Текст книги "Убийство по расписанию"

После этого эпизода он перестал следить за профессором, не ездил ни к институту, ни на квартиру. Вообще из дома не выходил. Сидел на кухне, курил и смотрел в окно. Или спал. И все пытался понять, как профессор мог его не узнать. Но ничего у него не выходило.

По логике вещей, лицо Разделкина должно было отпечататься в памяти профессора на всю жизнь. Ведь сам-то Александр накрепко запомнил физиономию Шанина. Но, видимо, мозг у этого светила науки был организован как-то иначе. Когда Разделкин пришел к такому выводу, потребность встретиться с Шаниным и поговорить с ним разгорелась в его душе с новой силой.

Он возобновил поездки в институт и к дому профессора, иногда останавливался на крыльце и слушал разговоры Шанина с коллегами и студентами. Александр несколько раз заходил вместе с профессором в магазин и специально старался попасться ему на глаза. Но чаще всего он просто наблюдал за входом, дожидался, пока Евгений Иванович выйдет, смотрел, как тот шел до машины или до подъезда, и ехал домой.

Это была странная, можно сказать, печальная история одинокого, оскорбленного человека. Но для Гурова польза в ней нашлась.

Примерно шесть недель назад Разделкин заметил, что в поведении профессора появились изменения. Он стал каким-то нервным, дерганым, оглядывался по сторонам, пока шел до машины и обратно.

Началось это с телефонного звонка. Вернее сказать, с череды таковых.

Первый раз это произошло примерно в середине августа. Профессор приехал домой, вышел из машины, и тут ему кто-то позвонил. Он ответил на вызов, сначала обрадовался, а потом, буквально через несколько секунд, изменился в лице, охнул и только слушал. Закончил он разговор, уже войдя в подъезд.

Недели две после первого звонка профессор с завидной регулярностью выходил на крыльцо НИИ и говорил с кем-то по телефону. Все эти беседы всегда заканчивались одним и тем же. Евгений Иванович довольно грубо требовал прекратить ему названивать и уходил обратно в институт.

Потом звонки прекратились. Профессор больше не появлялся на крыльце. Но именно с тех пор он начал ходить с оглядкой.

Этой информации Гурову оказалось достаточно. Теперь он знал, куда направить расследование и где искать корни проблем Шанина.

Глава 5

В полдень третьего октября полковник Гуров сидел в салоне самолета и перебирал в уме события предыдущего дня.

После повторной встречи с Разделкиным он отправился к Татьяне Шаниной, чтобы выяснить, какой мобильной связью пользовался ее супруг. Аппарат, принадлежавший Шанину, не был найден ни в карманах его одежды, ни на мосту, ни в автомобиле. Вариант отправлять запросы во все компании грозил многодневным ожиданием. Получить конкретный номер и все данные по нему можно было намного проще.

Разумеется, одного телефонного звонка было бы вполне достаточно. Вовсе не обязательно было беспокоить вдову. Номер профессора Гуров мог узнать и у Славика, и у Вишнякова, и даже просто в отделе кадров НИИ. Но полковник предпочел встретиться с женщиной лично. Причин тому было две.

Во-первых, у Евгения Ивановича могло быть два номера. Один для коллег, другой – для родных и близких. Многие люди, чья деятельность сопряжена с большим количеством деловых партнеров, предпочитают разделять работу и быт.

Во-вторых, он хотел встретиться с Татьяной, чтобы получить дополнительную информацию о странных звонках. Да и не только о них.

Татьяна встретила Гурова холодно. В дом войти не пригласила, разговаривала отрывочными фразами и вообще старалась как можно быстрее от него отделаться. Лев Иванович силился вспомнить, чем мог досадить супруге жертвы, но на ум ему ничего не приходило. Тогда он решил не гадать, а спросить напрямую.

Татьяна рассердилась еще больше.

– Зачем задавать глупые вопросы? – в сердцах воскликнула она. – Неужели вы не понимаете, что ассоциируетесь у меня со смертью мужа? Ведь это вы сообщили мне о его гибели, водили меня в этот ужасный морг и стали свидетелем… – Здесь Татьяна осеклась, но Гуров понял, что она хотела сказать.

