Текст книги "Перекрёстки. Книга первая"

– Оно и видно по твоей шинели.

– Что ты хотел от писаря? —

Дежурный казак не мог решить его вопрос и велел прийти в понедельник, когда будет на месте не строевой урядник.

После долгих распросов и проволочек с помощью двух золотых, исчезнувших в кармане писаря, Букрат узнал, что теперь уже хорунжий Петро, с полком донских казаков убыл на войну с австрияками. Дабы застать Петра в живых Букрат начал хлопотать, чтобы самому попасть на абсурдный театр военных действий первой мировой войны

Глава 5-я. «ВЕДЬМА»

Ольга засмотрелась в печь. Огонь завораживал. Его оранжевые, с прожилками чёрного, языки лизали нёбо печи, вырываясь через полукольцо жерла и устремлялись в дымоход. Дымоход ровно причёсывал дымовые косы, а там, чуть выше, сильная рука естественной тяги хватала их и вытаскивала наверх, не уронив ни одного волоска, Поленья трещали и под огнём таяли. Иногда они, возмущаясь, брызгали слабым потенциалом искр, но после возмущения безропотно предавались огню, зная, что как материя они сохранятся и продолжат свою жизнь в другом качестве и в другом измерении.

Ольга взяла еще два небольших полена и положила при помощи ухвата с одной и другой стороны глиняного горшка. В нём варился горох. Горох варится долго, и благо, что она дрова не покупала, а таскала вместе с дочкой из леса – а то гороховая похлёбка была бы слишком дорогая. Кроме гороха в доме ничего не было. Шёл месяц Май и всё, что они собрали на огороде, было с дочкой съедено. Цыплята и утята ещё не выросли. Оставались только горох и пшеница. Пшеницу они растирали на небольших каменных жерновах, чтобы испечь хлеб или блины.

Ни её отец, в прошлом казацкий сотник, ни её братья уже семнадцать лет после размолвки из-за её беременности, Ольгу не посещали. Да, наверно, и не знали живая она, или нет. А что у отца есть такая красивая внучка – и подавно.

Сегодня, третий раз в этом месяце, Ольга пойдет в полнолуние к истукану испытывать судьбу и ждать своего суженого. Оба раза она верной подруге-волчице ничего не принесла. Волчица её понимала и Ольге казалось, что она жалобно смотрит ей в глаза. Кисет она не взяла. Осталось довышивать небольшой уголочек и Ольга перепоручила закончить работу Наташе. В конце-то концов – для её же отца.

Ольга села на своё, шестнадцатью годами насиженное место, мельком глянула на Луну и закрыла глаза. Через небольшой промежуток времени она услышала в кустарниках треск, а вслед за треском у её ног, судя по звуку, что-то свалилось. Ольга открыла глаза и ахнула от изумление. Перед ней лежала немного окровавленная, уже не живая овца и над ней стояла волчица, заглядывала Ольге в глаза и немного скулила. Волчица звала её к трапезе, видимо чувствуя, что Ольга испытывает частичный голод.

Но, не успела Ольга опомниться, как вдали послышался лай собаки и ржание лошади. Волчица занервничала, попыталась схватить убитую ею овцу, но лишь немного её протянула, бросила и отскочила в сторону за ветром. Ольга чувствовала, что волчица остановилась недалеко. Минут через пять появились четыре всадника на лошадях и огромная собака.

– Ты глянь, превратилась в ведьму! А вот и овечечка моя, еще недогрызенная. – Собака бегала взад – вперёд и была очень возбуждённая. Кричащий направил на Ольгу ружьё и со злостью крикнул – посмотрим во что ты превратишься после моей дроби. – Но один из всадников выбил из его рук ружьё и крикнул —

– Постой, Щербатый, нужно разобраться! – Так и на виселицу угодить можно.

