Текст книги "Отступники"

– Готов! – рявкнул я.

– Тогда я ее выбиваю и спрыгиваю с тебя, – предупредил Рем. Он еще несколько раз скрежетнул винтом. – Ра-аз, – протянул он. – Два-а-а… Три!

Сверху послышался глухой удар и бешеное шипение, как будто кто-то раздразнил кота.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил я.

– Три! – снова гаркнул Рем.

На этот раз наверху громко лязгнуло, а Рем молнией слетел с меня. Некоторое время мы сидели на корточках, наставив на овальную дыру инфузеры, и ждали. Там было темно, тихо, сыпалась тонкой струйкой вековая пыль. Комьями валилась затхлая стонерестовая тишина, пахнущая тленом.

Рему первому надоело пялиться в темноту, и он жестами попросил меня закинуть его наверх.

– Спущу тебя веревку, – прошептал он.

Я кивнул и помог ему встать мне на плечи.

– Будь осторожен! – крикнул я шепотом.

Рем молча оттолкнулся, зацепился за край и проворно втянул себя внутрь. Некоторое время, я слышал только как стучит мое сердце, а потом появился новый звук. Что-то ворочалось наверху, шелестя и скребя по камню. В люк толчками сыпался песок. Неужели Рем? Согласен, в обычном своем состоянии он издавал шума больше чем зверинец, но когда Рем брался за дело… Нет, ни одно ухо не могло похвастать, что оно имело честь слышать передвижения крадущегося Рема Тан-Тарена.

– Рем! – прохрипел я. – Ре-е-ем!

Наверху стало тихо.

И вдруг оттуда вывалилась какая-то зеленоватая неширокая лента, похожая на дешевый ремень. Падая, она разворачивалась, и изрядная ее часть смогла распластаться на площадке. Странно. Может Рем потерял веревку? А что это? Я с подозрением осмотрел ленту. Она была чуть влажноватая, вся в каких-то неряшливых заусенцах и потеках. Наверное раньше это было что-то изысканно-дорогое, вроде тех лент, которыми подпоясываются жрецы Зверя. А теперь… Гнилая погань. Ветошь. Я искренне надеялся, что не все сокровища башни стали такими.

Для верности я пару раз дернул ленту, – наверху снова послышалась непонятная возня. Я мысленно воззвал к Первому, и принялся карабкаться. Лента была эластичная, подтягиваться было неудобно. Благо, люк все же был не очень высоко. Я схватился за край, ожидая, что Рем подаст мне руку, но залезать пришлось самому.

Вскинувшись над люком, я осторожно огляделся. Рема не было видно. Лента тянулась откуда-то из кромешной тьмы, и я не мог с уверенностью сказать, кто или что держит ее с того конца. Хотелось свято уверовать, что это Рем. Да и кто еще это мог быть? Я еще раз огляделся, насколько мне позволяла моя позиция. Увидел каменные стены покрытые копотью, и шершавой окалиной. Какие-то непонятные следы и символы.

Я чуть не соскользнул с ленты, и торопливо забрался внутрь. Некоторое время сидел на корточках, прислушиваясь к темноте. Потом достал из клапана перевязи ночные очки с эластичным фиксатором и натянул их на голову. Особая система линз сделанных из высушенных роговиц весербских тигров, позволяла видеть на двенадцать шагов впереди себя.

Потом я долго принюхивался и ощупывал пальцами песок. Между прочим, это вовсе не был речной или там пляжный песок. Или пыль. Это был пепел. Точнее даже зола. Гниением, дымом, пищей и отходами жизнедеятельности не пахло. Явственно чувствовалось жжение в районе копчика – верный признак того, что фон маггического излучения здесь зашкаливал. Я не хотел делать пессимистичные прогнозы, но даже по самым губошлепистым прикидкам, здесь витало около двухсот-трехсот микроМан. Хвост одноухого слепня, который я купил в маггической лавке, извивался. Верный признак того, что загрязнения, царившего здесь, хватит на то, что бы превратить нас Ремом в неведомую гадость. Я достал из кошеля антирадиационную микстуру и выпил ее, скривившись как посоленный червяк.

– Рем, – позвал я чуть слышно.