Прошло время, улеглись эмоции. К Татьяне пришла скорбь, а вместе с ней стыд за те слова, которые она произнесла у дверей морга.

Гуров понимал, что общаться с этой женщиной ему придется еще не один день. Поэтому доверительные отношения между ними необходимо было восстановить.

Не спрашивая разрешения, он шагнул в квартиру и плотно закрыл за собой дверь. В гостиную сыщик не пошел, направился прямиком на кухню, вспомнив, как хозяйка квартиры говорила, что принимает там только близких людей. Татьяна прошла следом, остановилась в дверях и устремила на него вопросительный взгляд.

Полковник выдвинул из-под стола табурет, поставил у окна и сел. Татьяне не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. Минут пять они молчали. Потом женщина не выдержала, опустила глаза и прошептала слова извинения так тихо, что Гуров едва их расслышал, но этого было достаточно. Комментировать выходку Татьяны он не стал, вместо этого начал рассказывать ей, что успел выяснить и предпринять по делу.

Татьяну удивило, как много сыщик успел узнать всего за сутки с небольшим. Известие о том, что в ходе расследования всплыла история со смертью матери Евгения, женщина приняла тяжело. Еще шесть лет назад она сомневалась в том, был ли виновен хирург. Теперь же, когда вдова узнала все обстоятельства, ее сомнения превратились в уверенность. Тогда ее муж перегнул палку, в результате чего пострадал человек. Теперь муж мертв. Он уже не сможет исправить ошибку.

Гуров понял, что цель достигнута, Татьяна вновь готова общаться с ним без смущения и недовольства, и перешел к насущным вопросам. Он рассказал ей о телефонных звонках и попросил вспомнить, не говорил ли Евгений, кто донимает его таким вот образом.

Татьяна август этого года помнила плохо, так как именно на вторую половину месяца пришлось обострение бессонницы. В те дни она спала не более одного часа в сутки, все, что происходило в тот период, представляла себе довольно смутно, будто сквозь туман. Вроде бы что-то такое было. Муж стал очень уж нервным. Телефон Евгения постоянно находился в беззвучном режиме, из-за чего многие знакомые не могли до него дозвониться.

Длилось это до третьего сентября. Она даже точно помнила дату, так как именно в этот день бессонница отступила. Тогда же заработал телефон Евгения.

Татьяна знала об этом по весьма простой причине. Во всех случаях, когда муж оказывался недоступен, его коллеги и друзья звонили Татьяне и оставляли послания. Татьяна пересылала их ему или его помощнику Вишнякову. Так происходила передача важной информации в тех случаях, когда сделать это напрямую не получалось.

В тот день произошло еще одно событие. Лично для Татьяны оно являлось малозначимым, но на мужа подействовало отрицательно. Он получил известие о смерти давнего знакомого. Имени умершего друга Шанин не называл, да Татьяна не очень-то и настаивала на этом.

Женщина помнила, как муж пришел с работы. Супруга готовила ему ужин и хвалилась улучшением самочувствия. Он мыл руки в ванной и ворчал на нее за то, что она не желала показаться очередному светиле, найденному им. Татьяна усмехнулась и сказала, что устала тратить жизнь на врачей. Тогда-то Евгений и объявил о том, что на днях умер его давний знакомый, а ведь ему было всего шестьдесят четыре. Татьяна съязвила, мол, умер оттого, что по врачам не ходил, а муж бросил на нее такой взгляд, что ей тут же стало стыдно. Больше они к этой теме не возвращались.

Телефонный номер у Шанина оказался один. Татьяна продиктовала его Гурову, сообщила, каким сотовым оператором он обслуживается, и позволила осмотреть кабинет мужа. Сыщик надеялся найти там что-то связанное со странными звонками или имя умершего друга, но ничего подобного не обнаружил.

Он поблагодарил Татьяну и ушел.

