Текст книги "Тот, кто стреляет первым"

– Если взлетать немедленно, до наступления темноты можем успеть.

– На гору садится туман. Видимость 300 на 3, – проявил свои навигационные познания генерал. Значит, нижняя граница видимости – 300 метров, по горизонту – 3 километра. Пока терпимо, но наверняка все будет меняться только в худшую сторону. И все же основная беда в другом: при наличии «духов» второй вертушке не приземлиться, ведомому придется кружить рядом и отбиваться.

– Сколько человек забирать с раненым?

– Всех! Это 35 человек. Они свою задачу выполнили.

Офицеры удивленно посмотрели на командующего. У Играева свои брови наверх: операция сворачивается не начавшись, а командир говорит об ее выполнении? Громаку своя головоломка: морпехов высаживали три вертушки, а забирать на одной? Но из штанов еще никто не выпрыгивал, такое количество народу просто физически не втиснется в машину. Тут, если по-честному, хотя бы одного Мережко вывезти…

– Товарищ командующий, если лететь – то лететь. Время, – посмел поторопить начальство вертолетчик. – Количество – оно потом, по ходу движения, сначала надо добраться до крайней точки.

– Товарищ генерал, будет правильно, если полечу и я, – вдруг сделал шаг вперед Сердцев. – И на месте буду ориентироваться на состояние раненого.

Возможно, именно это и хотел услышать от подчиненных генерал. Чтобы без приказа. Потому что в горах для них все будет не то что непредсказуемо, а обреченно.

– Действуйте! Остальные вопросы по авиации буду решать с вашим начштаба, его срочно ко мне. Полковник Играев, останьтесь.

К аэродрому Громак и Сердцев бежали, прекрасно зная, что бегущий офицер в мирное время вызывает улыбку, а в военное – панику. Указания отдавали и получали ответы по рациям на ходу.

– Товарищ командир, в районе видимость 100 на 1.

– Черт…

– Товарищ подполковник, хирургическая сумка доставлена.

– В кабину! Со мной хирургическую сестру.

– Сестру отставить, лишнее место. Батальонный врач будет на подхвате.

Аэродром. Как же тревожно кровав сегодня закат, удлиняющий вдвое самую малую травинку.

– Товарищ полковник, экипаж к полету готов!

– Экипажа не будет. Лечу один.

Возглас удивления второго пилота утонул в грохоте – из салона «Ми-8» выкатился на бетонку желтый, дополнительный топливный бак, занимавший едва ли не одну треть «вертушки». Значит, демонтировать успели и минимум еще человек семь втиснутся. Вместо второго пилота и борттехника – еще двое. Хотя нет, один. Сердцев же летит! Сидячих мест 17, как в московской маршрутке. Если набить народ вповалку, как дрова, авось все 35 и втиснутся. Но раненого ведь придется укладывать на пол да освободить простор для врача. А это сразу минус семь-восемь человек…

Словно Копперфильд, беспрепятственно прошел сквозь тень вертолета. Взбежал по пружинистым ступенькам в салон. Едва не поскользнулся на коврике, заботливо постеленном перед кабиной: борттехник так и не закрепил его. Не хватало еще спотыкаться перед полетом. Значит, получит по полной. И зря, ох зря подумал об этом под руку, а точнее, под ногу: споткнулся вновь, на этот раз о бронеплиту, укрепленную под сиденьем. Чур, не нас, и третьего раза не будет. Забыли о приметах! Сердцев захлопнул дверцу и остался стоять за спиной, упершись руками в проем. Опытный: в вертолете абсолютно не страшно лететь, если смотришь вместе с летчиком через стекло вперед.

Громак утвердился в кресле. Пристегнул ремни, надел ЗШ – защитный шлем. Летчики, по сути, правосторонние участники движения и ПДД, поскольку место командира, как у водителя авто, слева. Так что не японцы с праворульными машинами и не англичане с угандийцами с левосторонним ходом – русский боевой летчик занимает свой эшелон. С Богом! Буквально вчера борттехник, выцыганивший у калининградцев янтарную иконку с Николаем Чудотворцем, по сговору со вторым пилотом прикрепил ее к панельной доске. Что ж, помощь свыше, скорее всего, сегодня не помешает. Благо, и ставший напротив кабины батюшка осенил искалеченной рукой машину белым крестом.

– Я – Мотоцикл-333. Запрашиваю погоду.

