Текст книги "Рубин из короны Витовта"

– Ну, так ты расскажешь мне?.. Как там было… в Польше?

– Всё как показывают в «Вохеншау», – отмахнулся Вернер. – Лучше ты расскажи, как у тебя?

– У меня? – переспросил Гашке и, внезапно вспомнив про документ, спрятанный в папке, повеселел и, чтобы в свою очередь хоть чем-то поразить Вернера, принялся рассказывать: – Знаешь, мне удалось отыскать кое-что интересное из времён Сигизмунда. Тогда по приказу императора велось некое расследование, но я не мог понять, что к чему… И вот представь себе, именно сегодня я сообразил, в чём дело…

– Ну и в чём же? – Вернер старательно изобразил интерес.

– А вот в чём!

Гашке поспешно раскрыл папку и выложил перед товарищем пожелтевший лист. Вернер скептически посмотрел на старинные печати, пробежал глазами пару строк и усмехнулся:

– Ты смотри, тут какой-то Минхель упомянут. Может, мой предок, а?

– Может. Только главное здесь «Королевский камень»! – теперь Гашке говорил увлечённо и больше не походил на книжного червя. – Оказывается, загадочный рубин, как я сегодня убедился, действительно был тут и даже больше, он и сейчас где-то здесь!

– А в чём же его необычность? – по-настоящему заинтересовался Вернер.

– О, это большая загадка!.. – Гашке поднял вверх палец. – По легенде, рубин может принадлежать только истинному властителю и, больше того, этот камень помогает ему стать ещё могущественней.

– Это что?.. Что-то вроде Ковчега, чаши Грааля или копья Судьбы?

– Может быть! – решительно подтвердил Гашке.

– Тогда дело другое… – начал было Вернер, но тут к ним подошёл официант с подносом и внимание друзей целиком поглотил щедро накрытый стол…

Глава вторая. Княжий бунт

Узкая дорога, тянувшаяся к воротам замка, змеёй обвивала Кременецкую гору, на самом верху которой высилась крепость. Обрывистые склоны, где не было ни одного дома, местами густо поросли кустарником, а крытые соломой хаты предместья, откуда, собственно, и начинался подъём, теснились в долине вдоль небольшой речки.

Возле корчмы на раздорожье скучились селянские возы, под завязку нагруженные съестным припасом, и вокруг них, словно чего-то дожидаясь, толпились кмети. За ними, вдоль шляха, прячась под стены хат, стояли вооруженные до зубов воины, а в недалёком распадке под деревьями собралась войсковая рада.

Отряд, затаившийся в предместье, подчинялся сразу двум русским князьям, Данилу Острожскому и Александру Нису, и именно они, стоя сейчас под деревьями, советовались, имея целью освободить князя Свидригайла, который томился в узилище Кременецкого замка. Только что по их приказу от вереницы возов, скопившихся у корчмы, прибежал старший и сразу обратился к князю Острожскому:

– Зачем звал, княже?

– Сказать, как начнёт смеркаться, мы выступаем… – Князь Данило помолчал и только потом спросил: – Ты давно в замке был?

– Три дня тому, княже, – и, догадавшись, что именно беспокоит Острожского, добавил: – Князя Свидригайла держат в подвале под малой башней. Она от ворот самая дальняя.

– А то, что вы под горой ждёте, залогу[22]22
  Гарнизон.


[Закрыть] замка не насторожит? – вмешался в разговор князь Александр. – И вот ещё, как думаешь, наших людей, которых ты в прошлый раз провёл в замок, не заподозрят?

– Нет, княже. – Человек повернулся к Нису и пояснил: – Мы всегда, прежде чем на гору подниматься, коням отдых даём. И про наших не бойся, всё будет гаразд[23]23
  В порядке.


[Закрыть], как мы начнём, они помогут.

– Тогда всё как договорились, – решительно заключил князь Данило. – Первый отряд пусть идёт вместе с селянами, только чтоб шлемы и оружие на возах запрятали. Главное, внезапно захватить ворота. Ты ж князь Александр…

– Знаю, знаю, – перебил его Нис. – Мой отряд прячется за кустами на косогоре и подбирается к воротам, а там, как ворвёмся во двор, сразу всем к башне, а то кабы чего не случилось…

– Правильно, – кивнул князь Данило. – А я с остальными поднимусь прямиком и тоже к воротам. Думаю, и наши, что в замке, смогут помочь, они наверняка уже ждут нас.