Лев Иванович вернулся в управление и в спешном порядке отправил запрос в компанию сотовой связи, приложив к нему документы, необходимые для получения сведений о звонках. Ответ пришел спустя час. Определить телефонный номер, который интересовал Гурова, труда не составило. С пятнадцатого августа до первого сентября с него поступило ровно десять звонков. По одному в день, исключая выходные. Гуров предположил, что этот человек не хотел, чтобы домашние Шанина знали об этом.

Выяснить, кому принадлежит номер, тоже оказалось делом простым. Из распечатки Гуров узнал, что звонки поступали из Новосибирска. Номер был зарегистрирован у того же оператора. Это облегчило задачу.

Второй запрос занял еще меньше времени, каких-то пять-десять минут. Начальник службы безопасности компании мобильной связи, с которым общался Гуров, не стал дожидаться письменного запроса. Он просто продиктовал полковнику имя, фамилию и даже дату рождения владельца номера.

С этой информацией Гуров обратился в Главное управление МВД Новосибирска. Уже через полчаса он беседовал со следователем Ереминым, служившим в полиции этого города. Почему с ним? Да потому, что Николай Сушко шестидесяти четырех лет от роду умер всего месяц назад, причем не от естественных причин.

От вышестоящих чинов следователь Еремин получил приказ предоставить полковнику Гурову любую информацию по делу Сушко, но особого рвения не проявил. Все, что узнал Гуров, могло уместиться на одном тетрадном листе.

Первого сентября текущего года в отделение полиции Новосибирска поступил сигнал. На запасном пути железнодорожного депо найден труп мужчины. Звонил аноним, поиски которого не увенчались успехом.

Бригада выехала по сигналу, предварительно связавшись с охраной депо. Это было правильное решение, так как без помощи этих людей ребята из опергруппы вряд ли нашли бы труп. Тело жертвы свисало с двадцатитонной цистерны, головой к земле, ногами в люке. Тяжелая крышка придавливала ноги, благодаря чему покойник не падал.

Патологоанатом заявил, что причиной смерти стала механическая асфиксия. Дыхательные пути этого человека оказались забиты мазутом. Им и была наполнена цистерна.

Имя жертвы опера определили по отпечаткам пальцев. При жизни Николай Сушко работал начальником охраны коммерческого банка «Первый новосибирский», имел разрешение на ношение оружия. Как следствие, его пальчики содержались в базе данных.

Выяснить, кто расправился с начальником охраны, за месяц так и не удалось. В итоге следствие склонилось к версии о несчастном случае с летальным исходом. Полез, мол, в цистерну, захлебнулся, из последних сил выбрался, да крышкой ноги придавило. Не повезло мужику.

Версия новосибирского следователя Гурова совершенно не удовлетворила. Он потребовал переслать в главк материалы дела, включая результаты осмотра места происшествия, заключение патологоанатома и протоколы опроса свидетелей. Все это сыщик получил, за два часа изучил досконально, после чего сунул папку под мышку и отправился к генералу.

Он выложил на стол материалы дела и заявил:

– Надо лететь в Новосибирск.

– Так-таки и надо? – Генерал нахмурился точно так же, как и всегда, когда речь заходила о командировках, на которые предстояло где-то изыскивать средства. – Ты когда материалы получил? Часа два назад?

– Это не имеет значения, – ответил Гуров, понимая, к чему клонит Орлов. – Есть предположение, что убийство Шанина и гибель Сушко взаимосвязаны. Это является достаточным основанием объединить их в одно производство.

– Я тебе объединю! – вспылил генерал. – Нам еще серии не хватало. Из материалов дела Сушко видно, что квалифицировано оно как несчастный случай.

– Глупость несусветная, – отчеканил Гуров. – Смерть Сушко – это убийство. Преднамеренное, запланированное и приведенное в исполнение. Точно так же, как и случай с Евгением Шаниным.

– Откуда такие выводы?

