Текст книги "Скандинавские пляски (сборник)"

Скандинавские пляски

В этот день он, как обычно, пришел на работу к девяти и сразу пошел на кухню заваривать кофе. Затем он открыл новостной сайт, где просидел, наверно, около получаса, читая всякие незначительные новости. Так Максим, а это было его имя, начинал каждый свой рабочий день уже последние лет пять. Но было одно «но» и появилось оно уже не менее чем года два назад, изменив собою рутинное начало дня, вернее, не оно, а «она». Звали ее Александрой. Максиму нравилось в ней буквально все, начиная от ее обворожительной внешности и заканчивая ее нежным именем, которое у него ассоциировалось с чем-то добрым, деревенским и по-своему далеким и уходящим корнями в детство. Так звали его первое домашнее животное, маленькую кошечку, которую подарила ему бабушка на день рождения. И это были исключительно добрые и светлые воспоминания, и почему-то даже они у него ассоциировались с Сашей. Ее татуировки внушали ему загадочный страх и в то же время вызывали скрытое неудержимое желание ее обнять, пожалеть как-то, закрыть собой ее хрупкое тело.

Закончив с просмотром Интернета, он обычно выходил в коридор и осторожно, заглядывая в офисное пространство, пытался найти кудри ее вьющихся темных волос. Ухватиться за них взглядом и, поняв, что она уже здесь, рядом, всего лишь в паре десятков метров от него, наконец-то расслабиться, даже словно обрадоваться и пройти быстрым шагом мимо ее места, благо она сидела рядом с проходом. Особенно его радовали моменты, когда ее начальника и коллег не было рядом, тогда он не смущался и даже мог остановиться и поболтать с ней пару минут, так, ни о чем. Да и не важна была для него тема, главное, чтобы подольше, каждая лишняя минута для него имела огромное значение. Она наполняла его какой-то неведомой силой, энергией, которую он не мог больше получить нигде и которая заставляла его глаза светиться неким мистическим блеском.

Они не были друзьями, а уж тем более – любовниками. Скорее просто поддерживали добрые рабочие отношения. Но Максим уже не мог без нее, и в те дни, когда она не приходила на работу, он чувствовал себя не то чтобы несчастным, но каким-то то ли пустым, то ли разбитым. Ничто: ни успешная сделка, ни похвала начальства, ни даже подмигивание симпатичных девушек – не могло скрасить ее отсутствие. Ему было одиноко, и хотелось сразу позвонить ей, написать, да сделать все что угодно, лишь бы только почувствовать ее на том конце. Но этого он не мог себе позволить. Нет, даже не потому, что это как-то удивило бы Сашу, которая, скорее всего, догадывалась о его чувствах. Просто это было неправильно, во всем неправильно. А Максим был правильным человеком, и, чем правильнее он становился, тем сильнее щемило у него в груди. Да и рад бы он был уже избавиться от этой своей «правильности», плюнуть на все, позволить себе сделать хоть раз в своей жизни то, что и вправду хочется, но только вот в последний момент… не решался. Все-таки много всего там за этими плечами к сорока-то годам, и менять жизнь уж совсем нелегко, когда за спиной семья, а главное, дети. Да и к лучшему ли будут эти перемены, непонятно. В таком роде он начинал рассуждать, и все потихоньку сходило на нет, а к этому времени уже начинался обед, куда, кстати, тоже иногда можно было выбраться с Сашей. В такие дни он расцветал по-особенному, и Саша это чувствовала. Она ведь тоже все понимала, но в таких делах все скорее зависит от мужчины, чем от женщины. Инициативу в свои руки она никогда не брала, и этот случай для нее исключением не был.

