Текст книги "Гуров идет ва-банк"

Глава 2

Тем временем перед зданием офиса остановились три микроавтобуса, из которых разом выгрузились человек двадцать в темно-серой камуфляжной униформе без знаков различия, зато с черными масками на лицах. Срывая с плеча короткоствольные штурмовые автоматы, они ринулись к зданию, шокируя случайных прохожих и персонал офисного центра, а также его посетителей. По ближней округе началась тихая паника. Правда, с некоторыми исключениями. Нашлись и такие, кто поспешил достать сотовые телефоны с функцией видеосъемки и, хоронясь за углами и стволами тополей, начал снимать происходящее.

Однако тут же произошло то, что вообще никто не мог предположить даже приблизительно. Из-за угла стремглав вылетели пять «Газелей» с тонированными стеклами, и из них высыпало человек сорок в сером камуфляже, в масках и бронежилетах. Здоровенный мужик, высадившийся первым, подняв мегафон, прорычал зычным басом:

– Вниманию граждан бандитов! Всем стоять на месте, не двигаясь. Оружие медленно положить к ногам, руки заложить за голову. Неподчинившиеся будут немедленно уничтожены. Имею полномочия открывать огонь без предупреждения. Все поняли?

Команда ранее прибывших недоуменно замерла, а потом разом развернулась назад, вскинув на изготовку стволы автоматов. Над улицей повисла напряженная тишина. Было яснее ясного, что, стоит прозвучать хоть одному выстрелу, автоматные очереди тут же раздерут пространство улицы во всех направлениях, неся смерть и правому, и виноватому. Неожиданно один из стоявших на крыльце неизвестных метнулся к застывшей в нелепой позе дамочке средних лет и, прикрываясь ею, истерически завопил, прижимая ствол автомата к ее голове:

– Всем назад! Всем в машины! Немедленно! Иначе я ее убью! Слышали? Считаю до трех! Раз, два…

Сказать «три» он не успел. Откуда-то сверху, с противоположной стороны улицы, донесся негромкий хлопок. Почти одновременно с этим захвативший заложницу рухнул наземь, заливая все вокруг струйкой крови, бьющей из простреленной головы. Прочие, растерянно переглянувшись, начали нагибаться и складывать оружие. Сначала один, потом трое, потом все остальные. Из-за угла тут же вырулило несколько больших фургонов для перевозки заключенных. Задержанную банду, сковав наручниками в цепочки по четыре человека, загрузили в прибывшие «автоКПЗ» и куда-то увезли. Куда-то увезли на машине с красными крестами и только что убитого бандита.

Здоровяк, командовавший операцией, набрав на своем сотовом чей-то номер, пророкотал в трубку:

– Лев Иванович, все в порядке. «Карасей отправили в садок», потери с их стороны – один наповал, наши ребята и случайно оказавшиеся рядом не пострадали. Какие будут дальнейшие распоряжения?

Визитер Верхова, назвавшийся Рогалиным, выслушав доклад, удовлетворенно кивнул и негромко произнес:

– Ты и человек десять сюда, в офис «Файв эппла». Задержать всех без исключения. Остальные на улице принимают «упаковки». Выполняйте!

Через несколько минут офис Верхова, блокированный у входа парой автоматчиков, впервые с момента своего появления в этом здании пережил нечто необычное. В его кабинеты, внося панику и сумятицу, входили суровые, неразговорчивые спецназовцы, выводили сотрудников фирмы и под конвоем вели их к специально для этого прибывшим микроавтобусам. Для женской части «офисного планктона» было сделано некоторое послабление – дам выводили без наручников и сажали в отдельный относительно комфортабельный автобус.

Появление спецназовцев в кабинете Верхова у его хозяина и охранников вызвало шоковую реакцию – они предполагали все, что угодно, но даже и близко не могли себе представить истинной сути происходящего. Прежде всего они были потрясены тем, как их легко, можно даже сказать играючи, провели двое оперов, умело сыгравших полукриминальных дельцов. Верхов потому и клюнул на такую наживку, поскольку заранее сделал вывод, что, даже ограбив своих клиентов, он может не опасаться ни полиции, ни прокуратуры. Какой дурак побежит туда жаловаться, зная заранее, что сядет сам по причине личных неладов с УК и прочими, не менее значимыми, сводами законов?