– Они очевидны. – Лев Иванович сдаваться не собирался. – Во-первых, обе смерти наступили в результате асфиксии. Способы разные, а результат один. Во-вторых, жертвы знали друг друга. Накануне смерти Сушко они созванивались. В-третьих, дата смерти. Сушко убили первого сентября, Шанина – первого октября. Факт серии очевиден.

– Вечно ты, Лева, найдешь приключения на свою пятую точку, – раздраженно произнес генерал Орлов, понимая, что доводы Гурова имеют под собой реальную почву. – Ладно, пусть так. Допустим, ты прав, но необходимо ли лететь в Новосибирск? Давай я свяжусь с начальником тамошнего главного управления. Пусть он надавит на своих ребят, чтобы они ерундой не занимались и провели расследование как положено. А ты спокойно посидишь и подождешь результатов.

– Сколько? – осведомился Гуров.

– Что сколько? – спросил Орлов.

– Сколько мне так сидеть придется? Неделю, месяц, год? – Полковник едва сдерживался, чтобы не выйти за рамки дозволенного. – Они за месяц ничего не предприняли, а сейчас начнут землю носом рыть? Сомневаюсь. Но даже если и так, то время будет упущено, а расследование убийства Евгения Шанина с нас никто снимать не будет. Оно превратится в очередной висяк, за который вас, Петр Николаевич, по голове не погладят.

– Умеешь ты, Гуров, на больное наступить, – проворчал Орлов, понимая правоту доводов старинного друга.

– Обстоятельства заставляют, – ответил тот. – Так как насчет командировки?

– Разве тебе откажешь? – с усмешкой проговорил Орлов. – Оформляй. Другого ответа ты ведь не примешь, не так ли?

– Да, не приму, Петр Николаевич.

– Когда лететь собираешься?

– Первым же рейсом, – ответил Гуров. – Я могу идти?

– Иди, Лева. Удачи тебе в Новосибирске.

Но вылететь сразу Гурову не удалось. Он довольно долго собирал бумаги, необходимые для оформления командировки, и согласовывал финансовые вопросы, в итоге на вечерний рейс опоздал. Пришлось ему взять билет на следующий борт, вылетавший в одиннадцать тридцать дня по Москве.

Зато сыщик успел закончить дела в столице. Он переговорил по телефону с Татьяной Шаниной, еще раз встретился с Разделкиным, обмозговал новые факты с Крячко, да еще и выспался.

Татьяне Шаниной фамилия Сушко ни о чем не говорила. Разделкин про этого человека тоже не слышал, а Стас Крячко считал, что поездка в Новосибирск никаких результатов не принесет.

Теперь, сидя в самолете, Гуров раздумывал над словами напарника. Лететь ему предстояло четыре часа. С учетом разницы во времени в Новосибирск самолет прибывал в половине восьмого вечера. Следователь Еремин обещал встретить полковника в аэропорту, но на теплый прием тот не особо рассчитывал. Все-таки перед отъездом Стас Крячко успел заразить его своим пессимизмом.

Однако сомневался Гуров напрасно. Следователь Еремин ждал его у выхода из терминала. Это был серьезный мужик в форме, с черным кейсом в руках. Седоватые волосы зачесаны назад, глаза уставшие, вокруг сетка лучиков-смешинок, а на лбу полоска от фуражки.

– Гуров Лев Иванович, – достаточно громко произносил он и внимательно вглядывался в лица неспешно идущих пассажиров.

– Я Гуров, – сказал полковник и помахал рукой, привлекая его внимание.

Еремин коротко кивнул, дождался, пока московский гость поравняется с ним, и протянул руку.

– Вечер добрый, товарищ полковник. – Еремин крепко сжал ладонь визитера. – Добро пожаловать в Новосибирск.

– Давно ждете? – спросил Гуров.

– Четверть часа, – ответил Еремин. – От нашего отдела до аэропорта на машине ровно тридцать пять минут. Выехал с запасом. Вы без багажа?

– Только ручная кладь, – ответил Гуров и приподнял небольшой рюкзак, с которым последние годы путешествовал, если поездка не предполагала быть долгой.