Шли годы, и ничего не менялось. Более того, все уже к этому привыкли, и это стало своего рода ритуалом. Поначалу люди даже как-то шептались, обсуждали, а потом уже и плюнули, видя, что ничего серьезного по большому-то счету не происходит и каких-то активных действий Максим не совершает. Но то, чего не было наяву, так и не уходило из головы Максима, ни когда он вел серьезные переговоры, ни когда просто лежал дома и смотрел телевизор, даже скорее прогрессировало с новой силой, расшатывало и без того слабое сердце. Это было своего рода болезнью, от которой он не так уж и хотел лечиться. Нужен был какой-то случай, который бы все изменил, перевернул бы с ног на голову, заставил бы наконец-то скинуть оковы и вдохнуть полной грудью, изголодавшейся по настоящим чувствам. И он ждал его и по-своему боялся, что случай этот может вдруг наступить и сломать всю его жизнь. Поэтому желание и страх боролись в нем, перетягивая одеяло то в одну, то в другую сторону. Но, как говорится, если чего-то сильно ждать, то оно рано или поздно происходит.

Планировалась командировка в Норвегию, для которой срочно нужен был юрист. Штатных у Максима не было, поэтому появился хороший повод попросить на время поездки Сашу. Благо с ее начальником у Максима отношения были хорошими и отказа он не ожидал. Появился долгожданный шанс, который Максим решил использовать. В то же время его сильно давила мысль о том, что вдруг все получится, вдруг то, что копилось годами, выйдет наружу и разрушит ВСЕ, сметет всю его жизнь, как цунами сметает соломенные домишки. Хотя можно ли было назвать его рутинную и однообразную жизнь счастливой, он тоже не знал. Поэтому страх начал раздирать его еще на вылете в Домодедово, отчего он решил выпить в баре с коллегами, хотя до этого ни разу с ними не пил. Коллеги, конечно, что-то заподозрили, но виду не подали, так как по-своему любили Максима за его доброту и порядочность.

Погода в Осло была ужасной. Мало того, что было холодно, так дул еще и сильный ветер, перемешанный с мелким дождем. По этой причине все решили сразу ехать в отель и не задерживаться в городе, хотя изначально планировали небольшую экскурсию. Но настроение у группы все же было хорошим, то ли от новой обстановки северной страны, то ли от нескольких бутылок коньяка, выпитых в самолете. Веселились все, и всем хотелось это веселье продолжать. Некое безудержное веселье, свойственное только русским людям, поглотило их. И мало кто может в нем остановиться и удержаться, оно охватывает вас, как круговорот, и несет неведомо куда, хорошо еще, если к чему-то не очень опасному, хуже – если наоборот. Но в такие моменты русский человек уже ни о чем не думает, ему бы только найти где еще достать выпить, а там уж, как говорится, и трава не расти. Вот в такой вот ситуации и оказалась наша веселая компания.

– Саша, вы самая замечательная девушка! Давайте выпьем за Сашу! – закричал Максим.

– За Сашу! – поддержала его толпа.

– А она еще стихи пишет. А вы не знали? Так у нее стихи самые лучшие на этой планете! Все поэты по сравнению с ней – ничто! Да нет, просто дерьмо, будем говорить все как есть. Так сказать, по-русски. Нам стыдиться нечего! – прокричал Максим.

– А пусть она прочитает что-нибудь! – попросил один из сидящих по имени Костя.

И Саша прочитала один из своих самых любимых стихов.

– Здорово! – прокричала толпа.

– У нее и другие есть, даже лучше, чем этот… гораздо лучше, – решил таким образом поддержать ее Максим.

Саша к этому моменту сидела уже вся красная, то ли от перебора коньяка, то ли и правда от застенчивости, которая вряд ли могла наступить после такого количества выпитого.

Вечер продолжался, и толпа направилась в местный клуб потанцевать и почувствовать местную северную специфику. Саша хотела было уже отправиться спать, но Максим ее уговорил остаться. Все погрузились в такси и поехали в клуб.

