Текст книги "Здесь будет сад"

Николай Калиниченко
Здесь будет сад

Транспорт был огромен. За неделю кропотливой работы из обычного карьерного проходчика сделали сухопутный броненосец. Обшили борта стальными листами, устроили палубы для пассажиров, усилили каркас и заменили двигатель.

В багряном полумраке вспыхнула сварочная дуга, особенно яркая на фоне темного корпуса.

– Пушки ставят, – сказал часовщик Менакер. – Ночью на тягачах привезли. – И потом добавил, словно оправдывался: – У меня бессонница, я видел.

– Пушки? – Надир Кулиев, худощавый светловолосый мужчина лет сорока пяти, удивленно посмотрел на старика. – Откуда в Тимирязеве пушки?

Часовщик пожал острыми плечами. Седая голова на тонкой шее качнулась туда-сюда, точно маятник. В больших круглых очках сверкнул отраженный свет.

Стражники подняли шлагбаум, и очередь двинулась к трапу. Беженцы медленно шли по улицам города. Мимо оставленных домов, мимо детских площадок и магазинов. За спинами уходящих гасли фонари.

Когда Надир услышал про корабль с Земли, то сначала не поверил – слишком зыбкой была надежда. Потом информация подтвердилась. Большой звездолет «Коперник» совершил выход из гиперпространства в районе их звездной системы, получил сигнал тревоги и отправился на помощь. В сотне километров от города на старый космодром опустился челнок. Люди радовались: вот-вот пришлют униботы – паковали вещи, забирали сбережения из банка. Весь день прошел в ожидании спасателей, а вечером перед тимирязевцами выступил хаким Алтарев. Он сказал, что космонавты не знают местных условий и что над пустыней боты не пройдут. Прорываться к челноку придется самим. Надир ждал восстания, но ничего подобного не случилось. Алтарева уважали.

Кулиев поднял голову к небу. Где-то там, скрытые завесой красной пыли, уже загорались первые звезды. Он полез в карман, достал пачку сигарет – все, что осталось от припасенного блока. Прочитал надпись «Тимирязевские. Особые», таясь неизвестно от кого, вытащил зажигалку. Этот маленький красный цилиндрик являлся пределом Надира, потолком возможностей, и в то же время недвусмысленно указывал на его место. Здесь, рядом с Менакером и остальными. А те, что в пустыне… бог с ними. Бог… Мужчина глубоко затянулся и выпустил облако сизого дыма, отгораживаясь от настоящего.

– Надир абы! Старший брат! – Зеленые глаза, немного асимметричная, словно неуверенная улыбка и множество тонких черных косичек. Азиза, гибкая и легконогая, подбежала, обняла, поцеловала в щеку.

– Я такое нашла! Такое! Зашатаешься! – она взяла его за руку. – Пойдем!

Надир любил бывать в гостях у сестры. Ее дом стоял на самом краю поселка. Широкие арочные окна открывались прямо в сад. Ровные ряды плодовых деревьев уходили в бесконечность. Над зеленеющим океаном крон царили туманные зиккураты Радужных гор. Дом застыл, окруженный морем жизни, словно аскет в медитации. Теплый ветер свободно гулял по коридорам и комнатам, будоражил легкие занавески, играл медными колокольцами оберегов.

– Я ездила на этюды к Радужным горам. Знаешь, там копают арык. Землю из канала достали, а убрать еще не успели. Я подошла, думала: найду пару ракушек или камней для панно. А там… вот! – девушка подвела Надира к низкому круглому столику. В центре изразцовой столешницы стояла стеклянная ваза с широкой горловиной. Емкость была доверху заполнена рубиновым песком.

– Ты погляди, какой яркий цвет! – восхищалась Азиза. – Я из него такого понаделаю! Такого!

Надир пожал плечами. Подумаешь! Чтобы не расстраивать сестру, подошел к вазе, взял горсть песка, растер между пальцами – слишком мягкий. Для раствора не годится.

В детстве он сильно завидовал Азизе. Ее умению видеть волшебное в обыденном. Потом понял: каждому свое. Надир работал главным технологом на бетонном заводе, производил материалы, из которых были построены все дома в городе. Кулиев любил свою работу.