Вошедший в кабинет рослый парень в камуфляже и черной маске гулко доложил:

– Товарищ полковник! Кабинеты от персонала освобождены. Опергруппа может начинать обыск?

– Да, приступайте, – кивнул тот, кто именовался Мишиным.

В этот момент из-за спины старшего группы спецназа вынырнула переполошенная Маргарита и, испуганно перебегая взглядом с Рогалина на Мишина и обратно, горемычно всхлипнула:

– А меня-то за что хотят арестовать? Я-то что плохого сделала?

– Не арестовать, а задержать для выяснения! – строго уведомил спецназовец.

Появившиеся в кабинете еще двое парней в сером камуфляже собрались уже увести девушку под руки, но Рогалин их остановил:

– Да, ее можно оставить. Она сидела на телефоне, к заключению договоров отношения не имела, так что будет проходить как свидетель. Вы лучше вот этих троих деятелей пакуйте и на погрузку.

– Вы… Вообще… Кто такие? – все еще будучи не в силах опомниться, вытаращился Верхов.

– Полковник полиции Гуров, – представился «Мишин». – Главное управление уголовного розыска. А это полковник Крячко, – указал он на нахально улыбающегося «Рогалина».

Закручивая винтовой пробкой бутылку с «Хеннесси», тот изобразил хитрую гримасу, которую можно было понять однозначно: обманули дурака на четыре кулака!..

– Ах, туды т-твою… – обхватив голову руками, досадливо простонал Верхов. – Я еще подумал, что где-то этого «Мишина» уже видел… Е-п-р-с-т!.. По телику же как-то показывали в новостях. Как же я не узнал-то?

– Значит, я могу идти? – неуверенно пожала плечами Маргарита.

– Да, идите, – великодушно бросил Крячко. – К вам у нас вопросов нет.

– Та-а-ак… Это что же получается? Кто-то останется беленьким и пушистеньким, а всех собак повесят на меня одного? – неожиданно воскликнул Верхов. – Это она-то всего лишь свидетель? А ну-ка, расскажи, святая наша, как подсыпала клиентам наркоту, как…

– Сволочь! Тварь! Ублюдок! Педик! – побледнев, выпалила девушка. – Ты же меня принудил, скотина! Сначала подставил, а потом держал на коротком поводке, типа того, чуть рыпнешься – сядешь. Разве не так?

– Это ты еще попробуй доказать, – ядовито хохотнул тот. – А вот факт того, что в кофе была наркота, могут подтвердить и эти двое ментов. Что, скажете, там ничего не было?

– Лев Иванович, по-моему, в кофе ничего не было, кроме случайной соринки. Я почему-то в этом уверен, – вопросительно посмотрел на Гурова Крячко.

– По-моему, тоже… – согласился «Мишин».

– Я все равно один отвечать не буду! Тут есть люди, которые по пояс в крови. А я могу отвечать лишь за мелкое мошенничество, остального не докажете! – уже утратив малейший намек на недавний апломб и самоуверенность, натужно прокашлял Верхов.

– Это кто тут в крови? – окончательно рассвирепев, рассерженной кошкой фыркнула Маргарита. – Да если кто и в крови, то уж ты-то превзошел кого угодно. Бальцмана ты лично ударил ножом. А Валентина Крылова? Его тоже ты убил! А нашу бывшую главбухшу Софью Кирилловну? Ты лично закапывал ее еще живой! Сволочь!

Хозяин «Файв эппла» ошарашенно воззрился на свою подчиненную. Судя по его реакции, он даже не подозревал, что ей известны его самые грязные дела. А расходившаяся секретарша продолжала выкладывать все новые и новые кровавые факты из гнусного жития своего босса:

– …Своего первого любовника Анастаса ты напоил наркотиком, а потом задушил. Начальника службы безопасности Костикина тоже ты убил!

– От… Откуда ты все это знаешь, сучка дешевая? Кто тебе все это слил? – придушенным шепотом спросил Верхов и тут же перешел на истерический крик: – А-а-а!!! Все – гады! Все – предатели!

