Текст книги "Береги свою любовь! Маленькие секреты большой любви"

Грабитель

Было уже почти девять часов вечера, когда я, наконец, закончила писать и печатать последние документы, которые нужно было дать на подпись моему боссу рано утром. Радостная, что закончила эту работу сегодня, и завтра мне не придется торопиться, чтобы прийти сюда пораньше, я проверила и закрыла офис, где уже оставалась одна, и поспешила на улицу, чтобы как можно быстрее добраться домой.

Я решила поехать на одном из этих автобусов, как некоторые их здесь называют – «карритос», которые, хотя и ездят часто, почти всегда заполнены людьми. Многие люди предпочитают их метро ​​с его удобствами и кондиционерами, потому что билеты на автобус позволяют сэкономить несколько венесуэльских боливаров.

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я покинула свою страну и прибыла в Каракас, столицу Венесуэлы. Относительно быстро удалось найти работу, которая мне нравилась, хотя и не позволяла зарабатывать достаточно, чтобы удовлетворить все мои потребности и еще что-то сэкономить.

Обычно я пользовалась метро, хотя автобус проезжал ближе к моему дому. Однако моя сегодняшняя задержка в офисе и нежелание идти ночью одной от станции метро до дома, где я жила, заставили меня изменить обычной привычке. Немного подождав и пропустив несколько заполненных карритос, мне удалось попасть в один из них и даже сесть на единственное свободное место.

Устроившись на сиденье, я посмотрела в окно и, увидев темноту и зажженные фонари, поняла, что сегодня возвращаюсь домой намного позже, чем в другие дни. Мои мысли, свободные от работы, обратились к домашним делам, которые ждали меня по возвращении. Мне придется делать несколько вещей одновременно: готовить, наводить порядок после поспешных утренних сборов на работу и, самое главное, подготовить одежду на следующий день. Я всегда старалась выглядеть так, чтобы люди в офисе видели утром молодую элегантную секретаршу с безупречным вкусом, а не женщину, обремененную своими проблемами и заботами.

Водителем автобуса был мужчина с усталым выражением лица. Его стиль вождения был резким. Тормозил часто и внезапно, почти в тот момент, когда казалось, что столкновение с идущей впереди машиной или автобусом уже неизбежно. Таким образом водитель будто хотел продемонстрировать пассажирам сложность своей работы или спровоцировать их на комментарий. А потом, пользуясь этим, он мог бы выразить им все свое недовольство той жизнью, которую вел.

Однако люди в автобусе были слишком уставшими, чтобы обращать внимание на все эти неудобства и спорить с водителем. Он резко трогался, стараясь использовать любое освободившееся пространство между машинами, чтобы иметь возможность продвинуться вперед, так как в это время движение на улице все еще было интенсивным.

При каждом торможении или резком движении автобуса вперед сидящие пассажиры резко наклонялись, как манекены, вперед или назад, а стоящие, чтобы не упасть, быстро хватались за поручни или сиденья автобуса. Стоя или сидя, все молчали, понимая недовольного водителя, и никто не возражал и не беспокоил других. Каждый был погружен в свои мысли и проблемы и мечтал поскорее вернуться домой и забыть о работе и обо всем, что с ней связано.

Несмотря на неудобства, вызванные движением транспорта, манерой вождения водителя и необходимостью постоянно удерживаться от падения, когда автобус делал резкий поворот, чтобы обогнать такси, я была погружена в свои мысли, не замечая ничего из того, что происходило вокруг меня. На остановках люди входили в автобус и выходили из него. Когда я заметила, что воцарилась тишина, и водитель больше не останавливался так часто, автобус был уже почти пуст. Только на передних сиденьях сидели две женщины, а рядом со мной сидел

какой-то мужчина.