– Пойду сварю кофе. Будешь? – Сестра упорхнула в другую комнату, не слушая ответ. Знала: брат никогда не отказывается от чашки эспрессо.

Захотелось курить. Надир сунул сигарету в рот, несколько раз чиркнул зажигалкой. Пламя так и не появилось. Раздосадованный, он огляделся вокруг в поисках источника огня. Отчего до сих пор никто не удосужился изобрести вечную зажигалку? Внезапно внимание мужчины привлек едва слышный треск, словно разорвалась тончайшая мембрана. Звук исходил от вазы с песком. Красная субстанция в вазе образовала подобие водоворота, затем взбурлила, набухла пузырем и вдруг сгустилась в маленький блестящий цилиндр с темным отверстием жерла и единственной кнопкой. Словно во сне, Надир подошел к вазе, взял зажигалку, поднес к сигарете и нажал кнопку. Тут же возник веселый огонек. Мужчина неподвижно стоял и смотрел на пламя, которое только что создал. В коридоре ветер играл колокольцами. Раскачивались легкие шторы. В палисаднике у дома начали распускаться нарциссы.

Хаким Рахматов был мудрый человек, заморозил строительство арыка у Радужных гор, позвал ученых. Место, где сестра Надира нашла красный песок, оцепили, поставили охрану. Развернули научную базу.

Одного не учел хаким – масштабов открытия. Когда Азиза у него на глазах сотворила из песка райскую птицу – не статуэтку, не чучело, а самую настоящую, живую птаху, – Рахматов только мечтательно улыбался. Что виделось ему? Какие светлые грезы оживали в сознании пожилого человека? Нужно было создать змею или скорпиона. Может быть, тогда все сложилось бы иначе.

Главная ошибка хакима была в том, что находку не сохранили в тайне. По телевидению регулярно показывали передачи о песке. Репортажи с научной базы шли в прайм-тайм. Каждый горожанин мог видеть, как послушные воле ученых красные крупицы превращаются в ключи, микроскопы, спички.

«Это просто невероятно! – академик Огурцов, возглавляющий научную группу, нервно поправил ворот рубашки. – Материал обладает потрясающим потенциалом доатомной трансформации. Мы едва освоили синтез материи, а перед нами будущее. Причем весьма отдаленное. Каждая крупинка – это своего рода завод. Нет! Целая сеть заводов. Они могут производить все, что угодно: твердое и жидкое, живое и неживое. Мы не очень хорошо понимаем, как песок принимает команду от человека. Это чем-то напоминает опыт с магнитом и металлической крошкой. Наша мысль выполняет роль генератора поля, электронного стержня, вокруг которого формируется атомный скелет очередного «заказа», а следом и молекулярная плоть. Аналогом магнитной силы в данном случае выступает сила воображения».

Азиза тоже была среди ученых. Никому, кроме нее, пока не удавалось создать живую материю. С легкой руки художницы материал получил название джиннит.

– Смотрите-ка, что здесь! Не может быть… – Менакер вышел из очереди, аккуратно поставил на землю старинный кожаный чемодан и побрел в темноту.

Они как раз достигли окраины Тимирязева. Здесь, на границе песков, запустение было особенно явным. Стены домов утопали в красных волнах. Город погружался в пустыню, словно корабль в морскую бездну.

– Стой! Куда? – Надир покинул строй беженцев, подтянул лямки рюкзака и устремился за часовщиком. Менакер уже исчез в темном дверном проеме.

Надиру приходилось бывать в заброшенных коттеджах, когда он с дружинниками прочесывал окраину. В сущности, ничего особенного: пустые коридоры, оставленные вещи. Однако сегодня все было иначе. Как в тот злополучный день…

– Есть движение! – Павлов недоверчиво и как-то брезгливо разглядывал сканер, словно прибор вдруг обратился в жабу. Видно было, что дружиннику до чертиков не хочется лезть в пустой дом. – Может, программа глючит?

«У меня семья, дети. На кой черт мне это надо?!» – так и читалось на лице бывшего мелиоратора. «Вот поэтому ты и здесь, – подумал Надир. – Потому что семья, дети. А я? Что нужно мне?»

Рихард Плятт, командир группы, стремительно приблизился к Павлову, отобрал сканер. Чем дольше он разглядывал изображение, тем мрачнее становился. Узкое костистое лицо словно застыло. Только подрагивали уголки большого рта.