– Но я еще не сказала про самое интересное… – Явно оскорбившись «сучкой дешевой», Маргарита пригнулась, как пантера перед прыжком: – Это же ты, шваль, у своего лучшего друга три дня назад украл дочь.

– Врешь! – позеленев, задергался Верхов. – Зачем это мне было нужно? Я свои два «лимона» баксов предложил похитителям, чтобы спасти девочку!

– Действительно, зачем ему это было нужно? – переглянувшись с Крячко, задумчиво произнес Гуров. Хотя по его лицу можно было понять, что ответ на этот вопрос он уже знает.

– Чтобы всю эту семью свести в могилу, – сердито рассмеялась секретарша. – Два года назад, думаю, не без его «помощи» отчего-то умерла жена Игоря Полянцева, его лучшего друга и компаньона, с которым он когда-то начинал бизнес. Игорь тогда очень переживал, у него даже начало сдавать сердце. А этот скот нанес ему второй удар – приказал своим отморозкам похитить Лизу, его дочь. Девочке всего восемь лет, а он ей уготовил такое, что врагу не пожелаешь!

– Врешь! Врешь! Врешь! – От бессильной злости босс затрясся, как вурдалак на шабаше. – Где доказательства?

– Кстати, если вы знали о похищении девочки, почему не сообщили нам? – Гуров окинул девушку строгим взглядом. – Это более чем странно, если вам ее и в самом деле жаль.

Понурив голову, Маргарита некоторое время молчала.

– Я хотела вам сообщить, но боялась этого «мокрушника». Да и узнала-то только сегодня утром, – наконец призналась она.

– И откуда же ты узнала? – продолжал неистовствовать Верхов.

– Из твоего телефонного разговора, – искоса взглянула на своего босса Ритуля. – Два дня назад я вмонтировала в твой телефон «жучок» и записала разговор с каким-то Гоблином. Ты ему поручил завтра вечером учинить Лизе пытку, совершить насилие над ребенком, а потом зверское убийство, снимая все это на видео. Ты все хорошо просчитал, иуда. Игорь уже сейчас живет на таблетках. А увидев, что делали с его девочкой, он бы не выдержал. Или умер от разрыва сердца, или пустил бы себе пулю в голову. И тогда ты смог бы захапать его пакет акций.

– Верхов, где ребенок? – глядя на него в упор, жестко спросил Гуров.

– Я к этому непричастен! – истерично пролаял тот.

– Ну, что мы зря тратим время? – усмехнулся Крячко. – Сейчас снимаем с него штаны, и он через пять минут рассказывает даже то, чего до этого не знал. Кстати, орать, что мы нарушаем закон и используем пытки, бесполезно – тут никто и ничего не видел и не слышал.

Он снова размотал шнур паяльника и, оглядевшись, включил его в ближнюю розетку. Сделав Маргарите знак, чтобы она вышла из кабинета, направился к побледневшему Верхову. Скрутив его в бараний рог, без заметного усилия приволок трясущегося отморозка к концу стола с лежащим на нем паяльником. Плюнув на жало, отчего раздалось короткое шипение, Станислав оглянулся на Гурова.

– Лев Иванович, подержи этого недоделка. Ну а я подарю ему незабываемые ощущения на всю его оставшуюся жизнь. Кстати! Ты «голубой» по части «актива» или «пассива»? – хохотнул он. – Ну, да ладно… Это теперь для тебя не будет иметь никакого значения. В любом случае ты автоматически попадаешь в «пассив». Как говаривала одна моя знакомая из Гомеля, «стромляй потыхеньку»…

Передав скрученные запястья Гурову, Стас взял уже пышущий жаром паяльник и поднес его к чреслам трясущегося негодяя. Поняв, что еще немного, и ему в самом деле придется пережить нечто кошмарное, что он сам ранее практиковал достаточно часто в отношении строптивых клиентов, Верхов завизжал почти по-поросячьи:

– Не-е-ет!!! Не надо! Я скажу! Она в деревне Акулькино – там есть руины барского поместья. Она в подвале.

– Охрана? Кто при девочке? – с сожалеющим видом, крутя в руке паяльник, спросил Крячко.