– Тогда нечего тянуть. Перед заходом солнца начнём благословясь… – и князь Александр, а за ним и князь Данило, и старший от селян, все вместе широко по-православному перекрестились…

Дозорец на въездной башне сквозь надворотное оконце внимательно следил за тем, как вереница селянских возов одолевала последнюю часть подъёма. Тут, под самыми стенами, крутизна была такой, что кмети, сопровождавшие обоз, дружно подталкивали возы руками, тянули за собой коней и даже помогали крутить руками колёса.

Наконец первый воз остановился возле самых ворот, и старший кметь, посмотрев на солнце, которое вот-вот должно было сесть, задрал голову и окликнул дозорца:

– Агов!.. Открывай-но! Очередной обоз прибыл!

Дозорец, выглянув из оконца и прикинув, что кметей вроде как многовато, подозрительно спросил:

– Чего так поздно приехали?

– Да видишь какое дело… – Кметь принялся демонстративно чесать в затылке. – Посуху не управились… Дорогой дождь прихватил. Еле доползли.

– А почему народу столько? – опять засомневался дозорец.

– Д-ык сам смотри, сколько всякого припасу набралось. Вот я и взял людей, чтоб возы доверху тянуть.

– Ты скажи, пусть возвращаются, всё одно в замок всех не пущу.

– Да оно и надо, – сразу согласился старший кметь и попросил: – Только хай они тут подождут, я обещал их в корчму завести.

– Ну ладно, – нехотя согласился дозорец и крикнул стоявшему внизу стражнику: – Открывай!

Огромные засовы лязгнули, заскрипели петли, и окованные железом створки ворот поползли в стороны. Передний воз тронулся с места, но едва он вполз под свод башни, как стража приказала остановиться. Замковые воины принялись осматривать поклажу, и внезапно один из них заметив торчавшую из соломы рукоять сабли, громко вскрикнул. Одновременно в кустах на склоне что-то зашебаршило, и дозорец, которого, похоже, не оставили подозрения, вскинув сигнальный рог, сразу поднял тревогу.

Вот тогда старший обоза, сообразив, что больше медлить нельзя, заорал:

– Хлопцы, вперёд!!! – и выхватив из-под полы клеверец[24]24
  Боевой топорик с окончанием в виде острого клюва, которым пробивали железные доспехи.


[Закрыть] кинулся на ближайшего стражника.

От громкого вопля, оглушающе прозвучавшего под сводами, кони перепуганно рванули с места, и воз, разбрасывая стражу в стороны, вкатился на замковый двор. Кмети, сопровождавшие обоз, мгновенно схватились за оружие и с диким рёвом рванулись вперёд. В открытых настежь воротах закипела стычка, и ещё неизвестно, чем бы она кончилась, если бы сзади на стражу не напали ещё с десяток человек, которые и помешали закрыть ворота, прежде чем отряд князя Острожского одолел косогор.

В то же время уже успевший выскочить из кустов Нис влетел во двор и, не задерживаясь, помчался к башне так быстро, что княжеский плащ-корзно стал развеваться у него за спиной. Воины его отряда тоже, не встревая в воротную свалку, устремились вслед за своим князем, на бегу сбивая с ног старавшуюся задержать их замковую челядь.

Именно благодаря этому отчаянному рывку, они сумели преодолеть разрозненное сопротивление и, только достигнув подножия самой отдалённой башни, остановились возле входа, так углублённого в землю, что к дверям надо было спускаться по ступенькам. Сам князь Нос кинулся к этой двери и, прижимаясь лицом к щелям, громко позвал:

– Княже Свидригайло!.. Ты живой?

