Книга: Высотки сталинской Москвы. Наследие эпохи - Николай Кружков

Надо сказать, что задача перед автором стояла непростая. Сталинские высотки – это не только пример выдающегося конструктивного и пространственного мышления, не только новаторская для Советской страны стройка, но объекты несомненной эстетической ценности. Они знакомы каждому москвичу и давно воспринимаются как символы столицы, достижений науки, могущества СССР. Поэтому книга о них, если она претендует на звание научно-популярной, должна гармонично сочетать искусствоведческий и инженерный подходы, при этом оставаясь увлекательной (или хотя бы читабельной).

Увы, историку архитектуры Николаю Кружкову не удалось в полной мере выразить одно из этих начал, а другое он успешно зажевал в совершенно неудобоваримую форму. И мы имеем перед собой классический случай “невесёлых приключений технаря в стране Гуманитарии”. Иными словами, если с Днём строителя вас поздравляют только потому, что вы много из себя строите, то понятна будет едва треть этой книги. Там, где Кружков пытается говорить литературным языком, плодятся канцелярит (все эти “данный”, “имеет место” и “является”) и махровая словесная штамповка в советском стиле:

Следовало использовать лучшие исторические и современные традиции отечественного градостроительства для того, чтобы выше поднять идейное и художественное состояние архитектуры столицы…

В этих проектах, как никогда прежде, величественно прозвучала тема созидания и защиты мира.

Дворцу следовало быть народным по форме и социалистическим по содержанию.

С такими оборотами, а они встречаются неприлично часто, автор легко устроился бы в журнал “Архитектура СССР”, причем году этак в 1949-м. Не затерялся бы он и в менее специализированных отраслях журналистики, со своим мягким, ванильным сталинизмом:

…необходимо отметить, что благодаря высотным стройкам в Москве, возникшим по инициативе И. В. Сталина, отечественная строительная наука и промышленность всего за четыре года (с 1948 по 1952) совершили невиданный скачок, обеспечивший возможности поступательного развития на несколько последующих десятилетий.

Великая героическая эпоха социализма потребовала от искусства подлинно монументальных образов, способных зримо воплотить великие идеи и воздействовать на многомиллионные массы.

Причём понятно же, что Кружков это пишет не из рвения, не так уж много в нём характерной для технической интеллигенции тоски по “сильной руке”, по вождю, при котором строили широко, копали глубоко, летали высоко. От лености он это пишет, ведь те же обороты сплошь и рядом встречаются в изданных в застойные времена воспоминаниях советских архитекторов Чечулина, Посохина и других. Для них слова о руководящей роли партии и беспробудном подвиге народа были обязательны, но Кружков-то уже должен был проснуться, как-то передумать и переформулировать, а лучше вовсе выбросить эту догматическую околесицу.

Где автор чувствует себя уверенно, так это в бесконечных описаниях тонкостей строительства, примеров новаторских технологий, расхода материалов и подсчета затрат. Правда, здесь уже тонет неподготовленный читатель, вынужденный пробираться сквозь джунгли цифр, инженерных терминов и пояснений к чертежам:

Поверх ростверка укладывалось многослойное гидроизоляционное покрытие – сначала выравнивающий слой асфальта толщиной 20 мм, поверх него наклеивался ковер из пяти слоев рулонного гидроизоляционного материала: в первом и пятом рядах – металлоизола, во втором, третьем и четвертом рядах – гидроизола.

За 18 месяцев в конструкции коробчатой железобетонной фундаментной плиты и каркаса здания подали по бетонопроводам более 45 тыс. кубометров бетона, причем в отдельные дни объем укладки бетона достигал 350 кубометров.

Подводя итоги, можно сказать, что книги как таковой у Кружкова не получилось. “Высотки сталинской Москвы” больше напоминают раздутую дипломную работу. Совершенно беспорядочное композиционное построение, обилие цитат, порой огромных, на несколько страниц, пулемётные ряды фамилий, наград и сокращений (досталось даже итальянцу Леону Баттисте Альберти, которого урезали до “Л. Б.”, словно какого-нибудь кандидата в члены). Торжественные отсылки к славному, но тёмному прошлому, вплоть до Вавилона, какие-то патриотические клише, песни о сталинских высотках… Как-то даже неловко за беспомощность автора. Ведь хочется простить ему многое, потому что его боль за утраченное архитектурное величие, тоска по героической эпохе всё же чувство благородное. А что книжки писать не умеет - это ничего, все мы не по специальности работаем.