«Стрекоза, он похож на стрекозу», – Надир поежился. С Пляттом, которого за глаза называли Геббельсом, тоже все было понятно. Сын и жена исчезли в пустыне два месяца назад. Рихард не сдался. Отправился на поиски вместе с двумя друзьями. Через неделю он вернулся один. Шел пешком, оборванный, обезвоженный, с винтовкой, в которой не осталось зарядов. После этого милейший учитель истории стал таким, как сейчас. Хищным, ненасытным, опасным.

– Зайцев! Вызывай стражников, – наконец процедил Плятт. – Скажи: мы нашли ее. Павлов, Кулиев – за мной…

Дальнейшее напоминало раскадровку двумерного фильма. Темные коридоры, желтые прямоугольники входов. Сквозь проломы в потолке струится солнечный свет. Пыльные лучи высвечивают угол комода, спинку стула, куклу, сидящую у стены. Сердце заполошно бьется в груди и вдруг пропускает удар. Это не кукла! Резкий разворот. Что-то белое бросается в сторону от ствола винтовки. Выстрел, еще один. Щеку обжигают горячие капли.

Дом оживает, шуршит, шепчет на разные голоса. В коридоре движение. Низкорослые, неуклюжие, с большими круглыми головами – они в самом деле похожи на заготовки для кукол. Только не бывает у игрушечных карапузов таких широких зубастых ртов.

Кха-кха-кха – кашляет винтовка Рихарда. В полосе света возникает перекошенное лицо Павлова. Мелиоратору на шею опустилась черная бабочка, разрослась, раскинула крылья и вдруг потекла, вязко закапала на пол.

Вспышка! Это Плятт бросил гранату. Хищные куклы валятся, словно подкошенные.

– Зацепили! – кричит Рихард. – Быстрее! Шестая комната справа!

Нет времени проверить оружие, нет времени осмотреть Павлова. Нельзя медлить. Иначе…

Комната светлая, с большим арочным окном, как в гостиной Азизы. Ни мебели, ни вещей. Пол устлан ровным слоем красного песка.

На широком подоконнике лежит девочка лет четырнадцати. Короткие, абсолютно белые волосы, прямой нос, загорелые плечи. Легкий алый сарафан в белый горошек измят и разорван. Из прорехи стыдно белеет исподнее. Одна рука свесилась вниз. Глаза плотно закрыты. По нежной округлой щеке ползет багровая капля. Хочется броситься к девочке, обнять, успокоить. Вместо этого Надир поднимает винтовку. «Ну же!»

– Привет, Надир! – девочка внезапно оживает, садится на подоконнике. Улыбается. Острые белые зубы, озорной взгляд голубых глаз. Кровь на щеке исчезла.

– Что ты здесь делаешь? – зачем-то спрашивает Надир. «Стреляй, идиот! Стреляй!» – надрывается в голове невидимый паникер.

– Тебя жду. – Девочка легко спрыгивает с подоконника, подходит к мужчине вплотную, заглядывает в глаза. – Вообще-то я приходила к родителям. Хотела позвать с собой. Мама плакала. Она это умеет. А отчим взял винтовку. Представляешь? Хотел стрелять в меня. Куколки наказали его. Кусали за руки, за ноги, пока он не упал. Ты тоже хочешь стрелять в меня?

Песок на полу приходит в движение, начинает обретать форму. Внезапно голубые глаза тускнеют, тело обмякает. Надир подхватывает девочку. Над красным в белый горошек сарафаном торчит рукоять ножа.

– Скажи ему… – губы девочки едва шевелятся, – …скажи ему… все ради него…

Фильм кончается. Время замедляет ход.

– Слабак! – в окне маячил силуэт Плятта. – Еще одна ошибка – пойдешь под суд.

Рихард перебрался в комнату. Осторожно подошел, тронул ногой безжизненное тело.

– Как вы… как же вам удается? – Надира трясло. – Это же ребенок!

Плятт оторвал его от девочки, резко вздернул на ноги. Встряхнул. Дал пощечину.

– Очнитесь! Это не люди! Оболочка, а внутри… – он схватился за рукоятку ножа, вырвал его из раны. – Вот! Ни крови, ни гноя. Один проклятый песок!