Не взлет, не поддержка и взаимодействие – царицей войны для вертолетчиков является именно погода в районе боевых действий.

– Видимость 50 на 0,5.

Предел. Ниже нижнего. При 100 на 1 в небо поднимаются только летчики 1-го класса, а когда видимость до земли всего 50 метров и 500 по горизонту – это что кораблю в сплошной туман плыть средь рифов без каких бы то ни было ориентиров. Ну, товарищ Сердцев, держись. Будем надеяться, что твоя новая фамилия все же пересилила предыдущую.

Руки в привычной последовательности, практически вслепую защелкали тумблерами. Пропустил только висящий над головой вентилятор: не жужжи, не мельтеши, не отвлекай. Вертолет задышал, в нетерпении пружиня на резиновых круглых лапах. Словно самурайскими мечами, начал вертеть и кромсать винтами небо над собой. На приборной доске вместе с десятком стрелок задрожала и прямо на глазах отстала от панели иконка Николая Чудотворца, укатилась прямо к красноватому от заката стеклу. Что за приметы сегодня! Хотя кто тут выдержит постоянную вибрацию, кроме самих летчиков? В боковой блистер, наполовину укрытый бронещитком, увидел, как в стремлении не отстать от командирской машины разгоняла винты «восьмерка» ведомого. Кто там запрыгнул на сопровождение?

– Я – Мотоцикл-12, к работе готов.

Руслан Летников? Этот ланцепуп и фунтуклей, посмевший вчера поставить личные амбиции выше армейского товарищества? Почему за штурвалом? Утром перед строем ведь лично расписался под приказом об отстранении его от полетов, вплоть до выяснения всех обстоятельств по утере оружия и личному поведению! Вкупе с выкрутасами Мережко, конечно, но тот лежит с осколком в голове, рваные края которого царапают мозг. Война большая, а воюют одни и те же…

Что-то менять времени не было. Скорее всего, капитан просто первым прибежал на взлетное поле, когда он дал команду начштаба незамедлительно готовить «пару» на взлет. Любой разбор, начиная с коврика, по возвращении. А пока прокатимся. По ухабам, раз связисты обозначили эскадрилью на этот радиосезон мотоциклистами. Только вот 50 на 0,5 – это совсем плохо…

Набрав упругости, «Ми-восьмые» оторвались-таки от решетчатых железных настилов, на которых, как на насесте, готовились заночевать. Едва приподнявшись над землей, летчики увидели вдали, у подножия гор, белые полоски, подсвеченные красными отблесками. Туман ложился плотно, пеленая собой, как бинтами, израненные чеченские горы. Где-то в них вцепилась в одну из вершин группа Мережко. До утра не дотянет не только командир, но и весь десант: за ночь Хаттаб покроет расстояние до горы. Боеприпасов морпехам хватит не более чем на два часа боя. Зачем так бездумно бросали мужиков на заведомую гибель? Смотрим карту. Где-то мелькала дорожка по склону. Хотя и она в тумане.

– Роспуск! – дал команду ведомому.

На языке летчиков – «расходимся, пробиваемся в точку каждый самостоятельно». Сам перешел на шаг-газ, снижая рычагом «вертушку» и подныривая ею под белое одеяло. Скосил глаза влево на радиовысотомер, который только и мог помочь при полете на ПМВ – предельно малой высоте. Больше обычного задрожал Николай Чудотворец, вместе с усилием машины стараясь удержать ее на вытянутую руку от склона. На нем обозначилась более светлым фоном уходящая вверх тропинка, и, едва ли не став передним колесом на нее, Громак «запрыгал» по ней. Со склона сметалась каменная крошка, секла не успевавшие отбежать и спрятаться в пелене кусты. Главное, чтобы не выбежали навстречу полюбопытствовать на суматоху дубы, которые можно задеть лопастями, а тем паче «духи». Расстояние – из рогатки подбить можно. Что же так сердечко у Сердцева колотится! Дрожит один человек, а трясет всю машину! Надо будет подколоть по прилету. А вот Летникова не видно. Парень хороший, но в небе от авиации требуется только опыт и ничего, кроме мастерства. Шустрые – они не всегда помощники, к сожалению. Как же вывозить людей? Двумя ходками? Дай Бог назад спуститься этим же маршрутом-тропинкой, хотя люди Хаттаба наверняка уже бегут на звук…

Тропинка не только не давала потеряться в мутном пространстве, она ухитрялась и бежать впереди вертолета, огибая валуны и чудом удерживаясь на обрывах. Вместе с ней огибал опасные места и Громак, опасаясь споткнуться и сломать «восьмерке» переднюю ногу, а себе шею. В какой-то миг серой бурой громадой спящего медведя посреди тропы вырос валун, приглашая посидеть, отдохнуть, поразмышлять о бренности жизни. Потом, это тоже потом. Пока же первым делом хочется ослабить хватку шаг-газа, через рычаг которого идет дрожь до самой макушки. Не будь ЗШ, мозг бы вылетел от этой трясучки.

