Текст книги "Сексуальные преступления как объект криминологии"

Подводя итог изложенному, в методологическом аспекте системных исследований относительно временноуго, хронологического фактора можно отметить следующие особенности. До «осевого времени» К. Ясперса, общества традиционного типа находятся в изолированном синхроничном состоянии, каждое – в «своем» мифологическом времени, имеющем циклический характер. «Осевое время» – время их синхронизации между собой, образование общего для вступивших в него цивилизаций времени, которое принимает линейный, исторический и диахронический характер. Итог такой синхроничности – создание великих империй древности, мировых религиозных систем и, что, на наш взгляд, самое главное, создание нового типа человека, переход от коллективного индивида к социальной, статусно-ролевой, персоналистической личности. Параллельно с созданием персоналистической личности происходит смена социальных институтов контроля поведения, основанных на ритуалах, табу и мифологических схемах, на социальные институты, формирующие самоконтроль поведения на основе идеологических схем, среди последних философские, религиозные и правовые институты играют главенствующую роль.

В свою очередь исторический процесс также складывается из синхронических и диахронических, революционных и эволюционных периодов. Периоды революции или синхронии второго типа происходят внутри социальных институтов, формирующих идеологию, ответственных за самоконтроль поведения, – религии, философии, искусства, науки, и изменения, происходящие внутри этих институтов, касаются отдельных сторон структуры личности и соответствующих форм поведения и принимают участие в создании личностной индивидуальности. Динамика таких революционных процессов на примере социальных институтов науки описана Т. Куном в его эпохальной для гносеологии книге «Структура научных революций».[139]139
  Кун Т. Структура научных революций. – М., ACT, 2000.


[Закрыть] В этой работе используется термин «парадигма» как идеологический стандарт, стереотип научного мышления, смена которого возможна только революционным путем, но эта революция есть синхрония на уровне коллективного сознания. И, таким образом, синхронический компаративистский (сравнительный) анализ – это исследование системы и ее элементов в том виде, в каком они воспринимаются сознанием.

в) Нормативная и интерпретативная парадигма

Основы интерпретативного подхода можно найти в «понимающей социологии» М. Вебера, «философии жизни» В. Дильтея, «символическом интеракционизме» Дж. Мида и Г. Блумера, и, наконец, они обретают системный характер в исследованиях в рамках феноменологии Э. Гуссерля, герменевтике П. Рикера, антропологии К. Гирца.

Проводя широкие транскультуральные исследования, антропологи получили различные диахронические срезы культур на различных этапах цивилизационного процесса. Подход к анализу такого разнообразия поведенческих проявлений сталкивается с их принципиальной несопоставимостью, отсутствием инвариантов для сравнения. Поэтому семантика социального кода относительно сексуального поведения может рассматриваться исходя из двух современных научных подходов – нормативного и интерпретативного. Если первый основывается применительно к юридическим моделям на понятии правовых норм, то интерпретативный подход приобретает огромное значение в условиях глобализации и межкультурального взаимодействия и базируется на понятии прав и свобод человека и играет главную роль при выработке международных правовых актов.

Использование нормативного и интерпретативного подходов позволяет рассматривать социальное взаимодействие как процесс согласования (консенсуса), с одной стороны, субъективных притязаний личности и, с другой – объективно заданных характеристик развития личности и социума.

Теоретические и методологические принципы интерпретативного подхода в рамках «символического интеракционизма» и феноменологии сформулированы Г. Блумером в статье «Методологические основы символического интеракционизма».[140]140
  Blumer Н. Der methodologishe Standort des Symbolischen Interaktionismus // Alltagswissen, Interaction und gesellschaftliche Wirklichkeit / Arbeitsgruppe Bielefelder Soziologen (Hg.). Bd. 1: Symbolischer Interaktionismus und Ethnométhodologie. – Reinbeck, 1973.


