопясь уйти, пока мы обе не заведемся по-настоящему. Впрочем, это лишь оттягивало неизбежное. Мы начнем с того же, на чем остановились, меньше чем через тридцать минут, когда отец позвонит в колокольчик. Без сомнения, за ужином нас ждет нехилая перестрелка.

Со всей силы хлопнув дверью, я прислонилась к ней спиной и заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть. Это никогда меня толком не успокаивало, но по крайней мере я отдалялась на несколько шагов от края пропасти, которая уже разверзалась под ногами, и могла переключиться на что-то не связанное с мамой.

Да, большинство девчонок-подростков считают, что матери их ненавидят и всеми силами стараются разрушить их жизни. В моем случае это было истинной правдой. Моя мать в самом деле терпеть меня не могла и хотела бы, чтобы моя жизнь однажды покатилась ко всем чертям, как это произошло с ее жизнью. Она не всегда была такой – сухой, занудной, пренебрегающей собственной дочерью карьеристкой. Просто в тот день, когда отец оказался на грани краха, я потеряла маму – женщину, которая на салфетках, вложенных в коробку с ланчем, оставляла мне записки с подписью: ♥ Мама.

Та женщина так и не вернулась. Но я желала вновь ее увидеть всякий раз, когда открывала свой ланчбокс.

3

У кого-то петухи. У кого-то будильники. У меня – «Битлз».

Мой отец был предсказуем до невозможности, и утром я проснулась под «Come Together». Песня звучала на три четверти от максимальной громкости, что означало семь утра. Учитывая, что у меня летние каникулы, битлы на рассвете оказались едва ли приятнее, чем вопль пожарной сигнализации прямо над ухом.

Со стоном выбравшись из кровати, я натянула первую подвернувшуюся пару одинаковых босоножек. Пройтись по губам бальзамом, быстро расчесать волосы пальцами – и я готова. В собственном моем списке важнейших изобретений одно из почетных мест занимали легинсы и спортивный топ. Этот дуэт прекрасно справлялся с ролью пижамы, спортивного костюма, повседневной одежды и идеального наряда для утренней тренировки в танцклассе.

На самом деле я много без чего могла обойтись – без шампуня, лакричных конфет, красного лака для ногтей, сна… черт, даже без парней, – но обойтись без танцев я не могла. Если быть точной, без балета, но не только. Я пользовалась любой самой маленькой возможностью, чтобы потанцевать. Я занималась брейк-дансом, хип-хопом, латиной, я вальсировала и крутила пируэты всю мою жизнь начиная с трех лет.

Когда мне было объявлено, что отныне мы будем жить попроще – иными словами, победнее и поэкономнее, поскольку денег у нас теперь не так много, – меня интересовало только одно.

На самом деле это был не интерес, это было требование. Я потребовала, чтобы уроки в Танцевальной академии мадам Фонтейн продолжались несмотря ни на что. Собственно, именно поэтому я и решила поработать летом в одном из кафе у озера. Невозможно было допустить, чтобы деньги – или их отсутствие – встали на пути моей мечты. Поскольку наш прежний дом находился всего в сорока пяти минутах езды от теперешнего, я все лето могла бы продолжать заниматься танцами. Хоть в этом повезло – в жизни у меня с удачей вообще-то было туго.

Плевать, что мне больше не носить одежду от модных дизайнеров, а вещи покупать придется на распродажах да в комиссионках. Плевать, что вместо машины я буду ездить на общественном транспорте. Плевать даже на то, будет ли у нас крыша над головой. Но я должна была танцевать. Танцы – единственное, что удерживало мою голову над водой, когда я чувствовала, что тону. Единственное, что давало мне силы пережить самые черные дни. Единственное, что все так же встречало меня теплыми объятиями и искренней любовью. Единственное, в чем моя жизнь осталась прежней.