– Двое – Гоблин и Каха… Они там в соседней сторожке кантуются. Если вы взяли всех моих ребят, то, кроме этих двоих, там больше никого, – поскуливая, признался Верхов.

Знаком подозвав к себе спецназовца, все это время стоявшего у двери, Гуров распорядился:

– Этого пакуйте и вместе со всеми в КПЗ. Десять человек определи, кто поедет с нами в Акулькино. Мы впереди пойдем на «Пежо», группа поддержки идет сзади в полукилометре.

…Полчаса спустя со стороны МКАД в направлении Электростали промчался особо ничем не примечательный серый «Пежо». Сидевшие в нем двое рослых мужчин, одетых скромно и неброско – ни дать ни взять мелкие коммерсанты-розничники отправились на поиски новых рынков сбыта своему турецко-китайскому ширпотребу, – молча смотрели на бегущую им навстречу дорогу. Гуров и Крячко, учитывая особый характер предстоящей операции, вновь, что называется, впряглись сами. Да и как можно было переложить на кого-то ответственность за жизнь ребенка, оказавшегося заложником в руках завзятых отморозков?

За те недолгие минуты, пока шли сборы на второй этап операции, Гуров успел созвониться с главком и взять у информационщиков характеристики на Гоблина и Каху. Гоблин, по паспорту Габалин Роман Тариэлович, был профессиональным мошенником, лет пять назад неожиданно для всех поменявшим масть, переквалифицировавшись в марвихера – скупщика краденого. На этом-то он и погорел, купив у какого-то мелкого воришки раритетную брошь работы семнадцатого века и продав ее за границу. Отсидев срок, он как будто завязал, но, судя по всему, ненадолго.

Каха, он же Фумасин Илья Степанович, когда-то начинал пушером – наркоторговцем, толкавшим «дурь» по мелочовке. Однако по совокупности срок ему отмотали достаточно крупный. Выйдя с зоны, он перешел на более серьезную мелкооптовую торговлю героином. Наладил контакты с таджикскими транзитерами. Но те попытались его кинуть при передаче товара, и он, впав в ярость, убил одного и ранил двоих ножом, после чего снова отправился на нары. Отмотав более десяти лет, вышел из тюрьмы окончательно деградировавшим, потерявшим все человеческое отморозком. В сравнении с ним даже Гоблин смотрелся чуть ли не эстетом-гуманистом.

И вот в руках этой «сладкой парочки» уже несколько дней подряд находился ребенок, едва сделавший в своей жизни первые шаги…

– Если эти скоты ее обидели, то оба сдохнут «при попытке оказать вооруженное сопротивление», – сидя рядом со Львом на пассажирском кресле, проворчал Крячко, трогая рукой в подмышечной кобуре своего безотказного «макарушку». – Ну а если убили – шкуру заживо сниму!

– Не заводись раньше времени… – чуть покосившись в его сторону, урезонивающе обронил Гуров. – Какая-никакая, но дисциплина есть и у них. Думаю, до завтра тронуть ее они не посмеют.

– Будем надеяться… – насупился Стас.

Привычный ко всему, он так и не смог очерстветь к таким вещам, как насилие и издевательство над детьми. В какой-то мере завзятый циник, способный на «шутку черного юмора», иногда даже не в самый подходящий момент, он сразу же становился другим, когда дело касалось ребенка. Обидевший «желторотика» мгновенно становился его заклятым врагом со всеми вытекающими последствиями. Вот и теперь, направляясь в Акулькино, он заранее настраивался на запредельно жесткий вариант действий в отношении уголовников, карауливших малолетнюю заложницу.

Дорога к полузаброшенной деревне шла через перелески, петляла меж каких-то болотцев, пару раз взобралась на пологие холмы. Наконец, в очередной раз обогнув небольшую кучу деревьев, опера увидели за стеной разросшегося кустарника позеленевшие шиферные крыши деревенских домов. Не доезжая до деревни, Гуров свернул вправо и, проехав метров сто по едва приметной колее, остановился в чащобе одичавшей сирени.

– Дальше идем пешком, иначе нас могут заметить и расшифровать. У бандюг чутье на опасность бывает почти звериное, – резюмировал он.