Лента дернулась, и начала уползать в темноту. Сухолюд, похоже, зачем-то принялся ее сматывать.

– Да брось ты ее, – шепнул я. – И топай сюда.

Рем не отозвался. Лента медленно уползала в темноту.

Во мне что-то екнуло, словно Маленький Трусливый Престон щелкнул меня хлыстиком по сердцу. В этот момент, нечто схватило меня сзади за шею и зажало рот маленькой крепкой ладошкой.

– Только не ори, – предупредил Рем. – Это я, твоя мамочка. Хорошо, что ты сам забрался, не хотелось возиться с веревкой. В общем, я тут пошарил немного и уже нашел кое-что интересное. Там откуда я пришел – тупик. Доспехи какие-то, стойки, оружие – все подцепило маггическое излучение. Некоторые мечи аж светятся. Но что интересней всего…

Перед моими глазами вдруг появилась роскошная боевая корона, с назатыльником и полумаской, инструктированными белыми рубинами.

– Корона Вига, – прохрипел я, отодрав от своего рта ладошку.

– Я нашел ее у самого люка, – похвастался Рем. Он тоже натянул очки. – Похоже ваш царек обронил ее.

Интересно, что его заставило, подумал я. Если монарх бросает корону, значит, выбор у него поставлен между жизнью и смертью.

– Удирал так, что даже не вернулся за ней, когда она свалилась у него с башки, – словно в такт моим мыслям, проговорил сухолюд. – Что ж, Престон, вот мы и обогатились. Теперь осталось найти еще кое-что для меня и выход.

– Я же говорил тебе… – начал было я, но тут Маленький Трусливый Престон с размаху шлепнул себя по щеке и простонал: «вот кретин». «Нас сожрут из-за него!».

Меня словно кипятком обдало. Я посмотрел в темноту перед собой. Ленты уже не было. Она полностью куда-то… втянулась. На границе слепой зоны очков мне померещилась невообразимая харя, словно разбухший мешок с гнилыми листьями и черноземом, который смотрел на меня зелеными бельмами. Смотрел, кажется, с неподдельным интересом, медленно заглатывая «ленту» – свой собственный язык.

– Говоришь, там есть оружие? – переспросил я быстро.

– Да… – икнул Рем, и тут же я схватил его подмышку и опрометью ринулся назад.

Мы быстро достигли этих стоек. Рем вырвался у меня из рук, и поправил корону у себя на голове.

– Выбери себе какую-нибудь железку, – сказал я. – Быстрее.

– Ладно, – быстро согласился Рем. Он видел, что я не шучу.

– Где факел?

– Под рукой.

– Зажги.

Рем почиркал огнивом, и тупик озарился ровным рыжеватым светом.

– Ты что-то увидел? – спросил он.

– Не могу сказать определенно, – буркнул я. – Ты принял микстуру?

– Да, – коротко ответил Рем.

Я осматривал аккуратно расставленные вдоль стен стойки. Оружия и доспехов тут было великое множество. Некоторые из них не просто светились, но даже издавали слабое мелодичное пение. Но это были, пожалуй, несколько самых удачных экземпляров.

Обычно облучение маггией приводит к изменению фактуры и свойств материалов, и характер изменений, их интенсивность, прямо пропорциональны длительности излучения… э-э-э, короче, чем дольше шляпа сидит на голове волшебника, тем больше она напоминает его самого. Буквально. Или же излучающий кристалл, упрятанный в шкатулку, через некоторое время превращает эту самую шкатулку в зубастую фурию, которая норовит оттяпать тебе пальцы. Если ты не хозяин камушка, конечно.

Вся оружейная палата слишком долго подвергалась этому самому излучению.

В итоге большинство мечей превратилось в нечто совсем уж отдаленно напоминающее боевые инструменты. Все больше пузырявые продолговатые грозди, или мшистые куколки. Они поросли черным жестким волосом, скребли, сучили недоразвитыми лапками и мерзко верещали.

Казалось не только мы, но и доспехи рассмотрели нас. Они возбужденно завибрировали, забрала на шлемах щелкали, как акульи пасти. Я вдруг обратил внимание на пол и скривился от омерзения: мне показалось, что в пепле ворочаются длинные тонкие черви. Присмотревшись, я с ужасом убедился, что это ползают рассыпанные по полу стрелы.