Повесив на одно плечо пуанты, а на другое – сумку, я на самую тонкую щелочку приоткрыла дверь своей комнаты. Наше теперешнее место обитания – покосившийся старый дом с долгой историей – так описали его родители, когда купили лет десять назад. Как по мне, так этим они весьма польстили этому хламу, который умудрился до сих пор устоять и не рухнуть. Но два года назад я научилась смазывать петли маслом и разобралась, с какой силой нужно давить на ручку, чтобы полувековая дверь открывалась совершенно бесшумно.

Когда в «Come Together» грянул хор, я немного подождала, прислушиваясь, не раздастся ли цоканье маминых каблуков или ее фирменный трехсекундный вздох. После вчерашнего ужина – да и после всех ужинов в течение последних пяти лет – стремление не попадаться ей на глаза стояло в списке моих приоритетов сразу за танцами. Горизонт был чист – мама либо ехала на работу, либо уже была там, и я дала себе зеленый свет и стала спускаться по лестнице.

Неожиданно в голове возникла картина, которую я очень старалась выбросить из памяти и против которой были бессильны все мои самые лучшие намерения и принципы: Джуд Райдер, как он сидит на песке в двух шагах от меня и смотрит так, словно он знает все-все мои самые мрачные секреты, но это его ничуть не заботит. Джуд Райдер, словно впитавший в себя все золото лета. Жидкое серебро его глаз, тугие мышцы перекатываются под рубашкой…

Ногой я зацепилась за предпоследнюю ступеньку и, не будь у меня за плечами стольких лет в танцклассе, наверняка шмякнулась бы носом в истертые доски пола. Поймав равновесие, выпрямившись и убедившись, что обувь, сумка и достоинство по-прежнему со мной, я поклялась, что никогда больше не стану мечтать, думать, размышлять, беспокоиться о Джуде Райдере или, упаси боже, бегать за ним. И не нужны мне заверения многочисленных девушек, которых он соблазнил и бросил, – я и так знаю, что Джуд Райдер – билет к нежелательной беременности или в лучшем случае к разбитому сердцу.

– Пока, пап! – крикнула я, схватив яблоко из вазы с фруктами и бутылку воды из холодильника. – Я на танцы, буду дома около обеда.

Еще через две секунды – два удара сердца – я выскользнула за дверь.

Можно было долго вертеться вокруг отца, он все равно не ответил бы. Даже не кивнул бы в знак того, что слышит. Порой папа казался мне манекеном – настолько неподвижно он сидел в кресле и рассеянно глядел в окно, а на самом деле – в никуда. Даже если бы половина населения земного шара поимела меня на нашем кухонном столе, он бы и ухом не повел. Подозреваю, что и не заметил бы.

Напомнив себе, что наш покосившийся домишко, как и нашу семью, вряд ли удастся поправить, я постаралась думать о чем-нибудь другом, никак не связанном с родными.

И куда же завели меня мои думы?

К Джуду Райдеру.

Похоже, я застряла в этом ненормальном, саморазрушительном мысленном потоке.

Я двинулась к «мазде», когда мое внимание привлекло нечто необычное на берегу. Нечто, чего вчера определенно не было.

Металлическая сетка огораживала прямоугольник земли, а внутри – небольшая будка, две пластиковые миски и игрушка в виде веревки с узлами. Собачий вольер. Решение одной из бесконечных проблем, которые изрешетили мою жизнь. Ответ на безмолвную молитву.

Я спустилась на берег, закусив губу, – только не слезы! На дверце, закрытой на висячий замок, красовался алый бант с привязанной к нему запиской.

Уверена, для 99,9 процентов девчонок получить в подарок собачий вольер – это примерно такой же кошмар, как явиться на выпускной с неудачной прической. Но для меня – девушки, которая не смогла бы вписаться в ряды нормальных, даже если бы очень постаралась, – это все равно что звезда Голливуда номер один под рождественской елкой.

Сияя, как дурочка из младших классов, я оторвала записку от банта. Вопроса, откуда взялась эта красота, даже не возникло. Важно было только одно: маленький Куджо сможет остаться со мной, пока я не вылечу его и не смогу отдать в другую семью.

