Текст книги "Брестские ворота"

– Влипли, так его!..

Лежавший рядом Матвей грязно выматерился, а Пётр вдруг увидел брызнувшую по гребню водомоины цепочку пыльных фонтанчиков.

– Во! – ткнул в их сторону Матвей. – Настильно, гад, бьет…

Только теперь Пётр понял, что видел попавшую в край водомоины очередь, и испугался. Какое-то время он как можно плотнее жался к земле, но потом всё-таки пересилил себя и спросил товарища:

– Слышь, Матвей, и долго нам тут так?..

– Пока всех наших не положат… – Матвей снова выматерился и вдруг зло улыбнулся. – А ты молоток, вовремя в эту яму сиганул. Откуда опыта набирался, боец?

– Я не набирался, – сконфузился Пётр. – Зацепился за что-то и брякнулся. Винтовку вон потерял…

– Ну, значит, счастливчик, – почему-то хмыкнул Матвей, – но пока не высовывайся, винтовку потом найдёшь…

Сколько времени они вдвоём жались ко дну водомоины, Пётр не понял. Он начал кое-как соображать только когда стрельба пулемётов вроде бы стихла, и Матвей, осторожно высунувшийся наружу, матюкнулся:

– Так и есть, положили…

– Как положили? – не понял Пётр.

– А так!.. Все лежат, кто убит, кто ранен, кто так же, как мы, жмётся. Захлебнулась атака, Петька, захлебнулась. Опять за рыбу гроши, мать их!..

– Причём тут рыба? – спросил Пётр и, вдруг увидев свою винтовку, лежавшую на краю водомоины, начал осторожно придвигать её к себе поближе.

– Я ж на Финской был, – пояснил Матвей. – Там тоже так поначалу: «Вперёд», «Уря», а финны из пулемётов как врежут, ну, наши мордами в снег. Пока артиллерию не подтянули, вперёд не шли…

– А почему сейчас артиллерии не было?

– А кто его знает. Может, не подошла, а может, не разведали. – Матвей снова высунулся, оглядел поле и опять спрятался в водомоину. – Одного не пойму, комбат наш вроде толковый мужик был, из-под бомбёжки увёл, а тут какого-то дьявола напрямую…

Петька подумал, что это можно будет узнать потом, и вдруг понял: спрашивать не у кого. А тем временем Матвей схватил Петра за руку.

– Смотри!..

Петька осторожно высунулся и увидел, что на поле, тарахтя мотором, выезжает немецкий мотоцикл, из коляски которого торчит ствол пулемёта.

– Сейчас наших добивать будут, – предположил Матвей, но ошибся. Мотоцикл остановился, и слезший с заднего сиденья немец закричал:

– Руссише зольдатен!.. Стафайтесь!.. Будет еда!.. Нихт война!..

– Слышь, сдаваться предлагают… – тронул Матвея за рукав Петька.

– Ты что, пойдёшь? – Матвей покосился на него.

– Я, нет! – Пётр энергично замотал головой.

– А эти вон, да… – и Матвей показал рукой на опушку. – Глянь…

Пётр послушно выглянул и увидел, что почти совсем рядом с остановившимся мотоциклом встают безоружные красноармейцы и, высоко подняв руки в знак того, что сдаются в плен, торопливо бегут к опушке, где уже появились немецкие солдаты.

– Это что, наши сдаются? – удивлённо спросил Пётр, плотнее вжимаясь в водомоину.

– Нет, турки, – фыркнул Матвей и добавил: – Жить захочешь, сдашься.

Тем временем немец у мотоцикла сложил руки рупором и закричал ещё пронзительнее:

– Руссише зольдатен, стафайтесь!!

И тут произошло неожиданное. Кто-то из красноармейцев, Пётр не смог разглядеть кто, внезапно вскочил и, петляя как заяц, бросился бежать к леску, где они укрывались перед атакой. Немец мгновенно перестал кричать, рыльце пулемёта дрогнуло, и короткая очередь ударила по красноармейцу. Боец на бегу словно споткнулся, сделал ещё пару шагов и, схватившись руками за грудь, рухнул на землю.

– Убили… – ахнул Пётр.