Тяжелый ботинок врезался в сыпучий покров на полу. По воздуху поплыла рубиновая пыль.

Преследуя часовщика, Кулиев прошел дом насквозь и оказался во дворе, обнесенном невысокой каменной стеной. Пески отчего-то пощадили это место. Ржавый язык бархана впивался в город чуть севернее, а здесь все выглядело нетронутым. Уголок прежней жизни, словно экспозиция в краеведческом музее. Скамейка, качели, на крыльце под навесом кресло-качалка.

Посреди двора возвышалось сухое дерево. Белый ствол поднимался из земли, а затем расходился в стороны двумя могучими руками-ветками.

Менакер стоял у дерева и водил ладонями по гладкой, лишенной коры поверхности – что-то искал.

– Это должно быть где-то здесь, у развилки, сейчас, сейчас… – бормотал часовщик.

Надир подошел ближе, не решаясь прерывать старика.

– Вам помочь, почтенный?

– Простите, что не оборачиваюсь, молодой человек, – отозвался Менакер. – Я слышал, вы шли за мной. В этой темноте ничего не разглядеть. Если я обернусь, то придется искать сначала, тратить время, которого нет. У часовщика нет времени. Смешно.

– Но что вы ищите?

– Воспоминание. Всего лишь воспоминание.

«Старик сошел с ума, – подумал Надир. – Как это горько. Неправильно. День за днем переносить кошмар, а затем, в самом конце, вдруг не выдержать и сломаться».

Безумие – верный путь в пустыню. По законам города – смертная казнь. Может быть, не ждать, пока их найдут стражники? Без обвинений, без позора сломать старику шею и укрыть где-нибудь в доме? Главное, не закапывать в песок. Только не в песок!

Неизвестно, кому из горожан первому удалось «позвать» джиннит. Может, это был клерк, недовольный низкой зарплатой, или бедный влюбленный, решивший покорить девушку небывалым подарком. Через месяц песок был повсюду. Он возникал из-под земли, точно сорняк, растекался красными лужами, поскрипывал под ногами. Администрация пыталась локализовать утечки. Но нельзя же оцепить весь город.

Оказалось, что каждый человек «дружит» с песком по-своему. У одних лучше получалось создавать керамику, у других – стекло. Творить сложные механизмы и живых существ могли единицы. Людей, говорящих с джиннитом, называли по-разному: песочниками, трансфигураторами, даже волшебниками. Однако самым живучим оказалось словечко «саб». Надир точно не помнил, откуда взялось это странное прозвище. Кажется, все из тех же пресловутых телеотчетов с научной базы. Сабулум – по-латыни песок. Разве нет? Как бы то ни было, едва заслышав знакомый мелодичный звук, люди на улицах принимались квакать: «Саб-саб».

Говорили, что если часто обращаться к песку – силы просящего возрастают, фантазия затачивается, как лезвие ножа. Появились клубы и общества по применению джиннита. Обсуждался вопрос о введении нового предмета в школах.

Азиза возглавила одну из групп сабов. Они называли себя Мечтатели. Беззлобные, слегка рассеянные, эти люди сразу понравились Надиру. Он с удовольствием посещал их собрания и не столько совершенствовался, сколько наслаждался общением. Своей целью Мечтатели ставили создание нетривиальных вещей и живых существ. Они верили в то, что возможности песка куда шире, чем это принято считать. И, к несчастью, оказались правы.

– Нашел! Идите сюда скорее, – Менакер махнул Надиру рукой. – Можете посветить?

Надир подошел к дереву, достал зажигалку. Огонь осветил белый, словно мраморный, ствол.

– Смотрите, вы видите ее?

Надир наклонился еще ближе и вдруг разглядел профиль молодой девушки. Тонкие черты лица, крупный нос с горбинкой, волосы собраны в пучок на затылке. Это было что-то вроде барельефа. Только материалом для украшения служила плоть дерева.

– Это Ребекка, моя жена, – тихо сказал Менакер. – Как уйти, не простившись?

– Вы использовали песок?

– Почему сразу песок? – Старик поморщился. – Вы так верите в эту… субстанцию?

