Текст книги "Рублевый передоз"

Даниил не шевелился. Его оружие все еще было направлено на мужчину в пальто.

– Или стреляйте, или откройте багажник, – тяжело вздохнул тот. – Только примите решение быстро.

Пистолет опустился дулом вниз. Свободной рукой Даниил пошарил в кармане собственной куртки, достал ключи и бросил их мужчине в пальто, избегая касаться взглядом распластанного под ногами тела брата. Мужчина молча кивнул, собственноручно открыл багажник, вернулся и легко, как пушинку, взвалил тело Малюты себе на плечо. Даниил занял место за рулем «Опеля» и зажмурился. В голове все еще звенели слова брата: «Я не люблю шуток, Даник, ты же знаешь». Из состояния ступора его вывел стук по стеклу. Рядом с водительской дверцей стоял мужчина в пальто.

– Двигайтесь, – спокойно предложил он, я поведу.

Даниил машинально подчинился, даже не задумываясь о том, что делает, и переместился на пассажирское сиденье, а мужчина занял место водителя и произнес:

– Я понимаю ваши чувства. Честное слово, поверьте, Даниил, это не пустые слова. Мне самому довелось пережить нечто подобное. Еще в начале девяностых… – Он расстегнул сначала пальто, затем пиджак и за ним темно-синюю рубашку. Развернулся, демонстрируя Даниилу обнаженный торс, и ткнул указательным пальцем под сердце, в ту точку, где располагался характерный шрам от пулевого ранения. – Это не бандитская пуля. И не память о чеченской кампании. Это сделала девушка, которую я любил. И с которой прожил вместе более десяти лет… Случилось так, что она узнала обо мне кое-что. Нечто, что разрушило бы мою жизнь… Мою карьеру… И упрятало бы меня в тюрьму лет на двадцать, не меньше… Я должен был сделать то, что вы сегодня, Даниил, сделали. Избавиться от дорогого и любимого человека. Но я смалодушничал. Заколебался, дрогнул рукой и сердцем… А она нет… Думаю, она не хотела меня убивать… Она просто испугалась. Выхватила мой ствол и выстрелила в меня… Я чудом остался жив. Но этот шрам… Он как живое напоминание о том, что нельзя колебаться ни при каких условиях, даже если речь идет о близких. Только твоя собственная жизнь бесценна, а остальные – нет. Я запомнил это раз и навсегда… Хотите знать, что стало с той девушкой?

Даниил не ответил. Он сидел и молча разглядывал ногти на пальцах правой руки.

– Она спряталась. Уехала из города. Она не собиралась выдавать меня. Ни тогда, когда узнала, ни после… Но ведь в любой момент она могла передумать, верно? Ничто нельзя гарантировать наверняка. На сто процентов. Я не мог рисковать, поэтому нашел ее и убил. Так и должно было быть. И никак иначе. Это карма.

– И что с ним будет теперь? – Даниил так и не поднял головы.

– С кем?

– С моим братом. Вернее, с его телом…

– Вы уверены, что хотите знать? – не сразу ответил мужчина.

– Да. Я уверен.

«Опель» выкатился из проулка и, свернув на Казанскую, легко вписался в общий поток транспорта. Вечерняя Москва, освещенная множеством огней и неоновых реклам, выглядела традиционно праздничной.

– Его не должны найти. И не найдут, – слегка нахмурившись, произнес мужчина в пальто. – Мы расчленим его и по частями отправим в реку. На самое дно… Теперь, надеюсь, в полной мере удовлетворил ваше любопытство?

Пригнув голову, чтобы не задеть темечком о низкую притолоку квадратного арочного проема, Гуров первым шагнул из прихожей в комнату. Цепко огляделся по сторонам. Четыре трупа. Все четверо мужчин славянской внешности погибли в результате огнестрельных ранений. Один, сидя в глубоком кресле, получил две пули в грудь, второй растянулся на полу справа от него, неестественно извернув руку с зажатым в ней «Магнумом», и еще двое лежали чуть в стороне, возле запыленного окна.

Гуров достал из кармана скомканный носовой платок и шумно высморкался. Его вновь начало немного познабливать. Простуда, первые признаки которой обнаружились у полковника еще вчера утром, не желала сдаваться без боя.