– А ты как думал? – Матвей выругался и передёрнул затвор винтовки. – Ну, я им, гадам, сейчас…

Он тщательно прицелился и нажал спуск. Одинокий выстрел сухо треснул над полем, и мгновенно от пули, угодившей прямо в бензобак, немецкий мотоцикл превратился в огненно-дымный клубок. Немцы, сидевшие в коляске и на сиденье, полетели в разные стороны, а тот, что стоял рядом, облитый горящим бензином, принялся с воплями кататься по земле, стараясь сбить пламя.

Пётр увидел, как сразу после этого меткого выстрела в разных местах поля стали вскакивать уцелевшие красноармейцы и сломя голову мчаться назад, к своим позициям. Пётр тоже выскочил из водомоины и, схватив свою винтовку, крикнул товарищу:

– Бежим!!

Матвей тут же поднялся и рявкнув:

– Петька, держись за мной! – пригибаясь, побежал по полю, почему-то ощутимо забирая в сторону.

Какое-то время немцы, ошарашенные внезапной гибелью мотоцикла, не стреляли, а когда опомнились, ударили очередями по бегущим. Но было поздно, отступившие успели скрыться в лесу. Благополучно сумели удрать и Пётька с Матвеем.

Оказавшись под спасительными деревьями и привалившись к стволам, они первым делом кое-как отдышались, а потом Пётр, признавая Матвея за старшего, спросил:

– И что дальше?

– Дальше? – Матвей привычно ругнулся. – К своим пойдём.

– А они как же? – Пётр сделал неопределённый жест, из которого можно было понять, что он имеет в виду тех, кто также скрылся в лесу.

– А где ты их искать будешь? – фыркнул Матвей и добавил: – Я, между прочим, ни одного командира не видел. Так что, пошли, боец!

С этими словами он взял винтовку «на ремень» и решительно зашагал вдоль опушки. Пётр, секундой позже сделал то же самое и, только теперь поняв, что товарищ уже по полю бежал в сторону дороги, заторопился следом.

Но долго идти дорогой им не пришлось. Позади возник всё усиливающийся звук моторов, и едва сообразившие, в чём дело, бойцы успели нырнуть в кусты, как почти сразу их догнала небольшая колонна немецких мотоциклистов, сопровождаемая лёгким танком.

Матвей проводил немцев глазами и присвистнул:

– Ну, Петька, дела! Теперь нам только лесом…

Товарищ Петра, видимо, и в лесу ориентировался неплохо, потому что, отыскав минут за десять тропку, идущую вроде бы в нужном направлении, скомандовал:

– Петька, ходу!

Дальше они уже не шли, а бежали резвой трусцой, на всякий случай держа заряженные винтовки в руке. Часа через два добрались до деревни, через которую проходили раньше, выходя на рубеж неудачной атаки. Увидев за одной из оград пожилую женщину, Матвей попросил:

– Мамаша, кусочка хлеба не найдётся?

– Пойди, пойди, принеси что-нибудь, – прогудел вышедший из сарая статный, ещё крепкий старик, видимо, хозяин, и криво усмехнулся: – Что, ребята, удираете?..

По-русски он говорил на удивление чисто, хотя белорусский выговор был слышен.

– Побежишь тут… От всего нашего батальона с гулькин нос осталось, – выругался Матвей.

– Бывает, война… – согласился старик и, повернувшись к дому, позвал: – Ты там скоро?

– Уже иду… – показавшись на крыльце, откликнулась женщина и, подойдя вплотную, подала через тын Матвею краюху хлеба, а Петру глечик молока. – Ешьте, солдатики, ешьте…

Благодарно поглядывая на хозяев, бойцы жадно ели хлеб и по очереди запивали его из крынки, оставляя по углам рта молочные усы. Они ещё не успели дожевать, как возле них с визгом затормозила неизвестно откуда вылетевшая на деревенскую улицу штабная «эмка».

Из неё не вылез, а выскочил генерал и, встав как вкопанный, уставился на топтавшихся у ограды красноармейцев.

– Молочком балуетесь?.. – с угрозой протянул генерал и вдруг рявкнул: – Ваша часть где?

– Где наша часть?.. Полегла часть, – сдавленно ответил Матвей и по тому, как мелко задрожали его пальцы, державшие опустевший глечик, было ясно, что бойца охватила ярость. – Так что теперь, кто жив, как и мы, лесом к своим пробирается, потому как дорогами немец на мотоциклах и танках прёт.