– Змеевщина! – шикнул я.

– Тут ничего такого раньше не происходило, – сказал Рем изумленно.

– Плевать! – бросил я. – Бери какую-нибудь дуру поувесистей и не забудь надеть шлем… Ах да, у тебя уже есть.

Я придирчиво осмотрелся, приметил неплохой ятаган, и схватил его за рукоять.

– Нет, этот не бе-ри, – сказал вдруг кто-то странным ломающимся голосом. – У него баланс отврат-ный.

Я посмотрел на Рема. Тот, раззявив рот, глядел на старые высушенные кости, которые лежали в самом углу. Этот человек умер сидя, опираясь спиной на стену. Потом истлел и его грудная клетка, вместе с черепом, обвалились под собственной тяжестью. Ребра лежали на берцовых костях, а череп откатился чуть дальше. Из его глазницы, треща оперением, выглядывала хищная стрела.

– Вы не ту-да… Клянусь змеем, как же трудно… Не ту-да смотрите, – с трудом проговорил все тот же голос. – Кия! Больше смелости! Не жди, сближайся и бей!

Пошарив глазами, я понял, откуда он идет.

Сложно было себе представить чаянья тех, кто притащил его сюда вместе с оружием. Неужели они всерьез надеялись получить говорящее тренировочное чучело? Отличное чучело из крепкой выбеленной кожи, укрепленное металлическими пластинами и набитое, наверное, опилками вперемешку с гравием. Почти точно симулирующее человеческое тело. Годное для отработки ударов деревянными мечами. Оно стояло на железной подставке, прикованное за руки к штырям. Голова чучела не висела безвольно, а гордо держалась.

– Приве… – чучело захрипело, осеклось, и тут же продолжило уже вполне ровным хрипло-зловещим голосом. – Приветствую вас мародеры, расхитители гробниц. Убийцы тайн. Храбрые воители! – взревело вдруг оно монструозным рокотом, от которого мы с Ремом потеснились к стене. – Я растерзаю вас, раскрою ваши грудные клетки, как устрицу! Или нет? – произнесло оно мрачно. – Нет, не стоит. Конечно, нет. Кия! Все кончено, учитель, Редьярд сломал ногу, ему не выстоять! Кия! Здесь только мои друзья. Орудия смерти и пыток. Которыми меня истязали, пока я не попал в эти застенки! У меня два имени. Первое – это Потрошитель Воинов и Всех тех, Кто Считает Себя В Праве Мучить Беззащитные Манекены! О да! Ненавижу воинов и модельеров. А второе… Олечуч. Олечуч – это чучело наоборот. Наоборот. Я, конечно, мог бы выбрать себе и человеческое имя, но представьте только, что будет, если я встречу воина, который окажется моим тезкой. О, я этого не переживу! Не хочу иметь ничего общего с этими тварями подколодными. Слу-у-ушайте, – протянул вдруг Олечуч с огромным подозрением, – а вы случаем не войны?

Я сверился с инстинктом самосохранения. Инстинкт перестал надрывно визжать и просипел, отчаянно жестикулируя: «Кто угодно только не воин. И не модельер!» Я благодарно ему кивнул и ответил:

– Нет, Олечуч, мы не воины. Во всяком случае, никогда профессионально этим не занимались.

– И не мучили моих братьев и… кхм… сестер? – наседало чучело.

– Я – нет, – открестился я. – А ты Рем?

Рем поднял на меня безумные глаза. В них отчетливо читалось желание напиться в хлам. Потом мой отважный сухолюд взял себя в руки, и ответил небрежно и снисходительно:

– У меня под рукой всегда были настоящие цели. Зачем бы я стал изгаляться над куклами? По-моему это для совращенцев.

– Великолепно! – вскричал Олечуч мрачно. – Какие достойные слова! Обидеть безмолвный манекен может каждый… И эти твари этим пользуются! Но постойте, для чего же вы тогда хотели вооружиться?

– Да, Престон, поведай нам, – мстительно мяукнул Рем.

– Там, дальше, в коридоре, сидит какое-то идолище с языком длиннее, чем список твоих баб! – пояснил я. – Я просто хотел внушить ему, что о человечину можно обломать зубы!