– Выпейте таблетку, Лев Иванович, – посоветовал Алябьев, остановившись на фоне арочного проема. – У меня есть. Жаропонижающее и противовирусное. Как говорится, в одном флаконе… Будете?

– Позже, Рома, – машинально откликнулся Гуров. – Чуть позже. Спасибо.

– А чего тянуть-то? Вам же сразу легче станет…

Но полковник уже не слушал его. Пройдя в центр комнаты, он склонился над расположившейся в кресле жертвой. Широко распахнутые карие глаза смотрели в пустоту. Одна рука лежала на подлокотнике, вторая безвольно свисала к полу. На мужчине была коричневая замшевая куртка, надетая поверх черной водолазки. Лев осторожно просунул руку во внутренний карман куртки убитого и нащупал документы.

– Ух ты! – раздался за спиной бодрый голос майора Поликарпова. На правах старшего по званию он потеснил Алябьева и перешагнул порог. – Кто-то нешуточно порезвился. А, Лев Иванович?

– Тебя это забавляет, Дима? – недовольно буркнул Гуров. – А вот я, напротив, ничего веселого в этом не вижу. И, думаю, генерал тоже согласится с моей точкой зрения.

– Да я не веселился, Лев Иванович. Я просто…

Полковник раскрыл паспорт убитого. Согласно документам, человека в кресле с двумя пулевыми ранениями при жизни звали Антоном Михайловичем Колосковым.

– Знакомые все лица, – вновь подал голос Поликарпов.

– Знаешь его?

– Его – нет, – покачал головой майор. – А вот с этим… – указал он пальцем на человека с «Магнумом», – с этим встречаться приходилось. Это некто Валерий Молчалин. Кличка – Молчун. Я брал его полгода назад за нанесение тяжких телесных повреждений. Один наркоман задолжал ему кучу денег. За товар, полагаю. Молчун явился к нему на дом и избил парнишку до полусмерти. Тот в больничке чуть Богу душу не отдал. Но повезло. Как это ни парадоксально, Лев Иванович, наркоманы – народ живучий. Если, конечно, речь не идет о передозе. А побои и все такое… Это им как мертвому припарка. Мать того парнишки опознала Молчалина и накатала на него заяву. Но через пару дней отозвала обратно. Припугнули, скорее всего. Пришлось его отпустить… Молчун – человек Гремлина. Давно на него работает. Вернее, теперь уже можно сказать – работал… Верно? А этот кто?

Гуров зябко поежился и передал Поликарпову паспорт убитого.

– Антон Колосков.

– Колос, – кивнул майор. – С ним лично не встречался, но слышать приходилось. Тоже человек Гремлина. Один из крупных дилеров.

– Выходит, опять люди Блеклого устроили тут мясорубку, – негромко произнес Алябьев. – По-хорошему договориться не получилось, вот и… Прежняя схема. Вы правы, товарищ полковник. Генералу Орлову это очень не понравится.

– Дай-ка мне все-таки свою чудо-таблетку, Рома, – попросил Лев и снова высморкался. – И ведите этого… который звонил. Пусть попытается прояснить ситуацию. Что с экспертами?

– Бригада уже в пути, – доложился Поликарпов.

– Хорошо.

Гуров коротко мазнул взглядом по журнальному столику перед креслом. Рядом с сенсорным «Самсунгом» последней модели лежала свернутая трубочкой десятидолларовая купюра. На гладкой стеклянной поверхности столика можно было заметить микроскопические остатки белого порошка. На противоположном углу сиротливо притулился спичечный коробок.

Алябьев протянул ему таблетку, и он, не глядя, сунул ее в рот.

– Лучше, конечно, водичкой запить, – улыбнулся капитан.

– Обойдусь. Зови звонившего.

Капитан поспешно вышел. А Поликарпов, поравнявшись с полковником, тоже сфокусировал взгляд на журнальном столике. Паспорт Колоскова по-прежнему находился у него в руках.

– Не знаю, кто и с каких позиций стрелял по трем остальным, Лев Иванович… Пусть баллистики выясняют. Но Колоса определенно убил тот, кто занимал во время переговоров место на диване. Согласны?

– Ты думаешь о том же, о чем и я, Дима? – уточнил Гуров. – Спичечный коробок мог быть забыт случайно? И принадлежал он убийце?