– Что, впереди наших совсем нет? – растерянно спросил генерал.

– Отчего? – пожал плечами Матвей, – В лесу, может, кто и есть, а мотоциклы на дороге мы сами видели.

Неожиданно генерал затоптался на месте, поспешно влез в «эмку», и легковушка, круто развернувшись, умчалась обратно. Старик взял у Матвея глечик, покрутил его в руках и вдруг с неожиданной злостью сказал:

– Ты посмотри, енерал!.. Видать из тех, что до двадцати годов быкам хвосты вертел… Ишь на моторе ездиет. Немца ему подавай. А у самого солдаты голодные по лесу бродят, а где его войско, он и не знает…

Матвей посмотрел вслед легковушке и усмехнулся:

– Ты чего-то, отец, на генералов злой…

– Да какой он в чертях генерал! Помню в пятом годе матросы взбунтовались, так ихние верховоды сразу офицерские кителя вздели и командовать полезли. Накомандовали… – и старик, выругавшись по-солдатски, плюнул через ограду…

* * *

Бессильно опустив голову, до предела вымотанный полковник сидел в косо, наспех поставленной штабной палатке и тупо смотрел на никуда не подвешенный, а так и оставленный у входа фонарь «Летучая мышь», высвечивавший возле себя жёлтый земляной круг.

Снаружи доносилось, как полковой адъютант громко кроет матом какого-то шофёра, который никак не мог найти кусок провода, чтобы подать ток от аккумулятора к переносной лампе, пока бесполезно болтавшейся под провисшим брезентом.

«Эмка» командира, где был специальный кабель, осталась догорать у лесного кордона, когда на марше колонну перехватили «юнкерсы», и перед глазами полковника всё ещё стояла та жуткая бомбардировка, поставившая жирный крест на сроках выполнения приказа.

Нужный провод был наконец найден, и яркий свет электрической лампочки, запитанной от аккумулятора полуторки, осветил убогую обстановку. Дело в том, что ещё утром первое прямое попадание авиабомбы было как раз в штабной автобус, и теперь полковому адъютанту, взявшему на себя обязанности погибшего коменданта, приходилось импровизировать.

Поэтому сейчас посередине палатки вместо лёгкого складного стола высилась поставленная на обрезки крепких жердей круглая деревянная крышка, взятая, скорее всего, с какого-то колодца, а вокруг вместо стульев стояли аккуратно отпиленные толстые чурбачки.

Полковник вздохнул, поднял голову и полез в полевую сумку за картой. Расстелив на шершавых, пока ещё ничем не прикрытых досках видавший виды расцвеченный лист, командир начал внимательно всматриваться в густое переплетение речушек и лесные массивы с частыми отметками непроходимых болот, главным образом изучая тонкие, довольно редковатые чёрные линии, обозначавшие дороги.

Да, местность была самая что ни на есть неподходящая для боевых действий, и полковнику было предельно ясно, как всё будет происходить дальше. Из обрывочных сведений, полученных от всё-таки приходивших днём разрозненных донесений, командир знал, что немцы прорвали приграничную оборону, и, скорее всего, их передовые отряды уже устремились по этим самым дорогам, чтобы успеть перехватить на подходе выдвигающиеся части.

О действиях его собственных подразделений, выдвинутых утром ближе к границе, пока известий не поступало, но полковник надеялся, что делегаты связи, посланные и им самим, и к нему с наступлением темноты всё-таки доберутся до штаба и помогут прояснить обстановку.

Именно знание обстановки для командира сейчас было самым главным, так как что надо делать дальше он хорошо знал. Ему следовало, сгруппировав свои части, наглухо перекрыть основные магистрали, танкодоступные участки и, главное, обеспечить оборону немногочисленных переправ и основных мостов.

Полковник ниже склонился над картой, но его размышлениям помешал появившийся в вырезе входа полковой адъютант.

– Товарищ полковник, прибыл начальник штаба, с ним люди.

– Много? – комполка поднял голову.

– Не разглядел, в лесу темень, – адъютант сделал паузу и, явно имея в виду начальника штаба, спросил: – Позвать?