– Тем лучше. Пойдемте, моя машина у выхода. – Еремин пошел вперед, показывая дорогу.

В отдел он полковника не повез, по дороге сообщил ему, что не стал заказывать гостиничный номер.

– У меня дом в десяти минутах ходьбы от отдела. Четыре комнаты, а я один. Все удобства. Гостевая комната готова. Предлагаю остановиться там. И харч домашний, и вопросы решать проще.

– А что один-то? Семьи нет? – спросил Гуров.

– Есть, как не быть, – ответил Еремин и улыбнулся. – Жена и трое ребятишек. Два пацана и дочка. Ей до школы год, мальчишкам – три. У жены отпуск, так она ребятню к бабкам-дедкам повезла.

– Далеко живут?

– В Москве, – ответил Еремин и рассмеялся весело, от всей души.

– Действительно смешно. Я к вам, они к нам, – проговорил Гуров.

Этот следователь ему уже понравился.

– Значит, договорились. Сегодня уж точно у меня ночуете, а завтра видно будет, – подытожил Еремин.

Через час хозяин и гость сидели за столом в уютной, жарко натопленной кухне, ели пельмени домашнего приготовления, пили чай и беседовали.

– Я ведь понимаю, почему вы прилетели, – проговорил Еремин, когда тарелки опустели. – Решили, что местные опера и следаки пустили дело на самотек, поэтому и результатов никаких не добились. Но это не так. Работать мы умеем и не ленимся, да только впустую все. Дело Сушко действительно глухарь.

– Может, и так, – осторожно произнес Гуров. – Но уж никак не несчастный случай. Хотя бы с этим вы спорить не станете?

– Это уже чужая выдумка, – сказал Еремин и пожал плечами. – Наше дело маленькое. Начальство приказывает, мы выполняем.

– Вот как? Выходит, это сверху приказ спустили?

– Только без передачи, – предупредил Льва Ивановича Еремин. – Вы-то уедете, а нам здесь работать.

– Раз уж мы вместе едим-пьем, да еще и ночевать под одной крышей собираемся, то, может, официоз для начальства оставим? – предложил Гуров хозяину дома.

– Идет, – согласился Еремин.

– Тогда вопрос. Сам-то ты понимаешь, что никакой это не несчастный случай?

– Да, конечно. Здесь и дегенерат полный сразу все поймет, – со вздохом ответил Еремин. – Но что я могу сделать, если карты так легли? Начальству висяк не нужен. Оно не хочет показатели к концу года портить. А убийцу мы найти не сможем, это как пить дать. Хитрый, паскуда.

– Давай по порядку. Ты на место сам ездил?

– Сам. И улики сам собирал, и свидетелей опрашивал, – ответил Еремин. – С друзьями Сушко общался, на работу к нему две недели подряд каждый день ездил, все думал, отыщется какая-то зацепка. Нет, не сложилось.

– Что, совсем ничего?

– Я то, что в отчет не вошло, расскажу, а там сам решай, – проговорил Еремин.

Гуров кивнул, и следователь начал доклад.

В половине пятого утра в единую службу спасения поступил звонок. Мол, на старой ветке железнодорожного депо вниз головой висит человек. Дежурный оператор попросил абонента представиться. Вместо этого тот назвал номера ветки и цистерны, после чего бросил трубку. Оператор тут же связался с ближайшим отделом полиции, тем самым, где в эту ночь дежурил Еремин.

Пока собиралась бригада, следователь поговорил с начальником охраны депо. Тот пообещал ему выслать провожатого, который к приезду опергруппы уже будет знать, где искать ту самую цистерну.

На место бригада приехала около пяти утра, через пятнадцать минут после звонка. Работяга из депо встретил ее у входа и сказал, что машину надо оставить за воротами, потому как дальше автомобильной дороги попросту нет. Шли они долго, минут двадцать. Потом провожатый остановился и указал на цистерну в крайнем ряду. Еремин сверил цифры, они совпадали. Дальше пролетарий не пошел, сослался на то, что жутко боится жмуриков. Сотрудники полиции оставили его в покое, сами двинулись к цистерне.