[Закрыть] Он писал: «Первая предпосылка указывает, что люди действуют в отношении “вещей” на основании значений, которыми для них обладают вещи. Под “вещами” здесь понимается все, что человек воспринимает в окружающем мире: физические предметы… других людей… социальные категории… социальные институты… идеалы… поступки других людей… и ситуации, с которыми человек сталкивается в своей повседневной жизни. Во второй предпосылке утверждается, что значения вещей создаются или возникают во взаимодействии с социальным окружением. Третья теоретическая предпосылка указывает, что эти значения используются и изменяются в процессе интерпретации человеком окружающих вещей».[141]141
  Цит. по: Ромм M. В. Адаптация личности в социуме. – Новосибирск, Наука, 2002. – С. 63–64.


[Закрыть]

Развивая интерпретативный подход в рамках антропологии, К. Гирц пишет: «…разделяя точку зрения Макса Вебера, согласно которой человек – это животное, висящее на сотканной им самим паутине смыслов, я принимаю культуру за эту паутину, а ее анализ – за дело науки не экспериментальной, занятой поисками законов, но интерпретативной, занятой поисками значений».[142]142
  Гирц К. Интерпретация культур. – М., РОСПЭН, 2004. – С. 11.


[Закрыть] Такой интерпретативный подход он назвал «насыщенным описанием» (“thick description”) в противоположность «ненасыщенному описанию» (“thin description”), носящий простой описательный, феноменологический характер, без интерпретации возможных значений. Гирц отмечал, что интерпретации культур и цивилизаций представляют собой интерпретации второго и третьего порядка, так как интерпретации первого порядка могут быть даны только человеком, принадлежащим к данной культуре.[143]143
  Там же. – С. 23.


[Закрыть]

Методологический недостаток интерпретативного подхода состоит в том, что данный подход с трудом поддается концептуальному оформлению и систематическим методам оценки, что уже отмечалось в работах К. Гирца. «Заточенная в мире своих собственных фактов, интерпретация часто предстает как обосновывающая саму себя или, что еще хуже, как обоснованная якобы большой проницательностью автора, который ее выдвигает». Положительными моментами интерпретационного подхода выступает тот факт, что «интерпретация чего угодно погружает нас в самый центр того, что она интерпретирует».[144]144
  Там же. – С. 26–33.


[Закрыть]

Соответственно с позиций интерпретативного подхода можно говорить о двух вариантах анализа – феноменологическом, или описательном, “thin description”, и «насыщенном описании», “thick description”. И тогда нормативный или оценочный подход будет занимать промежуточное положение.

Социальные нормы формируются в рамках социальных институтов, и последние будут осуществлять контроль над их воплощением. Используя нормативную парадигму, можно говорить о разделении и эволюции социальных институтов принуждения и контроля над поведением и институтах принуждения к самоконтролю поведения. Впервые такое подразделение было проведено Н. Элиасом.[145]145
  Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 2. – М., Университетская книга, 2001. – С. 235–257.


[Закрыть] Так, ритуалы в традиционном обществе, институты права в современном относятся к социальным институтам контроля поведения, в отличие от философии и особенно религии, относящихся к институтам самоконтроля. В отношении индивида как члена коллектива действуют императив и табу как контроль над поведением, в отличие от личности, способной к самоконтролю на основе канонов и норм. Кроме того, исходя из определения субъекта уголовного права в ст. 21 УК РФ как лица вменяемого, т. е. способного осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, отчетливо различаются сознание (осознавать) и волевое поведение (руководить). Таким образом, между сознанием и поведением субъекта нельзя ставить знак равенства. Фундаментальная категория воли как способности самоконтроля относится к поведенческой составляющей, и последняя не рассматривается применительно к состояниям сознания. Тогда, наряду с социальными институтами контроля и самоконтроля поведения, можно выделить институты контроля и самоконтроля воли.

На протяжении Средних веков религиозный институт христианства в Западной Европе активно осуществлял, наряду с контролем поведения, контроль сознания, что наглядно отражено в психических эпидемиях, сопровождавшихся истерическими расстройствами, диссоциативными в отношении сознания, и зрительными галлюцинациями. Здесь отмечается различие социальных религиозных институтов Востока и Запада. Восточные, в частности буддизм, даосизм, ориентированы, прежде всего, на контроль и самоконтроль сознания, в противоположность западным, ориентированным на самоконтроль поведения и рефлексию. Можно говорить об определенных закономерностях развития институтов контроля: в традиционном обществе это контроль поведения и сознания, в последующем идет разделение на контроль и самоконтроль поведения в цивилизациях Запада и контроль и самоконтроль сознания в культуре Востока. Самоконтроль поведения осуществляется за счет рефлексивных механизмов мышления, сознания – за счет различных психотехник по типу медитации.