– На какую виселицу?! – Ты что не видишь, что это ведьма?! Если её оставить в живых, то так и будут пропадать овцы в нашем хуторе! – Ишь, зараза! – А рассказывали люди, что ведьмы превращаются в волчиц и наоборот. – А я не верил! – Вот тебе факт! —

Говоря это, он слез с коня и направился к выбитому из рук ружью, чтобы осуществит возмездие. Ольга застонала и потеряла сознание. Щербатый воскликнул —

– Во! Она и не говорит по человечески, а воет как волчица. —

Всадник, возразивший Щербатому и выбивший ружьё начал и сам сомневаться. Но без полицейской управы, лишать жизни, хоть и волчицу, но в человеческом облике не решался. – Боязно, хоть и не жалко! Остальные всадники молчали, лишь на месте гарцевали на своих лошадях. Пёс крутился возле мёртвой овцы и пытался полизать её кровь, но его отгоняли. Щербатый не унимался. И обратился с ругательной позой к возразившему —

– Знаешь, Ясь, я давно сомневался в тебе! – То-то думаю, почему его овцы всегда целые, а мои пропадают. Да ты оказываешься прикрываешь ведьмаков, да волчиц! – Ты часом того – не волк в овечьей шкуре. – Два молчавшие всадника залились хохотом, но тут же замолчали и ждали чем дело кончится.

– Ты глянь на него! Такое бредёт, что ни на что не натянешь! – недаром твоя баба говорила моей, что у тебя бывают страшные заскоки! Дескать мужик – того!..

– Ты, Ясь, бреши, да знай меру! Когда это моя баба говорила твоей?! – Да ещё такое?!!

– Да когда убегала от твоих кулаков, да завихрений и ночевала у нас. – Ещё моя баба говорит: «Чего ты терпишь его?! – взяла бы топорик да хрясь его между лопатками, но так, чтоб жив остался, но с кулаками не лез»!

– Ой, Ясь, смотри!.. Не дай Бог это ты брешешь, то я и на тебя дроби не пожалею… мелкой!.. в задницу! —

Ясь спрыгнул с лошади, вырвал у Щербатого дробовик, подал его одному молчавшему и сказал —

– Дробовик получишь завтра! Сегодня ты слишком возбуждённый, того и гляди, недосчитаются одного из нас, а ещё один из нас пойдёт в кандалах по сибирским острогам. – Ты лучше, Щербатый, залезай в седло, разбуди и притащи сюда полицейского. Нужно разобраться… Дело то запутанное.

Щербатый, как бы успокоившись, подошёл к лошади с намерением сесть в седло.

– Так ты ж и овцу захвати, тогда твоя баба сможет шулюм сварить.

– Ага! – Буду я хлебать шулюм с ведьминым зельем! Лучше ружьё отдай! – Он вскочил на коня, взял сходу галопом и прокричал —

– Ну, Ясь, берегись, следующий ход за мной будет, в этой карточной игре! – Но последние слова отнёс ветер и Ясь их не услышал.

Осталось три всадника. Лошади переминались с ноги на ногу – седоки ничего не предпринимали. Раз уж так случилось, то нужно ждать полицию, потому, что в наличии задушенная овца – раз, и то ли ведьма – то ли полуживая, а может уже и мёртвая баба. – «Ну и ввязались мы – подумал Ясь – Чёрт бы с ней с овцой! – Сейчас бы я храпел у своей бабы под боком», – Он покосился на лежащую около бревна Ольгу и отъехал метров на десять – «От греха – подальше» Пёс тоже отошёл от овцы и от Ольги, и лёг, положив голову на передние лапы. – Дескать – «разбирайтесь, а моя хата с краю».

Минут через пятнадцать возле леса послышалось ржание лошадей. Звук приближался и к описываемому событию приблизилась кавалькада вооружённых, разгорячённых казаков, во главе с полковником. Они отрабатывали ночные переходы. Отряд остановился и увидел такую картину. Возле истукана на земле лежит недвижимая женщина, возле неё неживая овца, метров за десять от истукана три всадника в сёдлах, с другой стороны – огромный пёс скалит свои зубы, но на этом и ограничивается.

– Что здесь происходит, чёрт побери! – Крикнул полковник – кто убил женщину?! – Сотник, немедленно разберись и доложи! —

Ясь на своей лошади продвинулся на три метра вперёд и сбивчиво стал рассказывать. —

– Ваще высокоблагородие! Мы гнались за волчицей! Ей! – ей, огромной серой волчицей! – Это вот… она задрала овцу… вот она лежит…

– Вижу! Дальше что?!