– А, так это же Проглот, – воскликнул Олечуч. – Он живет здесь столько же, сколько и я. Живет, живет, вы всегда… нет. Уха-о! Нет, я знаю лучше. Кто это? Так скажи ему, чтобы завязал. Удар Огненного Мизинца должен проникать прямо в пупок! Следит за мной! Кия! Проклятье-е! Кия! Меня мучат воспоминания… Проглот, да. Зубов у него нет. Всю свою добычу он глотает целиком. Обхватывает языком, а потом проталкивает себе в глотку. Не знаю, кем он был раньше, превращение происходило стихийно.

И Олечуч, тяжело замолкая, хрипя и неразборчиво вскрикивая, поведал нам историю мешка с листьями.

Говоря короче, раньше здесь хранилось огромное количество сокровищ. Это оружие и доспехи – жалкие остатки былых залежей роскоши. Дорогие ковры, кувшины, золото, камни и прочая дребедень – все это было здесь. И, где-то далеко от Олечуча с оружейными стойками, расположился небольшой зверинец. Никто не знал, что с ним будет происходить. Там были звери, которые долго могли обходиться без пищи и воды. Когда Олечуч осознал себя как личность, и смог понять все то, что увидел с того момента как ему поставили последний стежок на брюхе, все здесь уже стояло на ушах. Невообразимые твари боролись за свое существование. Они жрали друг друга и пытались размножиться, но – тщетно. И только Проглот ничем таким не занимался. Он спокойно сидел в темноте и глотал павших. Иногда заглатывал кого-нибудь своими силами. Очевидно, он выжил потому, что не привлекал к себе внимания. Ну и потому, что мог жрать все что угодно. В то время как остальные твари чахли от голода и жажды, Проглот поправлялся коврами, золотом, кувшинами, инструментами, и прочими сундуками. Так он стал сильнейшим монстром, и в скором времени остался один. И размеренно продолжал поглощать.

– Он помог мне забраться наверх, – сказал я, покрываясь холодной испариной. – Я залез по его языку.

– И он вас не проглотил? – изумился Олечуч. – Странно. Хотя, он ведь тоже не дурак, должен понимать, что вы наша единственная надежда.

– Надежда на что? – спросил Рем.

– Видите ли… – начал Олечуч напряженным голосом. – Ужасное зло пробудилось здесь. Судьба избрала вас, чтобы вы сразили его. И спасли ве-е-есь мир.

Очевидно на наших с Ремом лицах произошли какие-то глобальные мимические бури, потому что Олечуч расхохотался жутким совиным уханьем и сказал:

– Это ничего, я просто шучу. Кхм. Да, пошутил. Видели бы вы свои рыла, мародеры. Нет, в действительности мы просто хотим отсюда выбраться! Да, и уже довольно давно. Представьте себе, что вы первое в мире тренировочное чучело, которое может отомстить за своих убитых и искалеченных братьев и… кхм… сестер. И в то же время вы наглухо замурованы черти-где. А? А? Чувствуете иронию? Это вам не подавиться персиковой косточкой на собственном столетнем юбилее! Это жестокая пытка!

Мы с Ремом переглянулись.

– Так чего ты хочешь? – осторожно спросил я.

– Чего я хочу? – переспросил Олечуч. – Чего? Я? Хочу? Я хочу потрошить каждого, кто истязает чучела. Вспарывать их свиные животы, разматывать кишки, насыпать в образовавшуюся полость песок и опил, а потом дубасить палкой. Но это лишь основная линия моего плана. В действительности он комплексный. Кия! Горло-диафрагма-колено! Я все продумал. Нет, мне так не кажется. Двадцать четыре. Расслабляете предплечье и бьете в солнечное сплетение, вот так! Бью! Когда я гулял там с ней, мне казалось, что это на всю жизнь. Кия! Но сначала нужно освободиться.

Я даже моргнуть не успел. Слабо звякнул каленый металл, брызнули разорванные звенья, и Олечуч предстал перед нами освободившимся. Он, кряхтя, разминал конечности, и одновременно искал что-то на стойках.

– Ничего не вижу, – прошептал он вскрикивая. – Эй, помогите-ка. Мне нужны глаза.