Теперь автобус ехал быстрее, даже не останавливаясь на остановках, потому что на улицах, где мы проезжали, почти никого не было. Я со страхом подумала о странном совпадении, что человек, сидящий рядом со мной, все еще ехал в автобусе и не вышел раньше. Пытаясь оценить опасность, которую он мог представлять для меня, я старалась смотреть на него искоса, чтобы он не догадался, что я за ним наблюдаю. Это был молодой человек, но непроницаемое выражение лица и взгляд, устремленный в одну точку, делали его старше своих лет. Его одежда выглядела чистой, но была выцветшей от частого использования. На коленях юноши лежала полупустая тканевая сумка, которую он придерживал обеими руками.

Я подумала о том, что с тех пор, как он вошел в автобус и сел рядом со мной, он ехал в одном и том же положении, думал о чем-то своем и не замечал, какие остановки мы проезжали. «Может, он маландро?» – испугавшись, подумала я. Я внезапно вспомнила много историй, которые слышала о людях, которых так называли в Венесуэле, – о тех, кто здесь из-за бедности совершал вооруженные ограбления, крал деньги и драгоценности у других людей. «Было бы хорошо, если бы этот парень вышел на ближайшей остановке или если бы больше людей село в автобус», – почти умоляла я, машинально сжимая сумку руками и пытаясь не показать свой страх перед этим человеком. У меня в сумке не было большого богатства, около четырехсот боливаров, но для меня это была значительная сумма, и я не хотела, чтобы кто-то ее у меня забрал.

Автобус ехал без остановок, и я молилась Богу, чтобы две женщины, сидевшие впереди, не вышли прежде, чем я. Внезапно мужчина, как будто очнувшись от своих мыслей, посмотрел на меня. Он также заметил, что в автобусе было почти пусто. Автобус свернул на другую улицу и немного снизил скорость, потому что там было больше машин и пешеходов. Увидев освещенную улицу и много людей, хоть и за пределами автобуса, я воодушевилась, но все-таки решила выйти и дождаться другого автобуса с большим количеством пассажиров внутри, где я могла бы не ехать с этим подозрительным типом рядом со мной и добраться до моего дома спокойно и без приключений.

Словно угадав мои мысли, мужчина повернулся ко мне и сказал:

– Простите, сеньора, что беспокою вас. Я еду на работу в эту ночь. И знаете, какая у меня работа?

Он сделал ударение на слове «какая», давая понять, что именно это имеет особое значение. Забыв, что хотела выйти, я попыталась придать лицу максимально естественное выражение. Безразлично и спокойно я ему ответила, что меня интересует только моя работа и ничья другая. Мужчина приоткрыл сумку, которую держал на коленях, и начал разворачивать что-то, что было внутри. Затем вынул из сумки пистолет и, показывая его мне, продолжил:

– Это сегодня моя работа, сеньора.

«Он настоящий бандит», – подумала я, чуть не вскрикнув, хотя это мне совсем не помогло бы. Я уже прощалась со своими боливарами и жизнью, но, стараясь не показать свой страх и удивляясь своей смелости, ответила:

– Здесь у каждого своя работа, сеньор…

– Вы правы, сеньора. Но когда кто-то не находит никакой, то ему остается только эта. Я живу со своей матерью и четырьмя младшими братьями в бедном районе Ла Вега. Вы должны представлять себе, что это такое. Я не мог учиться, потому что моя мама давно болеет диабетом.

А когда не учишься, найти работу невозможно. Это я уже очень хорошо усвоил. На последнем месте, где я работал, таская тяжелые коробки до тех пор, пока не падал от усталости, мне платили так мало, что мы едва могли протянуть до моей следующей зарплаты. Как вы думаете, шесть человек смогут прожить на это? Кроме того, работая больше десяти часов в день, чтобы свалиться с ног, нужно обедать – съесть хотя бы одну кукурузную лепешку, потому что утром человек выходит из дома на пустой желудок. Мне еще повезло, что один мужчина в кафетерии делает вид, что не видит меня, когда я собираю остатки еды после других людей, которые могут позволить себе роскошь – обедать каждый день.