– Когда мы догнали, то волчица превратилась в ведьму… вот она… ведьма…

– Что ты буровишь, дурак?! – Какая ведьма?!

– Вот она!.. Ведьма! – Щербатый поехал в хутор за полицейским, или казачьим старшиной, чтоб при них убить ведьму… А так… без них… мы не посмели.

Полковник махнул рукой и обратился к остальным двум верховых стоящим чуть в сторонке —

– Кто из вас менее глупый, чтоб объяснить ситуацию.

– Говори ты – сказал один.

– Нет, говори ты – сказал второй. – Ты ехал впереди!

– Так это ж ты позвал мужиков – отпарировал первый – А я просто так, за вами поехал… А там волчица, или это… ведьма…

– Без шомполов, я вижу здесь не разобраться! – гаркнул полковник.

– Ваше благородие! – я скажу – крикнули оба. – мы погнались за волчицей, а она бац! – и в ведьму! Вот… и в барашку… но уже отдавшую Богу душу…

– Сотник разберись в чём дело. А вы трое поедете с нами. До выяснения. Посидите немного в холодной, чтоб разобраться, да ума набраться. —

Сотник склонился над Ольгой, потрогал голову, пощупал пульс и доложил, что она живая, но очень слабая. Нашёлся и козак знавший отца Ольги и саму Ольгу и предполагал где она живёт. Хотел рассказать историю с её отцом, но полковник махнул рукой и сказал – «Другим разом»! Потом полковник позвал, на его взгляд разумного казака – им оказался Петро, и велел доставить женщину невредимой домой вместе с уже остывшей овцой. Дескать – «Кусок мяса дома пригодится»! Однако, когда подняли Ольгу, и Петро прилаживал её на круп своего коня, полковник засмотрелся и что-то ойкнуло в его душе. «Пустое» – подумал он, но ещё раз посмотрел в сторону Ольги. Полная луна ярко освещала её красивое лицо.

Тем временем взволнованный событиями Щербатый, прискакал в свой хутор, и не заезжая домой, чтоб разобраться со своей женой, за те обидные слова, что ему сообщили возле ведьмы, поскакал прямо к уряднику, благо у него ещё в окне горел свет. Щербатый постучал в окно.

– Кого там чёрт несёт? Громко крикнул урядник и откинул занавеску. Урядник уже был в одних кальсонах и собирался опрокинуть небольшой стопарик прямо в горло, чтобы завершить свои дневные дела и спокойно лечь спать. Он всматривался в оконное стекло, но разобраться ничего не мог. Щербатый приложил физиономию прямо к стелу и начал пояснять —

– Это я, – Щербатый, что живёт через два двора от вашего кума, ну у кого в позапрошлом году ещё корова сдохла

– У кого корова сдохла, у тебя или у твоего кума? Ну и сожгите её! – Чего людей по ночам тревожите? Шомполов захотел?!

– Да нет! Там волчица прикинулась ведьмой! А Ясь, что живёт возле водопоя… не того водопоя, что у пруда, а что с журавлём, с бадьей и с корытом для скотины, не дал без вашего присутствия её убить. Вот я и прискакал. – Я этому Ясю ещё покажу! И вы покажите ему, господин урядник, когда приедем! —

Урядник открыл форточку и сказал —

– Подстав сюда своё рыло, а то я ничего не вижу, стекло отсвечивает. —

Щербатый чуть ли не всю голову просунул в фоточку.

– Куда прёшь, мерзавец тыкву свою!? – Ты только морду покажи! – Ишь набрался! – как из винной бочки прёт!

– Это у вас, ваше благородие, вон из той рюмочки, что стоит полная. – А я – ни-ни!

– Моя рюмочка – не твоя забота! Узнал я тебя Щербатый. Пусть ещё раз баба твоя пожалуется – уйдёшь на каторгу!

– Не пожалуется! Богом клянусь! Я так её прикручу, что не пикнет!

– Ага! – Дай Бог нашему теляти, да волка съести!