– Одному из убийц. Да. Это вполне вероятно, Лев Иванович. И на нем могут быть нужные нам пальчики. – Поликарпов надел перчатку на одну руку, сделал шаг вперед и потянулся к коробку.

– Не надо, – остановил его Гуров. – Пусть сначала эксперты здесь все осмотрят. Вернемся в прихожую.

– Как знаете. – Майор лениво пожал плечами, стянул с руки перчатку и сунул ее обратно в боковой карман пальто.

Оба сыщика покинули комнату. К этому моменту Алябьев тоже вернулся в дом в сопровождении худощавого мужчины лет тридцати пяти, с бледным осунувшимся лицом и запекшимися капельками крови на широких «крыльях» ноздрей. На мужчине было потертое расстегнутое пальто, а под ним только мятая майка с выцветшей надписью «Плохого человека Сережей не назовут».

Поликарпов смерил мужчину презрительным взглядом с головы до ног и выразительно хмыкнул.

– Это вы звонили в Управление? – обратился к худощавому Лев.

– Я. Конечно, я, – кивнул мужчина, быстро облизывая губы. Он был под кайфом. – Я еще вчера договорился с Толиком о встрече. Сказал, что зайду утром. Толик ведь тут не каждый день бывает…

– Стойте-стойте! – прервал его Гуров. – Давайте-ка по порядку. И для начала представьтесь.

– Серега я. – Мужчина радостно выбросил перед собой растопыренную пятерню, рассчитывая на рукопожатие сыщика, но его не последовало, а он стушевался. – Ну, то есть Сергей… Сергей Степанович. Сергей Степанович Блок, если уж быть до конца точным.

– Блок? – удивленно изогнул левую бровь Лев. Озноб прекратился, на лбу полковника выступили мелкие бисеринки испарины.

– Да. Фамилия такая, – расплылся в улыбке Серега. – Как у писателя. Который умер уже.

– Как у поэта, – машинально поправил Гуров.

– Чего?

– Неважно. Теперь поясните, кто такой Толик, Сергей Степанович.

– Ну… Толик… Он там… – Слова были подкреплены нервным кивком в направлении комнаты с четырьмя убитыми мужчинами. – Один из «жмуриков». Тот, который у самого окна лежит, если уж быть до конца точным. У него еще полчерепушки выстрелом разворочено. И мозги на подоконнике, скорее всего, тоже его…

– Вы заходили в комнату, Сергей Степанович?

– Так это… – Мужчина запоздало осознал, что сболтнул лишнего, но при этом понял, что отступать теперь некуда. – Я осмотрелся. Да… Прежде чем звонить вам… Слушайте… Давайте я вам все объясню. Я ведь не нарушал никаких законов. Да? Чего мне боятся?

– Мы этого пока не знаем, – ввернул Поликарпов.

– Дело в том, что я немного злоупотребляю… коксом. Не то чтобы я какой-то там «нарик» законченный, а так, знаете ли, люблю побаловаться, если уж быть до конца точным. Какое тут нарушение закона? Да? – Сергей проникновенно заглянул в глаза Гурова. – Я ведь слышал, что по закону употреблять можно… Торговать нельзя. Все так?

– Допустим, – уклончиво ответил полковник.

– Вот. – Короткое «допустим» из уст сыщика неимоверно обрадовало мужчину. Он буквально расцвел. – А Толик… Он торговал. То есть он нарушал закон, но это ведь его личное дело. Я не в ответе за его поступки…

– Давайте ближе к делу, Сергей Степанович, – поторопил его Гуров.

– А… Ну да… Если к делу, то оно так было. Я еще вчера позвонил Толику и попросил его продать мне дозу. Я живу тут неподалеку, в двух кварталах буквально. А Толик ведь не постоянно торгует. Он не всегда и бывает-то тут, если уж быть до конца точным. Может каждый день быть, а может и неделями не появляться. Потому он мне и сказал однажды: «Ты мне предварительно звони, Серега». Я вчера позвонил. Мол, есть че всосать, спрашиваю. А Толик сказал – будет, ему как раз должен дилер крупную партию завезти.

– Вчера должен был завезти? – уточнил Гуров.

– Вчера. Ну, или сегодня утром. Но, скорее всего, вчера, если уж быть до конца точным… На самом деле я не вникал…

– Он упоминал имя дилера?

– Нет.