– Так… – долетел из глубины подземелья слабый ответ, и воины Ниса, не обращая внимания на продолжавшийся бой, который в наступающих сумерках уже целиком охватил замковый двор, принялись сбивать с узилища крепкий новгородский замок…

* * *

Витовт, великий князь Литовский, зло сцепил зубы и опустил к земле острие копья. Только что, когда уже был хорошо слышен гомон загоновых кметей, прямо на поляну, где стоял в засаде сам великий князь, с громким топотом выбежал могучий тур. Заметив охотников, бык резко остановился и, сразу прицеливаясь рогами, опустил голову, но когда Витовт, дав шпоры, уже послал коня вперёд, тур рванулся в сторону и, продравшись сквозь заросли, обошёл охотничью цепь. Опытные ловчие – княжий оберег на случай чего непредвиденного – жавшиеся позади Витовта, увидев неудачу, стояли молча, не решаясь даже сказать что-нибудь, и только княжий шут Гинне, который ни с того ни с сего тоже напросился на охоту, весело произнёс:

– Не журись[25]25
  Не огорчайся.


[Закрыть], княже, нагоним бобровников[26]26
  Охотники за бобрами.


[Закрыть], меха добудем…

Дерзские слова шута заставили князя обернуться. Он внимательно, по очереди, глянул на каждого, кто стоял сзади, и, не желая ничего говорить, только неопределённо хмыкнул. Потом, заворачивая коня, натянул повод и не спеша поехал уже хорошо натоптанной стежкой, которая вела к временному охотничьему лагерю. Ловчие, никак не ожидавшие этого, было замешкались, но, спохватившись, почти сразу тоже заторопились следом.

Шутовской намёк заставил великого князя призадуматься. Нет, конечно он уже не был тем лихим молодцом, который никогда бы не позволил себе такого конца охоты, однако сейчас дело было в ином. Напоминание шута про то, что каждая ловитва[27]27
  Охота.


[Закрыть] должна иметь свой зыск[28]28
  Хороший результат.


[Закрыть] повернули мысли Витовта в другую сторону. Если так получилось, что могучий тур избежал удара копьём, то наверняка этого пожелал дух леса, в чьё существование он, великий князь, где-то там, в глубине души, продолжал верить. И хотя теперь он вроде был ревностным католиком, пройти мимо такого намёка Витовт не мог.

Охотничий лагерь встретил князя гомоном обслуги, дымом костров и довлеющим над всем запахом свежины, которую уже начали поджаривать на огне. Витовт медленно слез с коня и вперевалочку пошёл к своему шатру, поставленному возле старого дуба. Откинув полсть[29]29
  Завеса на входе.


[Закрыть], князь зашёл в шатёр и удивлённо замер. В центре шатра сидел, ожидая его, Монивид, человек, входивший в ближайшее, наиболее доверенное окружение Витовта.

Увидев князя, Монивид поднялся и хотел что-то сообщить, но Витовт опередил его:

– Что?.. Что-то случилось?

– Так, княже, – Монивид наклонил голову. – Плохая весть, великий князь. Кременецкий замок захвачен.

– Кем? – не скрыл удивления Витовт.

– Князьями руськими Осторжским и Нисом. Они напали внезапно и освободили Свидригайла.

– И что дальше? – Витовт нахмурился.

– Дальше? – Монивид замялся, не зная, как сказать, но в конце концов ответил: – За ночь князь Свидригайло с ратными людьми местных бояр и конницей достиг Луческа и, захватив город, сел там…

– Так… – обдумывая известие, Витовт помолчал и только потом спросил: – А что достославный рыцарь Франкенберг?

– Каштелян[30]30
  Комендант.


[Закрыть] замка, рыцарь Конрад, загинул разом со сторожею.

Услыхав такое, Витовт бессильно опустился на ковёр и долго сидел молча. Ему, как никому другому, было понятно, что русские князья решились на такой поступок, чтобы показать ему, великому князю Литовскому, что они им недовольны. К тому же не следовало забывать: непокорные уделы граничат с Московией и есть немалая угроза того, что недовольство князей русских может привести их к весьма нежелательному объединению…

Молчание нарушил слуга, который зашёл в шатёр и со словами:

– Дозволь, княже, – поставил перед Витовтом блюдо с духовито прожаренной свежиной.

– Ну, давай… – Витовт подцепил ножом кусок горячего мяса и жестом предложил Монивиду присоединиться.

Какое-то время оба сосредоточенно ели, а потом Монивид спросил:

– То как оно будет, княже?