Я продолжала сидеть и ждать свою остановку, боясь пошевелиться и ускорить развязку.

– А транспорт? – как бы вопрошая меня, продолжил мужчина. – Здесь никто тебя никуда не повезет бесплатно. Из того, что я зарабатывал на моей последней работе, почти ничего не оставалось ни для дома, ни для моих братьев, которые с рождения привыкли жить в постоянном голоде, не чувствуя его только во сне. Если бы вы видели, сеньора, с какой надеждой они всегда ждут моего возвращения, потому что знают, что только от меня зависит, поедят они сегодня или нет!

Мужчина сделал жест рукой, словно отделяя от себя все плохое, что его окружало, и замолчал. Теперь, слушая его и глядя на него открыто, я видела, что он был даже немного моложе меня, почти юноша, но в его душе и грустных глазах были глубоко скрыты боль и горе. Я подумала, что он мне рассказывал это, чтобы попросить денег или оправдаться перед тем, как совершить преступление, отняв их у меня силой. Однако молодой человек, пряча пистолет в сумку, сказал:

– Я взял это у моего друга. Сегодня ночью пойду в район Сабана Гранде – вы знаете, для чего. Но у меня такое чувство, что это будет мой первый и последний поход туда. Я предчувствую, что меня убьют сегодня, но я не могу отступить. Уже несколько дней в доме нет ни кусочка хлеба, и моя семья умирает с голода.

Он посмотрел на меня со слезами в глазах, сдерживаясь, чтобы не заплакать. Стыдясь своей слабости, молодой человек встал, чтобы выйти из автобуса и попросил меня:

– Пожалуйста, помолитесь за меня сегодня, сеньора… Я прошу вас только об этом.

Положив правую руку себе на грудь, там, где находилось его сердце, и покорно склонив передо мной голову, повторил:

– Помолитесь за меня сегодня, сеньора… Пожалуйста!..

Автобус остановился на остановке, и мужчина быстро пошел к двери, чтобы не показать мне, как трудно ему было сдерживать слезы жалости к себе, чувствуя свою беспомощность оттого, что не может что-либо изменить. Сама того не осознавая, я сунула руку в сумку, где были мои деньги, поспешно собрала в кулак все смятые купюры, чтобы отдать мужчине, но его уже не было ни рядом со мной, ни в автобусе.

Я поспешила к открытой двери, чтобы остановить молодого человека и отдать ему мои деньги. Выглянула за дверь, ища его снаружи, но нигде его не увидела. Он уже исчез, потерявшись в городских огнях и темноте ночи. Автобус закрыл двери и тронулся, а я так и осталась стоять неподвижно перед дверью, сжимая деньги, которые жгли мою руку…

Дикари

Раскаленный диск щедро лил свою белую жару на землю. Казалось, будто африканское солнце пыталось избавиться от невыносимой энергии, щедро разбрасывая ее повсюду, куда только могли проникнуть его лучи. Сухая и потрескавшаяся земля, выжженная трава ржавого цвета, редкие деревья с пожухлыми листьями и одиночные кусты были неподвижны, будто заснувшие, перенасыщенные излишней жарой. Все живое словно пыталось притаиться, спрятаться и сохранить свои силы, чтобы пережить эту солнечную пытку.

Я ехал на небольшом грузовике, за которым поднималось облако красноватой пыли, в далекий населенный пункт аборигенов, чтобы донести до них слово Божье и указать путь, по которому они должны следовать в своей жизни, чтобы стать хорошими христианами. Это была моя первая миссия в Африке, и я, гордый своей важной задачей, очень торопился добраться до места назначения как можно скорее. Раньше, в течение многих лет, я служил по призванию на своем посту в разных больших приходах, сталкиваясь с повседневными проблемами детей Божьих. По этой причине я был уверен, что у меня есть достаточно знаний и опыта, чтобы передать их этим бедным дикарям.