Христианство, таким образом, ориентировано на персоналистическую, социальную личность, под которой можно условно понимать внешнюю систему ролевого поведения и внутреннюю иерархию ценностей. Такое определение при всем схематизме можно считать довольно удачным, так как в современной психологии количество даже широко распространенных «теорий личности» и, соответственно, определений личности превышает несколько десятков.[146]146
  Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. Основные положения, исследования и применения. – СПб., Питер, 1997. – С. 31–44.


[Закрыть] Самосознание, «эго», “self’ как психологическое образование – это структура, ответственная за самоконтроль поведения, но не за сознание как таковое. Принципиально иной подход к понятию личности существует в культуре Востока, где религиозные и философские институты принципиально нераздельны, слиты в единое образование и личности как таковой в сущностном аспекте в европейском понимании просто не существует.

Для западной цивилизации переход от коллективного индивида к социальной личности и персоналистической идентификации шел параллельно с восточной – образованием каст и кастовой идентификации индивида. Различное представление личности в западной и восточной цивилизациях находят отражение и в праве. На Востоке социальные институты права, как и политические институты, носят императивный характер, на Западе – нормативный. Религиозные нормы Запада воплощались в канонах церкви, границы которых были довольно шаткими и укреплялись длительное время в истории с помощью меча и огня, как, например, в Варфоломеевскую ночь. Восточный религиозно-философский синкретизм догматичен. Императивы права и догматы веры также неразделимы, ярким примером чему служит ислам, где Коран выступает основой законов шариата. Другим примером является Китайская империя времен Конфуция, который считал, что чем меньше в государстве законов, тем больше в нем порядка, тогда как на Западе в Римской империи существовали многотомные дигесты Юстиниана.

Нарушения самоконтроля поведения, нарушения социальных норм образуют широкий спектр девиантного поведения, повсеместно распространенного в современном западном мире. На Востоке подобная проблема просто не ставится, индивид интегрирован в различные социальные институты, которые контролируют его поведение, либо за нарушение законодательного императива он подвергается жестоким санкциям. Так, в большинстве мусульманских стран гомосексуальное поведение карается смертной казнью, которая в большинстве случаев реально исполняется.

Современное общество, построенное на принципах консенсуса правовых норм и морального релятивизма, которые сменяют понятия канонов и императивов, может рассматриваться только в рамках интерпретативного подхода. Основой социальной организации такого общества становится коммуникация, которая сменяет идеологию, и рефлексия как обращенность сознания на себя и обоснование собственных предпосылок[147]147
  История философии. Энциклопедический словарь. – Минск, 2002. – С. 883.


[Закрыть] заменяется дискурсом. Представления о дискурсе становятся все более распространенными в гуманитарных и общественных науках. Его можно определить как: 1) указание на определенный подход изучения, 2) выражение в языке интересующего явления и логика размышления по поводу явления и 3) анализ дискурса позволяет понять, какие ценности теоретические и прагматические могут быть реализованы.[148]148
  Розин В. М. Человек культурный. Введение в антропологию. – М.; Воронеж, Модэк, 2003. – С. 233, 297–298.


[Закрыть]

Таким образом, дискурс – это определение и расстановка значений, интерпретация, которая осуществляется в акте коммуникации, где в качестве норматива выступает возможность достижения консенсуса.

2.2. Регуляция сексуального поведения в обществах традиционного типа

«Кровь предрассудков – это чернила, которыми написана история».

Марк Твен

«Если история не сохранила нам от какого-нибудь народа ничего другого, кроме его уголовного права, мы в состоянии определить только по нему степень его моральной и интеллектуальной культуры, как естествоиспытатель по найденной кости может реконструировать скелет погибшего животного».