Хотя на самом деле Витовта распирала злость, он заставил себя сдержаться и внешне совершенно спокойно пожал плечами.

– Тут, друже, гадать нечего. Собираемся и с войском скоро идём до Луческа… Доводится снова тура укрощать…

– Не понял… – Монивид перестал жевать и внимательно присмотрелся к Витовту. – Это про кого речь?.. Про Свидригайла?

– Именно… – Витовт потыкал ножом мясо на блюде, выбирая кусок помягче, и пояснил: – Тут дело такое… В нашей Литве живут и литвины и руськи. Одни католики, другие православные, к тому же с одной стороны – могучая Польша с Ягайлом, а с другой – улусы татарские… И золотоордынский хан в придачу, вот и решай…

– Однако ж пока все неплохо, – возразил Монивид. – Во всяком случае, православных церквей в Вильно больше, чем католических. И митрополит Григорий Цемивлак в церкви Пречистой Девы в Вильно, между прочим, тоже есть… И, слава богу, гуситская ересь до нас не дошла…

– Неплохо, говоришь? – грустно усменулся Витовт и иронично посмотрел на собеседника. – Вот только так неплохо, что, с одной стороны, Кременецкий замок вместе с залогом дымом пошёл, а с другой – шляхта польская жмёт, чтоб всех нас на католиков перетворить… Нет, друже Монивид, сначала надо избавиться от зазихань[31]31
  Притязания.


[Закрыть] Свидригайла, а уже потом… И как знать, что ещё с чеською заварушкою будет…

Великий князь внезапно умолк. Ему почему-то вспомнился сегодняшний случай, когда могучий тур обхитрил ловчих. И именно это показалось Витовту неким предостережением. Тогда, будто отвечая своим потаённым мыслям, Витовт негромко, только для самого себя, сказал:

– Да, жаль, в этот раз тур вырвался… – и словно придя к какому-то выводу, князь потянулся к блюду…

* * *

Королю казалось, будто он всё время слышит Краковський хейнал[32]32
  Хейнал (венг. «утро») – сигнал точного времени, раздающийся каждый час с башни Мариацкого костёла в Кракове. Ранее (с XIV века) – сигнал о пожаре или о грозящем городу нападении врагов, который подавали караульщики с самой высокой башни костёла.


[Закрыть], который словно плывёт над Вавелем. На самом деле громкий сигнал опасности звучал с замковой башни только при появлении врага, и однажды татарская стрела даже сумела оборвать его. Однако сегодня у короля были все основания слышать хейнал, по крайней мере, для одного себя.

Рядом с Его Величеством Владиславом-Ягайло солнечные лучи, проникающие в пышный дворцовый зал сквозь широкие незарешёченные окна, вырисовывали на вощёном паркете теневой узор свинцовых хитросплетений, державших в рамах стеклянные чечевицы[33]33
  Тогда в окнах ещё не было ровного стекла, его просто не умели делать.


[Закрыть], отчего цветистый пол приобретал странный вид и, казалось, тоже предупреждал об опасности.

Избегая такого впечатления, король прикрывал веки и таким способом вроде бы исчезал из зала, однако наглый гомон высокого собрания вынуждал Владислава-Ягайло снова возвращаться к действительности. Члены королевской рады, собравшиеся в зале, были недовольны Его Величеством и сейчас прямо высказывали свои претензии королю.

Такое поведение панов-магнатов было обусловлено всем ходом предыдущих событий, и, хотя как это не допекало короля, он вынужден был всё выслушивать молча, так как совсем недавно в этом самом зале, те же люди, которые сейчас по очереди обращались к нему, имея достаточно власти, своим решением отдали польскую корону ему, Владиславу-Ягайло.

Скрип тяжёлого кресла заставил короля приподнять веки. Коронный гетман, сидевший напротив Владислава, рывком поднялся и, картинно положив ладонь на эфес сабли, заговорил:

– Хочу напомнить Его Величеству одно давнее дело, которое, однако, становится неотложным. Я имею в виду Кревскую унию с её пятью пунктами. По её первому пункту Его Величество должен был перейти в латинство сам и перевести своих братьев, бояр и весь народ…

В который раз услыхав это настойчивое напоминание, Владислав недовольно сморщился и, останавливая гетмана, поднял руку:

– Разве пан гетман забыл, что в Литве теперь нет ни одного язычника?