– Зови, – кивнул полковник.

Начальник штаба пришёл минуты через три. Остановившись у входа, он вместо привычного доклада молча оглядел убранство палатки. Полковник, в свою очередь, внимательно посмотрел на вошедшего. Ещё так недавно молодцеватый тридцатилетний майор стоял осунувшийся, и на вид ему вполне можно было дать все сорок пять.

Всё понявший полковник показал на ближайший чурбачок.

– Садись…

Начштаба всё так же молча сел, и тогда полковник поторопил его:

– Ну не томи… Людей с тобой сколько?

– Роты две наберётся, – начштаба вздохнул и добавил: – Потом, может, ещё подойдут…

– Ясно…Потери большие?

– Большие, вот только…

– Что только? – вспылил полковник. – Говори толком «да» или «нет»?

– Собственно, от бомбёжек потери терпимые, но вот после налёта людей собрать трудно, теряются где-то, а бомбили за день, почитай, раз пять.

– Да, – полковник постучал по столу кулаком. – Накрыли они нас как мокрым рядном. Имею сведения, налёты были почти на все лагерные стоянки. Потерь избежали только те, кто вышел загодя.

– А что толку? – начштаба махнул рукой. – Сразу избежали, зато потом…

– Да, ты прав, бомбят сильно, – согласился полковник, но счёл за должное ободрить подчинённого: – Ничего, тылы подтянутся. Подвезут боеприпасы, кухни, а завтра уже наша авиация…

– Авиация? – неожиданно перебил его начштаба. – Боюсь, её и завтра не будет…

– Как не будет? – полковник дёрнулся. – Объясни.

– Нам по пути грузовик со связистами встретился.

– Откуда грузовик? – быстро спросил полковник.

– Из Белостока. Бойцы, что там ехали, в один голос утверждают, что все авиационные части получили приказ покинуть город и уходить на восток…

Командиры понимающе переглянулись, и начштаба, после паузы осторожно поинтересовался:

– А как с артиллерией?

– Пока никак, – пожал плечами полковник. – Как ушли на полигон, так ни слуху ни духу. Жду.

– Странно всё это как-то… – начштаба помялся и спросил: – Можно, я свои соображения выскажу?

– Валяй…

– А что если это… – наштаба понизил голос и навалился грудью на шершавый кругляк стола. – Если нашу артиллерию уже на передовые позиции выдвинули, а там…

Дальше полковнику объяснять не требовалось. Он прекрасно понимал: если начштаба прав, то от артиллерии, оказавшейся под первым же ударом, мало что осталось…

Разговор сам собой прервался, в палатке воцарилась тревожная тишина, но тут перед входом послышался шум, отрывистые слова, уточнявшие, здесь ли полковник, и почти сразу снаружи ввалился начальник политотдела. Полковник его за целый день видел мельком всего пару раз и теперь, догадываясь, что у того есть сообщения, поторопил:

– Ну давай, какие у тебя там новости?

– Хреновые, – начальник политотдела без приглашения сел к столу и, глядя прямо в лицо полковнику, заявил: – Наблюдается некоторая растерянность личного состава.

Полковник, опасаясь, что тот сядет на своего любимого конька, перебил его:

– Как со связью?

– Плохо. Практически связи нет. Я пробовал задействовать местные власти, но ничего не вышло.

– Почему? – коротко бросил полковник.

– Частью от того, что представители власти поспешили отойти в тыл, а отчасти потому, что они и сами ничего не знают. Я же убеждён, налицо вражеская диверсия. Сам видел у дороги спиленные столбы без проводов.

– И много? – уточнил начштаба.

– Порядочно, – начальник политотдела повернулся к нему и уточнил: – Думаю, действуют не отдельные диверсанты, а возможно, и невыявленные нами бандгруппы из местного населения.

– Этого только не хватало! – выругался полковник и взялся было за так и лежавшую на столе карту, но неожиданно снаружи послышался шум мотора подъехавшего автомобиля, голоса, и через какую-то минуту в палатку вошёл не делегат связи, как ожидалось, а сам генерал. Его появление сразу заставило всех бывших у стола встать.

Полковник собрался доложить по всей форме, но генерал только махнул рукой и сердито кинул:

– Ну что, в соприкосновение с противником вошли?