На ней действительно висел мужчина. Голова его опустилась до середины бочки, руки – еще ниже. Добраться до него можно было, лишь поднявшись по металлической лестнице, предназначенной для одного человека.

Первым это сделал судмедэксперт. Вскоре он спустился, констатировал смерть и заявил, что тело можно снимать. Для дальнейшего осмотра не имеет значения, висит оно или лежит.

Тело было снято и осмотрено. На волосах и лице мазут, видимых повреждений вроде бы нет. Карманы пустые, на пальцах ни печаток, ни колец, на шее даже креста нет. Одежда внешне совершенно обычная, без вычурностей, но и не нищенская. Отпечатки пальцев были сняты и с трупа, и с лестницы. На наличие таковых эксперт проверил и крышку. Опера поискали личные вещи покойника, которые могли выпасть из карманов, но ничего не нашли.

Свидетелей в самом депо искать было бесполезно. Гулять в такие места люди не особо ходили. Рабочие заканчивали свои дела в пять вечера, и до восьми утра депо стояло пустым. Охрана там была, совершала обходы каждые два часа. Территория большая, один круг длился около двадцати минут, и это если быстрым шагом.

Но с народом Еремин все равно побеседовал. Он выяснил, что охранники частенько пренебрегали выполнением своих обязанностей. Редко кто пару-тройку раз прогуливался по депо. Большей же частью они делали обход, когда принимали смену и собирались сдавать ее.

Камеры стояли по периметру и по четырем промежуткам между путями. Но и этот способ контроля работал через пень-колоду. Еремин получил записи лишь с третьей части камер. Остальные, как выяснилось, вышли из строя, а замена их планировалась только к началу ноября. На отсмотренных записях ничего подозрительного Еремин не увидел.

Когда была установлена личность жертвы, следователь поехал в банк. Там его приняли директор этого заведения и заместитель начальника охраны. Сушко они характеризовали только с положительной стороны. Дескать, не пьет, не курит, в азартные игры не играет, в сомнительных связях не замечен.

Жена Сушко отвечать на вопросы не могла, слегла в больницу с нервным срывом, но разрешение на осмотр квартиры оставила. Еремин нашел там мобильник Сушко. Он проанализировал звонки, выписал номера, по которым Сушко звонил чаше, и приступил к проверке.

С Евгением Шаниным, чей номер в журнале вызовов повторялся с завидной регулярностью, следователь разговаривал дважды. Первый раз, когда он сообщил ему о смерти Сушко, тот вообще ничего связного сказать не смог. Он лопотал что-то невразумительное про карму, судьбу и злой рок. Еремин предупредил его, что будет звонить повторно, и отключил телефон.

Второй звонок оказался чуть более продуктивным. Шанин подтвердил тот факт, что с Николаем Сушко был знаком лично. В молодые годы они вместе начинали строить трудовую карьеру.

По поводу настойчивых звонков Сушко Шанин сказал, что тот решил перебраться в Москву и просил у него протекции. Мол, напиши мне характеристику получше, дай рекомендации, подыщи местечко в НИИ, где работаешь сам.

Шанин сказал следователю, что отказал Сушко по всем пунктам. Не потому, что работник он плохой, а из соображений возраста. Покидать насиженное место в шестьдесят с хвостиком? Шанин посчитал это блажью. Он вовсе не собирался способствовать разрушению привычного уклада жизни друга, пусть и бывшего.

Еремин не поверил ни единому слову, сказанному Шаниным, только что он мог поделать? Тот находился в Москве, а сам следователь – в Новосибирске. На расстоянии да по телефону на свидетеля не особо повлияешь.

Почему не поверил? Да потому, что убили Сушко. Можно было предположить, что начальнику службы безопасности ведущего банка города кто-то начал угрожать расправой, поэтому он и решил срочно переехать в столицу, подальше от опасности. Обратиться к другу, на постоянной основе проживающему в Москве, да еще имеющему немалый вес и солидные связи, это, конечно же, ход умный. А вот дальнейшее его поведение совершенно логике не подчинялось.