– Нет! – словно отбрасывая это обвинение, гетман резко вздёрнул голову и, дальше едва сдерживая собственную горячность, пояснил: – Меня беспокоит положение во владениях князей руських, которые так и не сменили веру, продолжая упорствовать… Как стало известно, Кременецкий замок сожжён. Ватажок князей руських Свидригайло было захватил Луческ, и князю Витовту пришлось посылать войско. И только благодаря решительности князя Литовского, Свидригайло вместе со своими сообщниками вынужден был оставить Волынь и бежать в Венгрию…

Это был прямой упрёк, и Владислав, снова не скрывая недовольства, напомнил высокому собранию:

– Стремление перебрать на себя земли князей руських и ведёт к этому…

И тут Конецпольский, который из-за собственной неприязни к коронному гетману всегда спорил с ним, не выдержал и, тоже встав, перебивая короля, выкрикнул:

– Мне кажется, ясновельможный пан гетман забыл, что после подписания новой, уже Городельской, унии великий князь Литовский Витовт начал сажать на земли князей руських своими наместниками уже только литовских бояр!

– То-то и оно! – Гетман повернулся к Конецпольскому и с едва прикрытой издёвкой закончил: – А ясновельможный пан не догадывается, к чему это может привести?

Намёк на более чем сложные отношения между братьями Ягайло и Витовтом был достаточно прозрачен, и король Владислав сразу вмешался, чтобы тут же, притушив давнюю свару, вернуть разговор в нужное русло:

– Что до руських княжеств, князь Витовт ведёт правильную политику и, – король Владислав вздохнул, – надеюсь, все договорённости Кревской унии всё-таки будут выполнены…

– А вот у нас есть сомнения! – князь Сапега, не вставая с места, негромко возразил королю и, помолчав, добавил: – Нам нужно приложить ещё много усилий, чтобы уния утвердилась навсегда.

Король Владислав тяжёлым взглядом обвёл высокое собрание. Он хорошо понимал стремление вельможных магнатов обогатиться за счёт русских княжеств, но в то же время отдавал себе отчёт, что тогда они станут ещё могущественнее, а это уже станет помехой его королевской власти. Однако чтобы не выдать собственных мыслей, ничего говорить не стал, и в зале на короткое время воцарилась относительная тишина.

Впрочем, вскоре она была прервана негромким заявлением Лянцкоронского, который рассудительно, по очереди глядя на членов королевской рады, высказался:

– Думаю, и Кревская, и Городельская унии утратят смысл, и побаиваюсь, такое может случиться в самое ближайшее время…

– А почему ясновельможный пан в этом так уверен? – не скрывая некоего пренебрежения, громко спросил гетман и, наконец-то сняв руку с эфеса сабли, уселся в кресло.

– А потому, – тихо и убедительно ответил Лянцкоронский, – что великий князь Литовский Витовт сам стремится стать независимым владетелем.

Такое утверждение не могло остаться без внимания, и король Владислав поспешил вмешаться:

– Прошу не забывать, что мой брат Витовт сидит на двух стульях, и князья руськи, которые, как я согласен, в определённой мере мешают уничтожению схизмы, также не стремятся оставаться только вассалами[34]34
  Вассальная зависимость – ограничение собственной власти князя.


[Закрыть]. И если тут вспомнили князя Свидригайла, то мне хорошо известно, что он только ждёт удобного момента. К тому же, я уверен, если произойдёт раскол Литвы, то он только усилит и унию, и наши позиции.

– То так, Ваше Величество, – согласился с королём Лянцкоронский, – но не надо забывать и про схизматиков, и ещё неизвестно, останутся ли князья руськи вассалами Витовта, или, вследствие бунта Свидригайла, захотят вообще стать независимыми и отделиться…

– Да, мы учитываем это, – кивнул головой Владислав. – Однако уверен, сам князь Свидригайло на это никогда не пойдёт. К тому же следует помнить, что князь Литовский Витовт и князь московский Василий – родственники и потому, надеюсь, такое положение продлится долго.