На этот счёт полковник никаких сведений не имел и потому ответил весьма уклончиво:

– Мной выдвинут передовой батальон, но донесения от него пока нет.

– Выдвинут! – генерал зло фыркнул. – Да, выдвинут и даже пошёл в атаку, но был разбит! Сам видел его разрозненно отступающих бойцов. А по дорогам немцы разъезжают! На мотоциклах!

– Товарищ генерал, все дороги перекрыты нашими заставами… – неуверенно начал полковник, но генерал снова махнул рукой.

– Знаю! За это хвалю. Если б не эти заставы я б вас ещё долго разыскивал… – Взгляд генерала задержался на развёрнутой карте. – Связь со штабами в Бресте установлена?

– Никак нет, – полковник переглянулся с начальником штаба и негромко сказал: – Товарищ генерал, по имеющимся у нас отрывочным данным в Бресте немцы.

– Немцы, немцы, всюду у вас немцы… – сердито заворчал генерал и спросил: – Что планируете на завтра?

– Товарищ генерал, – полковник пододвинул карту к себе. – Считаем настоятельно необходимым перекрыть вот эти подходы.

Полковник показал на карте перекрёсток и переправу, но генерал не стал даже смотреть.

– Неправильное решение, полковник. Завтра с утра мы всеми силами наносим удар по прорвавшимся немецким частям с задачей отбросить их на линию границы. Знаю, ваши подразделения растрёпаны, но всё равно перегруппируйтесь и с утра атакуйте. Можно в указанных вами местах.

– Но, товарищ генерал… – попробовал возразить полковник.

– Никаких «но»! – отрезал генерал. – Из Москвы поступил приказ: «Обрушиться на врага всеми силами». Понятно?

– Так точно! – дружно враз ответили полковник и начальник штаба.

– Тогда выполняйте! А я поехал дальше… – и генерал, приложив ладонь к козырьку, стремительно вышел из палатки.

Оставшиеся у стола молчали. Полковнику вдруг вспомнился недавний банкет в Кобринском ДК. Тогда тоже звучали столь же уверенные речи, вот только… Но додумать он не успел. Начштаба подтянул карту к себе и, выразительно глядя на полковника, сказал:

– Предлагаю сгруппировать части в указанных местах. Свою линию связи проложим ночью, кабеля хватит. И на всякий случай подготовить оборону… Вот только наша задача всеми силами обрушиться на врага… – начальник штаба со странной интонацией зачем-то повторил слова генерала.

– Ага, уже обрушились, мать его… – и полковник, не стесняясь подчинённых, крепко выругался…

* * *

Боец третьей роты Витька Первухин бежал из последних сил. Он уже где-то бросил винтовку, скатку, ранец и напоследок мотавшуюся на голове плохо надетую каску. Казалось, так бежать легче, но пережитый только что страх застилал глаза.

Впрочем, таких, как Витька, было немало. От дороги, через реденькую посадку на свежескошенный луг сломя голову бежали десятки красноармейцев, а за ними, часто стреляя короткими очередями, гнались немецкие танки.

Но укрыться на открытом лугу было негде, и Витька напрасно рыскал ошалевшими глазами по сторонам, стараясь углядеть хоть какую-нибудь ямку. Вместо этого он видел скошенных пулями товарищей и тех, кто, подняв руки вверх, шёл навстречу немцам.

Внезапно краем глаза Витька приметил, как кое-кто из бойцов с ходу падает и залезает под свежескошенное сено, прячась в маленьких, беспорядочно разбросанных по лугу стожках. В голове бойца мелькнула спасительная мысль, что под сеном немец его не увидит, и он тоже забился под ближайший стожок.

Здесь, как можно плотнее прижимаясь к земле и стараясь, чтоб сверху было побольше сена, Витька наконец-то, вдыхая успокаивающе-пряный аромат сохнущей травы, смог отдышаться и в какой-то мере осознать то, что произошло на шоссе.

Ещё каких-то десять минут назад их вытянувшаяся в длину колонна бодро вышагивала дорогой, как вдруг, откуда-то сбоку, вовремя не замеченные охранением, вырвались немецкие танки и с ходу начали утюжить пехотинцев.