Допустим, ты получил отказ по всем направлениям, а угроза твоей жизни никуда не делась. Что, по логике вещей, ты должен предпринять дальше? Все равно уехать, пусть и без протекции.

Деньги, как выяснил Еремин, у Сушко водились, причем немалые, даже по столичным меркам. На кой ляд с такими средствами сдалась протекция? Продать квартиру в Новосибирске можно и потом. На жилье в Москве у Сушко хватало с лихвой. Что же касаемо работы, то с таким послужным списком он без нее не остался бы, это как пить дать. Пусть не начальником охраны, но рядовым устроился бы. Пенсия, плюс зарплата, как-нибудь прожил бы. В любом случае это лучше, чем то, что произошло.

С женой Сушко Еремин в итоге встретился. Пользы он от этого не получил, но совесть свою успокоил. Про опасность и угрозы супруга Сушко не слышала, насчет переезда в Москву – тем более. Муж ни разу подобный разговор не заводил. По его поведению не было заметно, чтобы он собирался кардинально менять жизнь. Сама она работала врачом в городской клинической больнице, получала хорошую зарплату и даже не помышляла о том, чтобы переехать в столицу.

Остальные следственно-разыскные мероприятия принесли еще меньше пользы. Аноним, который звонил в единую службу спасения, так и не был найден. Номер, с которого поступил вызов, принадлежал новосибирскому пенсионеру, который три года как умер. Звонков с него больше не было. Сотрудник сотовой компании объяснил следователю, что такое иной раз происходит тогда, когда сим-карта повреждена физически.

Следствие зашло в тупик. Пару недель начальство снимало с подчиненных стружку за недобросовестную работу. Потом пришло распоряжение переквалифицировать убийство на несчастный случай и сдать дело в архив. Так Еремин и сделал.

Выслушав доклад следователя, полковник, в свою очередь, рассказал ему о происшествии на Дорогомиловском мосту и причинах, вынудивших его лететь в Новосибирск. Еремин посочувствовал гостю. Один глухарь, это еще куда ни шло, но два – уже явный перебор.

Но Гуров не отчаивался. С момента убийства Сушко обстоятельства изменились, появились новые факты. Их-то он и собирался использовать.

Спать они с Ереминым легли ближе к полуночи, встали в семь, наскоро перекусили и поехали в отдел. Там Еремин передал Гурову все адреса и телефоны, после чего каждый отправился по своим делам.

С супругой Сушко Гуров хотел встретиться в первую очередь. Он созвонился с ней и получил разрешение на визит, но никак не ранее половины двенадцатого. До этого времени у нее были назначены процедуры, отложить которые она не могла. Сыщику пришлось менять свои планы, связываться с новым начальником охраны банка, назначать встречу всему личному составу этой службы и ехать в данное заведение.

Встреча с сотрудниками службы безопасности проходила в комнате отдыха, расположенной на первом этаже. Лев Иванович полагал, что это помещение находится под наблюдением начальника охраны, сомневался в том, что кто-то из работников станет в таких условиях особо откровенничать, но решил пока свои условия не ставить. Будет необходимость, он встретится с заинтересовавшим его свидетелем вне стен банка. А пока пойдет и так.

Это мероприятие дало результат далеко не сразу.

Восьмым по счету в комнату вошел охранник лет шестидесяти с сердитым взглядом и с порога начал предъявлять претензии:

– Вот вам делать нечего, думаете, и у остальных забот нет? А у меня, между прочим, законный выходной. Две недели без продыху, за всех лентяев поработать успел. Еле выбил себе выходной, а тут вы! Думал, на дачку сгоняю, землю хоть вскопаю, жена совсем одна замоталась. Ан нет, шиш тебе, господин Бирюков. Пусть жена одна сеет-пашет, а ты изволь столичных тузов ублажать.