Мы с Ремом подумали об одном и том же, потому что я заметил, как он вслед за мной тянется к кинжалу.

– Надо их нарисовать, – продолжил Олечуч.

Мы облегченно перевели дух. Я достал из внутреннего клапана жилета писчий уголек, которым по страничке в неделю писал свой лирический роман о любви между благородным преступником и прекрасной стражницей. Хороший роман. И там будут погони и стрельба. И пара строк, которые заставят вас разрыдаться. Да-да… Ф-у-ух, послушайте, я все равно не стал бы его публиковать, так что никто бы не пострадал. Ни один змеев критик. Довольны?

– Только нарисуй так, чтобы они были, как бы злобно прищурены, – потребовал Олечуч. – Очень злобно. Чтобы они просто источали ненависть. Ха-ха! Я могу видеть и без них, без них, да, без них, кхм, но это несколько иное… Нет, совсем не то. Не подходит. Это временная мера. Такие глаза сотрутся. Как только убью своего первого воина, заберу его глаза. Убью.

Я с тщанием выполнил его просьбу.

– Хорошо, – похвалил Олечуч, нервно ощупывая голову. – Гм, вы, правда, не похожи на воинов. Ху! Ха! Что? Их двое. Нет. Один смазливый педант, которого не отличишь от его мамаши, – Рем хихикнул, – а второй – утлый коротышка, которого даже курица перешагнуть может.

– Эй, ну зря ты так, – сказал я вежливо. – Мы ведь…

– Послушай Кестон.

– Престон, если угодно, – поправил я.

– Я очень нервное чучело, – продолжил Олечуч. – Да. И посмотрел бы я на вас, на моем месте. На моем месте, которое даже проклятьем назовешь – преуменьшишь! Не знаю, что бы было, если б я постоянно помнил об этом. Вот. Да, да. Тебя не били с самого рождения.

Он замолчал. Что-то подвязывал, подкручивал и подгонял в сочленениях доспехов. У него было по три толстых пальца на каждой руке, которые сгибались и двигались так затейливо, что какой-нибудь базарный карманник мог бы горько посетовать на то, что матушка не родила его чучелом

– Мне тяжело говорить так много с непривычки, – пробормотал он. – Говорить. Кто говорит? Они говорят. Как много голосов. Все говоря-а-А-А-А-а… Поэтому остановимся на главном: что вам здесь нужно? Ым?

– Что ж… – я вспомнил душераздирающую повесть о Проглоте. – Думаю, уже ничего.

– Змей подери! – воскликнул Рем. – Ну, надо же. Ты можешь в это поверить Прес?! Мы столько пережили, чтобы сюда проникнуть, и какое-то чучело говорит нам, что все сокровища уже украд… Они сожраны! Сожранные сокровища! Вот так шутка, клянусь Первым!

Дело, конечно, было не в сокровищах. Я устал. Я измучил самого себя лучше любого палача. Все то время, пока я был в бегах, я сох как просоленная рыба. Я преследовал только одну цель: доказать себе, что могу сделать то, для чего у других не сыщется отваги и удачи. Это официальная версия для самого себя. Официальная версия для всего остального мира – сонмища богатств. И где-то на самой окраине разума, уже на границе с клубящейся тьмой подсознания, обитала дикая мечта найти здесь что-то такое, что позволит мне…

Сделать так, чтобы той статуэтки никогда не было.

– Теперь вы должно быть озабочены тем, как выбраться отсюда. Так? – мрачно прохрипел Олечуч.

– Хочешь нам помочь? – спросил Рем.

– Помочь? – Олечуч глухо хохотнул. Он уже почти закончил экипироваться, и вид теперь являл весьма пугающий. Доспех болтался на нем как железная гирлянда. Теперь Олечуч не только постоянно взизгивал «кия!», бормотал и хрипел, он еще и гремел как рота латников.

В довершение он натянул на голову шлем, закрыл лицо сплошным щитком с глазницами, и теперь опознать в нем маниакально-одержимое местью чучело было делом не простым. Лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что в глазницах мелькают черные линии на белом фоне. Апофеозом был эпический полуторный меч, похожий на рельс по которым ездят вагонетки в шахтах. Лезвие его, после долгих мутаций, приобрело вид безобразной пилы, покрытой чешуйчатыми роговыми наростами. Мне он выбрал неплохой, круто согнутый лук (о тетиву не порежешься?), похожий на драконий рог и колчан копошащихся стрел. Также он нахлобучил мне на голову шлем с венцом в виде орла. Шлем довольно долго курлыкал, топтался по моей макушке, умащиваясь.