Опера сообщили по рации следовавшим за ними спецназовцам свои координаты и, пригнувшись, двинулись через буйно разросшиеся кустарники к виднеющимся в некотором отдалении остаткам старой стены, сложенной из бордово-красного кирпича. Подобравшись к ней вплотную, они огляделись. Метрах в сорока слева от них среди зелени чернел обитый рубероидом старый строительный вагончик.

– Они – там! – доставая свой «штайр», шепотом сообщил Лев. – Заходим с разных сторон.

Стараясь идти бесшумно, они пробирались через кустарники и заросли бурьяна. Гуров вслушивался в каждый звук, который мог бы доноситься со стороны вагончика. В воздухе царила полная тишина, нарушаемая лишь голосами птиц да доносящимися со стороны деревни какими-то хлопками, словно там кто-то с размаху бил палкой по чему-то мягкому. «Ковер, что ли, выколачивают?» – мысленно определил Гуров и в этот момент услышал… детский голос, доносящийся со стороны вагончика. Он тут же замер, напряженно вслушиваясь.

Снова послышался голос девочки лет восьми. Но звучал он спокойно. В какой-то мере даже требовательно, словно пленница (если только это была она) от кого-то требовала выполнить какие-то условия. Лев поспешил подойти вплотную к вагончику и, приложив ухо к двери, вслушался в доносящийся до него диалог.

– …Каха, ты давай не понтуй! – строго выговаривала девочка. – Продул? Продул! Карточный долг святой. Понял? Ухи свои подставляй!

– Давай, давай, Каха! – с ехидной подначкой хрипловато загоготал пропитой мужской голос. – Не мне же одному ходить с опухшими ушами! Ну, ты даешь, Лизка-мурлыска! Охренеть можно! Такая малявка, и так в карты режется… Гадом буду – сроду такого не видывал!

– Да ладно, ладно, – неохотно согласился низкий насморочный тенор. – Лупи! Блин, кто тебя только так мухлевать наблатыкал? Ой, бля!.. Ух ты! Ой!.. – в такт уверенным, громким шлепкам послышались его недовольные междометия.

Подкравшийся с другой стороны Стас тоже удивленно замер. Они с Гуровым молча переглянулись и языком жестов и мимики определились: Крячко резко открывает дверь, а Лев врывается в вагончик. Тут шлепки и ойканье закончились, и из-за двери снова донесся уверенный детский голос:

– Ну, как, я снова сдаю?

– Нет, теперь я буду! – недовольно пробурчал Каха. – Ты, в натуре, катала еще та!

– Пусть сдает! – послышался голос Гоблина. – Сам-то мухлюешь, чуть маза подвернется!

– Какого хера ты мне взялся указывать? Ты… – перешел почти на крик Каха, но его голос оборвался от того, что произошло в следующее мгновение.

Дверь вагончика неожиданно распахнулась настежь, и внутрь запрыгнул здоровенный тип в скромном сером спортивном костюме, зато с пистолетом в руке. Широко улыбаясь, незнакомец заговорил добродушным тоном:

– Это чего вы тут делаете-то? В картишки перекидываетесь? А меня примете? Чего-нибудь замутим на четверых… А?

Гоблин и Каха ошалело вытаращились на незнакомца, силясь понять, кто этот странный весельчак. А тот, не давая им опомниться, неожиданно шагнул к девочке и одним движением подхватил ее с пола. Та успела издать лишь испуганно-удивленное «Ой!» и тут же оказалась в руках еще одного дядьки, который следом за первым откуда-то снаружи запрыгнул в вагончик.

И только тут до незадачливых картежников дошло со всей очевидностью, сколь тупо они облажались с исполнением своих прямых обязанностей. Опомнившись, Гоблин и Каха попытались было схватиться за оружие, но упреждающий окрик незнакомца: «Не двигаться! Пристрелю – пикнуть не успеете!» – их словно парализовал.

Они поняли: это тоже проигрыш. Только куда более серьезный.

Тем временем девочка, не понимая, что происходит, с криком стала вырываться из рук Станислава Крячко. Ее тюремщики, применительно к их обязанностям и сложившейся ситуации, на это отреагировали несколько странно. Гоблин, зло оскалясь, возмущенно заорал:

– Вы кто такие? Отпусти малявку, беспредельщик! Вы знаете, на кого наехали?