Что творилось в голове колонны, на которую сразу навалились немцы, Витька и представить не мог. Он только слышал дикие вопли, запоздавшие командные окрики и почти непрерывный треск пулемётов, чуть ли не заглушавший рёв танковых моторов.

Самого Витьку и шедших с ним рядом красноармейцев спасло только то, что третья рота была почти в середине колонны. Они, подчиняясь приказу, кинулись в посадку занимать оборону, но, не имея с собой противотанковых орудий, могли открыть лишь разрозненную винтовочную стрельбу, которая кончилась тем, что немецкие танки, прекратив бесчинствовать на шоссе, повернули прямо на них.

Приближающийся рёв танкового мотора, а затем душераздирающий вопль, раздавшийся неподалеку, заставил Витьку оцепенеть от страха. Он понял, что где-то, может быть, совсем рядом, немецкий танк раздавил кого-то из товарищей и, похоже, вот-вот наедет и на него.

Витька совсем сжался в комок, и тут же где-то в подсознании мелькнула мысль – бежать! Но это означало сразу попасть под очередь, вдобавок оцепенение сковало бойца, не позволяя ему даже сдвинуться с места.

Рёв мотора становился всё сильнее, сопровождающий его лязг гусениц усилился, и Витька с ужасом понял, что танк вовсе не проходит мимо, как он в глубине души ещё надеялся, и едет не куда-то, а прямиком на его стожок.

В какой-то момент всё-таки не выдержав, Первухин дёрнулся, и вдруг почувствовал, как некая жуткая тяжесть наваливается на него. Слыша вдруг окруживший его грохот, Витька понял, что оказался прямо под танком, и страшные гусеницы, лязгающие совсем рядом, не зацепили его.

Ещё не веря в такую удачу, Витька поплотнее прижался к земле, опасаясь как бы какая-нибудь оказавшаяся снизу железка не ободрала спину, но всё как-то обошлось. Давившая сверху тяжесть исчезла, и танк, обдав напоследок бойца бензиновой гарью, проехал дальше.

Какое-то время Первухин ещё пребывал в полуобморочном состоянии, но понимание того, что другие танки тоже могут ползти следом, заставило его встрепенуться. Он осторожно отогнул примятое гусеницей сено и выглянул из-под стожка.

Похоже, танки, зачем-то вытянувшись в линию фронта, шли поперёк луга. Во всяком случае, башни тех машин, которые видел Витька, были повёрнуты в сторону посадки, где уже собралась довольно большая толпа согнанных туда пленных.

Зато в другой стороне Витька только сейчас углядел зелёную полоску кустов, обрамлявшую луг, а за ней чётко различимую опушку леса. Вот только чтобы попасть туда, надо было пересечь луг. Это было опасно, но Витька после некоторого колебания всё-таки решился.

Он окончательно вылез из-под стожка, освободился от налипшего на гимнастёрку сена и, припадая к земле, пополз по-пластунски. Время от времени, одолев метров тридцать, Витька приподнимал голову и оглядывался, а потом, убедившись, что немцы, бывшие в танках, его пока не заметили, упрямо полз дальше.

От долгого ползания оба подсумка с патронами съехали на самый низ живота и страшно мешали. Витька в очередной раз определился, где сейчас танки, а потом, недолго думая, расстегнул пряжку и пополз дальше, оставив ремень с подсумками лежать на траве.

Сколько времени он пробирался к кустам, Первухин сказать не мог. Ему, ужом ползшему по земле, даже начало казаться, что клятый луг никогда не кончится, и Витька остановился, только когда почти упёрся головой в торчавший из земли комель. Он оглянулся, ещё раз посмотрел на рыскающие далеко позади танки и, вскочив на ноги, пригнувшись, нырнул в спасительные кусты.

Оставшееся до вожделенной опушки расстояние Витька одолел за считанные минуты. Оказавшись под деревьями, он вздохнул свободнее и сориентировавшись, уверенно зашагал в глубь леса. Тут не раздавалось пулемётных очередей, не слышалось криков, выстрелов, сюда не доносился устрашающий рёв танковых моторов, да и сами танки вряд ли могли бы двигаться во всё густеющей чаще.

Первухин почувствовал себя почти в полной безопасности, и тут неожиданный окрик:

– Стой! – приковал его к месту.