– Нет, я не буду вам помогать. Вы поможете мне. Разумеется, не просто так. У-кха! Не просто так. Горы золота в моем подземелье. Кости. Кости, кости, кости. А ты помнишь его? Этот гнусный голосок. Хохолки в ушах. Никогда не видел столько волос в ушах… Кья! У меня есть понятье чести. Если мы выберемся отсюда, я верну долг. Договорились? Да? Нет? Кья! Надо узнать. Они согласятся, вот увидите.

Рем осклабился и посмотрел на меня. А что тут можно ответить? Это чучело было на голову выше меня, на нем теперь были непробиваемые латы, оно легко удерживало в руках почти полцентнера закаленной маггией стали, и оно явно больше не собиралось тут оставаться.

– Ты знаешь, кто у нас главный? – спросил я.

– Ты?

– Да. Когда меня нет, или я невменяем, главный – Рем.

– А когда меня нет, или я не вменяем, слушайся мою задницу, – подхватил Рем.

– Твою задницу, – уточнил Олечуч. – Ты уверен, что она не будет злоупотреблять своей властью?

– Я ей полностью доверяю, – заверил его менадинец.

Предполагалось, что, раз в этом конце сокровищницы входа в основные помещения не было, нам предстояло найти его где-то дальше, в пустынных владениях Проглота. Олечуч осведомился каким образом мы попали внутрь. Я рассказал. Олечуч, помолчав, предположил, что обратно таким образом выбраться уже не удастся, потому что никакой винтовой лестницы там больше нет. Я удивился его пророчеству, но страшно сказать куда полезли мои глаза, когда я увидел, что почти на уровне с нашим люком, мрачно и недвижно стоит пучина той самой пены, которая ползала по перилам. Она полностью затопила путь нашего отступления.

Рем бросил в люк камушек. Не успел тот коснуться поверхности пены, как тоненькие черные щупальца оплели его и утащили вглубь.

Рем был откровенен:

– Я лучше заживу здесь с Проглотом, чем полезу туда.

– Я знаю, кто может помочь, – сказал Олечуч.

Я сделал рукой приглашающий жест.

– Здесь есть странная сущность. Страшная. Что-то вроде огромного колючего шара. М-м-м… Да, только тише. Это очень сильная сущность, единственная, которую я мог видеть сквозь стены.

Вохрас, – звякнуло у меня в голове.

– Ты видел его? – переспросил я.

– Да… Уок! Удар с разворота, должен быть четким. Точно в челюсть. Оружие востока. Кия! Мы можем попытать счастья с ним. Быть может, удастся одолеть его. Заставить вернуть все, как было.

Олечуч был, несомненно, полезным приобретением. Он многого натерпелся от всяких мастеров в кимоно, и теперь, приобретя в результате мутаций сознание и физическую мощь, мог послужить неплохой стенкой между нами и некоторыми неприятными обстоятельствами. И первым таким обстоятельством в нашей новой истории был Проглот.

Проглот медленно, шаркая и подволакивая задние лапы, выполз на свет и уставился на нас зеленоватыми бельмами. Более всего он походил на разбухший от влаги мешок с тряпьем. Ушей у него не было, а то, что я поначалу принял за бельмастые глаза, было не чем иным, как двумя драгоценными камнями, которые вылезли у него на морде как фурункулы. И вообще весь он был покрыт своеобразной сыпью из бусинок, камушков, монеток, торчали как иглы статуэтки, а сквозь шкуру на правом боку можно было явственно различить картину с неким бородачом. Пасть у Проглота была великим органом, сродни гигантским мускулам древних монстробойцев, или крыльями птицы Рух. Мне показалось, что половину этого бледного животного, размерами напоминающего крупного тюленя, составляла именно пасть.

Проглот неторопливо облизнулся.

– Вы что, шутите? – воскликнул Рем. – Да мои носки опасней его раз в двадцать!