Я вел машину уже несколько часов, сначала воодушевленный новыми впечатлениями, а затем почти инстинктивно, уставший и измученный. Мне приходилось резко крутить руль то в одну, то в другую сторону, чтобы вовремя объехать камни, скрытые в траве, из-за чего мой грузовичок прыгал, как сумасбродная коза по африканской земле. Иногда я почти складывался вдвое, стараясь крепко держаться за руль, чтобы получить как можно меньше ударов и не обжечься о раскаленные солнцем металлические части машины.

Несмотря на все мои предосторожности, колеса машины ударялись о камни, которые словно специально были раскиданы в изобилии на местности, чтобы не позволить водителю задремать, управляя машинально и расслабившись на жаре. Воздух был таким же горячим, как и все вокруг, и совсем не освежал. За все время не было видно ни животного, ни летящей птицы. Слышался только чихающий шум двигателя, который, словно жалуясь на жару и надоедливую пыль, предупреждал, что может остановиться в любой момент.

Раскачиваясь в машине из стороны в сторону при резких поворотах и глотая пыль, я сильно потел, и мне приходилась часто вытирать лицо и шею носовым платком, который еще несколько часов назад был безупречно белым. Моя одежда священнослужителя, которая раньше всегда была чистой и выглаженной, сейчас стала помятой, влажной от пота и пропитанной красноватой пылью. Потревоженная колесами пыль создавала завихрения сзади машины и, иногда обгоняя ее, попадала в нос, мешая дышать нормально. «Да, нелегко будет привыкнуть к здешней жизни», – подумал я, с сожалением вспоминая покой и удобства, оставшиеся позади, и стараясь представить себе место, где придется жить теперь.

Проехав еще несколько часов, я с радостью увидел на горизонте небольшую рощу, которую сначала принял за мираж. Через некоторое время я уже подъезжал на своей уставшей, как и я, машине к этому населенному пункту, состоящему из нескольких десятков простых бедных домов, прятавшихся в тени деревьев. Я был еще далеко от того места, куда направлялся, однако после стольких часов одиночества и беспощадного солнца я обрадовался возможности увидеть человеческие лица и почувствовать желанную прохладу тени.

Появление моего автомобиля в этом далеком от больших городов месте стало настоящим событием для малышей всех возрастов, которые сразу кинулись разглядывать железного монстра, как будто это было незнакомое животное. Обжигаясь о горячий металл автомобиля, с криками, толкаясь и раздавая друг другу удары, они стали взбираться на грузовик, трогая и крутя все, что привлекало их внимание и вызывало любопытство. Я сразу же сообразил, что если они будут брать все, что им понравится, то очень быстро оставят мою машину без колес и руля. Увидев этот беспорядок, я подумал, что не должен задерживаться здесь надолго, если хочу остаться со своим грузовиком и прибыть к месту назначения до того, как стемнеет.

Мне показалось странным, что никто из взрослых не вышел поприветствовать меня и не заинтересовался моим приездом. Подозрительно наблюдая за детворой, я огляделся в поисках людей. По поведению детей я сделал вывод, что появление машины должно было быть в этом месте большой редкостью, и тем более странным казалось отсутствие взрослых жителей. Осмотревшись по сторонам, чтобы увидеть, где они могли быть, я разглядел среди деревьев группу людей и услышал ритмичный звук барабанов там-там. Обрадованный, я взял ведро и направился туда, чтобы посмотреть, что происходит, и попросить воды для двигателя моей машины.

Приблизившись, я увидел небольшую возвышенность, где на траве, покрытой старой циновкой, лежал мертвый абориген. Рядом с ним был лук со стрелами и другое оружие, которое он использовал при жизни. Мужчины были раскрашены в разные цвета и носили странную пеструю одежду, как на карнавале. Они танцевали, прыгая вокруг трупа, периодически поднимая вверх оружие и сопровождая все это боевыми криками. Женщины, стоявшие или сидевшие на земле, наблюдали за похоронным танцем и в определенные моменты присоединяли свои голоса к крикам мужчин. Некоторые из них держали на руках детей. Рядом с мертвецом ползал на коленях совсем маленький ребенок, который с трудом пытался взобраться на, видимо, своего отца, удивленный тем, что впервые тот не обращал на него никакого внимания и не хотел с ним играть. Своей маленькой ручонкой он старался дотянуться до его лица, чтобы снять два больших зеленых листа, которыми были накрыты глаза покойника.