– Вот и я про это, только про волчицу, что она в ведьму… того…

Щербатый ещё долго объяснял уряднику суть дела, пока тот окончательно не протрезвел. Урядник натягивал на кальсоны штаны и думал, какую из этого дела можно извлечь выгоду. Если правда то, что говорит этот остолоп, то во первых можно получить повышение по службе и плюс мзду от хуторян имеющих овец. Он еще раз переспросил не брешет ли Щербатый и получив от него заверение в чистейшей правде, взял ещё двух казаков с двухстволками, благо они жили рядом.

Но от отъезда Щербатого от «ведьмы» до приезда к ней, прошло часа два с половиною и начало уже сереть. Горизонт чуть окрасился тёплым оранжевым цветом, лес темнеющим пятном приобрёл более чёткие очертания и над ним как сказка висело тёмно-синее усыпанное звёздами, со светлыми прожилками, небо.

Стоял сиротливо почерневший Перун и ни одной лялечки возле него не было.

– Ну где она, ведьма то? Ты куда завёл нас, паршивец?! —

Урядник понял, что его обвели вокруг пальца! Только вот для чего?! Так я ж его в порошок! Кровь хлынула уряднику в голову и он от возмущения стал заикаться – Как ты посмел, сволочная твоя душа?! … Ты… ты… да я же тебя! Меня!.. Урядника!.. Ночью с постели!

– Потому что ведьма она! – крикнул в оправдание Щербатый – Была же!.. Вот здесь!.. Всех погубила! – Крест святой – всех погубила! – Однако, он чувствовал уже своей задницей, что дело принимает оборот – никому не позавидуешь!.. И пришпорил коня! Конь взял сходу в галоп.

– Догнать, мерзавца! – крикнул урядник и три жеребца погнались следом!

– Стой, сволочь! – стрелять буду-у-у! – пронеслось по степи.

– Была же! – крестом Богом клянусь! Пощадите! – затухало как эхо в той же степи.

Расстояние между лошадьми уменьшалось. Когда лошади почти поравнялись, Щербатый спрыгнул с коня, бросил ружьё, чтоб не мешало и стал убегать в сторону на своих двоих. – На что-то же надеялся! Через пару минут его окружили, и сбили с ног.

– Этого негодяя связать и таким же связанным бросить в погреб, да на два замка! – скомандовал урядник и отделившись от остальных ускакал рысью. Никакие просьбы Щербатого не помогли и он оказался в погребе, как и велел урядник, но не связанный. Пощадили. Свои же – хуторские.

Петро благополучно довёз Ольгу домой, спрыгнул с лошади, взял на руки Ольгу и занёс в дом.

– Сейчас я занесу овцу – она на вьючной лошади – сейчас, скажите куда её.

– Может быть ты себе её заберёшь… с казаками шулюм сварите – ответила Ольга.

– Нет, нет! Боже упаси – полковник приказал!

– Господи, ну что я с ней буду делать?.. Ведь нужно шкуру снять, потом порубить как-то… а сейчас ведь весна… пропадёт.

– Знаете что – я возле лошадей переночую, а завтра всё вам сделаю. Соль у вас есть? – Ольга сдалась.

– Есть соль. Переночевать и в чулане можно, там стоит топчан с матрасом и окно есть.

– Нет, я возле лошадей.

– Ну ладно.

Проснулась Наташа. Она закрылась одеялом с головой, но через щелочку всё видела – так как мать зажгла свечу и, естественно, всё слышала. Когда Петро ушёл Наташа спросила —

– Кто этот красивый казак! И почему он здесь с овцой?

– Спи. Завтра всё выясним.

Утром все трое сидели за столом, кушали вкусную юшку из баранины и заедали её кусочками варёной баранины. Наташа сидела с опущенными глазами. Она боялась встретится взглядом с юным казаком – ведь сразу догадается что он Наташе нравится. А это в казацких понятиях было недопустимо!

Ольге было немного не по себе. Хоть она и знала, что эта баранья тушка подарена именно ей её волчицей, но всё равно она же была украденная. Немного оправдывало лишь то, что баранья тушка доставлена ей по велению полковника. Тем более Петро пояснил, что хозяин бараньей тушки, если он хозяин, забирать её отказался. Через какое-то время слух донёсся о Щербатом, как закоренелом воре чужих овец. – К сожалению тогда, когда вся тушка была съедена.