– Для нас, да, – прошелестел Олечуч. – Он не собирается нападать. Мы ему нужны, для поиска новых угодий. Пойдемте, нужно найти выход. Укх-ма!

Мы прошли мимо застывшего монстра, он лишь проводил нас поворотом морды. А потом вдруг приподнялся на лапах и побежал за нами, вихляя всем телом как игуана.

Достигнув противоположного конца сокровищницы, мы сразу увидели грубый, но надежный рычаг на стене. Олечуч с натугой опустил его вниз и… ничего не произошло. Стена осталась стеной. Она не съехала, как учтивый Путевой камень внизу. Даже не дрогнула. Ровным слоем лежала не потревоженная пыль, клоками тянулась нечистая паутина.

– Может механизм поломался? – прикинул Рем.

– Было бы некстати… – досадливо промолвил я.

Между нами, возбужденно фыркая, булькая и клокоча, промчался Проглот. Он мчался прямо на стену. Не затормозил. И… Ударом головы развернул этот блок стены по вертикальной оси, проскользнув в образовавшуюся щель.

– За ним, – сказал я.

Глава 6

О полезных свойствах круга

Жук не двигался.

Четвертый смотрел на него, раздумывая. Его пепельные глаза уставились в одну точку.

Жук не двигался уже довольно долго, и это само по себе не было чем-то необычным. Но лишь тогда, когда жук сидел на карте. Когда он был там, это всего лишь означало, что Серый где-то затаился. Быть может, устраивает содомию в каком-нибудь борделе или промывает желудок в трактире. Там где сидел жук – сидел и Серый.

Четвертый шевельнулся. Взгляд его расфокусировался. Двумя пальцами он перехватил жука поперек брюшка, снял со своего рукава, и поставил на карту Авторитета, расстеленную на столе. Жук постриг усами. Потом нехотя пополз куда-то в сторону Долины Аблаков… Остановился. Четвертый затаил дыхание. Но жук приподнял щитки на спине, порхнули прозрачные крылышки, и он, сердито гудя, приземлился Четвертому на макушку.

– Та-а-ак, – протянул магг.

Он щелчком сбил жука с головы. Тот угодил в блюдо с корешками, и принялся там пировать, грызть незаслуженное угощение.

Хотя, почему незаслуженное? – спросил Четвертый у самого себя. Ведь честное и трудолюбивое насекомое предоставило неопровержимое свидетельство. Поведение жука было бесспорным доказательство того, что Серый сейчас находиться в месте, которое экранирует сигналы клейма.

– Все-таки, п-пролез негодяй, – констатировал магг с легким удивлением в голосе. – Н-неужели еще и вылезешь?

Нет, не зря он пометил этого сухолюда личной печатью между лопаток. Тот сразу показался ему заряженным. То есть, источником странной силы, которую некоторые называли нигиломантией. Это был редкий вид пассивной магии, которая могла изменять реальность вокруг носителя. У этого коротышки Тан-Тарена, она проявлялась не слишком явно, но была стабильной. Четвертый провел над сухолюдом множество опытов: оставлял в опасности, травил ядами, сбрасывал с высоты. И каждый раз, если что-то, любая мелочь, могло помочь Тан-Тарену, так и происходило. Четвертый старался не переусердствовать, так как у нигиломантии были свои границы. Это была скорее развитая удача, чем настоящая сила.

И вот теперь это мистическое везение помогло сухолюду забраться в единственное место ядом с Гиганой, где его нельзя было отследить. Зря его отпустил, – подумал Четвертый. С другой стороны, изменения в его силе нужно было изучать именно в «дикой природе». Чтобы потом выловить снова и проверить, как сильно сухолюд эволюционировал. Да и кто мог подумать, что Миркон преклониться перед этим разгильдяем.

Четвертый оставил жука в покое, подошел к стеклянной тумбе на которой лежал человеческий череп. Постучал по его макушке. Некоторое время ждал ответа, потом постучал снова, чуть громче.

– Да, – откликнулся череп далеким голосом. – Я слушаю.

– Эт-то я, Четвертый, – представился магг. – П-помните наше п-пари?

Над низовьем занималась заря.

Именно занималась. Постепенно и пугающе неотвратимо.