Моя улыбка стала шире и, кажется, грозила застыть на губах навечно, когда я прочла записку:

Ну, так что там насчет свидания?

Вместо подписи стояло просто Д., но и без того было ясно, кто ее автор. Тот самый парень, о котором я думала и о котором мне нужно перестать думать. Тот самый парень, которого я больше никогда не хотела видеть. Тот самый парень, которого я хотела видеть прямо сейчас. И если история моих неудачных отношений с парнями до сих пор ничего не доказала мне, то это как раз все доказывало. Я собиралась покончить с назначенной себе ролью – ролью злобной ведьмы.

Быстро оглядевшись и не заметив вокруг ни намека на присутствие парня, чье лицо, тело и улыбка были созданы не природой, но богом, я ощутила досаду. А в следующую секунду разозлилась на себя за это чувство.

Конечно же, этот парень точно знал, что делает и каким будет его следующий шаг, поэтому я лишь еще раз улыбнулась, поглядев на вольер, и побежала к машине. Зеркала и паркет ждали и манили меня. Решено: сначала танцы, а парни – потом. Хотя, может, стоит сделать одно исключение?

Покачав головой, я поглубже загнала собственную безответственность – своего внутреннего злобного близнеца, повернула ключ в зажигании и на полную врубила динамики.

Но стереть Джуда Райдера из мыслей это не помогло.

Я грохнулась на пол. Так тяжко приземлилась на задницу, что из легких выбило весь воздух. В последний раз я падала, когда мне было двенадцать и я второй раз в жизни встала на пуанты.

Из-за падения пришлось уйти с занятия пораньше, и это жутко бесило. Еще больше бесило, что Бекки Сандерсон, которая с начальной школы хвастается, что «Джульярд»[5]5
  Одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства и музыки. Расположено в нью-йоркском Линкольн-центре.


[Закрыть] ее ждет не дождется, прекрасно видела, как я шлепнулась. Ну и конечно, на заднице у меня теперь до зимних каникул будет синяк размером с Кейп-Код[6]6
  Полуостров на северо-востоке США в 120 км от Бостона, самая восточная точка штата Массачусетс.


[Закрыть], а это мог увидеть тот, о ком я думала и о ком мне думать определенно не стоило.

Фигурально выражаясь, Джуд взорвал мою жизнь гранатой, и не важно, зачем он так сделал, – взрыв уничтожил самые основы меньше чем за двадцать четыре часа. Ну почему, когда речь идет о парнях, Создатель не встроил в женскую природу какую-нибудь кнопку типа «Стереть/Удалить»? Мне хотелось клясть бога на чем свет стоит, но нет, я слишком суеверна и убеждена, что проклятия в адрес Всевышнего обеспечат мне билет в ад. И я не про чертей со сковородками. Я имею в виду ад на земле.

Сказать по правде, я уже была к нему близка, и мне следовало вести себя тише воды ниже травы – каждый день, каждый час, каждую секунду.

Подъехав к дому, я уронила голову на руль и замерла. Мне нужно было срочно изобрести машину времени, чтобы прокрутить жизнь хотя бы на год вперед.

Все-таки не зря собаки – самые чувствительные существа на земле, подумала я, когда горячий влажный язык лизнул меня в щеку.

– Ну почему ты только пес, Рэмбо? Был бы ты парнем, моим ровесником… – Я почесала пса за ушами.

Ответом мне были тявканье и широкая улыбка во все зубы. Мой новый подопечный заработал себе кличку вчера вечером, пока был у Дарси. Дело в том, что, как только мистер Дарси пытался выключить телевизор, пес вскакивал и начинал сходить с ума, и этот марафон длился всю ночь. Поэтому к рассвету «самец домашней беспородной» (так было написано в его документах), которого должны были кастрировать в тот самый день, когда я его забрала, получил кличку.

– Все в порядке, малыш. – Я нахмурилась, глядя на вольер на пляже. – Давай-ка разберемся с этим окончательно.