Витька чуть повернул голову и увидел прятавшегося за стволом небритого бойца, который, целясь в него из винтовки с отомкнутым штыком, грозно спросил:

– Куда идёшь?

– Не знаю… – недоумённо протянул Витька и развёл руками.

– Сейчас узнаешь… Топай вперёд! – и незнакомец повёл стволом винтовки, показывая, куда идти.

Витька уже разглядел привычную форму цвета «хаки» и, уяснив себе, что остановивший его боец никак не может быть немцем, спокойно пошёл в указанном направлении, правда, на всякий случай то и дело посматривая по сторонам.

Идти пришлось недалеко. Пройдя метров триста, они вышли на небольшую поляну, на которой расположилось человек тридцать красноармейцев. Судя по виду, они находились в лесу не первый день, а за командира у них был, как сразу и безошибочно определил Витька, сидевший на старой колоде сержант.

Конвоир подвёл Витьку к колоде и доложил:

– Во, сержант, смотри какой фрукт, прямо на меня вылез…

Сержант, тоже заросший трёхдневной щетиной, но одетый неожиданно аккуратно по форме, критически оглядел расхристанную Витькину фигуру и пренебрежительно кинул:

– Из пленных?

– Чё пленный? – возмутился Первухин и отрицательно замотал головой.

– А ремень где? – сержант ткнул пальцем в Витькину распояску и вроде как сочувственно спросил: – Что, парень, убёг?

– Убёг, – подтвердил Витька. – От танка.

– Не ври, – сержант подозрительно сощурился. – В поле не убежишь, а в лесу танки не ходят.

– Так он догнал, – шмыгнул носом Витька. – Я в стожок спрятался, он и наехал, гад…

– Ну, парень, даёшь! – сержант коротко хмыкнул. – Наехал…

– Да наехал же, – загорячился Витька. – Только я промеж гусениц угодил, тем и спасся…

– Похоже, не врёт, вон глаза какие переполоханные, – заметил кто-то из стоявших сбоку.

– Да, вроде, – сержант протянул Витьке флягу. – На, парень, глотни.

Ожидая, что там вода, Витька хлебнул и тут же поперхнулся от перехватившего дух крепкого самогона.

– Что, как воду ещё не получается? – рассмеялся сержант и совсем по-свойски заметил: – Я ж тебе, дураку, сказал: глотни…

Витька послушно глотнул, почувствовал, как от крепкого зелья по телу сразу разлилась теплота, а страх, всё время давивший его, куда-то отступил, но не исчез совсем, а вроде как затаился где-то внутри.

Сержант же, заметив, что боец очухался, приказал:

– Давай, парень, рассказывай, что с тобой стряслось.

– Нас на шоссе немцы танками раскатали…

Витька, вспомнив, что произошло утром, на секунду прикрыл глаза. Перед его внутренним взором снова возникли внезапно вылетевшие на шоссе танки, чуть ли не сразу превратившие голову колонны в кровавое месиво, откуда, бросая оружие, кто куда разбегались уцелевшие.

Сержант, видимо, поняв, что парню не по себе, ободрил:

– Ты сначала рассказывай…

– А чё сначала… – Витька пожал плечами. – С самого рання построили, приказ зачитали. Значит, ударом всех сил отбросить коварного врага от наших границ. Вот мы и пошли. Надо полагать на исходные, а тут откуда ни возьмись немцы, танками, ну и…

– Понятно, – кивнул сержант и поинтересовался: – А чего в плен не пошёл? Оно вроде как спокойнее…

– Чё в плен?.. Я в плен не согласный! – замотал головой Витька.

– Ну да, – усмехнулся сержант. – Оружие бросил и дёру в лес. Чего так?

– Так я ж лесной человек, мне тут сподручнее, – вроде как в подтверждение своих слов Первухин посмотрел на вершины окружавших поляну деревьев. – А винторез я себе ещё найду…

– Лесной, говоришь? – Сержант испытывающее посмотрел на Витьку. – Мы тут все тоже вроде как лесные, может, и ты с нами останешься?