Сложно назвать это танцами, но все прыгали, как умели, пытаясь хоть как-то попадать в такт и не очень уж распугивать местную молодежь. Бармен только и успевал наполнять все новые и новые рюмки норвежской водкой, чтобы хоть немного охладить пожар в душах наших соотечественников, ну, или наоборот, разжечь его до невероятных масштабов, помогая всей русской прыти и дури выплеснуться на помост скандинавского клуба. Танцевали и Саша с Максимом, который в этот момент уже ничего не боялся и забыл обо всем, что осталось в его далекой стране. Количество выпитого зашкаливало, и понятие морали забылось еще рюмок шесть назад. Саша же, наоборот, не была настолько уж пьяна, чтобы потерять контроль над собой, и намеренно пропускала тосты.

– За Александру, весь вечер все будем пить за Александру, запишите на мой счет! – начал уже угощать местную публику Максим.

Спустя еще полчаса он попытался заказать норвежскую песню и посвятить ее Саше, но бармен так и не понял его уже неанглийского языка. Максим то шипел, то глубоко дышал, то с особым рвением ревел, видимо, куплеты из неисполненной песни. Его уже мало кто понимал, и он носился в диком, как ему казалось, скандинавском танце по клубу, распугивая местных жителей, которые еще не успели уйти. Вдруг он поймал себя на мысли, что уже едет в отель в такси и рядом сидит она… Саша.

– Слушай, Саша, ты извини, я там перебрал немного, я так-то обычно не пью, – стал оправдываться Максим.

– Да ладно, со всеми бывает, не железные же, все мы – люди, – с пониманием ответила она.

– А, ну хорошо, что ты все понимаешь, а то я уж как-то напугался, что, мол, подумаешь чего там про меня, – продолжил Максим.

– Да нет, не переживай, я все понимаю.

Вдруг она потянулась к нему и поцеловала прямо в губы. Он опешил. Но она не останавливалась, и Максим ответил взаимностью.

Они доехали до отеля и без слов поднялись в ее номер, начиная срывать одежду друг с друга еще в лифте. Ими уже вовсю овладела безудержная страсть, и то, что копилось годами, выплеснулось в минуты или даже секунды. Максиму даже стало казаться, что вокруг их постели горит огонь и мечутся тени мистических скандинавских существ, но он стал отгонять от себя эту мысль, списывая все на выпивку. Но если огня не было снаружи, то он явно был внутри. И вдруг внезапно, как цунами, накатила волна оргазма, и он закричал, так, как никогда еще не кричал, распугивая остатки теней скандинавских богов и гася костер вокруг кровати.

– А-а-а-а! – вырвалось у него из зажатой груди, и он проснулся от того, что между ног все было мокрым.

Он открыл глаза. Рядом с кроватью стоял испуганный и бледный Костя.

– Максим, ты живой? Ты всю ночь орал так, что я решил у тебя остаться, думал уж «скорую» вызвать, – объяснил Костя.

– А где она?

– Кто?

– Саша, она не здесь? – испуганно спросил Максим.

– Нет, тут только я, – удивился Костя.

– А она где?

– Не знаю, спит, наверно, еще, она из клуба вчера почти сразу уехала, даже не увидела, как мы местные шаманские пляски устраивали, – усмехнулся он.

– И я устраивал?

– Ну да, ты же главным шаманом был, орал там что-то по-норвежски, говорил, что ты его в школе учил, а потом вырубился и начал выть, ну, я тебя домой и повез сразу, – объяснил Костя.

– Теперь понятно, откуда тени.

– Какие еще тени? – спросил Костя.

– Да так, не важно.

Они по очереди умылись и пошли на завтрак, где случайно встретили Сашу.

– Привет, Максим, голова не болит после вчерашнего? – поинтересовалась она.

– Нет, все хорошо, не болит, – умело соврал он, но голова почему-то и правда не сильно болела, но где-то в груди все-таки все еще щемило сердце.