Георг Еллинек

а) Индийская и китайская цивилизации

Рассматривая индийскую цивилизацию как общество традиционного типа, следует отметить специфику понимания права и закона, имеющих значение и в сегодняшнее время. Индия остается развивающейся страной с господством традиционного права, и отношение к правам человека в европейском понимании достаточно неоднозначно. Современный индийский философ права С. П. Синхи считает, что главная особенность его культуры заключается в наличии собственных принципов «добродетельного образа жизни», которые являются неправовыми в европейском понимании этого термина. Одна из его программных публикаций называется «Неуниверсальность права».[149]149
  Sinha S. Р. Non-Universally of Law // Archiv fur Rechts und Sozialphilosophie. 1995. Bd. 81. N2. -P. 185–214.


[Закрыть] Социально-правовые нормы носят больше синкретический характер, включая моральные, религиозные и правовые нормы, и в современное время законодательства основываются на традиционной преемственности дхармашастрам – сборникам религиозно-нравственных предписаний (дхарм). С методологических позиций их оценка должна основываться на интерпретативном подходе. Древнейшими дхармашастрами являются: «Законы Ману» («Ману-смрити»), «Архшастра», «Нарада-смрити», «Вишну-смрити», «Брихаспати-смрити», «Катьяяна-смрити» и другие комментарии.

Прежде чем рассмотреть социально-правовые нормы регуляции сексуального поведения, нужно отметить главные особенности индийской цивилизации в сфере социальной организации, культуры и личности, имеющие непосредственное отношение к криминологии.

В отличие от стран Запада, где главной основой социальной организации становится семья, в Индии формируются специфические социальные институты варны и касты из первоначальных родоплеменных отношений. «Для каст характерна отчужденность их друг от друга; члены различных каст не могут вступать в браки; у каждой касты в принципе своя исключительная и неизменная профессия. Помимо того, что кастам были присущи эндогамность и общность занятий, касты, в отличие от варн, имели внутреннюю администрацию; члены касты связаны обязательством взаимопомощи, совместным исполнением религиозного культа, регламентацией производственного процесса, определенными правилами общения с членами других каст и т. д.».[150]150
  История Древнего мира. Древний Восток. – Минск, 1998. – С. 156.


[Закрыть] Окончательно касты сформировались в период Средних веков. Если касты образовались в результате разделения труда и основаны на их месте в экономической жизни общества, то варны образованы как результат отношения социальных групп к государству. Таким образом, касты оформляются внутри варн.

Касты и варны как социальные структуры индийской цивилизации аналогичны клану в китайской культуре и «большой» семье других традиционных культур. Однако клан китайской цивилизации в отношении сексуального поведения и института брака является экзогамным и диахроничным, т. е. имеющим свое историческое время от реального или мифического первопредка, основателя клана. Касты и варны как социальные институты характеризуются эндогамией и синхроничностью. Такое различие находит свое выражение и в регламентации института брака. Если экзогамный брак – это ритуальный «символический обмен», или экономическая сделка, как в Китае, или ритуальное «умыкание» на Руси, то эндогамный брак более обширен по своим формам. Так, индийское право различает девять видов брака, среди которых к «высшим», «дхармическим» бракам относятся браки, когда отец невесты совершает ее дарение.[151]151
  Артхашастра. Глава 2: Правила, связанные с браком // Хрестоматия по всеобщей истории государства и права / Под ред. B. Н. Садикова. – М., 2002. С. 35–36.


[Закрыть]

Другой важной особенностью социальной структуры выступает тот факт, что семья и индивид не связаны постоянно, как на Западе, где процесс расторжения брака в каноническом праве – процедура неодобряемая или прямо запрещенная. Ашрама – учение о четырех ступенях или стадиях развития человека в его жизненном пути. Стадия «брахмачарии» – периода учебы и самодисциплины; «грихастхи» – стадия семейной жизни, главы семьи; «ванапрастхи» – стадия аскетической жизни для очищения души и обуздания чувств и «санньясы» – полное отречение от жизни, отшельничество.