– Панове, позвольте высказаться и мне… – Сановный бискуп, одетый в шёлковую сутану, который до сих пор сидел молча, поднялся и, механически перебирая чётки, заговорил: – То, что тут было высказано, я верю, ведёт к усилению нашей державы и нашей веры. Однако хочу предостеречь панство от любой розни в ближайшее время. И соответственно, теперь мы должны действовать иным, более гибким способом.

– Чего это ради мы должны отказываться от своих действий? – громко возмутился коронный гетман.

– А того, – бискуп укоризненно посмотрел на него, – что у меня есть сведения о возможной подготовке нового крестового похода.

– На искоренение чеськой ереси? – задиристо кинул неугомонный Конецпольский.

– То было б неплохо, – согласился бискуп и неожиданно объявил: – Однако, похоже, турки снова собираются в поход на христиан, и потому я снова напоминаю: любой открытый розбрат, тем более в нашей объединённой державе, сейчас просто недопустим.

Слова бискупа заставили членов рады, обдумывая услышанное, замолчать, и только король Владислав старательно прятал довольную усмешку. Очередная попытка ясновельможного панства пока что не удалась, и рада, сама того не желая, значительно усилила его власть…

* * *

Странствующий монах Паоло Скаретти бежал из последних сил, но удрать от всадников не было никакой надежды. И всё равно, Паоло отчаянно метался между деревьями, поскольку его пока что, как ни удивительно, спасала тёмная ряса, которую было трудно заметить среди таких же тёмных стволов и кустарника в сумерках, спускавшихся на опушку.

Считанные минуты назад Паоло упрямо шёл битым шляхом, при каждом шаге выбрасывая далеко вперёд свой длинный посох, а злодеи, которых в связи с бесконечными войнами кругом было предостаточно, выскочили из засады внезапно.

До сих пор Паоло удавалось договориться с нападавшими на него разбойниками, но эти повели себя иначе. Бедного монаха сразу окружили с десяток всадников, и один из них, ухватив Паоло сверху за капюшон рясы, основательно тряхнул и рявкнул:

– Ну ты, крыса, багато грошей насбирал?

У Паоло и впрямь была немалая сумма, так как за время странствий он, как и все его собратья, торговал индульгенциями. Походило на то, что в этот раз придётся расстаться с деньгами, но монах был тёртый калач. Он прежде всего сложил руки, будто собираясь помолиться, забормотав при этом что-то маловразумительное.

Стараясь понять, что там несёт пойманный монах, разбойник разжал руку и наклонился ниже, прислушиваясь к малопонятному бормотанию. А это было именно то, чего и хотел Паоло. Неожиданно для всех, кто его окружал и был уверен, что монаху некуда деться, он нырнул под конское брюхо и изо всех сил метнулся к недалёкому лесу.

От такого нахальства разбойники на какой-то момент остолбенели, и это дало Паоло, мчавшемуся быстрей оленя, отбежать к опушке. Но дальше всё начало складываться паршиво. Обозлённые разбойники опомнились и галопом понеслись в погоню. Только тогда Паоло уразумел окончательно, что от конников в лесу не уйти и его вот-вот схватят.

С перепугу он метнулся к росшим чуть в стороне кустам и, не заметив в сумерках рытвины, с размаху треснулся об землю. От удара монах на мгновение потерял сознание, а когда пришёл в себя, с ужасом понял, что больше бежать не может. И тогда он принял единственно правильное решение: как можно глубже втиснуться в рытвину и накрыться рясой.

Вскорости угрожающий конский топот потихоньку утих. Паоло осторожно выглянул из-под капюшона и заметил, как на фоне тёмного неба чётко выделяются силуэты всадников, которые никуда не уехали, а собрались на шляху и, наверняка присматриваясь и прислушиваясь, решают, куда именно подевался беглец.

Завозившись в своём укрытии, Паоло почувствовал, как в бок ему упёрся твёрдый комок грунта. Монах вытянул его из-под себя, осторожно освободил руку и с широким замахом швырнул комок в кусты подальше от себя. Наверное, опасность придала Паоло сил, так как комок, пролетев локтей тридцать, с шорохом влетел в самую гущу кустарника.