Подхватив на руки девять килограммов живого веса, я пошла прямо к вольеру, словно это в самом деле была безопасная территория.

– Это твой новый дом, Рэмбо, – прошептала я, подтолкнув пса под попу и поощряя войти внутрь. – Будь хорошим мальчиком и не делай подкопы, не лай и не ломай свой вольер, договорились?

Пес сразу же принялся обнюхивать свой дом, порыкивая в углах, где, как я предполагала, остался запах рук Райдера – на гайках и болтах, которые он крутил.

– Ты не очень-то большой поклонник Джуда, похоже, – заметила я, опустившись на колени возле двери в вольер. – Интересно, почему?

– Наверное, потому что у собак сильно развита интуиция.

Голос раздался так близко за моей спиной, что я попятилась и, не удержав равновесия, плюхнулась на землю. На задницу. В общей сложности второй раз за день. Если так пойдет и дальше, я стану примадонной среди недотеп.

– Черт тебя побери, Джуд, – выругалась я, а Рэмбо завыл, как ветер в трубе. – Знаешь, есть такие несложные коротенькие слова, они еще приветствиями называются, которые придумали специально для того, чтобы один человек… – я ткнула в него пальцем, – …мог предупредить другого, перед тем как…

– …Как тот грохнется на задницу? – закончил он, глядя сверху вниз с той же ухмылочкой на лице, которая выбила меня из колеи вчера – и сегодня тоже, судя по тому, как у меня перехватило дыхание.

– …Как напугать его, – договорила я и уперлась ладонями в землю, чтобы подняться, но Джуд протянул мне руки и помог встать. Пришлось уговаривать себя, что жар, растекшийся по моим венам от его прикосновения, – всего лишь результат того, что на улице жарко, как у дьявола в аду. Но даже сверхнастойчивый внутренний голос не особо меня убедил.

Улыбка Джуда стала шире, глаза заблестели. Он определенно знал, какой эффект производит его прикосновение. И я ненавидела его за то, что он это знает. – Прости, что напугал, – произнес он, наконец отпуская мои руки.

– Ты, наверное, хотел сказать «Прости, что из-за меня ты грохнулась на задницу», да?

Он закатил глаза:

– Прости за все прошлые, настоящие и будущие проступки, которые я совершаю в твоем присутствии.

Я услышала, как за моей спиной, в вольере, Рэмбо принялся лакать воду из миски.

– А если серьезно, без шуток и стеба, – произнесла я, – спасибо тебе. Это, наверное, самая приятная вещь, которую кто-либо когда-либо для меня делал.

Джуд небрежно сунул руки в карманы:

– Мелочь, ничего особенного.

– Никакая это не мелочь, – возразила я. Мне не хотелось, чтобы он вот так запросто от этого отмахивался. – Хотя мне интересно, как ты умудрился провернуть все так, что никто ничего не услышал и не заметил.

– Это потому, что я настоящий ниндзя, когда речь идет о всяких оградах, – криво улыбнулся Джуд. – А еще потому, что живу в соседнем доме. – Дернув подбородком в сторону ближайшего к нам особняка, он изогнул бровь и выжидающе уставился на меня.

– Так это твоя семья купила дом у Чедвиков прошлой осенью? – изумилась я, не сводя глаз с соседнего коттеджа. Удивительно, но он по-прежнему казался пустующим.

– Ну конечно.

– И ты мой сосед?

Блин, американская мечта любой девчонки – жить по соседству с парнем типа Джуда. Почему же я чувствую себя так, словно проглотила кирпич?

– Нет. – Он прикрыл ладонью рот, пытаясь скрыть улыбку. – Ты моя соседка.

– Ну, – вздохнула я, – тогда это называется соседство.

Он кивнул. Сегодня его серые глаза были блестящими, как новенькие никелевые монетки.

– Значит, так и есть.