Никто из взрослых не обращал внимания на ребенка, все были заняты увлекательным спектаклем. Понаблюдав некоторое время за похоронным ритуалом, который мне больше напоминал какой-то праздник, я покинул место. «Дикари. Что с них взять? Сколько времени и работы потребуется для того, чтобы превратить их в настоящих христиан», – с грустью и некоторым превосходством подумал я и направился к бедному домику неподалеку, возле которого увидел какого-то человека.

Это был худой старик, который снимал дверь вместе с рамой из своего дома. Приблизившись, я поприветствовал его и попросил воды для машины. Мужчина ответил на мое приветствие и продолжил заниматься своей дверью, как будто для него не было ничего более важного. Освободив раму, он отделил от нее дверь, затем топором начал осторожно разделять доски, из которых она была сделана. Удивленный тем, что этот мужчина занимался такой прозаической работой в то время, когда другие плясали и кричали вокруг усопшего, я спросил его, почему он не был вместе со всеми, а ломал эту дверь, которая могла бы хорошо служить ему еще много лет.

Абориген остановил свою работу и посмотрел на меня долгим взглядом, как бы желая лучше понять, о чем я его спрашивал. Затем, медленно подыскивая слова, объяснил мне, показывая рукой туда, где отпевали покойника, что умер человек, и он разбирал свою дверь, чтобы сделать для этого человека гроб, потому что у других жителей такой двери не было. Вслед за тем, вспомнив о моей просьбе и, вероятно, не желая, чтобы я дальше отвлекал его своими вопросами, он вошел в почти пустой дом и вышел оттуда с ведром воды. Затем махнул мне на прощанье рукой и, как ни в чем не бывало, продолжил свою работу.

«Дикари?.. Они?..» – спросил я сам себя, молча и со стыдом наблюдая некоторое время за работой мужчины. Да этот абориген больше христианин, чем я сам! В то время как я был обеспокоен мыслями о потере моих удобств и о трудностях, которые меня ожидают, этот бедный старик, не задумываясь, отрывал от себя единственное, что у него было, – дверь от собственного дома. Он отдавал это другому человеку, не переживая о том, что умерший уже никогда не сможет даже поблагодарить его за этот благородный поступок.

Я вернулся к своей машине, которая была во власти веселой ребятни, залил воду в радиатор, убедился, что все детали еще были на своих местах, и продолжил свой путь, оставив сзади тучу красной пыли и толпу босоногой детворы с бронзовой кожей, которая не хотела, чтобы я забирал их новую игрушку.

Снова трясясь в машине под палящим солнцем и подсчитывая камни, о которые я спотыкался в жизни на своем религиозном пути, я с благодарностью и стыдом вспоминал свою сегодняшнюю первую встречу с «дикими» туземцами и новый урок, полученный от них.

Ливень

Томми не спеша шел по улице, насвистывая какую-то мелодию и тихонько напевая. Он с заинтересованностью вертел головой во все стороны, надеясь случайно увидеть какого-нибудь школьного друга, такого же свободного и беззаботного, как и он, чтобы сделать свою прогулку в библиотеку более веселой.

Внезапно, несмотря на солнце в небе, раздались громкие раскаты грома. Это был первая гроза только начинавшегося лета. Солнце сразу же исчезло, скрывшись за грозовым облаком, и разразился сильный ливень с большими теплыми каплями. Люди, которые спокойно шли по улице и попали под неожиданный дождь, теперь бежали, прикрывая голову газетой, книгой или папкой не разбирая пути, к ближайшим зданиям, чтобы найти там какое-нибудь укрытие. Через несколько минут тротуары и улица опустели.