Услыхав этот довольно громкий звук, всадники, конечно, решили, что монах прячется там, и все разом сорвались с места. Один из них проскочил настолько близко, что Паоло уловил запах его коня, однако сам всадник, стремясь вперёд, ни на что не обращал внимания, а тёмной рясы монаха, который ещё плотнее втиснулся в рытвину, на фоне такого же тёмного грунта просто не заметил.

Какое-то время было слышно, как всадники шарят в зарослях, и тогда, воспользовавшись моментом, Паоло вылез из своего укрытия, отползая подальше от опушки. Добравшись до шляха, он на четвереньках перелез через колеи, а там, отыскав ещё одну водомоину, спрятался в ней. Затаившись, Паоло чутко вслушивался в то, что происходило на опушке, откуда всё ещё доносились голоса разбойников.

Сидеть в водомоине пришлось долго. Вероятно, озлоблённые побегом уже пойманного монаха, разбойники, никак не желая упускать добычу, тщательно шарили по кустам, но в конце концов убрались назад в лес. Скорчившись в своей водомоине, Паоло долго не решался вылезти, но здравый смысл подсказывал: надо бежать, и монах, сначала шагом, пригибаясь, осторожно пробирался вдоль шляха а потом, убедившись, что разбойников больше не слыхать, припустился бегом.

До городских ворот бедолага Паоло, который от усталости едва волочил ноги, добрался только к полуночи. Он долго стучал посохом в закрытые створки, прежде чем заспанная стража, сидевшая во въездной башне, удосужилась удостовериться, что перед ними всего-навсего странствующий монах.

Наконец боковая калитка была открыта, и под сердитое ворчание стражников Паоло вошёл в город. На узеньких улочках было темно, однако Паоло хорошо ориентировался и, никого не расспрашивая, безошибочно вышел к центральной площади. Тут, прислушавшись к трещотке ночного сторожа, совершавшего очередной обход, он углядел купол церкви, выделявшийся на фоне светлого неба, и, пройдя несколько дальше, остановился у дома священника.

Отдышавшись, Паоло взял дверной молоток и чётко простучал сначала три раза, потом, после перерыва, – два и наконец ещё один раз. За дверью долго царила тишина, но потом послышался шорох и тихий голос спросил:

– Кто?..

– Divide et impera[35]35
  Разделяй и властвуй (латынь).


[Закрыть], – так же негромко отозвался Паоло.

Сразу послышался лязг засова, двери открылись, и странствующий монах вошёл в дом. Там, ничего не спрашивая, его провели в поварню и прежде всего налили кружку вина. Паоло с благодарностью выпил, но не успел он ещё и рот обтереть, как в поварню вошёл сам хозяин, так и не снявший с головы тёплый ночной колпак.

Ничего не говоря, Паоло открутил верхнюю закорючку посоха и осторожно вытряс оттуда туго свёрнутую трубочку пергамента, к которому была привешена крошечная свинцовая печатка. Паоло внимательно осмотрел необычное письмо со всех сторон и с поклоном передал хозяину, тихо, с особым ударением, сказав:

– От его святости…

Хозяин молча взял послание обеими руками и с благоговением поцеловал печатку…

* * *

Умостившись в удобном, обтянутом мехом кресле и следя из-под полуприспущенных век за языками пламени, бушевавшего в камине, Его Величество император Сигизмунд отдыхал. В покоях было тепло, а от сквозняков, гулявших по полу, императора защищал огромный меделян[36]36
  Стародавняя порода больших собак.


[Закрыть], лежавший в ногах хозяина.

Надо заметить, что возможность побыть наедине с собой и спокойно поразмышлять императору выпадала нечасто. Слишком много у него было всяких обязанностей, заставлявших его постоянно быть на людях и пышно одетым, в присутствии свиты, заниматься государственными делами. Однако и тут на отдыхе неспешный ход мыслей, как всегда, возвращался к наболевшему вопросу – Золотой булле…

Так, он, Сигизмунд Габсбург, – император, но власть его целиком зависит от капризов всего семерых курфюрстов. А слабая власть не даёт возможности сделать державу сильной. Примеров тому – сколько угодно. Взять хотя бы недавнее отделение Чехии вследствие гуситских войн. Нет, если уж укреплять власть, то поддержки надо искать не у всевластных князей-курфюрстов… Однако следует действовать осторожно, о чём напоминает судьба родного брата, императора Вацлава. Только тот начал искать опоры внутри страны и поддержал города, как сразу паны-феодалы воспользовались Золотой буллой и скинули императора, передав корону ему, Сигизмунду. Если на самом деле укреплять власть, то надо искать внешней поддержки. Вот только на кого опереться?..