– А вообще какие-нибудь имена? Клички? Постарайтесь вспомнить ваш вчерашний телефонный разговор с Толиком, Сергей Степанович, – настаивал Гуров, хотя прекрасно понимал, что ничего существенного от такого свидетеля добиться ему не удастся.

Мужчина взъерошил на голове волосы, отчего его внешний вид стал еще более нелепым и затравленным.

– Да не было никакого разговора особо, – признался он. – Говорю же… Я спросил: «Есть че?» А Толик говорит: «Сейчас нет. Но завтра будет. Дилер подвезет». И все… На этом наше, так сказать, общение и закончилось. А чего рассусоливать?

– Понятно, – нахмурился полковник, комкая в кулаке носовой платок. – Ну а что было сегодня, Сергей Степанович? Расскажите о том, как вы обнаружили тела.

– Да обычно обнаружил. Пришел, позвонил в дверь… Никто не откликнулся. А потом смотрю, дверь-то открыта. Ну, я и шасть внутрь. Крикнул пару раз: «Толик! Толик!» Для приличия, если уж быть до конца точным. В ответ опять тишина… Я в комнату прошел… Гляжу – «жмурики». Четыре штуки аж! И один из них Толик. У окна. Рядом со своими мозгами на подоконнике, как я уже говорил. – Сергей сел на табурет, деловито закинув ногу на ногу, и слегка качнулся. Его сознание начинало уплывать все дальше и дальше. В заоблачные розовые дали. – Вот я и решил в ментовку позвонить. Вам то бишь.

– Вы сказали, что заходили в комнату, Сергей Степанович, – напомнил Гуров. – Это так?

– Ну… Было дело.

– Зачем?

– Так это… – Сергей облизал губы – Дело в том, что я немного злоупотребляю…

– Это я уже слышал.

– По закону ведь употреблять можно… Торговать нельзя. Так?

Полковник тяжело вздохнул. Услышал, как справа от него раздраженно засопел Поликарпов. Майор готов был в случае необходимости взять ситуацию в свои суровые руки. Шум двигателя известил сыщиков, что к дому подъехала машина.

– Так. И что же? Ближе к делу, Сергей Степанович.

– Ну, в общем, я подумал… Раз уж мы с Толиком договорились… Раз уж я пришел за товаром… Я ведь за товаром пришел, если быть до конца точным… И я не виноват, что Толик «коньки отбросил» раньше времени… Почему я должен был страдать из-за того, что он скопытился?..

– Что вы сделали, Сергей Степанович?

– Ну… Я забрал то, что мне причитается.

– Ты трогал тело? – не выдержал-таки Поликарпов.

– Влегкую совсем, – покаялся Сергей, не глядя в глаза ни одному из оперативников. – Да и не то чтобы тело, если уж быть до конца точным… Одежду только, которая на Толике была. Я обшманал карманы, нашел дозу… Ну, и всосал немного. По закону ведь употреблять можно? Верно? Я и употребил только… Весь товар, что у Толика в кармане был, не брал. Честное слово. Только на две дорожки… Как мы вчера по телефону и договаривались…

В дом вошли двое экспертов в одинаковых серых плащах, столкнулись взглядами с полковником Гуровым, и тот молча качнул головой в направлении комнаты.

– А где ты употребил свои две дорожки? – Поликарпов коршуном навис над худощавым мужичком. – Не на стеклянном ли столике в той же комнате?

– Ага. На нем, – растянул губы в широкой счастливой улыбке Сергей. – Но «жмурика» в кресле я не трогал, если вы об этом беспокоитесь. Ни в коем случае. Я специально отодвинул его в сторонку. Вместе с креслом.

– А десятидолларовую купюру где взял?

– У Толика. Не в том кармане, где «кокс» был, а в другом. Себе не взял… Я даже хотел было деньги обратно ему в карман засунуть, но вспомнил, что надо ментам звонить. Вам то бишь… И оставил купюру на столике.

– Твою ж мать!

Казалось, еще секунда, и майор перестанет себя контролировать. Пальцы правой руки сжались в кулак. Гуров решил урезонить напарника.

– Ладно. Остынь, Дима, – посоветовал он. – Сходи лучше прогуляйся по соседям. Узнай, может, кто-то что-то видел или слышал. – Лев совершенно утратил интерес к однофамильцу великого поэта. – Как обстоят дела с поисками Малюты Скуратова, Рома? – обратился он к Алябьеву.