Томми тоже мгновенно очутился в подъезде большого здания. На самом деле он успел бы добежать до библиотеки, которая уже была недалеко, но он совсем не спешил и не хотел, чтобы книги, которые он должен был вернуть, промокли. В этом подъезде уже прятались от проливного дождя около десяти пешеходов. Все были радостны и взволнованы этим первым летним дождем, который предвещал скорую жару. Некоторые с удивлением осматривали себя, разыскивая драгоценные капли дождя, которые старались побыстрее впитаться в ткань одежды, чтобы люди не стряхнули их на пол. Обнаружив на своей одежде эти блестящие капли, кое-кто начинал демонстративно стряхивать их с таким серьезным и гордым выражением на лице, как будто хотел показать присутствующим, что именно на него был обрушен этот дар небес.

Каждый следующий человек, добежав до здания, старался устроиться у самого входа, чтобы видеть улицу, и тем самым мешал иногда заходить в здание другим людям, которые жили там или тоже искали убежище. Когда кто-то дерзкий быстро забегал в подъезд, те, кто уже стоял там, в любом случае вынуждены были подвинуться или уступить свое пространство. Кое-кто делал это с внешним тактом, но со скрытым неудовольствием внутри. Что касается Томми, он быстро сориентировался и занял самое стратегическое место, прижавшись вплотную к раме настежь распахнутой входной двери, откуда он мог с удовольствием наблюдать за всем происходящим внутри подъезда и на улице, никому не мешая.

Через несколько минут в подъезде стало шумно. В ожидании окончания дождя люди, как старые добрые знакомые, начали говорить обо всем: о неожиданном дожде, о первом летнем громе, после которого, по их мнению, должна была наступить настоящая жара, и о других пустяках. Некоторые, не обращаясь к какому-либо конкретному человеку, объясняли, почему они покинули дом без накидки или зонта. Все были воодушевлены и, казалось, полностью забыли, куда они шли, какие вопросы должны были решить и какие важные проблемы были отложены из-за этого дождливого сюрприза. Все говорили очень громко, много смеялись и были рады, что им была предоставлена возможность неожиданного и веселого перерыва.

Маленький мальчик лет трех, которого молодая женщина держала за руку, пытался вытащить свою мать на улицу, чтобы поймать в ладонь, в которой у него уже было печенье, струю воды, падающую откуда-то сверху. Как только мать поворачивалась, чтобы поговорить с кем-либо, он изо всех сил пытался вытянуть ногу за порог и сильно ударить ей по луже воды, которая уже приближалась к двери, как будто также желая спрятаться внутри. Наконец, очередная его попытка увенчалась успехом, и он забрызгал мать грязной водой. Она, пытаясь наказать ребенка незаметно для людей, с фальшивой дипломатической улыбкой грубо дернула мальчика за руку, чуть не оторвав ее. Затем вынула платочек из своей элегантной сумочки и вытерла свои забрызганные ноги.

Те, кто заметил ее способ воспитания малыша, сделали вид, что ничего не произошло, однако добрая улыбка в поддержку мальчика скользнула по их лицам. Какое-то время мальчик оставался спокойным, затем, озорно посмотрев на дядюшек и тетушек словно спрашивая, на чьей они стороне. Решив вопрос в свою пользу, он нагнулся и принялся спокойно размачивать свое твердое печенье в луже.

Томми посмотрел на улицу и увидел, как неизвестно откуда появившаяся девушка спешила к подъезду здания, где он стоял. Она была примерно того же возраста, что и он, но ее неприступный вид, который любили напускать на себя девчонки, делал ее серьезнее и старше. Дойдя до образовавшейся перед подъездом большой лужи, и, несмотря на то, что ее обувь была мокрой, незнакомка, не боясь поскользнуться и упасть в грязную воду с удивительной ловкостью и грацией начала перепрыгивать с одного лежащего в луже камня на другой.