От одной мысли об этом император поджал губы. Папа римский отпадал сразу. Достаточно вспомнить, что во время правления брата было сразу аж три папы, и хотя сейчас остался один, не стоит забывать про желание церковного иерарха властвовать самому…

Конечно, есть рыцарские ордена, однако, если иметь с ними дело, придётся кое от чего отказаться, а ввиду того, что после Грюнвальда Великий магистр превратился чуть ли не в вассала короля Ягайла, это выглядит пустой затеей. Можно обратиться к окрепшему польскому королю, но… И тут Сигизмунду в который раз вспомнился Витовт, великий князь Литовский… Сейчас он ведёт упорную борьбу, стараясь избавиться от зависимости Ягайла, который ради короны убил отца Витовта…

Придя к такому выводу, Сигизмунд заставил себя думать о чём-нибудь приятном и, повернувшись, взял с пюпитра, стоявшего рядом, новую книгу, недавно присланную ему из Парижа. Тяжёлый фолиант приятно оттягивал руку, и, положив роскошно изданную историю охоты на колени, император вслух прочитал название, выведенное золотом на обложке:

– «Книга Гастона Феба».

Полюбовавшись заглавием, Сигизмунд начал перелистывать страницы. Теперь его интересовал не текст, так как с ним император был уже хорошо знаком, а цветные рисунки, которых в книге было великое множество. Вот стая гончаков в сопровождении всадника гонит оленя, вот охотники на привале играют с ласковыми псами, а вот и любимейший рисунок: разъярённый вепрь кидается на всадника, а отважный охотник, наклонившись с седла, отражает нападение острым мечом.

От одних воспоминаний о подобных случаях настроение императора сразу улучшилось, и он промурлыкал себе под нос охотничий стишок:

 
Охотник в лес пошёл,
Оленя в чаще нашёл,
Ударил он точно стрелой
С добычей вернулся домой…
 

Именно в этот момент послышался лёгкий стук в дверь, и император недовольно поднял голову. На пороге неслышно появился дворецкий.

– Ваше Величество, к вам…

– Кто?.. Генрих? – перебил его император.

– Да, Ваше Величество, – поклонился дворецкий.

– Пусть войдёт, – кивнул император и, полюбовавшись напоследок ярким рисунком, положил тяжёлую книгу назад на пюпитр.

Советник императора, Генрих Блюменрит, поднялся из самых низов только благодаря собственным способностям и теперь занимался особыми делами. Люди Генриха плавали на кораблях Ганзы, путешествовали от Карпат до Пиренеев и отовсюду привозили вести. Конечно, это стоило немалых денег, но в одном император был уверен: всё до последнего гроша верный Генрих тратил для осуществления своей мечты – знать всё и про всех.

Сейчас он стоял перед Сигизмундом и, скромно наклонив голову, молча ждал, когда император обратит на него внимание. Сигизмунд выдержал некую обязательную паузу и спросил:

– Что?.. Есть что-то важное?

– Да, Ваше Величество, прибыла серая почта, – советник поднял голову. – Его святость сообщает: растёт угроза нового турецкого нашествия.

– Что?.. Снова крестовый поход?

Выражение лица Сигизмунда едва уловимо изменилось, и советник мгновенно понял, что император вспомнил поражение своих войск при стычке с таборитами у Немецкого брода. Генрих выждал немного и осторожно заметил:

– Ваше Величество, чешский вопрос можно решить другим способом…

– Каким? – губы Сигизмунда скептично поджались.

– У гуситов нет единства. Могу утверждать большее. У них уже начались разногласия. Я не говорю про таборитов, а вот с чашниками, полагаю, можно договориться…

– Так… Договориться… – Император какое-то время думал, а потом внимательно посмотрел на хитреца-советника. – И что ты по этому поводу можешь сказать?