– К сожалению, безрезультатно, товарищ полковник. Парнишка как в воду канул. Возможно, его кто-то предупредил, и он покинул город. Прикажете проверить все вокзалы и аэропорты?

– Да. – Гуров шумно высморкался. – Займитесь этим, капитан.

– Чей это дом, Шершень? – Кол снял бейсболку «Найк», протер вспотевшую лысину ладонью и водрузил свой неизменный головной убор на прежнее место.

– Понятия не имею. Марафонец позвонил и сказал, чтобы мы отправлялись по этому адресу. Просто приглядывать. Сутки.

– Сутки приглядывать? – хмыкнул Кол. – За кем? Или за чем?

– Он не сказал. Думаю, он и сам не знает. Приказ поступил сверху, а он спустил его дальше нам. Лишних вопросов я и не задавал, братишка. Сам понимаешь, не наше это дело вопросы задавать. Сказали приглядывать – приглядываем.

– Труба думает, что там коптильня, – донеслось с заднего сиденья.

– Чего? – обернулся Шершень.

Вопреки традициям, соратник сегодня ничего не жевал. Он допивал вторую бутылку пива. Первая, опустошенная, валялась где-то под ногами Трубы. Взгляд боевика был слегка осоловелым.

– Что ты сказал? – пощелкал пальцами у него перед носом Шершень.

– Труба сказал, что там, скорее всего, коптильня. Труба так думает.

Шершень переглянулся с сидящим за рулем «Ниссана» Колом, но тот в ответ только пожал плечами.

– Что такое «коптильня»?

– Ну, метлаборатория, значит, – пояснил Труба. – Временная. Их иногда называют коптильнями. Именно временные. Такие, которые арендуются на пару дней через подставных людей. Там варят партию, а потом сваливают. И никаких концов. Ни один легавый не докопается. Труба работал в таких коптильнях.

– Ты варил «мет»? – удивился Шершень.

– По молодости. По молодости Труба много чего успел попробовать. Но варил – это громко сказано. Труба больше был задействован как подсобник…

Подельники уже не слушали его. Их взгляды были устремлены на небольшой одноэтажный домик с наглухо закрытыми ставнями на окнах. Кол поскреб пальцами подбородок.

– Думаешь, сам босс тут? Блеклый? А, Шершень?

– Думаю, да. Потому Марафонец и отрядил нас присмотреть тут за периметром. Мы, типа, внешняя охрана. На всякий пожарный…

– Вот же ж, твою мать! – восхищенно присвистнул Кол. – Мы в охране самого Блеклого! Прикиньте! Не знаю, как вы, парни, а я прямо-таки чувствую себя большущим человеком. Шишкой на ровном месте, едрит твою налево. – Он слегка сдвинул бейсболку на затылок. – А нам это… Не следует зайти в дом и проверить, все ли в порядке с боссом? Может, ему, типа, помощь какая нужна…

– Марафонец ни о чем таком не говорил.

– Ну а подгрести поближе? – не унимался подельник. – Мало ли что… Вход в дом с торца, а мы тут, на обочине… А если шухер какой? Можем и не успеть ведь.

– Слушай, брат, – легонько ткнул его кулаком в плечо Шершень. – Давай ты будешь честен и с нами, и с самим с собой. Тебе просто хочется увидеть Блеклого. Да? Его ведь, кроме самых доверенных людей, в лицо никто не знает, а тут такой шанс, грех упускать! Признайся.

– Ну, не без этого. – Глаза Кола азартно блеснули. – Прикинь, как было бы круто поручкаться с самим Блеклым. Хотя бы для повышения собственной самооценки, так сказать. Тебе разве не хотелось бы?

– Нет. Меня устраивает все так, как есть. Меньше знаешь – крепче спишь, в натуре. Слыхал такую поговорку, брат?

– Труба слыхал, – донеслось с заднего сиденья. – Верно гутаришь, Шершень. Нам лишний гимор ни к чему. Че нам от этого Блеклого? Лично Трубе он в одно место не уперся. Блеклый сам по себе, Труба сам по себе. Верняк.

Шершень никак не отреагировал на его высказывание, лишь в задумчивости прищелкнул языком и произнес:

– Но в одном ты прав, Кол. Нам стоит подрулить поближе, раз такого человека охраняем… Продерни-ка вперед метров на двести. Так, чтобы мы вход в дом могли видеть.