В одной руке она держала плетеную сумку с буханкой хлеба, влажная корка которого уже начала набухать пузырьками, а другая рука помогала ей удерживать равновесие при прыжках. Люди, стоявшие в подъезде, с любопытством следили за ее акробатическими трюками, будто ожидая, что она обязательно шлепнется в лужу. Многие в душе завидовали ее возрасту, юношеской беззаботности и радовались своему преимуществу сухого человека перед промокшей девушкой.

Томми с первого взгляда определил, что она не учится в его школе. В этом он был уверен, потому что знал почти всех девчонок своей школы, так как часто около нее прогуливался, чтобы разглядеть всех более или менее симпатичных и милых девушек. Как только Томми ее увидел, все для него показалось очень важным и необычным. Он с необъяснимым интересом следил за каждым ее движением и со страхом думал, что она может найти убежище в другом подъезде по соседству или вдруг просто внезапно исчезнуть, как и появилась. C изяществом бабочки она порхала над лужей, слегка касаясь ногами камней, выглядывающих из воды.

К счастью для Томми, лужа была напротив подъезда, где он находился, и камни направляли ее прямо к нему. Одолев лужу, она заскочила под козырек подъезда и остановилась прямо перед Томми, который в последний момент почти втиснулся в стену, чтобы уступить ей место рядом. Теперь, если еще хотя бы один человек вошел в подъезд, они, несомненно, соприкоснулись бы друг с другом.

Радуясь своей предусмотрительности, Томми несколько секунд оставался спокойным, чтобы не отпугнуть это чудо со стройными ногами и большими зелеными глазами. Затем он начал робко рассматривать ее. Увидев, что она не обращает на него никакого внимания, он осмелел и стал уверенно смотреть прямо на нее, давая волю своему богатому воображению…

В своих мыслях он поправил мокрый локон, прилипший к ее лбу, заглянул в ее зеленые глаза, которые как будто его не видели, а затем – также мысленно – осмелился и поцеловал ее в красивые губы, которые, казалось, могли лопнуть от одного лишь невинного к ним прикосновения. Именно в этот момент его свободных фантазий ее губы вдруг испуганно дрогнули, и Томми быстро отвел взгляд, опасаясь, что она догадалась о его самых тайных и греховных мыслях.

Немного успокоившись и решив, что она со своими мыслями должна быть далеко от него, он начал осматривать ее длинные ресницы, которые, словно почувствовав его дерзкий взгляд, стали моргать чаще. На одной реснице задержалась небольшая капелька воды, и ему казалось, что она беспокоит юную леди, хотя, возможно, та даже не осознавала этого. Томми захотелось убрать каплю, сильно дунув на ресницы, и это желание настолько захватило его, что он даже улыбнулся, представляя, как он ни с того ни сего дует в глаза красивой незнакомой девушке, и что люди могут о нем подумать…

Чтобы не засмеяться без какой-то видимой причины для людей, он вспомнил, что у девушки все еще были неизведанные им места. Он начал осматривать ее шею, плечи; посмотрел немного ниже и… почувствовал, как будто кто-то бросил на него что-то горящее. Он чуть не упал от удивления и жара, который ударил в его голову, и задержал дыхание. Ему случайно удалось увидеть ее секрет!..

Легкое платье, которое было на ней, полностью промокло, и под ним были видны два нежных и небольших возвышения молодой упругой груди, еще не нуждавшейся в женских аксессуарах, по которым большинство девчонок в его классе сходили с ума, стараясь выглядеть более взрослыми. Два маленьких темных соска, застывших от контакта с прохладным мокрым платьем, облегающим ее тело, были довольно заметны и волшебным образом, как магнитом, притягивали взгляд широко раскрытых от удивления глаз Томми.