– Вон, вон, – не услышал, конечно, а увидел Громак палец врача, уткнувшийся в стекло. Господи, сколько на нем налипшей мошкары, только сейчас стало заметно. Борттехник после предыдущего полета не отдраил, оставил, надеясь на выходной. Все же получит свое «от» и «до». И за коврик тоже.

В белой пелене запрыгали несуразные тени. Почему-то люди всегда прыгают, когда видят спасение с неба. Сейчас, мужики, сейчас. Только левым колесом приткнуться к тропинке, все легче держать махину. Это в небе она кажется легкой птичкой, а попробуй, удержи одним рычагом семь с половиной тонн. Это все равно, что стоять на стуле с одной ножкой…

Вертолет качнуло: Сердцев распахнул дверцу, сбив, нарушив поток воздуха. Морпехи, упираясь, уже несли сквозь ветер на руках раненого, а целая группа, ощетинясь автоматами, прикрывала командира живым кольцом. Приказ на эвакуацию, видимо, им уже поступил по рации, и щупленький морпех, по распоряжениям рук которого можно было догадаться о его офицерском звании, выстраивал очередность посадки.

– Сначала всех в хвост, потом раненого! – прокричал, сдвинув окошко, Громак.

Офицер не расслышал, его занимала погрузка командира, и Громак обернулся через плечо: ведь догадаются же не ногами вперед заносить и укладывать. Все же ногами! Но зато под правую руку врачу. Пусть разбираются. Главное, мимо окровавленного старлея, даже без сознания лежавшего на полу в струнку, аккуратистом, протискивались в хвост салона десантники. Ох, ребята, быстрее. И дурацкий шлем, из-за которого не смахнуть пот с бровей!

– Быстрее, – шептал Громак, хотя морпехи и так едва не затаптывали командира.

Один курносый, шмыгающий носом солдатик, боясь задеть синхронные с командиром педали и штурвал, залез с ногами на место второго пилота. Еще один уселся в проеме кабины, подстелив, стервец, путавшийся у всех под ногами коврик. А за бортом все оставались и оставались люди во главе с щупленьким взводным и охранявшим его огромного роста сержантом.

Офицер, заглянув в салон, обернулся и скрестил для оставшейся семерки руки перед собой. Для водителей это знак – глушить мотор, но и для пехоты все понятно. Мест больше нет.

Страшны руки, которые опускаются вместе с оружием! В них столько обреченности, тоски и отчаяния, что поневоле поверишь: именно к ним первым приходит осознание предстоящей трагедии. Да и не скрывалось ведь – прогнозируемые потери один к десяти. Даже к пятнадцати. Хотя семь – тоже много…

Вертолет покачивало, и десантники, ощущая его неустойчивость, лежали не шевелясь. Громаку наконец удалось резким движением головы сбить с бровей огромные водяные шары пота. Но что же с вами делать, братцы остающиеся? Хоть за колеса хватайтесь, как лягушка-путешественница.

– Цепляйтесь за шасси, – мысль, навеянная сказкой, еще не успела стать зримой, а уже сорвалась с языка. «Вертушка» заваливалась. Ей, не цапле, стоять на одной ноге без умения ловить равновесие, держась лишь на воздушном вихре от винтов, становилось все сложнее, и нежданная сказочная подсказка несла выход из тупика.

– Цепляться, цепляться за шасси! – прокричал Громак в салон, надеясь на передачу команды по цепочке.

Прошла! Морпехи побежали под брюхо «восьмерки», на ходу снимая автоматы и удлиняя на них ремни. Все правильно, можно пристегнуться за стойки шасси, балочные держатели и блок под «нурсы». Имея по двадцать неуправляемых ракетных снарядов под задницей – где еще так прокатишься? Не лягушки, а чистые бароны Мюнхгаузены. Пробуйте, мужики. Авось получится!

Подгоняя десантников и пробуя на вес машину, слегка качнул ее. Сидевший на кресле, как на насесте, солдатик замахал руками – вниз, не успели, назад. А машине хотелось упругости, она рвалась в небо, – пусть стылое, непрозрачное, но там был воздух. А в воздухе везде опора.

Сердцев, став на колени перед Мережко, уже осматривал металлический кусок, торчащий над ухом старшего лейтенанта. Поймав взгляд Громака, умоляюще выкрикнул глазами: «Быстрее».

Сам понимал, что его просьба ни на секунду не сдвинет время и возможности, молниеносно надел белые перчатки, протянул руку к батальонному врачу: инструменты. Значит, операция без промедления. Солдатик, державший голову командира в ладонях, отвернулся. Может, даже не из-за вида крови, сочившейся по металлу и собирающейся красным озерцом в его ладонях, а что впервые видел своего командира осунувшимся, пыльным и небритым. Значит, точно война. И если даже ротного достал осколок, то что говорить об обычном солдате!

Громак, опережая врача, вновь качнул вертолет, проверяя «лягушек». Петушок на корточках на этот раз промолчал, и полковник начал осторожно крутиться вокруг собственной оси. И чтобы лично убедиться, что никто не оставлен на склоне, и давая возможность привязавшимся, вцепившимся мертвой хваткой за что ни попадя морпехам привыкнуть к высоте и качке, и приноравливая врача к вибрации, и отыскивая дорожку домой. С горы домой должно получиться быстрее.

И пошел вниз «Ми-8» – многоцелевой, второй в мире по применению, боевой транспортный. И висели на автоматных ремнях пехотинцы, перебирая в воздухе ногами, словно шли по небу. И колдовал вокруг осколка подполковник Сердцев, сам постанывая от боли, потому что собственные ранения не предусматривали столь долгого стояния на коленях. И перед самым вылетом из тумана, там, где тропинка первый раз приглашала отдохнуть при походе к вершине, из-за валуна-приманки раздались выстрелы. Успел, успел Хаттабушка превратить дорожку спасения в тропу войны. И некуда было деться от огня «лягушатам» на внешней подвеске. Да и брюхо машины для разрывных – что фольга для иголки. А Мережко распластался как раз по центру днища, как «десятка» в мишени, так что все пули, даже случайные – его. И нет возможности шугануть «нурсами», так как висят и сидят на них орелики, фунтуклеи и ланцепупы. Морская пехота Балтфлота, гордость и краса армии. Переусердствовали лишь конструкторы, когда при усовершенствовании «восьмерки» убрали курсовой пулемет в хвост машины. Или не ведали, что русские чудеса на сказках не заканчиваются и может случиться так, что в салоне не окажется борттехника, он же стрелок? И туман, еще минуту назад проклинавшийся, вдруг оказался хоть и тончайшей, как вуаль, но последней и единственной защитой. Как же быстро она истаивала!

Зато усиливался огонь с земли. Трассеры прошли перед кабиной, перед взором Николая Чудотворца, и даже попытавшийся отвернуться от них петушок на жердочке все равно увидел их росчерки на стекле защитного шлема летчика. А у забортной семерки, ставшей живыми мишенями, принесенными «духам» на блюдечке с голубой каемочкой, руки должны были опускаться не на горе, а сейчас. Потому что, оставаясь даже в одиночестве на вершине, они имели хотя бы теоретический шанс остаться в живых. Хоть кто-нибудь…

Но когда первый толчок от попадания пули ударил под бронеплитой, из вечернего сумрака и грязного тумана вынырнул «Мотоцикл-12». Летников, круживший в зоне досягаемости. Прежде чем Громак вышел с ним на связь, ведомый поднырнул и стал под «восьмерку» командира. И вся разрывная свора, предназначавшаяся «Триста тридцать третьему» с его грузом, полетела ему в брюхо. В его лопасти, его хвостовое оперение, в стертые, без единого намека на протекторы, колеса. Кто там вел статистику, что командиры в Чечне заслоняют собой подчиненных? А ведь у него полный дополнительный бак керосина на сотни литров. Размером на треть салона. Держись, «Двенадцатый». Судьба и связисты не дали же тебе тринадцатый номер, приберегали для чего-то. Пусть это будет день нынешний.

Огонь ослабел: все же не все «духи» успели выйти на перехват, добежали лишь самые шустрые. И понеслись «вертушки» к себе домой в «Тридевятое царство». Громак, выносящий из боя всех до единого морпеха. Летников – пустой, но с двумя десятками пробоин в фюзеляже. И полулежа, не надеясь больше на свои ноги, которых просто не чувствовал, перевязывал Мережко подполковник Сердцев. Шептал больше успокоительно для солдатика, помогавшего держать голову:

– Ничего. Теперь все обойдется. Еще, даст Бог, и послужим.

И светил верхний краешек закатного солнца прямо в глаза Николаю Чудотворцу, оказавшемуся ближе всех к родному аэродрому. А с него, с родной бетонки, выстраиваясь клином, поднимались все имевшиеся в распоряжении командующего «восьмерки» с новым десантом на бортах. «Тридевятое царство», освещенное одновременно и солнцем, и электрическим светом, посылало своих воинов в темноту и мрак ущелий, где кишели твари, бросавшие людей в жерла камнедробилок. И в проеме первой машины стоял с сияющим крестом на груди батюшка Иоанн, вглядываясь в земные ориентиры, по которым месяц назад выползал из ущелья. Единственный за все годы войны, кто смог это сделать. Издевалась охрана, заставляя одного из местных мулл, не принявшего новые порядки в Чечне, впрягаться в телегу и возить православного батюшку под кнутами любопытных. Не выдержав издевательств, в один из таких заездов он опрокинул телегу с отцом Иоанном с самого крутого обрыва, по которому охране было быстро не спуститься. По кому стреляли боевики – по нему, кувыркающемуся вместе с камнями, но (!) не в трубе, или решившему умереть мулле, то осталось неизвестным. Дай Бог, сейчас прояснится, когда отряд Мережко оттянул на себя с каменоломни основные силы банды Хаттаба, а генерал дал команду на начало основного этапа операции по освобождению пленных.

На кромке оставшегося пустым аэродрома лишь стояла, не выключая мотора, «санитарка» в ожидании Мережко. Алена, не сдерживая эмоций, металась перед включенными фарами, путаясь в лезущей под ноги Халяве, оставшейся без хозяев. Обоих остановила Зина с огромным пакетом.

– Не метусись. Смотри, черешню перебрала. Половина гнилой пришло. Но для ребят отобрала. Я ж их просила вернуться! Халява, фу, тебе ничего нет. Ой, что это? Падают? – Села от неожиданности на бампер «санитарки», увидев болтающихся под вертолетом людей. Завыла и собака, с тревогой задрав мордочку: это нормально ведь, да? Это хозяева всегда так возвращаются домой? Не страшно?

Подивиться чудом подскочил на «уазике» и майор Петров с двумя неразлучными сопровождающими. Капитаны зашли с двух сторон осевшей под весом продавщицы машины, тоже уставились в небо. Лишь майор сумел сохранить невозмутимость и, подойдя к медсестричке, поинтересовался с неизменной улыбкой, словно не запомнил при обыске в палатке Мережко:

– Алена Маликова?

Та настороженно кивнула, хотела отойти от любопытного особиста, но по бокам уже стояли капитаны. И не успела Зина от удивления выронить пакет с черешней, как на запястьях дюймовочки щелкнули наручники.

* * *

«Командующему объединенной группировкой войск (сил) на Северном Кавказе.

Рапорт.

В результате оперативно-розыскных мероприятий, проводимых в рамках обнаружения источника информации боевиков, задержана Маликова А.С., завербованная два года назад в Москве представителями одной из исламистских группировок, запрещенных на территории Российской Федерации. Наряду с отвлекающим десантом ст. л-та Мережко была организована утечка срочной оперативной информации для пяти человек, попадавших под подозрение. Методами и средствами радиоэлектронной борьбы выявлен источник, державший связь с посредником Хаттаба. Им оказалась служащая Российской Армии хирургическая сестра медико-санитарного батальона Маликова А.С., вышедшая на связь с находившимся под электронным контролем посредником.

Данный случай показывает, что на территории России осуществляется вербовка лиц славянской национальности, в том числе и женщин, с целью их проникновения в органы государственной власти, воинские части, непосредственно ведущие операции по установлению конституционного строя в Чеченской Республике.

Задержанная Маликова А.С. дала первые признательные показания.

Более подробная информация будет изложена в докладной записке.

Начальник особого отдела группировки войск (сил) на Северном Кавказе

майор Павлов».