Специфика культуры Индии заключается в религии индуизма, со сложной ритуально-культовой обрядностью. Основными источниками индуизма являются «Веды», где подробно излагались брачные ритуалы и ритуалы сексуального поведения. Брачные ритуалы относились к ритуалам жертвоприношения: «…брак уже сам по себе считался жертвоприношением, и неженатым мужчиной назывался тот, кто не принес жертву».[152]152
  Парриндер Дж. Сексуальная мораль в мировых религиях. – М., 2002. – С. 23–24.


[Закрыть] Однако понятие жертвоприношения было гораздо более широким и распространялось на все сексуальное поведение. «Жертва может быть принесена посредством ритуального соития. Однако мужчина здесь господствует, ибо если мужчина пожелает конкретную женщину, то после того, как она очистится от менструации, он пригласит ее возлечь с собой. Если она не поддержит его желание, он должен попытаться ее склонить. Если же она по-прежнему будет отказываться, он может ударить ее рукой или палкой, чтобы покорить…»[153]153
  Там же. – С. 27–28.


[Закрыть] Тем самым мы видим, что индуизм как религия предполагает ритуальное сексуальное насилие, дать нормативную оценку которого нельзя и возможно только описание в рамках интерпретационного подхода.

Следующая культуральная специфика индуизма – существование как мужского (фаллического) культа, в виде поклонения лингаму (фаллосу) Шивы, так и женского культа – почитание Шакти (Кали). С женским культом связаны тантрические ритуальные сексуальные практики, храмовая проституция и криминальные культы служителей богини (пиндари, дакойты и туги). Клан пиндари – «разбойники с большой дороги», профессиональные грабители, передававшие навыки из поколения в поколение, со своей «работы» платившие властям пошлину, – считали свое занятие вполне моральным и соответствующим долгу и необходимым для служения богине Кали и поддержания порядка.[154]154
  Клири Т., Азиз С. Богиня Сумерек. – Н. Новгород, 2003. – С. 60–61.


[Закрыть] Другой криминальный клан дакойты относился к наемным убийцам-профессионалам, состоявшим на службе у правительства, и ворам-грабителям по своему собственному усмотрению. Для них грабеж, убийство и обман являлись тремя необходимыми составляющими божественного и общественного порядка и сакрального и профанного мироустройства. Туги являлись кастой, ориентированной на ритуальное убийство-жертвоприношение богине. «В частной жизни туги отличались исключительной скрупулезностью и добросовестностью в смысле выполнения своих кастовых и ритуальных обязанностей… Методика хладнокровного, бесстрастного убийства была отработана во время многочисленных инициаций, т. е. ритуальных посвящений, причем посвященные владели техникой раздвоения личности, психологического самоотчуждения».[155]155
  Там же. С. 63.


[Закрыть] Феномен самоотчуждения связан непосредственно с особенностями личности, отсутствием персоналистической, индивидуальной идентификации.

Третьей отличительной особенностью религии и культуры индуизма является трансперсональная, надличностная система ценностей, воплощенная в категории кармы. «Центральной идеей индуизма, определяющей характер цивилизационно-доминирующей традиционной соционормативной культуры Индии, является учение о “карме” – вера в перевоплощение человека в зависимости от поступков, совершенных им в прошлых рождениях, и накопленных или растраченных заслуг в исполнении дхармы в земной жизни».[156]156
  Права человека: Итоги века, тенденции, перспективы / Под ред. Е. А. Лукашевой. – М., 2002. – С. 327.


[Закрыть] Понятие кармы непосредственно связано с понятием закона, дхармы, предписаний для человека. Если в западной традиции закон морально основывается на понятии «божьего суда» и «мучений грешников после смерти», то карма ориентирована опять-таки не на конкретную личность как социальное образование, но на непрерывность и предопределенность бытия в следующем существовании.

Таким образом, индивидуальная «личность» как элемент сложной системы «общество – личность – культура» в индуизме ставится вне пространственно-временных категорий «надличностью», или «трансперсональной» сущностью, исполняющей свою дхарму, закон. Как отмечалось, такая особенность идентификации позволяет проявляться специфическому психологическому феномену самоотчуждения, связанному на Востоке со многими нетрадиционными для культур Запада проявлениями человеческой жизнедеятельности. В Японии это смертники-камикадзе и ритуалы харакири, в Индии «сати» – ритуальное самосожжение жены после смерти мужа. Близко к этому феномену стоят методы современных чеченских террористов-смертников.