Томми сразу вспомнил разные разговоры о девушках и женщинах вообще со своими старшими школьными приятелями. Они говорили о любви и сексе, как уже опытные мужчины, делая некоторые двусмысленные намеки и произнося только им понятные фразы, которые каждый истолковывал и понимал по-своему.

«Моя девушка», как Томми уже называл прекрасную незнакомку, наблюдала, как в луже образовались пузырьки воздуха, которые взрывались через несколько секунд, уступая место новым пузырькам. Она, вероятно, даже не заметила необычайного открытия Томми или вообще его присутствия так близко к ней. Он посмотрел на людей, которые теперь молчали, так как волнение, вызванное первыми каплями дождя, уже прошло. Их лица снова стали серьезными, и никто уже не хотел искренне разговаривать с посторонними людьми, как они это делали всего несколько минут назад. Каждый думал о чем-то своем, и всем как будто было немного жаль терять эти приятные моменты радости и общего доверия.

Теперь все с нетерпением ждали момента, чтобы как можно быстрее разойтись, решить свои дела и снова спрятаться в раковине своего одиночества и недоверия к другим. Один мужчина читал совершенно мокрую газету, другой смотрел на небольшое пятно на стене перед ним, словно соревнуясь, кто кого загипнотизирует. Только неутомимый малыш, держась двумя руками за юбку матери, сильно колотил ногой по стене.

«Кажется, никто ничего не заметил», – с облегчением вздохнул Томми, размышляя о раскрытой тайне. Это было странно, но разговоры с друзьями о девушках теперь вызвали у него чувства, противоречащие тем, что он испытывал раньше. Он уже смотрел на «свою девушку» совсем по-другому, а не так, как в начале. Можно сказать, что даже не смотрел на нее, только иногда украдкой бросал мимолетный взгляд на ее милое лицо, чтобы хорошо его запомнить, а затем сразу же отводил взгляд, чтобы не опустить его ниже. Он словно охранял увиденное от возможных бесцеремонных взглядов других людей и был готов, сам не зная как именно, защищать то, что увидел случайно, и саму девушку от любого непристойного жеста, взгляда или слова.

В его душе впервые зарождалось какое-то прекрасное чувство, которое было еще хрупким и маленьким, но своей огромной силой оно наполняло его сердце, которое расширялось, чтобы вместить его первую любовь…

В груди Томми разгорался огонь, который вызывал в нем безумное желание закричать что-нибудь с необъяснимой радостью. Время от времени он смотрел на девушку и желал, чтобы дождь никогда не кончался, чтобы он мог быть рядом с ней часами или целый век, готовый заботиться о ней и защищать ее от всего, чего он даже не представлял. Чтобы почувствовать полное счастье, Томми хотелось совсем немногого: чтобы она заметила, что он рядом с ней и готов защитить ее. Он боялся, что «это» – то, что он увидел – мог увидеть другой человек, и что вульгарный взгляд мог коснуться такой невинной и беззащитной красоты.

Эта неожиданная встреча потрясла и разрушила все принципы, приобретенные им в отношении девочек с помощью его «знающих» друзей. Теперь он понял, что они на самом деле никогда не чувствовали того, о чем так много говорили. Томми ощутил, что почти в мгновение он стал более взрослым, чем некоторые его одноклассники, и что в его душе с этого момента начала играть прекрасная мелодия, неслышимая для других.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Люди оживились, подъезд снова наполнился говором, затем все исчезли, сразу вспомнив свои неотложные дела. Девушка вышла, посмотрела на небо с удивлением и радостью, словно не веря в то, что дождь закончился, затем обернулась, будто желая увидеть того, кто был рядом с ней. Ее открытый невинный взгляд встретился с взглядом Томми, которым тот умолял девушку: «Пожалуйста, не уходи!..» Глаза незнакомки расширились от удивления, увидев слегка глупое и умоляющее выражение лица Томми. Ее лицо осветилось дружеской улыбкой, она приветливо помахала ему рукой, прощаясь, и продолжила свой путь.