Обычно день наступал мгновенно: ярко-зеленое свечение накрывало спящие деревни, словно кто-то говорил «оп-ля». И можно было сеять, пахать, выгонять моховых вшей на луга и ковать пуговицы. А потом так же внезапно, словно оскользнувшись на банановой кожуре, на город падала тьма, и только благодаря системе светящихся гнилушек и ручных светляков, можно было добраться до дому и принять заслуженный отдых.

Этот цикл был довольно аритмичным. Иногда день тянулся так долго, что несчастные низовцы валились с ног от усталости. Это было особенно актуально в том случае, если после такого «светобесия» ночь длилась буквально несколько часов, а то и минут! После чего вновь вспыхивало Зеленое Светило, застывшее высоко на Великой Преграде. В такое утро даже самая гонористая и выносливая певчая мушка, молча отсиживалась в мушатнике. Каждая мушка знала, какое она имеет отношение к супу и мясному пирогу.

Однако «слепые» ночи были куда опаснее, хотя и случались реже. В такие ночи на селение совершались кровавые и разрушительные рейды, устраиваемые дикими племенами светлопасечников, которые жили крохотными общинами при постоянном свечении вокруг светлячьих маток. Обычно они не изменяли своему священному жизненному кредо: пить спиртосодержащие выделения маток и поддерживать демографический баланс постоянными междоусобицами и оргиями. Ничего, кроме своего мерзкого эля из светлячьих соплей и себе подобных они производить не умели. Именно поэтому, время от времени, общины и племена сбивались в огромную всесокрушающую орду, которая нападала на трудолюбивые и мирные хутора низовцев.

Надо ли говорить, что нынешняя ночь выдалась самой длинной за всю письменную историю. Сессионные пророки глухо стонали, скитаясь по темным улицам. «Это конец света!» – вопили они. «Мы слишком пресытились светом нашего милостивого светоча!» – заявляли они. «Мы осмеливались хулить его за то что, бренные леностью, не могли порою забыться в бесполезном сне!» – объясняли они.

И вот оно!

Что?

Огромная рыжая комета приближается к столице низовцев, великому Мыздесьпоявились.

«О, да, это вам не шайка полупьяных варваров!» – глумливо насмехались пророки. «Пришел ваш конец!»

«И ваш тоже!» – орали перепуганные до смерти Мыздесьпоявильсцы.

«Нет, мы пророки, голос Его, и Армаггеддон не тронет нас!» – хитро подмигивали пророки.

Гражданские сразу смекнули что к чему, и потянулись к балахонам, хламидам и кривым посохам. Военные мобилизовались и покидали город, полные решимости остановить опасность. В конце концов в Мыздесьпоявились остались только пророки и стадо блеющих моховых вшей, которые, бодаясь, носились по улицам.

В общем-то это уже походило на конец света.

Но это было только начало.

Затем появились ОНИ! Предсказанные еще на заре времен Колоссы Апокалипсиса.

«Я взглянул, и вот, Колосс Белый, имеющий лук; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

И вышел другой Колосс, Желтый; и дано ему взять мир с Низовья, и чтоб убивали друг друга за крохи сладчайшей манны, им посеянной с огромного Пирога.

И когда Он съел Пирог, я слышал третье чудовище, грохочущее: И-ДЬИ И СМА-Т-Ы ПО СТО-О-НА. Я взглянул, и вот, Колосс Вороной. И дан ему большой меч.

И слышал я голос посреди трех чудовищ, говорящий: ко-си пэ-во-го, э-от гор-аст-ый ме-шок сжи-ает цел-ые цы-вы-лы-за-цы.

И я взглянул, и вот, Колосс Бледный, не такой как иные, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять запахом и голодом, и лапой и языком».

Тут уж ни у кого не осталось сомнений, и все девственные Мыздесьпоявильсцы зело раскаялись, а те, кто некогда хулил Зеленое Светило, покончили с собой.

Отчаянье и ужас полоснули когтями по всему погибающему миру низовья. И, как это случается с некоторыми религиями, все произошло вовсе не потому, что кое-кто клал на поднос для подаяний пуговицы вместо монет или выговаривал Зеленому Светилу.

– Смотри, они обстреливают мой сапог из пушек! Вот маленькие засранцы!