– Тихо! – оборвал его «спич» Гуров. – Мы из полиции! Лиза, успокойся, ты сейчас поедешь домой, к своему папе. Домой хочешь?

– Да, хочу! – согласилась девочка, но тут же решительно добавила: – А Гобу и Каху не убивайте. Не надо!

– Их никто не убивает и не убьет, – серьезно, как взрослую, заверил ее Лев. – Они-то тебя не обижали?

– Не-а… – покрутила головой Лиза. – Не обижали.

– Их счастье… – свирепо усмехнулся Крячко.

– Слушай, начальник, да она нам, в натуре, была как корифанка! – возмущенно выдал Каха. – Чтоб я сдох! Такую западло было бы обижать.

Прибывшие через минуту спецназовцы, заковав обоих бандитов в наручники, повели их к спецмашине. Те шли понуро, угрюмо уставившись в землю. Как рассказала девочка, пока ехала с операми к себе домой, сначала бандиты и в самом деле замышляли в отношении ее нечто крайне гнусное. Минувшим днем они привели ее из подвала в свой вагончик и решили сыграть в карты на то, кому она достанется. Предложение Лизы сдать карты и ей вызвало у ее тюремщиков дикий хохот.

Но карты они все-таки сдали. И тогда девочка, явив, по сути, взрослое самообладание и не по-детски развитую смекалку, предложила сыграть на интерес: если выигрывает она, то они ее не смеют обижать. Если они, то она не будет жаловаться никому, что бы с ней ни произошло. Бандиты согласились и… Проиграли! Игра была продолжена. Теперь уже на щелбаны, битье картами по носу и ушам. К концу дня стало ясно, что это юное создание – настоящий талант по части игры в очко, в покер и даже в буру. Проиграв ей право ночевать в вагончике, в подвал с бегающими там крысами тюремщики свою победительницу препроводить не посмели – карточные законы святы.

– А кто ж тебя научил так играть в карты? – слушая повествование Лизы, поинтересовался Крячко.

– Моя няня Нина… – горделиво улыбнулась юная шулерша.

Как оказалось, Нину, прибывшую в Москву откуда-то из глубинки, наняла няней мама Аня, некоторое время назад погибшая в автомобильной катастрофе. Тогда Лизе было пять и ее родителям, постоянно занятым на работе, нужно было с кем-то оставлять не в меру непоседливую дочку.

Нина в семью Полянцевых попала случайно. Она здорово выручила Анну в тот момент, когда молодую женщину попытались обокрасть борсеточники. Увидев, что владелицу дорогой «Мазды» отвлекает разговором некий тип южной наружности, тогда как другой в этот момент, открыв заднюю дверцу, собирается что-то оттуда вытащить, Нина, не раздумывая, грохнула его по голове своей сумкой, в которой лежали только что купленные продукты. Вор с испуганным воплем тут же ринулся наутек. Его напарник, поняв, что «скок» сорвался, тоже поспешил исчезнуть в толпе, а мама Аня, узнав, что выручившая ее провинциалка ищет работу, предложила ей стать няней.

Нина для их семьи оказалась сущей находкой. Няня Нина стала для Лизы вторым человеком после мамы, а когда та погибла, помогла девочке пережить это горе. Только после смерти мамы Ани Лиза узнала грустную тайну няни Нины. Оказалось, что та три года отсидела в самой настоящей тюрьме. Причем за убийство. Спасая своего малолетнего сына от озверелого соседа-алкоголика, который невесть за что начал душить шестилетнего малыша, она запустила в его голову мерзлым поленом, которое угодило отморозку прямо в висок.