А сейчас, когда Петро уходил, Наташа позволила себе лишь на долю секунд посмотреть Петру в глаза. И мгновенная эмоция, на подобие солнечной улыбки озарила её красивое лицо.

Прошло время и полковник в непринуждённой, в неслужебной обстановке, за обедом, в присутствие своего коллеги, равного по званию полковника, но соседнего полка, и четырех сотников своего полка вспомнил случай со лже-ведьмой. Как раз за обедом присутствовал, сотник с украинской фамилией Капуста, принимавшей участие в спасении бедной женщины. Капуста рассказал все подробности, не забыв, по украинской изобретательности, дополнить рассказ несущественными, но, не имеющими ничего общего с событием, смешными подробностями. Для смеха! Подробности для компании не были лишними. Они развеселили, и все на самом деле, закатывались смехом. Обед проходил весело.

– А, между прочим, – сказал сотник Капуста – спасённая нами женщина является дочерью сотника, служившего в вашем полку господин полковник. – Он обратился к полковнику, гостю, и назвал фамилию сотника

– А вот здесь бы пояснее, господин сотник – сказал гость.

И сотник Капуста рассказал всё что знал. А знал он не мало.

Вся компания решила, если не завтра утром, то в самое ближайшее время посетить Ольгу, и, может быть, оказать дочери своего коллеги посильную помощь.

Жанр повести требует осветить хотя бы малым количеством свеч кое что о полковнике, в котором служил сотник Капуста. Зовут его Владимир Иванович, фамилия его – Дончак. Как же с такой фамилией, да не служить в Великом Войске Донском?! – Сам Бог велел. О таких говорят – очень строгий, но справедлив.

Владимир Иванович, хоть и был очень строг, но быстро отходил, и лицо его озаряла, после строгости не простительная для строгого полковника, примирительная и приятная улыбка.

Он уже мог уйти на отдых и требовать себе пенсию, хотя она ему и нафиг не нужна, так-как фактически он был помещик. Несколько гектаров виноградников, и сотни гектаров пахотной плодородной земли, плюс табуны лошадей, не говоря уже о овечьих краалях приносили ему хороший доход. Он бы в своих пятьдесят пять, мог бы выглядеть ещё молодцом, но его подводила некоторая тучность. Бывало так, что он просил рядового козака помочь взобраться в седло. Но когда уже был в седле, то мог поспорить с самим чёртом и ветром в поле. Шашкой владел исправно.

Жена его, красивая француженка – художница, решила, что в браке прожила достаточно и с двумя сыновьями – тридцатилетним Матвеем и двадцативосьмилетним Владимиром, что были в конец избалованы своей матерью, учившей их живописи, все вместе умотали во французский город Орли, к родственникам матери. О службе военной они даже заикаться не хотели. Сейчас от них к отцу приходили лишь редкие письма. Они хвастались успехами в живописи. А город Орли – это и был Меккой французских живописцев. Таким образом на сегодняшний день полковник жил один с множеством слуг и работников.

Как было обещано в весёлой компании Ольгу они, всё таки решили навестить. Но не всей компанией, а только с сотником Капустой. Предварительно Владимир Иванович послал к Ольге пока рядового, но любимого казака Петра, с добрым оклунком всякой всячины и несколькими бутылками вина со своих виноградников, дабы договориться о дне встречи. Полковник питал уважение к людям и не хотел – как снег на голову!

Ольге ничего не оставалось делать как согласится на предложение полковника, но от полковничьих щедрот она на отрез отказалась. Не хотела попадать в зависимость.

– Поговорить и так можно, за чашкой чая – сказала она – не обязательно при каждой встрече бражничать. А коль полковник со товарищами будут голодны, то я надолблю картошки, она уже завязалась, и зарежу цыплёнка – подросли уже. Пусть полковник простит меня – это не из-за гордости, а просто мне нечем будет вернуть долг. Сам знаешь – невозвратные долги, ложатся большим бременем не только на душу, но и на саму жизнь.