Четыре слова. Всего четыре слова – и этот взгляд, эти глаза, этот парень… Хорошо, что колени у меня все-таки не настолько ослабли, чтобы я прямо здесь свалилась в обморок от восторга.

– Ну так что, соседка, – Джуд внимательно изучал меня, – как ты отнесешься к вечеру пятницы, например?

– Как к вечеру пятницы, конечно.

Слава богу, нахальство ко мне вернулось, как и та сильная часть меня, что не поддается на провокации и не теряет головы. Ни один парень на свете, каким бы божественным творением он ни был, не превратит меня в томно вздыхающую, хлопающую ресницами влюбленную маньячку.

Джуд цокнул языком.

– Слабовато, Люс. Придется нам потренироваться на скорость и резкость ответов, если ты собираешься проводить со мной время. А то мне за тобой не угнаться.

– Тогда есть простое решение проблемы. – Я скрестила руки и оперлась спиной на ограду вольера. – Я не буду проводить с тобой время.

– То есть ты решила поумнеть и держаться от меня подальше? – Он понизил голос.

– Чтобы Люси, да поумнела? – Требуется особое мастерство и дисциплинированность, чтобы в такую жару выковывать слова изо льда. – Скорее я возьму отпуск на три месяца.

Клянусь, будь я собакой, у меня шерсть на загривке встала бы дыбом или я бы уже поджала хвост. С такой мамой, как у меня, никогда не знаешь, то ли биться до последнего, то ли падать на спину и подставлять живот.

– Я, конечно, не знаю, мэм. – Джуд обошел меня, чтобы оказаться перед моей мамой. – Но Люси кажется мне одной из самых умных девушек, которых я когда-либо видел. Очень благоразумной и рассудительной.

Мама зацокала языком, как она всегда делает:

– Лесть не относится к добродетелям, молодой человек. Особенно когда на этом жизненном этапе молодые люди пользуются ею, намереваясь так или иначе залезть девушке под юбку.

– Мам! – прошипела я, оборачиваясь к ней.

– Вижу, у тебя новый друг, Люси? – Мама изучающе оглядела Джуда с головы до ног, словно он был старой занавеской и следовало решить, то ли оставить ее пока, то ли выбросить.

– Джуд. – Когда она пребывала в таком настроении, я старалась отвечать как можно короче.

– И полагаю, у Джуда, – продолжала она с такой миной, будто откусила лимон, – есть и фамилия?

– Райдер, – заявил он и протянул руку.

Мама нахмурилась так, словно он предложил ей убрать несущие балки в одном из проектов.

– Райдер, – медленно повторила она. – Ну разумеется.

Подозреваю, моя мама – первая женщина, которая смотрит на Джуда и не испытывает к нему трепетных чувств. Даже парень – стопроцентный натурал – и тот проявил бы больше эмоций, чем она.

– Очередная собака. – Мама вздохнула. – Которая по счету? Я сбилась на пятой. – Она внимательно разглядывала вольер, будто прикидывая, как бы увезти эту штуку из города ближайшим же поездом. – Что-то многовато для поумневшей. Когда ты уже уяснишь, Люси, что нельзя спасти мир по одной душе за раз? – В ее голосе звучала поразительная твердость и уверенность, но после оставалась лишь печаль, в которой, собственно, она сейчас и жила.

Когда мама прошла половину пути до дома и оказалась за пределами слышимости, я ответила ей:

– Когда не останется душ, которые нужно спасать.

– Какая великолепная женщина, – произнес Джуд у меня за спиной. Судя по голосу, он улыбался.

– Ты даже не представляешь насколько. – Я обернулась к нему. Как бы сделать так, чтобы не падать в пропасть при каждом взгляде на этого парня? – Стало быть, ты считаешь меня умной?

– Только потому, что ты решила держаться от меня подальше.

Я снова покосилась на вольер. Представила, сколько денег и времени потребовалось, чтобы его построить, да так, чтобы никто не заметил. И поняла, что лучшего подтверждения мне и не нужно. Ну кто бы стал строить вольер посреди ночи? Только человек с очень добрым сердцем. И не важно, что оно прячется у него где-то там, под накачанными мускулами и не менее накачанным эго.