– Но это лицо в стволе… похоже на чудо.

– Когда мы пришли сюда, здесь не было ничего. Сухая мертвая земля. Скептики говорили, что саженцы никогда не приживутся. И вот за пять лет на целине поднялись сады. Отсюда и до Радужных гор. Персики, вишня, алыча – тысячи квадратных километров. Вот – чудо!

Они помолчали.

– Это разновидность платана, – часовщик прикоснулся к стволу. – В юности его кора мягкая и чувствительная, точно кожа младенца. Я вылепил профиль жены из экопластика, закрепил его вот здесь, у развилки. Через год материал растворился, а форма осталась. Навсегда. Если мне становилось одиноко, я приходил сюда и говорил с Ребеккой. Потом начались перемены. Пришлось перебраться в центр. Я думал, коттедж давно снесли или песок пожрал его…

– Я не знаю, что со мной. Мне снится осень. Листья опадают с деревьев. И каждый лист – это лицо. Человек, которого я знала. Я боюсь, брат. Боюсь, что однажды все листья в саду осыплются. Я забуду дорогих мне людей. Тебя, Федора… Егорку. – Азиза закрыла лицо руками.

Благодаря джинниту дом Азизы преобразился. Он походил то на дворец султана, то на рыцарский замок. Интерьеры и помещения все время менялись. Надир восхищался каждым новым обличьем, хвалил сестру, однако тот, первый дом с окнами в сад и поющими колокольцами нравился ему куда больше.

– Что говорит хозяин? – Надир относился к свояку с легким холодком. Если бы спросили почему – не смог бы ответить. Спокойный сильный мужчина, Федор Алтарев производил приятное впечатление на собеседников. Несмотря на свою молодость, он возглавлял охрану хакима. Помимо железной воли Федор обладал харизмой настоящего лидера. Бывалые стражники слушались его беспрекословно. К жене и сыну Алтарев относился, словно к иконам. Окружал заботой и буквально боготворил.

– Он старается понять меня. Подбодрить. Но я же вижу. Ему трудно принять мои способности. Федя говорит: то, что не требует усилий, не приносит счастья. Он не понимает, какое наслаждение работать с джиннитом… – Упоминание красного песка как будто придало сестре сил. Ее взгляд прояснился, на лице появилась легкая улыбка. – Ну, что мы все про меня да про меня. Расскажи, как твои дела?

– Нормально. Завод закрывают. – Надир постарался сказать это буднично, без надрыва.

– Давно пора. Толку теперь от него… – Азиза махнула рукой, словно хотела стряхнуть пыль с рукава. Потом спохватилась: – Ой! Прости. Ты расстроился? Но ты должен понять. Человек ищет, где лучше. Теперь мы можем строить дома совершенно бесплатно. И какие дома!

– Не строить, а создавать. – Надир все-таки не выдержал.

– В чем разница?

– Строительство – это сложный процесс. Требует труда, времени, квалификации. Чтобы стать специалистом, нужно учиться годы.

– Ну вот, ты говоришь, как Федор, – поморщилась Азиза. – Зачем ты цепляешься за старое, брат? Пойми: так, как раньше, уже не будет. Люди станут все чаще использовать песок желаний. Мы перешагнем ограничения быта, козни политиков и бюрократов. Только свобода! Только творчество! Разве не к этому стремится каждый человек?

– Не знаю. Не уверен. Люди по-разному понимают свободу.

– Это все от незнания. Вот когда мы…

– Дядя Надир! – в комнату вбежал Егор. Чертами лица он походил на отца, но зеленые глаза и улыбка достались мальчику от матери. На племяннике была легкая белая накидка и круглая школьная шапочка. Симпатичное лицо Егора портил внушительный синяк, набухший под левым глазом.

– Ты почему не в школе? – напустилась на него Азиза. – И этот синяк… ты что, подрался?

– Ну, подрался…

– Не нукай! Говори толком. С кем? Из-за чего?

– Из-за тебя! – выпалил мальчик. – Омар Багиров сказал, что ты – ведьма, отняла работу у его отца. Сказал, что таких, как ты, надо топить в арыке. Вот я ему и врезал.

– Какая чепуха! Отняла работу. Кто его отец?