– Есть, бригадир! – с радостью откликнулся Кол, поворачивая ключ в замке зажигания.

«Ниссан» плавно тронулся с места, и в ту же секунду из ближайшего проулка вырулил мощный габаритный «Гранд Чероки» и на крейсерской скорости двинулся навстречу. Природный инстинкт заставил Шершня мгновенно подобраться и выдернуть из-за пояса верный «глок». Времени навинчивать на оружие глушитель не было.

– К обочине! – коротко скомандовал он, с лязгом передергивая затвор.

Кол вывернул руль вправо. Взвизгнули тормоза. «Чероки» шел на таран, но слегка промахнулся. С душераздирающим скрежетом корпус внедорожника прошелся по левому переднему крылу «Ниссана».

– Из машины! Живо! – гаркнул Шершень, первым распахнув дверцу со своей стороны, распластался на грязном асфальте и тут же откатился в сторону.

Кол последовал его примеру, а вот Труба замешкался. «Чероки» остановился в двадцати метрах позади «Ниссана», заднее боковое стекло опустилось, и наружу высунулось короткое дуло автомата. Очередь взрезала предвечернюю тишину. Со звоном разлетелись стекла «Ниссана». Пули свистели над головой Шершня, как рой встревоженных ос. Он откатился еще дальше и слегка приподнял голову. Труба все еще был в салоне.

– Труба!

Подельник только пригнулся на несколько секунд, а затем, вынырнув вновь, трижды выстрелил в сторону «Чероки». Но его действия можно было сравнить разве что со стрельбой из детской рогатки по танку. Пассажиры внедорожника даже не обратили внимания на его вооруженное сопротивление. Автомат на мгновение смолк и тут же застрекотал снова. Труба дернулся, получив пулю в плечо, и пистолет выскользнул из его ослабевших пальцев. Кровь закапала на сиденье рядом с пустой бутылкой из-под пива. Труба удивленно уставился на капли, как на что-то диковинное.

– Из машины! Труба! Ну же! – пытался докричаться до него Шершень, но тот будто бы и не слышал. – Твою мать!

Следом за второй автоматной очередью раздалась третья. Заднее крыло «Ниссана» заполыхало. Языки пламени жадно облизывали гладкий каркас.

– Ща рванет, епта! – засуетился Кол.

Он вскочил на ноги, дважды, не целясь, пальнул от бедра, кинулся было к автомобилю, понял, что не успеет, и благоразумно отскочил на почтительное расстояние.

– Труба! – в последний раз что есть мочи гаркнул Шершень, и в ту же секунду грохнул оглушительный взрыв.

Задок «Ниссана» подбросило вверх, на мгновение он завис, стоя на передних ободах, а затем скрылся в огненном шаре. Шершень зажмурился, чувствуя, как жаром обдало лицо. Из «Чероки» на асфальт проворно спрыгнули двое. У одного, того, что был чуть выше ростом, в руках был короткоствольный автомат. Вооружение второго составлял «кольт» тридцать восьмого калибра. Не глядя по сторонам, обладатель «кольта» стремительно двинулся к дому. К «коптильне», как охарактеризовал охраняемый объект Труба. Шершень пальнул ему вслед, но промахнулся и витиевато выругался.

– Кол, прикрой меня! – скомандовал он, устремляясь в погоню за ним.

Пистолет в руке подельника несколько раз натужно кашлянул. Автоматчик выпустил в ответ короткую очередь, но разглядеть мишень за полыхающим «Ниссаном» оказалось затруднительно. Рожок автомата опустел. Стрелок небрежно скинул его себе под ноги и сдернул с пояса запасной. Кол быстро сориентировался в сложившейся ситуации. Ему уже приходилось бывать в точно таком же положении во время службы по контракту в Ливане. Один на один против превосходящего его в огневой мощи противника. Тогда реакция спасла контрактнику жизнь. Не подкачала и сегодня. Шагнув на открытое пространство, Кол вскинул руку с пистолетом и три раза подряд спустил курок. Все три пули, как по заказу, прямехонько вонзились автоматчику в грудь. Сменить рожок он так и не успел. Покачнувшись, рухнул лицом вниз и замер. Кол продолжал держать оружие на изготовку. Водительское место внедорожника еще никто не покидал. Следовательно, в салоне находилась как минимум еще одна потенциальная мишень. Кол сделал осторожный шаг вперед, затем еще один и бросил короткий взгляд в сторону дома.