«Самый гуманный и справедливый», опираясь на постулат «неотвратимости наказания», который в отношении законченных отморозков почему-то всегда действует смягчительно, а в отношении невиновных ужесточительно, принял во внимание точку зрения «ока государева», требовавшего пять лет тюрьмы, и снизошел до трех. И напрасно во все инстанции три года подряд шли коллективные письма из деревни Перепелка, где люди кровью готовы были подписаться под заверениями в добропорядочности мокрушницы Нины. Как выяснилось позже, сбрендившй алкаш доводился дядей одному из судейских, и поэтому Нина, несмотря ни на какие ходатайства, отбыла тюремный срок «от звонка до звонка». Вернувшись домой, она поняла, что на местные нищенские заработки сына ей не поднять, и поэтому отправилась в Москву…

О том, что Нина отбывала срок, Лиза узнала случайно. Застав ее как-то за переодеванием, она увидела вытатуированную у нее на плече розу, опутанную колючей проволокой. Попросив девочку ничего не говорить отцу, Нина рассказала, откуда у нее такое странное «тату». Как всякий ребенок, Лиза проявила настырное любопытство и уговорила няню Нину не только рассказать ей о своей жизни в заключении, но и научить карточным играм. Пройдя за три года настоящие тюремные университеты, Нина в совершенстве овладела самыми разными способами мухлежа, которые и передала не в меру способной ученице. Кто бы знал, что однажды это тюремное искусство поможет той избежать боли, унижения и смерти?

– А твой папа к Нине как относится? – взглянув через зеркало на девочку, сидевшую на заднем сиденье машины, поинтересовался Гуров.

Та, помолчав некоторое время, не очень охотно произнесла:

– Я поняла, что вы хотите спросить. Нет, они не спят вместе. Она очень правильная женщина. И еще, если бы она с ним спала, он мог бы увидеть ее татуировку и сразу догадаться, что няня Нина мотала срок. А она очень не хотела, чтобы он это знал.

Слушая Лизу, Стас конфузливо крякнул – подобные суждения из уст восьмилетней собеседницы звучали как-то уж очень эпатажно. Они коротко переглянулись с Гуровым, как бы безмолвно отметив: эта кроха далеко пойдет! А девочка, как видно войдя во вкус своих философствований, продолжала:

– Я няне Нине говорила, что, раз уж моя мама умерла, теперь ты поженись с моим папой и будешь мне мамой Ниной. Но она сказала, что бывшая зэчка моему папе не пара. А он с этой зимы дружит с тетей Ритой. Она красивая, но мне не нравится. Когда к нам приходит и здоровкается со мной за руку, то как будто рыбу мороженую сует…

Не выдержав, Крячко зажал рот и громко фыркнул. Лиза строго взглянула на него и авторитетно добавила:

– И ничего смешного! Наша соседка Валентина Алексеевна, она старенькая такая, тетю Риту только раз увидела, так сразу и сказала: «И где только твой папа такую стерву откопал? Ане покойной в подметки не годится!» Баба Валя людей насквозь видит. Няню Нину к себе на чай сразу позвала, а тетю Риту в упор не видит.

– Боже мой! Как рано сейчас взрослеют дети! – смеясь, сокрушенно вздохнул Станислав. – Да, как говорится, устами младенца глаголет истина. Жаль только, что лексикончик слишком уж дворовый. А вообще-то ты молодец, в жизни не пропадешь! – Оглянувшись, он подмигнул невозмутимо восседающей на сиденье девочке, по виду которой никак нельзя было сказать, что это недавняя узница.

…Игорь Полянцев, осунувшийся, с черными кругами под глазами, едва увидев Лизу, опрометью кинувшись к дочери, прижал ее к себе. Судя по всему, он уже потерял надежду увидеть ее живой и невредимой. Следом за ним из подъезда элитной высотки, повторяя на ходу: «Ой, Лиза! Ой, девочка моя!..» – выбежала молодая женщина с несколько полноватой фигурой, но весьма приятной наружности.

Утирая слезы, она тоже обняла свою подопечную, что-то шепча ей на ухо. Вымученно улыбнувшись, Полянцев ладонью смахнул с ресниц бисеринки влаги. Шагнув к операм и взяв их за руки, он несколько сумбурно заговорил:

– А пойдемте-ка к нам! Господи! Сегодня мне улыбнулось неслыханное счастье – я просто слов не нахожу!.. Мужики, идемте, отметим это событие. Идемте, идемте!

– Идемте! – подняв голову, улыбнулась им няня Нина. – Я как чувствовала, что сегодня Лиза будет дома. И Игорю Васильевичу сказала: все будет хорошо. Даже твой любимый пирог испекла, – склонившись к девочке, заговорщицки проговорила она.