– Ренат Багиров был техником на нашем заводе, – тихо сказал Надир. – Один из лучших, ударник. Его сократили месяц назад. С тех пор Ренат живет в чайхане.

– Опять этот завод… – Азиза зачерпнула горсть песка из стоящей на столе вазы. Через мгновение она уже протягивала сыну пакет со льдом. – Вот, приложи к глазу, а Омару скажи, пусть его отец ко мне приходит. Я дам ему все, что он захочет. Возмещу любые убытки. В чем он сейчас нуждается?

– Он нуждается в себе, трудолюбивом, уважаемом человеке. Кормильце большой семьи. Сможешь дать ему это? – Надир покачал головой. – Ты слишком долго жила в сказке, Зи.

– Я… я не знаю. Мечтатели хотят только добра… – Азиза беспомощно посмотрела на брата и вдруг широко улыбнулась. – Мы сделаем вот что: соберем людей на площади, будем говорить с ними. Каждый получит компенсацию…

– Это может кончиться плохо, Зи. – Кулиев взял сестру за плечи. – Я вчера встречался с рабочими – они в ярости. Обещай мне, что не пойдешь на площадь. Прошу тебя.

– Хорошо, я подумаю, – Азиза недовольно нахмурилась.

Егор молча смотрел на взрослых.

Где-то в пустыне огромный шалун-котофей принялся рвать когтями обои. Неприятный звук стремительно приближался, нарастал. Надир резко обернулся. Пальцы самопроизвольно сжались, пытаясь нащупать несуществующее оружие. На вершине бархана танцевал неоновый демон. Он весь переливался, и сиял, и сотрясался, точно марионетка в руках эпилептика. Тело гостя казалось зыбким, нестабильным, а его антропоморфность выглядела насмешкой над человеческим телом.

– Тише. Не провоцируйте его, – прошептал Менакер. – Возможно, он нас не видит.

Надир опустил руки, усилием воли заставил себя успокоиться.

– Соглядатай, – выдохнул часовщик. – Как вы думаете, оно… живое или это всего лишь кукла?

Надир пожал плечами. Он понимал, что хотел спросить старик, но не знал ответа. Возможно, за этой чуждой пугающей формой по-прежнему скрывался человек. Возможно, даже кто-то из знакомых. Возможно…

Пришелец вспыхнул ярче прежнего и вдруг заскользил по гребню бархана в сторону поселка, словно медуза, влекомая приливом. В то же мгновение на темном персте минарета невиданным брильянтом вспыхнул белый огонь. Что-то хищное с глухим ревом понеслось к демону, ударило точно в центр. Взрыв поднял в воздух облако песка.

Через минуту над пустыми домами появился черный автобот. Разглядеть подробности с такого расстояния Кулиев не мог, но был уверен: на борту машины семь звезд и чинара – символ хакима. Капитан покидал свой корабль последним.

Летательный аппарат обошел по дуге оседающий песчаный клобук, завис над барханом, а затем устремился прямиком к дому Менакера.

– Заметили, – в голосе часовщика слышалась досада, словно ему было все равно, от кого прятаться, лишь бы оставаться невидимым.

Машина приземлилась прямо за оградой. Человек в легкой броне стражника спрыгнул на землю. Подошел к дереву. Остановился.

Надир молча разглядывал свояка. Алтарев постарел. Мощный покатый лоб окончательно освободился от волос. Очертания скул и подбородка казались слишком резкими, словно у персонажей комиксов. Хаким отключил гарнитуру визора, и Надир наконец рассмотрел глаза Алтарева – два дьявольских маяка в тени глазных впадин. Огненный взгляд одержимого. Надир неожиданно осознал, что Федор всегда был таким. Просто хорошо маскировался. Теперь скрываться не было смысла. Казалось, кости скелета внезапно уплотнились, сжимая душу хакима, и та выступила наружу, точно сок перезрелого фрукта. Ярость, безумие, неукротимая сила – все было на виду.

«Как хорошо, что этот человек не умеет управляться с песком», – невольно подумал Надир, прежде чем протянуть свояку руку.