– А кто говорит, что я решила держаться от тебя подальше?

– Ты сама и сказала, – заявил он, вновь убирая руки в карманы потертых джинсов.

– Не было такого, – возразила я. – А если и было, то я оставляю за собой право передумать в любое время.

– В таком случае я оставляю за собой право отказаться от предыдущего комментария.

– Ты много чего наговорил. О каком именно комментарии речь? – уточнила я.

Протянув руку, Джуд аккуратно провел пальцами по лентам пуантов, свисающих с моего плеча:

– О том, где назвал тебя умной.

Он наверняка мог бы сказать и сделать что-то еще, но его намерения остались тайной, потому что в этот момент в доме грянули «Битлз», «Eight Days a Week». Значит, ужин будет через полчаса.

– Есть хочешь?

Снова пробежавшись пальцами по розовым ленточкам – я и не подозревала, что он способен прикасаться так нежно, – Джуд оглянулся на дом.

– Может быть.

– Может быть? – переспросила я. – Ты же парень, да еще такой высокий. Ты должен всегда хотеть есть.

Джуд молчал. Борьба в его душе была столь сильной, что это отражалось и на лице.

– Да пойдем же, – я схватила его за руку и потащила за собой. – Мой отец – лучший повар всех времен и народов, а с мамой ты уже познакомился. Не заставляй меня идти к ним на заклание одной.

Выдохнув, он перехватил мой взгляд:

– Уверена?

– Абсолютно, совершенно, определенно, точно… – Я вздернула бровь. – Продолжать?

Джуд зажал руками уши:

– Нет, пожалуйста, остановись.

– Тогда пойдем, драмазавр рекc.

Уходя, я махнула Рэмбо – пес грыз косточку и был доволен, как слон, – и повела Джуда по вымощенной камнем дорожке наверх, к дому.

– И еще одна слабенькая попытка пошутить, Люс. – Он переплел свои пальцы с моими. – Ужасно слабая.

– Ну простите, о священный бог комедии.

Джуд подтолкнул меня в бок и улыбнулся так, что у меня сердце забилось где-то в гортани.

– Приятно слышать, что ты уже готова признать меня богом.

Я покачала головой и вздохнула:

– О господи.

– Именно так, – отозвался он, словно говоря о чем-то само собой разумеющемся. – Так ко мне и следует обращаться.

Сделав самое кислое лицо, на какое только была способна, я толкнула дверь. Оставалось только дождаться неизбежного.

Ужины в семейном кругу Ларсонов находились в самом низу моего списка приоритетов, особенно если учесть, что в последнее время они сопровождались исключительно молчанием. Ну и хмурыми взглядами, которые мама, как мячики для пинг-понга, кидала то на меня, то на отца. Но с Джудом… Учитывая, что я едва его знала и он явно меня очаровал, к тому же, как ни посмотри, вряд ли был выигрышной партией для любой девушки в глазах ее родителей… В общем, с Джудом этот ужин имел все шансы стать невероятным.

Угу. Невероятной катастрофой, вот чем.

– Блин, как тут классно пахнет. – Джуд принюхался к ароматам вина и грибов.

Это услышала не только я. Родители синхронно уставились на него.

Для мамы появление Джуда стало еще одним ударом, но она только вздернула брови да презрительно поджала губы. Отец улыбнулся и снова скрылся в дверях кухни. Там, где мама видела только плохое и никчемное, папа видел хорошее. По крайней мере, так было раньше и так происходит и сейчас, но только с семи до девяти вечера.

Джуд решил сначала умилостивить маму.

– Прошу прощения, что ругаюсь, мэм. – Он убрал руки в карманы. – Я вырос в доме, где брань была вторым языком. У меня само собой вырывается, я не осознаю даже. Но я обещаю, что постараюсь следить за речью, когда нахожусь в вашем доме.