Рассматривая специфику интерпретативного подхода в сравнительных исследованиях, понятие нормы было отнесено к социальным институтам контроля и выработке самоконтроля поведения в рамках социальной личности. Однако социальные институты Востока больше ориентированы не на контроль поведения как такового, а на контроль и самоконтроль сознания, в результате чего вырабатывается волевая регуляция не только поведения, но и состояний сознания. Многочисленные сексуальные практики ритуального характера в тантризме, сопровождающиеся приемом психоделических средств, имеют целью также достижение контролируемых измененных состояний сознания.

Точная датировка морально-правовых сводов – дхармашастр затруднительна, так как они передавались устным способом, и даже относительно поздно датированные тесты представляют собой древнейшие пласты культурного наследия.[157]157
  Мак-Нил У. Восхождение Запада. История человеческого сообщества. – Киев, 2004. – С. 406–410.


[Закрыть] В данных текстах, в первую очередь, прописываются институты семьи и брака. При этом институт семьи, как отмечалось, в отличие от других цивилизаций, является этапом на жизненном пути индивида, и, соответственно, институт брака имеет свои особенности. Кроме ритуальных форм сексуального поведения дхармашастры содержат описание тех форм такого поведения, которые нарушают дхарму, и лишь немногие из этих «противозаконных», с позиции индийского традиционного права, форм поведения имеют «криминальный» характер в западной традиции права. Во многом трактовка этого «противозаконного» поведения сближает эти формы с современной расширенной трактовкой «сексуального домогательства» (sexual harassment) американского законодательства. Как отмечает А. И. Ковлер, судья Европейского суда по правам человека от Российской Федерации, «американские суды завалены исками в связи с “сексуальными домогательствами” словом, жестом, взглядом, что стало манией преследования миллионов женщин и мужчин, схожей с массовым психозом».[158]158
  Ковлер А. И. Антропология права. – М., 2002. – С. 418.


[Закрыть]

Наиболее известными из дхармашастр являются «Законы Ману». В них прописывается стандарт приоритета мужчин: «В детстве ей (женщине) полагается быть под властью отца, в молодости – мужа, по смерти мужа – сыновей; пусть женщина никогда не пользуется самостоятельностью» (5:148) и «Муж, даже чуждый добродетели, распутный или лишенный добрых качеств, добродетельной женой должен быть почитаем, как бог» (5:154).[159]159
  Крашенинникова Н. А. История права Востока. – М., 1994. – С. 37–38.


[Закрыть] В другом сочинении – «Артхашастра» отмечается: «Уча жену послушанию, допускается три удара по спине тростниковой палкой, веревкой или рукой» (III.3.8).[160]160
  Вигасин А. А., Самозванцев А. М. Артхашастра. – М., 1984. – С. 54.


[Закрыть]

Среди наиболее запрещенных и подвергаемых суровой каре форм сексуального поведения следует отметить: инцест, прелюбодеяние, причем последнее носит квалифицированный характер в зависимости от кастовости, и «связь с женщиной против ее воли» – изнасилование.

В «Нарада-смрити»: «Нельзя вступать в брак с родственниками по отцу и по матери до седьмого и до пятого колена соответственно, с принадлежащими к той же торте или к той же праваре» (12:7).[161]161
  Антология мировой правовой мысли. T. 1: Античность и восточные цивилизации. – М., 1999. – С. 409.


[Закрыть] «Горта» и «правара» – родственность на основе ритуальных предков во время совершения ритуалов, точно так же как в христианской традиции семьи крестных отца и матери входят в круг инцестных запретов. По «Законам Ману» кровосмесительные связи, так же как насилие над супругой гуру, подвергались различным видам сурового наказания. «Виновного могли заставить лечь на раскаленную железную кровать или обнимать раскаленную металлическую статую женщины; ему могли отрезать гениталии и заставить ходить, связав ему руки, до тех пор, пока тот не свалится замертво».[162]162
  Парриндер Дж. Сексуальная мораль в мировых религиях. – М., 2002. – С. 30–31.