Люди собрались на площади. Их было много. Гораздо больше, чем он предполагал. Кулиев огляделся, выискивая знакомые лица. Вот крановщик Самсонов из соседнего дома насупился, смотрит зверем, а вон молоденькая продавщица Лидочка из магазина «Бытовые товары» – эта пришла из любопытства. Несколько студентов аграрного училища. Они-то что здесь забыли? Заводские явились все как один, привели друзей, родственников. Внешне люди выглядели спокойными, но это было спокойствие весеннего льда.

Сообщение передали этим утром по всем каналам. Группа трансфигураторов собирается сделать заявление. За день перед зданием администрации возвели трибуну, и сейчас на нее поднимались знакомые Кулиева по клубу Мечтателей. Но где же Азиза? Надир облегченно вздохнул: сестры на трибуне не было. Шествие возглавлял муэдзин Ибрагимов – один из самых талантливых сабов в поселке. Ослепительно-белые одежды делали его похожим на ангела или святого. А вон красный сарафан в крупный белый горошек – школьница Юля Орлова, хрупкая, голубоглазая, с удивительными белыми волосами. Она влюблена в Ибрагимова. Смотрит на него как на божество.

Муэдзин вышел вперед и поднял руки, призывая людей к молчанию. Постепенно голоса стихли. Жители поселка приготовились слушать.

– Братья и сестры, друзья! – Тренированный ежедневным намазом голос Ибрагимова легко накрыл площадь. – Мы собрали вас здесь, чтобы прекратить разногласия и снять недовольство. Мечтатели знают о бедах горожан и понимают свою вину. Не печальтесь, смирите свой гнев. Люди песка желают только добра и процветания жителям города. Все, кто претерпел от нас, будут вознаграждены, ваши убытки возместятся втрое. Ваши семьи не будут знать нужды. Желающих говорить с джиннитом мы готовы учить. Совершенно бесплатно!

Люди молчали. Надир чувствовал, как ослабевает напряжение. Муэдзин избрал верную тактику. Говорил только о вещественном, доступном. Ни слова о свободе и новом мире, который упоминала Азиза. Жадность цепко держала недовольных, однако у человечества хватало других грехов.

– Кем ты возомнил себя, Ибрагим? Может, ты пророк или святой, чтобы указывать мне, как жить? Этому ли я учил тебя в медресе? – из толпы выступил Муаммар, преподаватель основ ислама и член Совета старейшин. Его седые волосы были взлохмачены, одежда в беспорядке. – Люди! Посмотрите, что делают эти грешники. Они лепят из песка предметы и всяких тварей, насмехаясь над единственным творцом! Это же ересь! Ересь!

Толпа заволновалась, но ситуация еще не была критической. Если набожный техник Багиров готов был с ходу ринуться в атаку, то Самсонов и Лидочка плевать хотели на какую-то там ересь.

– Одной рукой они будут давать, а другой отбирать! – брызгал слюной Муаммар. – Они забрали вашу работу, а потом отнимут ваши дома. Растлят ваших детей! – Костистый перст имама прицелился в Юлю Орлову. Та в ответ показала Муаммару язык.

Как видно, упоминание детей сыграло свою роль. Толпа зашумела, придвинулась к трибуне. В рокоте недовольных голосов проявилось уже привычное «саб-саб-саб». Ибрагимов не испугался. Сошел по ступеням навстречу своему обвинителю.

– Ты говоришь, мы – еретики? Но что, если джиннит – дар творца? Награда за наши труды?

– Вот тебе моя награда! – Муаммар замахнулся и ударил муэдзина в лицо. Ибрагимов пошатнулся, сделал шаг назад, и тут горожане, стоящие в первом ряду, издали дружный вздох. Из разбитого носа муэдзина на бурнус сыпалась рубиновая пыль.

– У него песок вместо крови! – взревел Муаммар. – Это демоны! Бейте их, люди! Бейте!

Миг, и знакомые лица исказились, обратившись гротескными масками. Горожане устремились к муэдзину. Тот воздел руки, словно пытался защититься от толпы, и вдруг рассыпался, опал на асфальт конусом красной пыли. Тимирязевцы в замешательстве остановились. В следующее мгновение из центра того, что было муэдзином, взвился ревущий вихрь. Удар ветра отбросил стоящих впереди людей. Ряды горожан смешались. Кто-то кричал от боли, кто-то ругался. Однако замешательство было недолгим. Разъяренная толпа ринулась к трибуне, где по-прежнему неподвижно стояли Мечтатели.