– А чё, можно и с вами… – Витька облегчённо вздохнул и уже другими глазами глянул по сторонам…

* * *

Полуторка была надёжно спрятана в зарослях недалеко от дороги, и вдобавок кругом стояло охранение из десятка автоматчиков, одетых в форму НКВД. Против ожидания, оказавшись на отдыхе, они не переговаривались между собой, а чего-то напряжённо ждали.

По хорошо просматриваемой от зарослей дороге в обе стороны часто проезжали разрозненные машины, но даже на расстоянии определялось некое отсутствие порядка в их движении. Наконец из-за одной из таких машин вынырнул мотоцикл с коляской и повернул к зарослям.

Правда, миновав укрытый грузовик, мотоцикл не остановился рядом, а проехал дальше в глубь леса и заглушил мотор только на небольшой полянке. Капитан НКВД вылез из коляски и, с удовольствием разминаясь, кивнул сидевшему на заднем седле сержанту:

– Начинай!..

По этой команде сержант проворно слез с мотоцикла, открыл багажник коляски, где оказалась портативная рация и, вытянув оттуда длинный металлический тросик, ловко забросил его на ветви ближайшего дерева. Потом включил рацию, надел наушники и, послав короткий позывной, стал вслушиваться в треск морзянки, а по окончании приёма, коротко доложил:

– Приказано обеспечить точки четырнадцать и девять.

– Четырнадцать и девять… – повторил за ним капитан и, развернув на передке коляски карту, для верности стал помечать точки карандашом.

Он ещё не кончил возиться с картой, как к мотоциклу подбежал автоматчик из тех, что были возле грузовика, и поспешно доложил:

– Мы связистов перехватили!.. У порезанного провода…

– Добро… – Капитан сложил карту и уточнил: – Где? Далеко?

– Нет, тут рядом, в засаде, – пояснил автоматчик.

– Тогда веди! – и, спрятав карту в полевую сумку, капитан первым зашагал в указанном направлении.

Засада оказалась метрах в ста от спрятанного грузовика. Здесь, между деревьев, был проложен кабель военной связи, и обнаружившие его автоматчики, перерезав провод, стали ждать. Конечно, по прошествии некоторого времени чинить порыв прибежали двое связистов, и сейчас один из них лежал на траве мёртвым, а второй, ещё совсем молодой парень, стоял рядом с убитым напарником, задрав вверх руки, а у его ног валялись карабин и катушка с кабелем.

Не в силах понять, что происходит, боец выпученными от страха глазами смотрел на непонятных энкаведистов и то и дело вертел дёргающейся от испуга головой. Только что подошедший капитан мгновенно оценил ситуацию и, вытащив из кобуры ТТ, направил его на красноармейца.

– Жить хочешь?

– Д-да… – пролепетал парень и недоумённо уставился на капитана.

– Тогда чини, – и капитан показал пистолетом на оборванный провод.

– С-час…

Связист дрожащими руками снял с мёртвого товарища полевой телефонный аппарат в зелёной деревянной коробке, подсоединил оборванный провод, воткнул штырь заземления и еле слышно окликнул:

– Алё…

– Бодрей! – ткнул ему в спину ствол пистолета капитан.

Связист встрепенулся и почти в полный голос выкрикнул:

– Мост?.. Обрыв найден!.. Чиню!

– Молодец, – похвалил его капитан и, опустив пистолет, кивнул на второй обрывок провода. – Теперь этот.

Связист послушно пересоединил клемму и уже увереннее повторил:

– Перекрёсток?.. Обрыв найден!.. Чиню!

– Ну вот, а ты боялся, – подбодрил парня капитан и сразу поторопил: – Давай, давай, скручивай!..

Связист дрожащими пальцами соединил перерезанные медные жилки и, уже взявшись за изоленту, вдруг глухо спросил:

– А со мной?.. Как?

– А что с тобой? – капитан усмехнулся. – Соединишь провод и топай назад к себе в часть. Вот только ответь сначала на пару вопросов…

– Каких вопросов? – связист с надеждой посмотрел на капитана.

– Очень простых. Первый: как фамилия командира на мосту?

– А как вы знаете, что там мост? – удивился связист.

– Я, парень, всё знаю, это чтоб тебя проверить, – заверил его капитан.

– Там Большов… Капитан Большов на мосту командует…

– А на перекрёстке? – поторопил его энакведист.