Конфуз

Матвей работал еще со школьной скамьи: рос он без отца, погибшего на войне, и в своей семье был самым старшим мужчиной. Начинал он свою карьеру как чернорабочий на одном из предприятий на рынке нефтесервисных услуг, потом стал младшим техником и так, шаг за шагом, дорос до инженера, одновременно получив заочно высшее образование. Матвей был трудягой. Тяжелое детство и повышенное чувство ответственности выработали в нем стальную закалку: просыпался он с рассветом, а ложился глубоко за полночь, медленно, но верно двигаясь вверх по карьерной лестнице. Так к сорока годам он дорос до должности главного инженера компании, которая, в свою очередь, превратилась в трест. В подчинении у Матвея была уже не одна сотня человек. Но, несмотря на свое высокое положение, он, как и раньше, выезжал в поле на работы при первой возможности – любил потрогать оборудование руками и поучаствовать в процессе его спуска в скважину. Из-за этой своей особенности Матвей периодически попадал на ковер к директору.

– Матвей Григорьевич, ты уже давай брось это дело – по полям ездить и с полевиками вместе работы делать. Все-таки уже второй человек треста – несолидно, – обычно начинал разговор директор.

– Евгений Николаевич, не могу с вами согласиться. Полевики меня за это уважают, понимают, что свой человек, и доверяют мне. Для них, понимаете, важно, что их начальник вырос из их среды, говорит с ними на одном языке, а не какой-то поставленный сверху менеджер, не понимающий ничего в деле, – защищался Матвей.

– Знаю я это, но уже уровень не тот у тебя. Лет десять назад, когда мы еще небольшой компанией были, может быть, и поддержал бы я тебя, а сейчас вот – не могу. Так что давай бросай ты это дело. Тебе теперь костюм надо носить каждый день, а ты все еще на работу в своем комбинезоне полевом ходишь. Тьфу, аж неудобно иногда.

– Но это я только, когда нет гостей у нас и встреч официальных, а так я всегда – с иголочки одет. Это вы уж зря.

– Матвей, слушай, да мы же с тобой вместе эту компанию создавали. Я не потому все это говорю, что вредный такой, просто меня иногда и самого коробит, когда ты в своей полевой одежде в кабинете сидишь. А вдруг наведается кто-нибудь из наших иностранных гостей, ну, тех, что купить нас хотят, а ты вот так сидишь, как рабочий простой. Так испугаются, а еще чего – от сделки откажутся.

– Это уж ты хватанул лишнего. Сдался я им со своим нарядом! Не нагоняй, Евгений, прошу тебя.

– Хорошо-хорошо, не буду. Но ты мне пообещай уже не ездить больше по скважинам, а на работу приходить в костюме. Вон, пусть твои заместители катаются. У тебя же их несколько, и все, кстати, в костюмах ходят.

– Ладно, обещаю. А когда иностранцы приезжают? И по цене с ними договорились уже?

– Должны приехать в понедельник. Цену – да, согласовали. Ну, Матвей, скажу тебе – жуки еще те оказались, за каждую копейку бились. Прямо сейчас – гора с плеч.

– Ну, а нам-то после продажи выплатят что-нибудь, мы же с тобой по двадцать лет отпахали тут, я слышал, что они обычно премии выплачивают неплохие при таких делах?

– Ну, я сейчас пытаюсь пробить все это, но ты тоже губу-то не раскатывай, мало ли чего там и кто говорит. Я вот тебе скажу, что иностранцы эти очень жадные товарищи, удавятся за копейку, но я бьюсь… – соврал Евгений Николаевич, предварительно согласовавший с покупателями все детали своего компенсационного пакета.

– Да я на самом деле и не рассчитываю, так уж решил спросить. Будет – хорошо, не будет – ничего страшного, переживем. Главное, чтобы работа осталась.

– Ну, тут-то не переживай, порядки пока им наводить свои не дам. Пусть пройдет годика три, потом уж перестановки свои пусть делают. Об этом у нас с ними договоренность, – зачем-то опять соврал Евгений Николаевич.

– Ну хорошо, если все так, как ты говоришь, – закончил разговор Матвей.