Дальнейшего Надир не видел. Работая локтями, раздавая затрещины и получая удары в ответ, он пробивался в сторону ближайшего переулка.

Когда он вошел, Азиза спала. Кулиев сел на край кровати, осторожно прикоснулся к щеке женщины – теплая. Неужели под этой гладкой загорелой кожей струится песок?

– Старший брат! – Азиза открыла глаза, потерла их кулаками, как в детстве. – Мне снился такой сон. Такой! Там был ты и еще Егорка. И сады цвели. Все деревья разом! Представляешь? Ветер подхватывал лепестки, кружил их и уносил к самым облакам. Это было так прекрасно!

– Вставай, Зи, – Надир взял сестру за руку.

– Но мне так хочется еще немного подремать…

– Сейчас не время спать. Вставай.

– Что-то случилось? У тебя лицо бледное, – она слабо улыбнулась. – Видишь, я не пошла на площадь, как ты и просил. Сначала хотела, а потом раздумала. Муэдзин сам все сделает. Он так хотел командовать. Смешной человек.

– Нам нужно идти, Зи. У нас мало времени. Где Егорка? Где Алтарев?

– Поехали к дальним арыкам ловить рыбу. Да что случилось? – Азиза села на кровати.

Надир рассказал ей все.

– Значит, Ибрагимов был прав. Преображение возможно, – наконец вымолвила сестра.

Кулиев ожидал чего угодно, только не такой реакции.

– О чем ты говоришь? Нужно бежать! Скоро здесь будет толпа. Я не знаю, что они могут сделать.

– Да, ты прав, нужно спешить, – Азиза резко встала, теперь она выглядела старше, сильнее. Надиру показалось, что вместе с уютной детской сонливостью сестра оставила на кровати прежнюю себя – веселую, беззаботную девочку. – Пойдем. В гараже есть флаер.

– Ты ничего не возьмешь из вещей?

– Все, что мне нужно, со мной.

«Она же саб! Создаст себе что угодно», – подумал Надир и был поражен чувством неприязни, пришедшим вместе с этой мыслью.

– Останови во-он там, – Азиза еще раз сверилась с навигатором и указала рукой вперед. Они забрались в самое сердце садов. Лучи фар выхватывали из сумрака ближние стволы, создавая иллюзию коридора. Ночные насекомые бились о ветровой экран флаера. Ноздри будоражил терпкий запах прелой листвы.

Они приземлились на краю поляны. Впереди белели стены небольшой усадьбы – не то дома смотрителя, не то базы агрономов. Над островерхой крышей медленно проступала летопись чужих созвездий.

– Я думал, мы едем к дальнему арыку, – Надир помог сестре спуститься на землю.

Азиза ничего не ответила, подобрала юбку и направилась к дому напрямик, раздвигая высокую траву. Надиру ничего не оставалось, как пойти за сестрой. Вскоре заросший газон кончился, и они выбрались на площадку перед крыльцом. Под ногами заскрипел песок. Азиза взбежала по ступеням и дважды постучала. Скрипнула дверь, на пороге возник человек с фонарем в руках. Надир узнал муэдзина. Ибрагимов совершенно не изменился: тот же тонкий нос, короткие волосы, изможденное лицо аскета. Словно и не было красного смерча, сбивающего с ног людей.

– Скольких удалось спасти? – сразу спросила Азиза.

– Семерых, – коротко ответил Ибрагимов.

– Боже, – женщина пошатнулась. Надир шагнул вперед, хотел поддержать, но Ибрагимов взмахнул свободной рукой, и что-то, стремительно поднявшись от земли, спеленало Надира по рукам и ногам. В густой тишине ночного сада прозвучал знакомый звук рвущейся мембраны.

– Зачем ты пришел? – Ибрагимов сошел по ступенькам и приблизился к Надиру.

– Теперь и сам не знаю, – Кулиев попытался двинуть руками. Однако путы держали крепко.

– Немедленно отпусти моего брата! – Надир никогда не слышал, чтобы Азиза говорила так. Холодно, угрожающе. Что она могла противопоставить этому высокому и, без сомнения, сильному человеку? Надир не знал, и от этого становилось жутко.