Откинувшись на спинку кресла, мама скрестила руки.

– Я всегда считала, что сквернословие – плохая замена воспитанности.

У меня отвисла челюсть. Даже для моей мамы это было чересчур жестоко. Джуд и ухом не повел.

– Должен с вами согласиться. Мои оценки в дневниках снились родителям в кошмарах.

– И, судя по вашей ухмылке, я делаю вывод, что вы этим гордитесь?

Теперь мне захотелось и вовсе забиться в какую-нибудь нору и спрятаться. Что бы ни скрывал такой человек, как Джуд, что бы ни таилось у него на душе, не заслуживает он такой злобы.

Но лицо Джуда оставалось спокойным, как будто он замер в какой-нибудь сложной позе йоги.

– Нет, мэм. – Он пожал плечами.

– «Нет» – это в смысле не гордитесь?

Скользнув ладонью по моей руке, Джуд посмотрел прямо на маму:

– «Нет» – это в смысле, что я вообще мало чем горжусь в своей жизни.

Мама не сразу нашлась с ответом. Даже в ее мире, раскрашенном исключительно в оттенки черного, такая честность невольно вызывала оторопь.

– Вряд ли я захочу, чтобы моя дочь проводила время со столь «амбициозной» личностью.

– Мама! – предупреждающе прошипела я. Но глупо было рассчитывать, что это как-то на нее повлияет.

– Я говорил ей то же самое, – отозвался Джуд. – Но за те несколько часов, которые мы с Люси успели провести вместе, я понял, что она никому не позволит решать за нее.

Сотовый, который мама так и не выпустила из рук, пока мы разговаривали, завибрировал. И впервые за… даже и не знаю, за сколько времени, она сбросила вызов.

– А что еще вы поняли о Люси? Ну, раз вы такой эксперт.

Вновь взяв меня за руку, Джуд улыбнулся мне:

– Она умная, за исключением тех случаев, когда тупит.

Очередной звонок. На этот раз мама поднесла телефон к уху.

– Какое потрясающее открытие, – заметила она, обращаясь к Джуду, и, поднявшись, вышла из кухни. На ходу она скомкано поздоровалась с собеседником, выдав свой фирменный трехсекундный вздох.

– Прости, – одними губами произнесла я.

– За что? – понизив голос, удивился Джуд. – Не можешь же ты контролировать свою мать сильнее, чем она контролирует тебя.

– Неужели? – Я дернула его за собой. С одним родителем разделались, остался еще один. – Да мы сегодня прямо сама прозорливость!

– Так меня еще никто не описывал, – заметил Джуд, поправляя шапку, чтобы та сидела ровно над бровями. Я уже начинала беспокоиться, глядя на все эти длинные рукава и шапки, – может, у него энергообмен в организме как у восьмидесятилетней старушки?

– Пап, – позвала я, постучав его по плечу. Ноль реакции. Попытка номер два: – Земля вызывает месье Ларсона!

Он не сводил глаз с кастрюль и сковородок, шипящих и скворчащих на плите.

– Здравствуй, моя Люси в небесах…

– Это Джуд, – перебила я, не желая представать перед парнем вконец избалованной маленькой девочкой. Хватит и того, что он уже видел.

Отец разом погасил все конфорки. Понятия не имею, как ему удается так точно рассчитывать время, но, кажется, мне и всей жизни не хватит, чтобы освоить это умение.

Отвернувшись от плиты, он вытер руки о фартук.

Господи, как я могла забыть про этот чертов фартук? Джуд изумленно вылупил глаза, но почти сразу же пришел в себя, папа даже и не заметил ничего, уверена. Фартук этот был привезен из Италии, из Рима, если быть точной, и изображал скульптуру Давида во всей красе. А висел так, что анатомически все органы полностью совпадали.

– Привет, Джуд, – поздоровался отец.

– Мистер Ларсон, – отозвался Джуд, протягивая ладонь. – Симпатичный фартук.

Отложив лопатку, отец пожал ему руку.