Матвей вышел из кабинета директора, зашел в раздевалку и достал свой рабочий комбинезон. Несколько раз его оглядел, как будто ощупывая взглядом каждый его сантиметр, зачем-то понюхал и резко прижал его к груди, как что-то очень дорогое, памятное и значащее больше, чем многое для человека. Затем он аккуратно сложил его в коробку и положил в машину, чтобы вечером забрать домой – больше он надевать его на работе не планировал.

Так закончилась рабочая неделя, за ней пролетели выходные, и наступил понедельник – день ответственный и важный, время встречи с покупателями и долгожданного закрытия сделки. Процесс покупки длился больше года и изрядно поистрепал всем нервы, внеся какую-то неопределенность в жизнь каждого сотрудника. Однако с приходом иностранцев все ждали перемен к лучшему – белой зарплаты, новых стандартов, а главное, новых технологий, способных качественно поменять положение компании на рынке, так как со времен распада Союза в работе компании не поменялось ровным счетом ничего. Основные контракты добывались при помощи личных связей директора, благодаря чему и росла компания. Матвей все это хорошо понимал, а главное, понимал то, что компания не выдержит никакой конкуренции на рынке, если что-то случится с этими связями и на рынок выйдут новые, продвинутые игроки, способные завоевывать объемы работ за счет качества и новых подходов в управлении. Всего этого очень опасался Матвей и часто обсуждал положение дел с директором, но тот был несгибаем в этом вопросе:

– Матвей, я тебе говорю, не ссы, у меня в этом регионе все схвачено. Тут все люди свои, не видать тут другим компаниям ничего.

– Да я не за себя-то боюсь. Ты пойми, у нас за последние лет десять ничего не поменялось. Мы отстали от мира. Надо новые технологии внедрять, людей обучать, а то так и останемся в каменном веке, понимаешь? – защищал свою позицию Матвей.

– Ну, приставучий ты, Матвей, чего тебе не сидится, живи и радуйся! Директор – друг, зарплата хорошая, а главное, стабильная. А тебе еще и прогресс подавай. Откуда у тебя столько энергии? Мне бы уже на пенсию и с внуками…

Так примерно проходили все их разговоры на эту тему. Матвей и правда не унимался, он хотел развития всей душой, он мечтал о том, что компания когда-нибудь будет захватывать рынки в новых регионах, где нет связей у Евгения Николаевича. И мечта это была настоящей, не надуманной, а произрастала из каких-то внутренних человеческих установок Матвея. Он даже был готов пожертвовать ради этого частью зарплаты, карьерой, многим – только бы успеть это увидеть и пожить в этом.

С ожиданиями перемен он зашел в свой кабинет, закрылся и стал ждать исхода встречи Евгения Николаевича с приехавшими иностранцами. Переговоры длились недолго, и после обеда Матвею позвонил директор и попросил зайти. Матвей как ошпаренный вскочил с места, за несколько секунд преодолел расстояние, разделяющее их с Евгением Николаевичем кабинеты, и распахнул дверь начальника. У последнего на столе еще стояла недопитая бутылка французского коньяка, в воздухе витал стойкий запах кубинских сигар.

– Матвей, ну все, брат, подписали! Два года мучились с этой сделкой и наконец-то все закончилось. А!.. – закричал директор и кинулся обнимать Матвея.

– Ну, слава богу, а то я уже сам не мог себе места найти, с утра закрылся в кабинете и все ждал, переживал. Накручивал себя, в общем, ты же знаешь, как я себя накрутить могу.

– Знаю-знаю, поэтому сразу тебе и позвонил, как они ушли. Матвей, ты не представляешь, какие они жуки, торговались опять, вплоть до туалетной бумаги. Это нервы какие… Всю душу вынуть готовы. Но я тебе скажу, я – молодец. Почти все отстоял, – сказал директор и налил себе коньяку.

– А что не смог отстоять? – спросил Матвей больше для продолжения беседы.