[Закрыть] Полный перечень табуированных в отношении сексуального поведения женщин дается в «Нарада-смрити»:

12:72 «Мать, сестра матери, теща, жена брата матери, сестра отца, жена брата отца, жена друга, жена ученика, сестра, подруга сестры, сноха»;

12:73 «Дочь, жена учителя, женщина из той же торты, находящаяся под его опекой, царица, отшельница, кормилица и благочестивая брахманка»;

12:74 «Сошедшийся с какой-либо из этих женщин считается “осквернителем ложа гуру”. Для него не должно быть иного наказания кроме оскопления».[163]163
  Дхармашастра Нарады / Пер. с санскрита и коммент. А. А. Вигасина, А. М. Самозванцева. – М., 1998. – С. 53–56.


[Закрыть]

Прелюбодеяние понимается в традиционном индийском праве достаточно широко, и его определения и трактовка встречаются практически во всех драхмашастрах и комментариях к ним и при этом практически сходны в интерпретациях.

В «Нарада-смрити» прелюбодеяние определяется:[164]164
  Там же. – С. 52–55.


[Закрыть]

12:60 «Сведущие люди называют прелюбодеянием связь с охраняемой женщиной в чужом доме, но не когда женщина сама пришла в дом»;

12:62 «Свидание, беседа и развлечение с чужой женой наедине в неположенное время или в неположенном месте – вот три признака прелюбодеяния»;

12:63 «Если мужчина и женщина встречаются у места слияния рек, у священного источника, в роще или парке, – это следует считать прелюбодеянием»;

12:64 «Прелюбодеяние может быть установлено также по отправке посредницы, посылке письма и другим поступкам»;

12:65 «Если кто трогает женщину за неподобающее место или позволяет ей трогать себя, – все это, совершенное при обоюдном согласии, также считается прелюбодеянием».

Наказания различны для мужчины и для женщины. Так, для мужчин:

12:69 «За связь с женщиной, равной по варне, – высший штраф сахаса; если она ниже по варне – средний штраф, если выше – смертная казнь». И соответственно наказания для женщин:

12:91 «В случае прелюбодеяния жены наказание для нее – обритая голова, ложе на земле, дурная пища, плохая одежда и работа по уборке нечистот».

В «Ману-смрити» даются сходные определения прелюбодеяния:

8:356 «Кто любезничает с чужой женой в уединенных местах, где берут воду, в лесу, должен считаться виновным в прелюбодеянии»; однако оно отличается значительно более суровыми санкциями. Так, для мужчин:

8:359 «Небрахман, виновный в прелюбодеянии, заслуживает смертной казни».

Для женщин:

8:371 «Если женщина изменяет своему мужу, пусть царь прикажет затравить ее собаками на людном месте».[165]165
  Садиков В. Н. Хрестоматия по всеобщей истории государства и права. – М., 2002. – С. 34.


[Закрыть]

В «Вишну-смрити» за прелюбодеяние с женой учителя определяется наказание в виде клейма на лоб «знак женского органа».[166]166
  Антология мировой правовой мысли. T. 1: Античность и восточные цивилизации. – М., 1999. – С. 429.


[Закрыть] Кроме того, определяется широкий спектр наказаний за другие противозаконные формы сексуального поведения:

5:40 «Прелюбодей за связь с женщиной той же варны заплатит пусть штраф высшего вида»;

5:41 «За связь с женщиной низшей варны – средний»;

5:42 «И за соитие с коровой»;

5:43 «За связь с неприкасаемой – смертная казнь»;

5:44 «За скотоложство пусть заплатит штраф в сто каршапан».[167]167
  Там же. – С. 430.


[Закрыть]

Нужно отметить, что выделение «скотоложства» и «соития с коровой» в различные «составы преступлений» связано с особым статусом коровы в индуизме как священного животного.