Мужчина с «кольтом», в черной байкеровской «косухе» и перевернутой задом наперед бейсболке точно такого же цвета был уже на крыльце дома. Шершень выскочил из-за угла как черт из табакерки и поймал его на прицел. Мужчина заметил его, быстро пригнулся одновременно с грохнувшим выстрелом и припал на одно колено. Ответный выстрел не заставил себя ждать. Шершень метнулся обратно в укрытие, но ненадолго. Время играло против него. Нельзя было допустить, чтобы противник проник в дом.

Несмазанными петлями скрипнула входная дверь. Он рванул вперед и дважды выстрелил, рискуя сам нарваться на смертоносный заряд. Но дверь открыл не мужчина в байкеровской «косухе», чье внимание рассредоточилось, она отворилась изнутри, и в образовавшемся проеме обозначилась слегка сутуловатая фигура невысокого человека в ярко-желтом защитном комбинезоне и маске-респираторе для работы с химикатами, полностью закрывающей его лицо. Человек в комбинезоне был безоружен. Мужчина в «косухе» дернулся и молниеносно перевел ствол на него. Палец надежно покоился на спусковом крючке. Еще секунда – и на защитном комбинезоне появилось бы ровное, обугленное по краям пулевое отверстие. По лицу мужчины в черной «косухе» было видно, что колебаться он не станет…

Однако Шершень опередил его всего на долю секунды. Верный «глок» дернулся в руке всего один раз, но этого оказалось достаточно. Пуля угодила мужчине в голову. Несколько капель крови брызнули на ярко-желтый комбинезон человека в дверном проеме, но он даже не обратил на этот досадный факт никакого внимания. Спокойно отследил взглядом грузное падение тела убитого, а затем повернул голову в сторону Шершня. Тот опустил «глок» и призывно махнул рукой. Человек в комбинезоне кивнул, спустился с крыльца и приблизился к боевику. Снимать с лица маску-респиратор он не торопился.

– Нужно уходить отсюда, – быстро заговорил Шершень. – Немедленно! Слышите? Кем бы ни были эти раздолбаи, они тут нарисовались не случайно, зуб даю! Или руку на отсечение, если хотите… Братва приехала с конкретной целью. А значит, могут быть и другие. Типа, «вторая волна атаки». Врубаетесь? То есть вы понимаете меня?

Человек в комбинезоне кивнул.

– Вы один? – спросил Шершень и оглянулся через плечо. Кол медленно приближался к водительской дверце «Чероки», держа оружие перед собой. В двадцати метрах позади него печально догорал остов «Ниссана» с обугленным телом Трубы внутри.

Человек в комбинезоне отрицательно покачал головой, а затем продемонстрировал два оттопыренных пальца. На руках у него были темно-зеленые резиновые перчатки.

– Двое. Я понял, – кивнул Шершень. – Тогда тащите сюда второго, а я пока подгоню машину. Только поживее! Лады? Возможно, через минуту-другую я уже не смогу гарантировать безопасность ни вам, ни вашему корешу.

Человек в комбинезоне развернулся, поднялся на крыльцо и скрылся в доме. За спиной Шершня грохнули два одиночных выстрела кряду. Он вскинул «глок» и резво направился в сторону внедорожника. Кол вышел из-за корпуса автомобиля и показал подельнику оттопыренный большой палец. Из дуэли с водителем «Чероки» он вышел победителем.

– Подгоняй сюда их джип, братишка, – распорядился Шершень. – Будем двигать отсюда.

Кол не заставил себя упрашивать дважды. Бесцеремонно скинув труп водителя «Чероки» на асфальт, он занял место за рулем, сдал немного назад и подкатил прямиком к крыльцу дома.

На пороге появились два человека. Оба были в одинаковых ярко-желтых защитных комбинезонах и с масками-респираторами на лицах. Шершень гостеприимно распахнул заднюю дверцу внедорожника:

– Садитесь! Быстро! Отчаливаем…

Компактный столик в отдельной кабинке «Эдельвейса», отгороженной от общего зала тяжелыми портьерами, был накрыт на две персоны, а потому капитан Алябьев, бестолково потоптавшись, занял место за спиной Гурова. Полковник обернулся, оценил ситуацию и самолично придвинул Алябьеву стул. Пожилой мужчина с седыми курчавыми волосами и такой же седой бородкой клинышком придирчиво смерил капитана взглядом.