– Ну, что? Давай зайдем, уважим людей… – взглянул на Стаса Гуров.

– Да, пожалуй, зайдем… – согласился тот, но в этот момент у Льва зазвонил телефон.

– Нет, наверное, уже не зайдем… – по звуку угадав, что это генерал Орлов, с оттенком сокрушенной иронии резюмировал Гуров.

И оказался абсолютно прав. Петр был настроен деловито и весьма сурово.

– Вы где там? – чуть ворчливо поинтересовался он. – Ребенка отцу уже передали? Ну, что ж, молодцы! Но, я так понял, вы сейчас наверняка собираетесь слегка остограммиться там, посидеть в гостях, расслабиться…

– Предположим, да… – усмехнулся Лев, заранее зная, что тот скажет дальше.

– Так вот, господа опера! Никаких посиделок! – с некоторой даже желчностью объявил Орлов. – Быстро ко мне – тут по вас плачет о-о-очень интересное дело. При загадочных обстоятельствах погиб замминистра столичного уровня. Даю три дня сроку на раскрытие. Приступить к работе немедленно.

– Но-о… – начал было говорить Гуров, однако в трубке раздались короткие гудки.

– Охренеть! – уловивший краем уха содержание разговора, сердито всплеснул руками Крячко. – Хотя бы сегодня дал передышку! Вот злыдень-то!..

Извинившись перед огорченным Полянцевым, опера направились к машине. Стас на ходу оглянулся и, пару мгновений понаблюдав за Игорем и Ниной, которые за руки вели жизнерадостно подпрыгивающую Лизу, сдержанно хмыкнул. Лев вопросительно посмотрел в его сторону и тоже оглянулся.

– Дурак он будет, если Нину на Ритку променяет, – уверенно объявил Стас, садясь в машину. – С той разве что в постели хорошо покувыркаться. И то еще вопрос, какая она там. А вот для жизни – лучше этой ему не найти.

– По-моему, свой выбор Игорь уже сделал… – запуская двигатель, отметил Лев. – Или ты ничего не заметил?

Крячко изобразил недоуменную гримасу и с оттенком некоторой зависти покосился в сторону приятеля – везет же некоторым! Все насквозь, блин, видит! Тут пока расчухаешься, пока раздумаешься… А этот черт премудрый – раз! – и уже выдает готовые выводы.

…Как ни отбрыкивались они, как ни упирались, ссылаясь на необходимость восстановления духовных и физических сил, Орлов был неумолим: дело о гибели замминистра поручено именно им, и выполнить работу они обязаны в течение ближайших трех дней. Правда, Петр не преминул хоть как-то подсластить пилюлю, пообещав по завершении этого внеочередного дела предоставить-таки им многократно обещанный отпуск. Это решило все. Прямо из кабинета Петра приятели отправились осматривать место происшествия. Выходя последним, Стас не смог не оглянуться и не состроить гримасу своему настырному начальнику.

На следующее утро, зайдя к Орлову с докладом о первых выводах, они увидели там Игоря Полянцева. Уже вполне оправившийся от недавних треволнений, тот выглядел жизнерадостным и бодрым. Обменявшись с операми рукопожатием, Игорь тут же откланялся и скрылся за дверью. Догадавшись, что речь сейчас шла о них, приятели выжидающе взглянули на Петра.

– Да, да, да! – выдержав паузу в полном соответствии с учением Станиславского, закивал тот. – Именно о вас мы сейчас и вели разговор. Вкратце это выглядит так. За беспримерный подвиг по спасению ребенка господин Полянцев презентует вам трехнедельный тур по Атлантике в каютах первого класса. Причем тур рассчитан на четверых. Ну, с кем поедет Лева – ясно заранее. А вот с кем Стас… Хм… Пусть думает.

– Знаешь, Петро, я бы с удовольствием взял тебя, но, боюсь, слишком многими это будет воспринято превратно, – с преувеличенно огорченным видом заговорил Крячко. – Так что, извини, поеду с женщиной…

Орлов и Гуров дружно рассмеялись.

– Уши бы тебе надрать за некоторые не вполне уместные намеки… – покрутив головой, вздохнул Петр. – Ну, да ладно – живи. Что там у вас? Докладывайте!