Полковник был расстроен отказом Ольги – ну раз так – значит так. Однако он уполномочил Петра не оставлять её без внимания и навещать хоть раз в неделю с мелкими, незаметными подачками, и брать на себя непосильные женским рукам работы. Однако он, как бы, делал не от себя лично, а от полка, где служил её отец. А её отец, чтоб она знала, перешел в другой полк и сейчас он служит на границе с Австрией. Потому что сейчас, даже в самом российском воздухе чувствуется напряжение, так что аж искрит – не доведи Господи.

Владимир Иванович взял на себя обязательство добиться отцовских воинских отчислений для Ольги и её дочери. Ведь отец Ольги наверно не знает что у него уже такая взрослая и такая красивая внучка.

Конечно добиться таких отчисления от другого полка, да и вообще – дело было если и не гиблое, то очень длинное, и с большими проволочками. – Как вообще в России с её неизмеримыми просторами. Казалось, что всякое дело должно ослиным шагом дойти до самой дальней границы, там отметится и таким же шагом вернуться. – Годы проходят… Но, живёт Россия!

Еще Владимир Иванович, через Петра предложи Ольге поступить к нему в поместье на службу помощником управляющего и чтоб всё было рядом, перейти с дочкой к нему жить в отдельный флигель.

Через месяц Ольга получила деньги из войсковой кассы. Она догадывалась, что эти деньги внёс сам Владимир Иванович.

Глава 6-я. СТРАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Владимир Иванович проявлял явный интерес к Ольгиной персоне. Но интерес этот был очень странный. Он видел её только один раз ночью при свете Луны во время полковых ночных учений. И всё! Но уже оформил ей пенсию за отца и общался с ней только через казака Петра. Но общение это было тоже очень странное. Он через сотника велел Петру посещать Ольгу один, или два раза в неделю, помогать по хозяйству, но ни разу не интересовался ни у казака Петра, ни у его командира, сотника Дорошенко, о самой Ольге, о её жизни. Это было какое-то табу. А Петро и рад стараться. Таким образом он получал два неплановых увольнения каждую неделю.

– Я приволок с перелеска сухое бревно и сейчас нарублю вам дров – сказал Петро, приоткрыв дверь из сеней в светлицу. Ольга стояла перед зеркалом и заплетала себе косу. Коса отливала в освещенных местах коричневатым золотом, а в углублениях, где стежок перекрывается стежком, тёмно-зелёным, с чуть заметной краснинкой, серебром. Петро засмотрелся. Ольга оглянулась, приветливо улыбнулась и ответила

– Да ты уже нарубил их столько, что на пол зимы хватит. Заходи, чай будем пить. Чего стоишь в сенях?

– А где Наташа?

– Наташа пошла в поле набрать полевых цветов и в перелеске наломать кленовых веток. Будем светлицу украшать. Поможешь? – Завтра ведь праздник Ивана Купала.

– Хорошо, но селяне заметили в перелеске блуждающего огромного волка! Не страшно туда ходить одной Наташе? Может я её поищу?

– Не стоит… она справится… будь уверен…

– Тогда я до прихода Наташи поскачу на речку, наберу душистой осоки, чтоб устелить пол.

– Скачи! – И Петро осторожно закрыл дверь.

Но не позднее, как через пол часа Наташа с Петром появились оба. Каждый нёс в своих руках охапку зелени. Они заливались хохотом и что-то, только им доступное, громко обсуждали. – «Молодёжь» – подумала Ольга. – «А куда ушла моя молодость?»! – Грустинка навернулась на её глаза, но она тут же смахнула её красивой и тёплой улыбкой.

По традиции ещё с языческих времён, с самого начала, христианская Россия праздновала Ивана Купала как и праздники Иисуса Христа, появившиеся позже. Нужно было идти на речку, там, на сплетённом из полевых цветов венке, укрепить и зажечь свечку, и спустить венок со свечкой на воду. Таким образом девушки узнавали свою судьбу. Далеко ли уплывёт этот манящий судьбоносный огонёк. Для чистоты эксперимента девушки должны ходить одни.

Но на этот раз Петро прямо-таки навязался, чтобы взяли и его. Дескать, в случае чего, можно сделать поправку и обосновать её сложившимися обстоятельствами. – Так как делают казаки при неудачном наступлении, или бегстве от неприятеля, пусть даже игровом. – На учёбе.