– Ну, есть там пара моментов, ты, кстати, выпей, – сказав это, Евгений Николаевич повторно налил себе и протянул одну из рюмок Матвею, – в общем, несущественных, конечно. Но ты пей давай! За сделку!

– За сделку!

– Матвей, в общем, я не хочу кривить перед тобой душой и вилять всячески. Ты меня знаешь, я человек прямой.

– Говори как есть, что случилось.

– Ну, они хотели своего генерала вместо меня поставить, но ты сам понимаешь – глупый ход, кто их тут знает? Дилетанты. Тут, в общем, я отбился. Но компромисс обошелся мне дорого. В общем, б***ь, инженера своего хотят на твое место. Но я…

В этот момент у Матвея закружилась голова и стали подкашиваться ноги, такого удара он не ожидал. Перед глазами образовалась пелена, а в ушах стоял нехарактерный звон. Как будто кто-то сильно стукнул его по голове. Он схватил бутылку с остатками коньяка и залпом ее допил. Слух стал возвращаться.

– Ну, ты чего, Матвей, ты чего творишь, тебя так и удар хватить может. Я же тебе говорю… Да ты дослушай меня. Они тебя не увольняют, просто хотят своего на твое место. Это нормальная мировая практика. Просто мы с тобой не знали, думали, все будет, как и прежде. Но я и тут постарался – должность тебе выбил новую.

– Какую?.. – уже безразличным тоном спросил Матвей.

– Да еще какую! Крутую должность. Будешь этим, как его, б***ь, написано же тут. – Директор стал нервно рыться в бумагах. – А, нашел, вот тут написано – Сениор Филд Инженер. Ты только послушай – это главный полевой инженер. Можно сказать, как и раньше было, но только теперь с ориентацией на поля… А ты всегда так хотел. Так что даже лучше получилось. Мы же только недавно по этому поводу ругались, помнишь? Ну, на прошлой неделе, – нервным голосом говорил директор, открывая новую бутылку коньяка.

– Помню… – так же безразлично ответил Матвей и выпил еще одну рюмку коньяка. В глазах у него стояли слезы.

Через неделю Матвея выселили из кабинета, куда переехал его сменщик-иностранец, а сам он полетел на свою первую работу на скважине в составе интернациональной команды. Работа это была знаковая – первый совместный опыт. Два инженера с российской стороны, два – с западной. Скважина при этом была очень сложной: находилась недалеко от Муравленко, в зоне почти что вечной мерзлоты. Добираться до нее было неудобно, а главное, что и условия проживания не радовали даже бывалых российских полевиков, не говоря уже об иностранцах, которые от увиденного пришли в полный шок и все время грелись в балке, практически не выходя на улицу. По этой причине всю работу делал Матвей Григорьевич со своим помощником. Иностранцы же больше помогали советами, так как оборудование было западным и нашим полевикам требовались советы по его эксплуатации. Несмотря на все сложности, через неделю работа была успешно завершена, и на скважину прилетели руководители компании, чтобы ее принять и поздравить коллектив с первым успешным опытом – Евгений Николаевич и Джон Маккай, новый главный инженер из Техаса.

Вечером в балках, где проживали инженеры, накрыли стол и приготовились к празднованию события. Перед тем как приступить к пиршеству, Евгений Николаевич подошел к Матвею и сказал:

– Ты чего опять в своей старой робе ходишь? Мы уже западная компания, а ну, давай быстро переоденься в новую, чтобы за столом сидел как образцовый инженер западной компании, а не как замызганный работяга, – строго начал Евгений.

– Слушай, у меня уже все это вот здесь сидит. – Матвей поднял два пальца и приставил их к своему горлу. – Я тут за всех неделю батрачил, эти иностранцы даже в туалет на улицу выйти не могли, а теперь тебя еще моя одежда не устраивает.

– Матвей, уймись, пожалуйста, ну, я тебя прошу, как друга, как брата своего прошу. Ну, не порть все.

