Текст книги "Места здесь тихие"

Глава 5

Масса времени ушла на то, чтобы изучить материалы по пропавшим женщинам и неопознанным трупам. К тому же в районе их, пропавших, было, как оказалось, куда больше, в том числе и в тех краях. Но многомудрый Крячко вернулся с уловом.

– В целом и так все было понятно, что ни фига не понятно, – заметил Станислав, откидываясь на спинку кресла.

Несмотря на то что изначально он плакался, что в ориентировках потонет и не выплывет, не просто выплыл, но с добычей.

– Чутье и нюх у меня собачьи, и интуиция зверская, – мрачно заявил он. – И ассоциации со зверьем вполне извинимы.

– Почему? – вежливо поинтересовался Лев Иванович.

– А вот сейчас сам увидишь, – посулил друг. И, уточнив, проглотил ли господин полковник то, что во рту, выложил на стол неаппетитные бумаги.

Крячковскую деликатность Гуров оценил моментально, очень хорошо, что во рту ничего не было. Невозможно нормальному человеку смотреть на подобные фото и не почувствовать желания вытошнить все съеденное и выпитое. Речь шла о коллекции скелетированных останков неустановленных лиц, обнаруженных в лесу охотниками и грибниками.

– