Текст книги "Исходники"

В конце концов битва со сном была все-таки проиграна. Мойсе всем телом повалился на соседа, напугав его, вздрогнул, встрепенулся, чем вызвал хохот ближайшего окружения и негодование учителя. Учитель неправильно понял причину сонливости Мойсе, поднял его и сказал: «Если тебе так скучно на моем занятии, пойди и погуляй!»

Мойсе встал и вышел. Огорченный случившимся, он пошел бродить по городу. Жизнь на улицах кипела. Повозки, запряженные волами, тащили на рынок свежие фрукты, мешки с зерном, кувшины, ткани. Нарядные женщины с малолетними детьми шли на прогулку за город или на реку. Воины группами по пять-шесть человек поднимали сандалиями пыль, обходя город, наблюдая за порядком и разыскивая воров и предателей, врагов Великой Пчелы. Мойсе всегда нравились воины, их одежда, оружие. Он даже подумывал по окончании школы попросить отца направить его в гвардию Великой Пчелы.

Однако попасть туда было не так просто. В гвардию брали только сыновей воинов или особенно статных и сильных юношей. Рахам не был воином. Зато Мойсе был статным, это все замечали. Особенно его мама, Саламит. Силы же ему было, как говорится, занимать и занимать, и поэтому Мойсе занимался упражнениями, которые выдумал сам. Так, он придумал положить на землю два камня среднего размера, опереться на них руками и, сгибая и разгибая руки в локтях, опускаться к земле, а потом отталкиваться от нее, точнее, от камней. Это он мог делать до тридцати раз.

Еще он брал камень покрупнее и, нагнувшись, поднимал его сначала до живота, потом, чуть присев, выталкивал вверх над головой, а затем бросал его наземь. На войне такое умение может пригодиться при защите осажденной крепости, полагал он. Еще Мойсе придумал поднимать одной рукой над головой мехи, наполненные водой. Очень полезное упражнение. Чуть помогая себе ногами, можно выжимать тяжесть хоть сто раз.

Словом, Мойсе было далеко до силачей из его школы, но кое-что ему все же удавалось. Статное от природы тело стало обретать силу и форму, достойную настоящего мужчины, воина великой страны. Страны, которую еще никому не удавалось покорить. Как ни пытались грозные «девять луков» нападать со всех сторон, ничего у них не вышло, разве только воины их наполняли каменоломни страны Кемет и ее невольничьи рынки.

…Мойсе лежал и размышлял. Старуха и ее сын, которых он видел во сне. Теперь эти голоса. Если один голос принадлежал Сету, то кому второй? Вдруг это голос его покровителя? Ведь если Мойсе до сих пор жив, значит, Сету кто-то не дает расправиться с ним?.. Эта мысль была отрадной. Значит, еще не конец. Еще поживем.

До какого-то момента Мойсе никогда не задумывался о собственной смерти. Нет, он, как каждый кеметянин, знал, что смерть – только начало, что за гробом его ждет долгая жизнь в полях Иару, если только он выдержит праведный суд Усира в зале Муэт. Но как именно он умрет, Мойсе не думал. И вот однажды, возвращаясь домой с занятий, он вдруг ощутил резкую боль в животе. Боль была настолько сильной, что в глазах у него помутилось, а в ушах зашумело, как бывает, если накроешь ухо ладонью, перед тем согнув ее лодочкой. Потом свет и вовсе померк, стало темно. Испарина выступила на лбу.

Мойсе, шатаясь, отошел к ближайшей стене и осел на корточки. Кровь вернулась в голову, а с нею зрение и слух. Тогда Мойсе подумал: должно быть, именно так и приходит смерть. Ты перестаешь видеть, слышать, ощущать. Но ты остаешься собой. Тела как бы нет, а ты есть. Ты бесконечно одинок в бесконечном пустом пространстве. Эта мысль ужаснула Мойсе. Ему захотелось, чтобы после смерти он непременно сохранил способность видеть, слышать, чувствовать и ходить, а может, даже и летать – ведь во сне же он летает!

После этого происшествия Мойсе принялся с особым усердием изучать древние свитки, где описывались погребальные обряды и таинства. Он стал посещать некрополи древних и читать там надписи.

Помнится, в детстве его ужасали траурные процессии, проходившие по улицам Миннофара. Когда умерла мать Рахама, его бабушка, Мойсе было лет пять. Он был так сильно потрясен происходящим, что спрятался в сарае и наблюдал сквозь щелку, как вынесли тело, как положили его на сколоченные из досок носилки посреди двора.

Он любил бабушку. Очень любил. Кто-то внутри него говорил, что он поступает нехорошо, но подойти к ее мертвому телу Мойсе боялся. Наверное, он понимал, что это чужое холодное тело уже не его бабушка. Его бабушка – теплая, живая, добрая, любимая. Сердце разрывалось, но Мойсе так и не вышел из своего укрытия. И ее унесли.

Потом, лет в четырнадцать, он прошел посвящение в Доме Усира, и через какое-то время его отношение к смерти неведомым образом изменилось. Мойсе стал посещать некрополи – и ему это понравилось. Многие древние захоронения незапамятных времен уже были открыты для посещения. Он ходил и читал надписи на стенах и саркофагах, восхищался яркостью красок и изяществом резьбы по камню.

Удивительно, что на протяжении тысяч лет язык страны Кемет почти не изменился. Лишь самые древние надписи, выполненные наиболее основательно, глубоко врезанные в камень, Мойсе не смог понять. Должно быть, в них и заключались самые важные откровения о жизни за гробом. По крайней мере, Мойсе так решил для себя. Он переписывал эти надписи в свиток в надежде когда-нибудь понять их.

И вот теперь он один посреди пустыни – без свитков, без наставников, без родителей. Один-одинешенек! Мойсе стало так жаль себя, что он чуть было не пустил слезу, но вовремя одумался, застыдившись минутной слабости. Мойсе вскочил. Быстро нацепил свою корзину и зашагал – вперед. Вперед. На восток. На восток.

Как бы ни было трудно идти, рано или поздно наступал момент, когда можно было отдохнуть. Как бы ни было жарко, приходил вечер, принося прохладу. Вечер сменялся ночью, за нею приходило утро.

Шаги отдавались в голове Мойсе, порождая мысли. Внезапно опять пришло ощущение, что это не мысли, а чей-то голос произносит слова в такт шагам: «Вечер был, и будет утро, третий день уже в пути, день четвертый впереди».

Проснувшись поутру от холода, Мойсе привычно вскочил, попрыгал на месте, размахивая руками, присел несколько раз, осмотрелся. Сокровища звездного неба, драгоценные его камни, перекатывались и создавали красивые сочетания – знаки времен.

Мойсе принялся разглядывать сияющую бездну. Если через пару известных звезд на северном небосклоне провести линию, можно найти ось, вокруг которой вращается небо. Так говорил учитель, рассказывая о строительстве храмов. Звезды равной яркости образуют простые фигуры – созвездия. Самые яркие звезды принадлежат богам. Мойсе помнил названия божественных звезд, но не все – Иман, Апо, Херу, Джути, Сорокет, Муэт, Сет, Асет, Нейт…

Некоторые из них он мог найти на небе. Над самой его головой сияла звезда Муэт.

Были еще блуждающие звезды. Они, как и Луна, появлялись то там, то тут на фоне знакомых звездных узоров. Все это напоминало сложный механизм вроде того колеса с ковшами, которым добывали воду из реки. Солнце считало дни. Луна меняла свой облик в течение тридцати солнечных дней, отмеряя месяцы. Яркие божественные звезды, поднимаясь над точкой юга каждая в свой черед, указывали сезоны. Предрассветная Сопидат предвещала скорый разлив Хапи. «Должно быть, – думал Мойсе, – Небо непостижимым образом связано с Землей. Какие-то невидимые приводные механизмы – рычаги и ремни – управляли погодой, теп лом и холодом, ветром и дождем, разливом и убыванием Хапи».

События последних дней сделали с душой Мойсе то же, что ветер и Солнце сотворили с этой местностью: превратили ее в пустыню. Все воспоминания и образы потускнели. Удержать их перед мысленным взором не было никакой возможности – так горсть песка высыпается из раскрытой ладони.

Мойсе решил больше не оглядываться назад. Его мечты устремились к далекому в пространстве, но такому близкому в воображении морю. Он ускорил шаг. Солнце поднималось над горизонтом, раскаляясь, как металл в щипцах кузнеца, от красного до золотого.

По правую руку показались невысокие холмы. Они стеной тянулись до самого горизонта. И Мойсе пошел вдоль этой стены. Каждый час-другой пути в стене появлялись прорехи – долины, промытые потоками воды, представить которые в этой пустыне было не так просто. Однако разум подсказывал, что только река могла оставить о себе такой след.

Вода в бутыли у Мойсе почти закончилась. Где искать второй колодец? Наверняка где-нибудь в устье одной из мертвых рек.

Солнце уже стояло в зените, когда Мойсе поравнялся с очередной долиной реки, иссохшей сотни лет назад. Он повернул вправо и пошел по ее безжизненному руслу. Оплывшие песком холмы по сторонам постепенно росли – и, наконец, стали стенами ущелья. Русло изогнулось к востоку, и теперь правая стена отбрасывала тень на путь, по которому шел Мойсе. Назвать его тропой было сложно – там просто никто не ходил. Или ходил, но очень давно.

Мойсе удивляло, что в самых, казалось бы, уединенных местах всегда можно найти следы пребывания людей. Нет, даже не кеметян, а более древних насельников страны Кемет, вырезавших на камнях непонятные кеметянину слова. Догадаться о смысле коротких надписей было не так трудно: «Здесь был…», и имя. Прочесть и понять более пространные тексты было практически невозможно.

Русло мертвой реки сделало очередной изгиб, и перед Мойсе предстала удивительная картина: часть скалы, образующей стену ущелья, была словно срезана огромным ножом и отодвинута в сторону. На образовавшейся ровной поверхности среза был высечен прямоугольный проход внутрь скалы. По бокам прохода резец мастера изобразил колонны, подпиравшие подобие треугольного козырька. Мойсе был поражен увиденным. Кто эти люди, способные резать скалы, будто сырую глину? Должно быть, те самые великаны, призраки которых он видел во сне.

Черный проем манил к себе. Мойсе стало любопытно, и он с опаской шагнул в проход, чуть пригнувшись и вглядываясь в темноту перед собой. Изнутри скалы тянуло прохладой. Довольно быстро глаза привыкли к темноте, и взгляду Мойсе открылись стены.

В стенах были выбраны прямоугольные ниши. Ни фигур, ни изображений, ни надписей не было. Ничего. Пустота. У стены напротив входа ниша была глубокой, со скошенным потолком, а вниз вела лестница. Однако проход был наглухо засыпан песком. Что скрывалось там, в глубине?.. Саркофаг с телом знатного воина или вождя? Там, наверное, есть оружие и золото… Самоцветные камни…

Воображение Мойсе разыгралось: вот он, обычный юноша, еще неделю назад ходивший в школу, находит клад, золото, драгоценности, становится богатым и знатным мужем, покупает лодку, дом и рабов, нанимает воинов. Патипара теперь не страшен ему! Он похищает Меританейт, и они счастливо живут вдвоем где-то на берегу моря, в роскошном каменном доме с бассейном и павлинами.

Пустое! Патипара никогда не простит ему похищение жены. В его распоряжении тысячи воинов – Мойсе придется нанять целую армию, чтобы противостоять Патипара. Вряд ли эта пещера осилит такие расходы. С досады он топнул ногой, вышел вон, на воздух, и стремительно зашагал прочь, возвращаясь к своему прежнему маршруту.

Все еще раздраженным от глупых своих мыслей Мойсе вышел к устью песчаной реки – и остолбенел. Весь северный горизонт был покрыт темными тучами, которые, клубясь, медленно надвигались. Это были странные тучи. Они спустились с небес до самой земли. Завороженный страшным зрелищем, Мойсе не сразу понял, что это не тучи – точнее, именно тучи, вот только не небесные, а из песка и пыли. Надвигалась песчаная буря.

Ужас объял Мойсе. С каждой минутой серо-желтая стена приближалась, росла, вздымаясь и пожирая чистое голубое небо. Опомнившись, Мойсе бросился бежать обратно к пещере.

В спину ему ударил упругий поток воздуха. Вокруг зашумел безводный ливень. Песчинки кололи шею и руки. Не оглядываться! Мойсе прижал край платка-клафта ко рту. Было уже почти ничего не видно, когда он нырнул под спасительные своды найденной им недавно пещеры.

Как же удачно он зашел сюда… Мойсе едва смог отдышаться; пот струился по его спине и вискам. Он снял клафт, вытер лицо. Очень хотелось пить, а воды осталось чуть, на донышке. Взяв камушек в рот, Мойсе покатал его языком, немного уняв жажду этим обманом.

Ему придется оставаться здесь, пока не кончится буря. Но сколько она продлится? День, два? Три?.. Он не продержится столько без воды. Да и еда у него вся выйдет.

Быть может, это не гробница, а обычный дом, только вырубленный в скале? Быть может, в глубине найдутся припасы и вода? Мойсе подошел к провалу у стены и принялся разгребать песок, набирая его в сложенные ковшом ладони и отбрасывая в сторону. Вскоре под ногти, вызывая саднящую боль, набился песок, а кожа на пальцах начала гореть.

Отдышавшись, Мойсе вдруг понял, что в подземном коридоре без света делать нечего – там абсолютный мрак. Эта мысль поставила крест на его затее. Он бросился к выходу – не кончилась ли там буря? Не прояснилось ли небо? Нет! Мутные потоки песка и пыли неслись мимо, временами образуя вихревые столбы. Он бессильно сполз по стене и прислонился к ней спиной. Так он просидел, должно быть, около получаса, пока не задремал.

Проснувшись, Мойсе первым делом выглянул из своего укрытия. Буря почти утихла! Ветер еще ощущался, но воздух очистился настолько, что можно было дышать. Он покинул укрытие, решив про себя, что это было скорее жилище, чем склеп. И коль скоро здесь жили люди, значит, должна была поблизости найтись и вода.

И действительно, вскоре Мойсе увидел бортик колодца, наполовину занесенный песком. Только бы там оказалась вода! Он подошел к краю и заглянул за него: дна не видно. Мойсе бросил небольшой камень в надежде услышать плеск или стук. Тишина. Неужели все напрасно?

Ком подступил к горлу. Не сдаваться, решил Мойсе. Он принялся распускать по нитке тканую накидку Иуана и свивать из нитей веревку. Ремни от сандалий тоже пошли в дело. Наконец длина веревки показалась Мойсе достаточной, и он с тревогой опустил флягу в колодец. Натяжение веревки ослабло, значит, фляга легла на дно. Мойсе вытащил флягу.

Пусто.

Это был удар. Мойсе бросило в жар, он обежал колодец и запустил флягу с другой стороны. На этот раз ему послышался всплеск. Сердце бешено забилось. Выждав минуту, Мойсе вытащил флягу.

Есть! Это была вода. Настоящее чудо – вода в заброшенном колодце! С опаской он пригубил из фляги. Вкус у воды был горьковатый, но сносный. Радость охватила Мойсе. Он изобразил что-то вроде танца, кружась на месте и шепча слова благодарности духу колодца. Ведь у каждого источника воды есть дух, так говорила его мать. Если дух покинет колодец, вода в нем иссякнет.

Здесь вода была, значит, и дух был при нем. На мгновение Мойсе ощутил чье-то присутствие. Холодок пробежал между лопаток. Он обернулся. Никого. Странное чувство.

Пора было двигаться дальше, и Мойсе зашагал знакомым уже путем: второй раз за этот день – вниз по течению песчаной реки, к границе скал. Там – направо и вперед, на восток!

Отдохнув и набрав воды, Мойсе решил идти до глубокой ночи, чтобы наверстать время, потерянное во время бури. Нужно было выбраться к морю раньше, чем голод лишит его сил.

Близился к концу четвертый день перехода Мойсе. Перехода к его новой жизни.

Пройдя приличное расстояние, Мойсе порядком устал. Он принялся устраиваться на ночлег под ближайшим кустом, решив, что на сегодня достаточно.

«Вечер был, и будет утро – день четвертый позади», – птицей в вечереющем небе промелькнула строчка в голове Мойсе.

Разбудил его холод. Размяться, попить. Несколько фиников на завтрак – и в путь. Какая-то птица взметнулась в воздух и скрылась из глаз.

В пустыне можно встретить не только птицу или духов. Попадаются там ящерки, тушканы и змеи. Змеи! Не хотелось бы оказаться у них на пути. Они несут смерть, но могут и поспособствовать исцелению. Знахари используют их зубы и кожу, а также слюну для приготовления своих снадобий.

Мойсе припомнил, как одного мальчика с соседней улицы – как же его звали? не то Сибаса, не то Сибака… – укусила змея. Ребятишки бежали по пыльной улице где-то на окраине города и не заметили на дороге змею. Как она там оказалась – одному змеиному богу известно. В общем, Сибаса на нее наступил. Она, само собой, цапнула его в ответ. Крик, стон, плач.

Мальчишки, надо отдать им должное, не растерялись: подхватили другана руки и бегом потащили его к знахарке. Пока добежали, он уже глаза закатывать начал. Дышал с трудом, со свистом. Нога распухла и посинела.

Знахарка обернула ему ногу змеиной кожей, а в рот влила какое-то снадобье. Потом долго шептала над алыми точками укуса заклинания. Думали: все, конец пришел Сибасе. Но нет. Через пару часов он ожил. Послали за отцом мальчишки. Тот прибежал и пал в ноги знахарке. Благодарил. Сказал, что принесет меда и пива, сколько та пожелает.

В пустыне знахарок нет. Мойсе совсем один. Один… И вроде бы как не один – снова чувствовалось чье-то присутствие.

– Ты здесь? – спросил Мойсе, глядя в небо.

Небо молчало. Однако Мойсе отчетливо ощутил, почувствовал уверенность, что в мире есть Некто, желающий видеть его, Мойсе, живым и невредимым. Бог пустыни, но не Сет. Быть может, это бог одиноких странников?

Какое-то время Мойсе шел легко, воодушевленный этими мыслями, однако вскоре голод напомнил о себе. Три финика – это не еда… «Вот бы сейчас рыбки!» – подумалось ему. Вспомнился ужин с Иуаном, вкус рыбы, запах костра. Мысли закрутились вокруг еды, голод начал всерьез донимать Мойсе.

Только бы дойти до моря. Там он сможет наловить рыбы, развести огонь, поджарить ее… Слюна заполнила рот Мойсе. «Все! Хватит! Хватит думать о еде, – решил он. – Тогда о чем? Чем отвлечь себя?.. А возьмусь-ка сочинять песню, в такт шагам. Так делают воины в долгих походах. Нет, сочиняет, конечно, один, а другие подхватывают:

 
Шли, не сбивая порядок,
Ветру смотрели в лицо,
Ни шагу назад, отряды
Артаковцев, храбрых бойцов».
 

Артаковцами называли воинов, которыми командовал герой многих битв недавнего прошлого, Артак.

Мойсе стал насвистывать и подпевать в такт шагам:

 
Нам палаткой небо,
Звезды над головой,
Нам бы корку хлеба,
Да запить бы водой.
 

«Неплохо получается, – подумал он про себя. – Так держать!» И продолжил шагать, придумывая строчки воинских речевок. Идти стало веселей.

День пятый прошел без особых приключений. Если бы не голод, этот переход сравнился бы с загородной прогулкой. Мойсе вспомнил, как до знакомства с Меританейт дружил с девушкой по имени Нея. Несколько раз они гуляли вместе неподалеку от города, в пальмовых рощах.

Она была на год или на два младше Мойсе, но формы ее уже стали подобны женским. Нея была хороша: смуглая кожа, широкие скулы, полные губки, крутые бедра… Иссиня-черные волосы, собранные в хвост на затылке. А еще она очень походила на Мойсе лицом. Увидев их рядом, любой мог подумать: вот идут брат с сестрой.

Он вдруг отчетливо ощутил аромат ее тела. Такого свойства был этот аромат, что покорял, делал ватным тело; его хотелось вдыхать бесконечно.

Как-то они шли по каменистой тропе, и Нея немного отстала.

– Ой! – вскрикнула она.

Мойсе обернулся.

– Я, кажется, подвернула ногу. Вот на этом камне. Как больно!

Она стояла, боясь сделать следующий шаг, и виновато смотрела на Мойсе. Он мигом отозвался на это: подбежал и подхватил ее на руки. Не зря ведь тренировался с камнями. Нея, снова вскрикнув, обхватила его шею руками. Мойсе осторожно перенес ее к деревьям и опустил на траву.

– Давай посмотрю, – сказал Мойсе и склонился над смуглой изящной ножкой Неи.

– Здесь болит?

– Нет…

– А здесь?

– Нет.

Он погладил ее ступню и пристально взглянул в глаза:

– Нея!

– Что?

– Ты очень красивая.

– Спасибо.

Мойсе уселся на траву рядом с ней. Нея повернула к нему голову – и он поцеловал ее в губы. Это было мгновение настоящего, незабываемого, непреходящего, неизменного – и кто знает, какого еще «не-», – счастья, обернувшегося в итоге несчастьем.

Нею выдали замуж за богатея – владельца мастерских по металлу, поставщика военного снаряжения для армии Великой Пчелы. Мойсе очень переживал. До слез. Будь он постарше и побогаче, смог бы на ней жениться, не встретил бы Меританейт и не оказался бы сейчас в этой пустыне. Если бы…

Но все случилось так, как случилось. И этому наверняка найдется объяснение – так думал Мойсе. Правила жизни придуманы задолго до его рождения, и изменить их нет никакой возможности. Богатый берет себе все, что захочет, бедный – только то, что дают. Красавица – как драгоценный камень, которому нужна золотая оправа. Ее красота быстро потускнеет в лачуге плотника или рыбака. «Непременно надо стать богатым», – подумал Мойсе.

Только вот как? Сыну командира отряда уготовано стать командиром отряда, а сыну рыбака – рыбаком. Как вырваться из этого круга? Как обмануть судьбу? Имя, что ли, сменить?

Имя для кеметянина – это его судьба. Не только в этой жизни, но и в будущей. Не зря на гробах и гробницах вырезают имя покойного. Сотри, срежь его, и – пшик, след человека изгладится в обоих мирах. Он позабудет себя, станет безымянной бесплотной тенью, а может, и вообще растворится в беспредельном Нуне-океане. Ты кто? Никто. И звать никак.

«Интересно, какое имя мне бы подошло?» – размышлял Мойсе. Многие имена звучат совсем простенько. Некоторые – героически. От чего это зависит, понять непросто.

Полным имя Мойсе было Мойсере, что значило «рожденный Ра», или «рождение Ра». Он родился в первый день нового года, незадолго до разлива Хапи. Такое имя жалко менять. Однако и называться им теперь опасно, когда он выйдет к людям. Патипара наверняка разослал десятки воинов в пограничные гарнизоны, чтобы перехватить его.

«Какое бы выбрать имя? Масус? Нет… Матус?.. Нет. Маус! Точно! Маус. Вроде бы и не сильно отличается на письме, но совсем другое имя!»

Удовлетворенный принятым решением, Мойсе продолжил путь. Уже вечерело, так подошел к концу еще один день. Пройдено было немало. Мойсе втянулся в ритм этих переходов, как заправский караванщик. Море было уже не за горами… Хотя нет. Именно за горами. Должно быть, оно находилось за горной грядой, что тянулась по правую руку. Предстояло обогнуть ее.

«На рассвете Солнце там? – рассуждал Мойсе. – Там. Значит, и море там».

Утро началось как обычно: Мойсе поднялся до рассвета, подвигался, попрыгал, размял затекшие руки. Когда спишь на твердой земле, можно так придавить, или, что называется, отлежать руку, что в нее словно бы сотни иголок впиваются, а сама она ничего не чувствует, висит плетью. Мойсе поморщился, растирая правую руку. Кровь побежала по жилам, возвращая подвижность и чувствительность пальцам, кисти, предплечью, локтю, оживляя их. В крови человека, как и в крови любого животного, заключена жизнь. Мойсе не раз наблюдал, как режут овец; сам, правда, еще не пробовал. Животное дергается, покуда кровь из него выходит, а как вышла вся – это уже не животное, а мясо: режь, жарь и ешь. Мясо Мойсе не любил. Ему всегда было жаль животных, ведомых на убой.

В старинных свитках говорилось, что боги в начале времен научили людей земледелию, даровали им семена полезных растений. Пшеница и ячмень давали хлеб и пиво, и одного хлеба на базаре было пятнадцать сортов. Про пиво и говорить нечего. А еще молоко, мед, яйца, масло, горох, бобы, нут, зелень… Хватало, чем набить живот. Так зачем резать животных?

Задумавшись, Мойсе не заметил, как между камнями метнулась тень. А когда опомнился, на его пути стоял зверь, оскалив зубы и глухо, утробно рыча.

Волосы встали дыбом у Мойсе везде, где только были, а во рту закололо и мгновенно пересохло. На него смотрели два злобных глаза, горящих в предрассветных сумерках. Шерсть животного светилась голубоватым свечением. Или так показалось Мойсе со страху?

«Гиена! – догадался он. – Гиена огненная!» Эти слова Мойсе приходилось слышать от старших – тех, кто ходил по пустыне и попадал в разные переделки. И вот теперь она перед ним. Оправившись от испуга – нет, не в том смысле, хотя обстоятельства и располагали, – Мойсе потянулся за ножом.

Он вынул нож из ножен, протянул вперед левую руку и занес над головой правую. Было еще довольно темно, но острое зрение гиены сообщило ей о смертельной опасности. А может быть, она почуяла решимость Мойсе и его уверенность в своем оружии. Одним словом, гиена попятилась на несколько шагов, потом развернулась и потрусила в сторону скал, быстро скрывшись из виду.

Мойсе сел. Долго не мог прийти в себя. Наконец, уняв дрожь, встал и пошел в сторону от скал, надеясь обойти те места, которые охраняло животное. «Как бы она не привела сородичей», – подумал Мойсе, прибавляя шагу.

Светало. Какое счастье встретить рассвет живым и здоровым! «Повезло мне, – рассудил он. – Спасибо Иуану за нож…» Слово «нож» вновь полоснуло ум Мойсе. «А вдруг я его убил?» – опять начала зудеть навязчивая мысль. Чтобы избавиться от нее, Мойсе принялся считать шаги. После второй сотни сбился и начал сначала. Дойдя до тысячи, решил, что хватит, и прекратил счет.

«Как же всё-таки мерзки эти гиены, – продолжил он размышлять, чтобы отвлечься. – Другое дело – львы!»

Богиня-львица Сахмет, жена бога Пта, покровительствует его родному городу Миннофару. Ее каменные изваяния украшают городские храмы. Сколько в них красоты и величия! Перед мысленным взором Мойсе возник памятник, изображающий семейство богов: Пта, Сахмет и их сына Нефертума. Вспомнились ему и надписи, изученные в школе: «Пта прекрасноликий, обладающий истиной, творящий правый суд, слышаший мольбы, мастер ритуалов, владыка вечности». Много раз Мойсе писал их и сам…

Боль пронзила ногу, и в следующее мгновение он уже лежал на земле. Камень! Погрузившись в размышления, Мойсе наступил на неверный камень, нога «сыграла» – и он упал, рассадив ладонь до крови. Мойсе приложился ртом к ссадине, его бросило в жар, испарина выступила на лбу. «Я не буду думать о богах иных! Прости меня! – прошептал он. – Но кто же ты? Как узнать имя твое?» Тут он вспомнил, что боги таких вопросов не любят, особенно после того как Асет коварно лишила сердца великого Ра, назвавшего ей свое тайное имя. «Прости!» – повторил Мойсе в пустоту.

Он поднялся, озираясь по сторонам. Впереди, чуть правей, виднелись деревья и третий колодец. Мойсе осмотрелся: не пылит ли где караван? Не скачет ли отряд всадников? Горизонт был чист. Только бы у колодца никого не оказалось. Вдруг воины Патипара поджидают его, прячась среди камней? Они передвигались быстрее и теперь могли ждать его, измученного жаждой, у колодца. Мимо он не пройдет.

Мойсе даже присел, размышляя. Что теперь делать?

Выход нашелся быстро. Он решил обойти колодец, взобраться на скалы и осмотреться. Воины, если они засели там, как-нибудь да выдадут свое присутствие.

Пришлось сделать приличный крюк к югу, чтобы обойти колодец. Медленно, окружным путем Мойсе поднялся на ближайшую к колодцу скалу. Ступая как можно осторожней, он добрался до края скалы и лег на живот. Дальше – ползком, отталкиваясь локтями. Еще немного. Еще… Вот-вот колодец появится в поле зрения. Да! Вот он. У колодца кто-то сидит!

Мойсе зажмурил глаза; пот струился по его лбу. Он вытер влагу тыльной стороной ладони. Никого. Показалось. Игра теней. Мойсе еще раз внимательно осмотрел все пространство в обоих направлениях от колодца. Спрятаться там было негде. Это радовало.

Отдышавшись, он быстро спустился с достаточно пологого, в несколько уступов, склона скалы. Еще раз осмотрелся и подошел к колодцу.

Колодец был довольно широк, бортик из грубо отесанных камней доходил до пояса. К счастью, нашлось рядом и деревянное ведро на веревке. Мойсе забросил его в колодец, едва не упустив веревку.

«Вот удружил бы людям… – подумал он. – А они не могли сделать рычаг или ворот!»

Он с трудом вытянул отяжелевшее ведро. С жадностью припал к прохладной воде. Она горчила, однако Мойсе напился за все дни, аж в боку закололо. Потом наполнил флягу. Долго оставаться здесь не стоило – в любой момент могли появиться воины Патипара.

«А с чего я взял, что за мной гонятся?» – вдруг подумал про себя Мойсе. Да кто он такой? Заговорщик, недовольный правлением Великой Пчелы? Враг кеметского народа? Вряд ли Великая Пчела велит разыскивать его по всей стране.

С другой стороны, Патипара может и не спрашивать разрешения, а просто отправить десяток своих людей по основным дорогам и известить пограничные гарнизоны о бегстве опасного преступника.

Да. Лучше уж не задерживаться и поскорей покинуть границы священной земли Кемет.

Мойсе шел вдоль скал, к юго-востоку. Они довольно высоко поднимались в яркую синеву небес, украшенную редкими облачками, как покрывало – цветами. Горы манили. Подняться бы на вершину… Но Мойсе отбросил эту мысль. Сил, чтобы лазить по горам, у него совсем не осталось.

Солнце нещадно палило. Пора было сделать очередной привал. Дойдя до ближайшего деревца, одиноко торчащего посреди камней, Мойсе прилег – и сразу же отключился, провалился в сон. Хороший дневной сон порой может стать равноценной заменой обеду. Во сне голод как бы утихает, а тело наполняется силой. Откуда она берется, неизвестно, но каждый, кто, сидя где-нибудь у теплой стенки, проваливался в сон, знает, как живительны бывают эти минуты погружения.

Проснулся он с ощущением, что рот полон песка. В действительности песка там не было, но язык от сухости словно окаменел. Мойсе с жадностью глотнул воды. Никогда вода не бывает так вкусна, как при сильной жажде. Воду можно смаковать, отпивать маленькими глотками, подолгу держа во рту, прежде чем проглотить. Ничего, что она горчит. Пиво тоже горькое.

В корзине из съестного осталось несколько фиников и одна маленькая вяленая рыбка. Мойсе берег этот последний запас на самый крайний случай.

Он принялся думать о море. Какое оно, море? Хапи – великая река, но ее можно переплыть. А море? Как преодолеть его? Для этого нужна большая ладья. В одиночку такую не построишь. Одному можно построить только плот. Ну или позаимствовать лодку… где-нибудь в селении на берегу. Мысль о краже лодки показалась Мойсе постыдной, однако речь шла о жизни и смерти.

«Наверное, придется решиться на этот нехороший поступок», – подумал Мойсе и стал продумывать детали предстоящего опасного предприятия.

Прежде всего придется найти селение рыбаков. Потом обойти его так, чтобы ни одна живая душа не заметила его присутствия, найти место, где сушатся лодки и весла, дождаться темноты и… Сердце заколотилось от одной мысли о предстоящем лихом деянии.

Лиходеи – называл воров его отец Рахам. И вот Мойсе собирался стать одним из таких лиходеев… Да, собственно, он уже и стал преступником. «Должно быть, я его убил, – привычно засвербело в голове Мойсе, – и ее тоже!» Он снова принялся считать шаги.