Река была недалеко и они, взяв с собой всё что нужно, после лёгкого ужина и бокала молодого вина, через пол часа оказались на удобном берегу реки. В том месте река образовала заводь с незаметным, очень медленным водоворотом. Луна как бы игралась! – То светила на полную мощь, то заигрывала с полупрозрачной кисеёй туч, то полностью пряталась в их плотных чёрных как сажа лоскутах. На воду легли два венка с горящими свечками. Венок Ольги сделав небольшой полукруг, устремился на ровное течение реки, постепенно удаляясь к её середине. Излучина реки была внушительная. А там где уже начинался её основной водный базис отмечалась небольшими малорослыми кустами камыша. Камыш не мог укрепиться – его всё время смывало.

Венок Наташи сделал по излучине полуоборот, приблизился почти к камышу и делал небольшие круги. Огонь свечки заметно колыхался, грозясь исчезнуть насовсем. Потухшая свечка была плохим предзнаменованием. Наташа волновалась. До венка по водной, освещённой лунным светом, дорожке было метров восемнадцать – двадцать. Как обычно такие излучины возникают на мелководье и они часто меняются. Как правило, они не опасны. Только не на этот раз!

Наташа, не говоря никому ни слова, как была в праздничном платье, так и бросилась в воду, спасать свой венок. Все только ахнули, когда она уже была метров за десять от берега. Если приходят беда или спасение, то они расписаны сверху. Луна спряталась за плотную большую тучу и водная гладь окрасилась непростительной сажей с небольшой примесью ультрамарина. Наташа вскрикнула и послышался всплеск воды! Через пару секунд ещё всплеск… но, гораздо дальше.

Ольга и Петро онемели! Бывают случаи, когда нужно проявлять немедленное действие – но от неожиданности руки и ноги на какой-то миг, именно тот необходимый миг, делаются как деревянные. Но в этот, им необходимый миг, что-то всколыхнуло воду и Петра, и Ольгу обдало фейерверком брызг! Через пару секунд из излучины раздался крик – «Мама»! – Петро и Ольга кинулись в воду. Но они опоздали… Уже их помощь не понадобилась. Сначала подплывала, а потом шла вброд волчица и тащила за собой Наташу. Волчица бросила её на мелководье и, чуть скуля, скрылась в тени кустарников!

Наташа вылезла чуть откашлялась и села. Никто не мог выговорить ни слова! Все были намертво прибитые происшествием!

Венок со свечой сделал небольшой круг, подплыл к берегу, зацепился за небольшую корягу и остановился. Его, как будто околдованный, поднял Петро. Ольга чуть слышно сказала: «Судьба» … – Потом ей пришлось открыть тайну Петру про волчицу, прося, чтоб это в нём и умерло.

Петро тоже поверил в судьбу. Такая судьба его устраивала. За время посещения семьи Ольги Петро успел влюбиться в Наташу, хоть он об этом себе не признавался. Наташа испытывала те же чувства, но и она себе не признавалась. Зачем тревожить неподготовленную к жизненным коллизиям собственную судьбу. – То что должно сбыться – сбудется! А что не сбудется – не должно подпитываться несбывшимися надеждами. До поры, до времени.

Петро продолжал посещать Ольгу с Наташей, но о той судьбе, что прошептала Ольга у реки все молчали. Она повисла над троицей как табу! Бывало, беседуя с Наташей, или что-нибудь делая по дому, рука Петра прикасалась к самым чувствительным частям Наташиного тела… случайно… но тут же как вспышка, как молния поражала их, и они как дети одёргивали друг от друга руки. Краска заливала их лица и часто пробивала непрошеная чувственная дрожь. Они знали что это такое, но молчали. Чего-то ждали. Как ждёт весенняя земля благотворного дождика, чтоб одеться в цветущую благоухающую зелень! – Но ведь бывает и засуха! Однако, не ожидая засухи, и надеясь на плодотворный исход, Наташа в какое -то посещение подарила кисет Петру. Ольга не возражала. Встретится ли она со своим суженым, или нет, но ведь её суженый – отец Наташи.