– Ладно, надену я их форму. В конце-то концов, это не повод для ссоры.

– Ну и здорово! Ты только не сердись, Матвей, ну правда все очень серьезно, торжественно, я бы сказал. Надо все это на фотоаппарат снять, на камеру. Они, кстати, хотят это все в Штаты отправить. Ну, любят шумиху всякую.

– Ладно-ладно, уговорил ты меня.

Матвей подошел к своему ящику и быстро переоделся – через минуту на нем уже была абсолютно чистая, накрахмаленная форма западной компании. Через полчаса все инженеры и приехавшее руководство сидели за столом и откупоривали бутылки с привезенной водкой, разливая ее по рюмкам. Первый тост произнес Евгений Николаевич:

– Хочу выпить за нашу интернациональную команду, которая успешно справилась с первой работой! Молодцы ребята! Ура! И сразу еще отмечу работу Матвея Григорьевича, который, со своей стороны, все это организовал и проявил, можно сказать, инициативу.

– Да он у вас талант… управлять людьми, я думать. Вон даже одежда не испачкать, как новенький, – в шутку сказал Джон на ломаном русском.

– Да, он талант, особенно в управлении, – поддержал его Евгений Николаевич, который боялся возражать своему новому главному инженеру.

– Извините, мне надо выйти, – вскочил вдруг Матвей и выбежал на улицу. То ли от нервного напряжения, то ли от обиды у него свело живот, и он судорожно искал первый куст, чтобы сходить в туалет. Подобрав нужное место, Матвей стал стягивать с себя комбинезон, который оказался сплошным, с болтающимся огромным капюшоном. На улице было минус тридцать пять и царила кромешная тьма, поэтому Матвей, наученный выживать в суровых зимних условиях, сделал свое дело по-быстрому и вернулся в балок. В этот момент шел уже третий тост, который произносил Джон:

– Хотел бы выпить за… дружба, потенциал и, как его там, – он посмотрел в заранее подготовленную бумажку, – за загадочную русскую душа. Вот!

Все засмеялись и выпили водку. В балке становилось все теплее, то ли от того, что в крови сильно подскочила концентрация алкоголя, то ли от специально расставленных обогревателей у стола по случаю приезда начальства. Однако с приходом тепла в воздухе появился какой-то сероводородный запах, не обращать внимания на который становилось все сложнее и сложнее. Первым не выдержал американец:

– Smells like shit! – вдруг сказал он.

– Что, извините? – вмешался Евгений Николаевич.

– Запах какой-то нехороший, как дерьмо!

– Да это тут всегда так, от болот воняет. Тут местность такая специфическая, – соврал директор, но ему никто не поверил.

Через полчаса запах стал еще сильнее, и некоторые из сидящих стали выходить на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Решено было проветрить балок – на какое-то время это помогло, но не надолго. Евгений Николаевич быстро разлил водку по стаканам, в надежде, что Джон скорее захмелеет и перестанет интересоваться источником зловоний. Техасец попросил слово:

– Хочу выпить за то, чтобы дерьмом перестало вонять! Вот!

– Позволю себе поправить вас – не дерьмом, а сероводородом, – аккуратно вставил Евгений Николаевич.

Вдруг Джон устремил свой взгляд на отвисший капюшон Матвея, шмыгнул носом, как будто что-то пытаясь там понюхать, и спросил:

– Матвей, а почему у вас из капюшон торчит туалетный бумага и он как-то странно висит, будто там что-то лежать?

Матвей нервно сунул руку в капюшон и сразу все осознал – причина истошного запаха была найдена. Не ответив на вопрос американца, он подошел к своему ящику, переоделся в свою старую форму, а новый комбинезон выкинул на улицу. Собрав на скорую руку вещи, он вышел из балка и попросил водителя довезти его до ближайшего вокзала. Утром он написал заявление об уходе. Через месяц Джон перешел на должность директора компании. Евгений Николаевич наконец-то занялся своими внуками.