– А это кто? – коротко поинтересовался он.

– Коллега. Сотрудник нашего отдела. Капитан Алябьев.

– Новенький, что ли?

– Не такой уж и новенький. Просто тебе не приходилось встречаться с ним прежде, Ребро. Нужды не было.

– А теперь, стало быть, возникла? – Владелец «Эдельвейса» Максим Ребров, известный также в определенных кругах под кличкой Ребро, криво усмехнулся. – Впрочем, ладно… Я не люблю перемен и новых людей, господин сыщик, но дело ваше. Если вы доверяете ему, доверюсь и я. – Он призывно взмахнул рукой, и в кабинке, как по мановению волшебной палочки, возник крепко сложенный официант в белоснежной рубашке и бабочке. – Принеси еще один прибор.

– Не стоит, – остановил официанта Гуров. – Без обид, Ребро, но трапезничать мы с тобой не будем. Во всяком случае, не сегодня. У нас времени в обрез.

– Как хочите, как хочите… И даже кофе не попьете?

– Кофе можно, – согласился полковник.

Ребров удовлетворенно кивнул. Официант, почтительно замерев в полупоклоне, ожидал распоряжений, стоя за спиной патрона. На столике между двумя тарелками красовалась пузатая ваза с белыми хризантемами. Владелец «Эдельвейса» подвинул вазу таким образом, чтобы она оказалась аккурат по центру стола, и разгладил скатерть.

– Принеси две чашки кофе и бутылку коньяка, – распорядился наконец он.

Официант покинул кабинку.

– Цветочки, Ребро? – Гуров откинулся на спинку стула, и Алябьев, бессознательно подражая старшему по званию, сделал то же самое. – Ты вознамерился меня очаровать?

– Да ладно, Лев Иванович! – рассмеялся старый информатор. – Это ж просто для красоты. Для атмосферы.

– А ты становишься сентиментальным, Ребро.

– Старею. В моем возрасте, господин сыщик, начинаешь ценить маленькие радости. Цветочки, птички, бабочки… Скажу вам по секрету, как родному… Я элементарно научился радоваться тому, что просыпаюсь утром. А если при этом еще и ничего нигде не болит – так это и вовсе волшебное ощущение. Впрочем, вы не поймете. Вернее, поймете, когда доживете до моих лет… Старикам надо немного, Лев Иванович. Очень немного. Не то что в былые времена. Но… – Ребров неторопливо разгладил свою клинообразную бородку. – Я так понимаю, вы пришли не о моих маленьких радостях говорить, господа сыщики.

– Правильно думаешь. Информация нам нужна, Ребро.

– От меня? – Старик, казалось, искренне удивился, но Гуров настолько давно и хорошо знал этого человека, что не купился на столь примитивный трюк. – Господи, боже мой, Лев Иванович! Вы меня поражаете! Какая у меня может быть информация? Я давно уже отошел от дел. Ни с кем не вижусь, нигде толком не бываю… Вот этот скромный ресторанчик, – сделал он широкий жест рукой, – это все, что у меня есть. Мой тихий уютный мирок.

Вернулся официант с подносом. Поставил две дымящиеся чашки с кофе перед гостями, а хозяину подал конусообразную рюмку на тонкой ножке. Рядом пристроил бутылку коньяка. Хотел было самолично наполнить рюмку Реброва, но тот отмахнулся, и официант удалился, по-прежнему не обронив ни единого слова.

– Очень тихий и очень уютный, – протянул старик. Налил себе немного коньяку. – Хотите, господа сыщики? Кофе с коньяком весьма тонизирует, знаете ли. К тому же это чертовски вкусно. Плеснуть?

– В столице война, Ребро. – Полковник сделал небольшой глоток и поставил чашку на прежнее место. – Передел сфер влияния. Очень жесткий передел. Почти как в девяностые. Наркодилеры мрут как мухи. Их «бегунки» и того быстрее. Хочешь сказать, что ты в своем тихом и уютном мирке ничего об этом даже и не слышал?