– Стоп-стоп, притормозите-ка, гражданин Бирюков, – поспешил остановить его Гуров. – Возможно, вам и кажется, что процедура сбора информации является лишь пустой тратой времени, но поверьте моему опыту. Восемьдесят процентов преступлений раскрыты именно благодаря качественному опросу друзей и коллег жертвы.

– И кто же у нас жертва на этот раз? – Бирюков слегка стушевался.

– Жертва все та же. Гражданин Сушко, ваш бывший начальник, – ответил Гуров.

– Вот те на! Опять Колькины кости ворошить станете? И когда вам только надоест? – возмутился Бирюков. – Вы бы хоть определились, убили его, или там несчастный случай приключился. А то у вас мнение меняется, как настроение у беременной бабы.

– В данный момент наша задача как раз и состоит в том, чтобы поставить точку в этом вопросе, – заявил Гуров. – Вы, судя по всему, можете нам в этом помочь.

– Это по каким же именно признакам вы так рассудили? Третий глаз открылся, мысли мои читаете, или так, бросок наугад? – Бирюков явно не собирался переходить на миролюбивый лад.

– Хотя бы потому, что бывшего начальника вы Колькой величаете, – ответил Гуров. – Раз он для вас Колька, значит, наверняка был не только вашим строгим начальником.

– Как знать. Может, я его терпеть не мог, да при жизни показать это боялся? Все-таки начальник, в его руках моя карьера. А тут такая возможность появилась. Помер человек, ругай теперь его, называй как вздумается, тыкай, Колькой обзывай.

– Сильно в этом сомневаюсь, – сказал Гуров и улыбнулся. – Раз уж вы сами про потерю времени заговорили, то давайте перейдем к делу. Я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Идет?

– Что с вами поделаешь. Давайте попробуем, – согласился Бирюков.

Вопросы Гуров задавал разные. Некоторые из них напрямую относились к делу, другие служили лишь наводкой. Бирюков отвечал четко, не задумывался. Десяти минут хватило, чтобы сыщик нащупал то, что искал.

С Николаем Сушко Бирюков дружил с тех самых пор, как тот перебрался в Новосибирск. Помотало его по городам и весям прилично. Сам родом из Томска, успел поработать и в Воронеже, и в Самаре, и в Ростове. Даже в Москве какое-то время обосноваться пытался, да что-то там не срослось.

Из столицы он в Новосибирск и приехал, устроился в банк, где Бирюков к тому времени отпахал уже лет пять. Поставили Сушко заместителем начальника службы безопасности, но как-то так сложилось, что с Бирюковым у него сразу завязалась дружба. Может, потому, что Бирюков сам не так давно приехал из захудалой деревушки в большой город. Или же причина состояла в том, что он никогда перед начальством не лебезил, благоговения не испытывал и страха не имел.

После того как Сушко получил должность начальника, их дружба не закончилась. Как и прежде, они с Бирюковым мотались на рыбалку, за грибами, иной раз просто сидели в баре за кружкой пива.

В начале или в середине лета Сушко обмолвился, что получил весточку от друга, которому в какой-то степени обязан своим положением. Этот звонок его и удивил, и взбудоражил. Много лет тот молчал и вдруг объявился. Николаю совершенно непонятно было, зачем ему это понадобилось. Он рассказал Сушко о кончине одной общей знакомой, попрощался с ним и больше не звонил.

Потом, где-то в начале августа, во время посиделок в баре Николай выпил больше обычного и вдруг заявил приятелю, что понял, зачем тогда ему друг звонил. Он сказал это и вроде как испугался, быстро так тему перевел, чтобы Бирюков вопросы задавать не начал. Потом Сушко домой засобирался, залпом кружку допил и ушел.

Бирюков про эти случаи и не вспомнил бы, если бы не полковник со своими вопросами. Связать их со смертью друга он не догадался. Да и как можно было сообразить, если между этими событиями столько времени прошло?

Сушко вообще странный был. В чем-то болтун, язык за зубами не удержит, а в чем-то настолько скрытный, что ни под пыткой, ни в подпитии не расколется.