Изнасилование, или «связь с девицей против ее воли», наказывается в соответствии с «Нарада-смрити»:

12:70 «…отрубанием двух пальцев, а если она из высшей Варны – казнь и конфискация имущества».[168]168
  Дхармашастра Нарады / Пер. с санскрита и коммент. А. А. Вигасин, А. М. Самозванцев. – М., 1998. – С. 56.


[Закрыть]

Отдельное рассмотрение китайской цивилизации необходимо по причине ее особенной роли для всей Восточной Азии. «Роль китайской культуры для народов Азии можно сравнить с ролью античной Греции для народов Европы».[169]169
  История древнего мира / Под ред. B. Н. Дьякова. – М., 1962. – С. 237.


[Закрыть] Кроме того, китайская мысль «сумела достичь заметного расцвета, сравнимого по своему многообразию и изяществу идей лишь с достижениями Греции и Индии».[170]170
  Мак-Нил У. Восхождение Запада. История человеческого сообщества. – Киев, 2004. – С. 421.


[Закрыть]

Культура данной цивилизации представляет собой сплав конфуцианства, даосизма, легизма и буддизма.

Другой определяющей спецификой китайской цивилизации является недоверие к формальному праву и писаным законам, обозначаемым термином «фа», и приоритет «ли», т. е. моральных норм регуляции как индивидуального поведения, так и социального порядка. Система китайского права представляет систему прав-обязанностей, а не прав-свобод, как в европейском понимании.

Понятие «жена» передается в китайском иероглифическом письме комбинацией иероглифов «женщина» и «тряпка для вытирания пыли». «Последнее символизирует не только ответственность за чистоту в доме, но и компетенцию устанавливать правила соблюдения этой чистоты и обеспечивать их выполнение, в том числе и со стороны мужа».[171]171
  Королев С. В. Китайская концепция прав человека // Права человека. Итоги века, тенденции, перспективы. – М., 2002. – С. 369.


[Закрыть] В противоположность европейской традиции права, формировавшейся как частное право, китайское право даже в вопросах бытового характера и моральных категорий носит выраженный публично-правовой характер.

Понятие личности является наиболее сложным в результате одновременного существования различных религиозно-философских систем, выполняющих роли идеологии и определяющих культуру. Даосизм, ориентированный на внутренний мир человека, близко стоит к буддистским воззрениям, выдвигая на первый план принцип «неделания» (у-вэй). Смысл этого принципа заключается в едином закономерном развитии вещей, в которое не следует вмешиваться. Тем самым нивелируется полностью какое-либо активное начало в личности. Положительным моментом этого является прямое следствие – ненасилие, противление и непринятие любых форм насильственного поведения. В конфуцианской традиции личности отводится «срединный путь», и ее социальное функционирование осуществляется посредством следования ритуалам. Однако, как и в других восточных культурах, персоналистическая личность, ее противопоставление окружающему отсутствуют. Поэтому основу социального функционирования составляет клан.

Представление о личности в китайской цивилизации кратко можно резюмировать так: «“настоящий человек” (принадлежащий традиции даосизма) и “достойный муж” (идеальный человек в конфуцианстве) обозначают два полюса человеческого совершенства: полноту бытия, постигаемую во внутреннем узрении “раскрытого сердца”, и безупречную вписанность в сеть космических и социальных отношений. Соответственно в китайской культуре отсутствовало понятие личности, правового субъекта действия и даже физического индивида. Человек в Китае осмыслялся, с одной стороны, в категориях телесной интуиции, уводящей к всеединству первозданного Хаоса, а с другой – как “лицо”, которое выражает одновременно претензии на обладание определенным статусом в обществе и признание этих претензий другими».[172]172
  Малявин В. В. Китайская цивилизация. – М., Астрель, 2001. – С. 188.


[Закрыть] Еще М. Вебер отметил, что китайская культура и цивилизация подавляют в человеке стремление к целостной личности.[173]173
  Weber М. The Religions of China. – New York, 1964. – P. 254.


[Закрыть] Человек и окружающий мир представляются изоморфными друг другу, и если мировой порядок определяется законом Дао, то и человек должен следовать этому закону (аналогично в индийской цивилизации это закон дхармы).