Где-то написано, как наш русский царь – Петр 1, гостя у венецианского дожа, и глядя на его роскошные дворцы сказал – «Все это стоит всего – навсего – два русских дождика в Маю»! – Так это – или нет, и был ли он там, Российский царь, но дождики должны окропить нашу землю весной, а нашу жизнь ещё в плодотворной юности. – Чтоб созрел хороший плод! – Будем ждать!

Однажды, когда жёлтые листья берез и клёнов, начали украшать, а одновременно и подпитывать нашу землю, для благоухания следующей весной, когда, грустно курлыкая, клин журавлей потянулся к Югу, оставляя в сердцах людей неуёмную грусть, когда виноградники лишились своих тучно налитых плодов, а те, уже бродили в винных бочках, полковник Владимир Иванович, через сотника позвал Петра в своё имение.

Петро терялся в догадках. Это был нонсенс, чтобы полковник простого казака приглашал к себе домой. Но он точно знал, что не для наказания. – Наказывают в казармах. По такому необычному случаю Петро почистил своего коня, приторочил к его узде две осенние розы, одел праздничную форму и, у порога дома Владимира Ивановича, велел казаку, служившему за швейцара, доложить о своём прибытии.

Владимир Иванович не велел, как обычно впустить, а вышел сам навстречу Петру. На нём был гражданский костюм, цвета пожухлых виноградных листьев и белая рубашка с расстёгнутым воротом. Конечно в цивильном костюме он проигрывал. Сразу выдавались его годы и немного тучная фигура. Пиджак не был застёгнут на пуговицы, поэтому чётко проглядывался живот уже нестроевого офицера.

Петро по военному уставу отдал честь. Владимир Иванович в ответ улыбнулся, обнял его за плечи и сказал

– Пойдём! Я, видишь, без регалий, поэтому мы равны, пусть и на какое-то время, а там – как Бог даст!

Они зашли в роскошную, но не изысканную гостиную, и Владимир Иванович усадил его рядом с собой на диване. Перед диваном стоял низенький столик, на столике две бутылки вина, одна открытая, и два фужера. Разговор начал Владимир Иванович —

– Моя жена когда жила здесь, при нашей с ней жизни, несколько раз порывалась переделать эту гостиную на французский лад, да так руки и не дошли, или теплее для души оказался интерьер донского куреня. Этот дом мне достался от моего деда и в таком девственном состоянии он находится до сего времени. У меня не подымается рука что-то переделывать, даже менять цвет стен. Современная молодёжь говорит, что это застой, а для меня – сохранение отцовских традиций! Поэтому-то и на казацких бивуаках я себя чувствую как у себя дома. Эполеты и погоны – то лишь нерушимость исполнения полковничьих приказов. А они-то, эти приказы, за всю мою службу сохранили, ох как много казацких жизней! Запомни, казак, может то, что я скажу пойдёт в разрез казацкому уставу, но я в гражданском, а значит вне службы. – Не в том соль, чтоб сегодня порубиться на славу и захватить какой-то важный пункт. Нет! – Соль в том, чтоб сохранить как можно больше жизней казаков, а если все будут живы, то этот пункт мы захватим завтра, или послезавтра, а то и через пол года! Жизнь, в общем-то, она не на нас и даже не на наших наследниках кончается. Она будет продолжаться дальше и дальше. Что не сделали мы – продолжат наши последователи. —

Петро сидел ни жив, ни мёртв – он не был готов к таким философским беседам. Владимир Иванович это заметил. Он взял открытую бутылку, налив в каждый фужер до четверти его объема и один фужер подал Петру. —

– Это из моих подвалов. Вину уже исполнилось десять лет. Черенки моя бывшая жена, да благословит её Господь Бог, привезла из французской провинции Шампань. Они здесь прижились, плодоносят на солнечных склонах – и вот вино. Продегустируем?! – Петро, посмотрел как полковник покрутил фужером, понюхал его, потом отпил небольшой глоток – сам повторил его жест. Полковник в душе улыбнулся. А Петро был в недоумении – зачем он здесь?! – Но полковник вновь заговорил —

– Если ты голоден – я велю принести обед, или просто закуски … —

– Нет, нет! – я не голоден! —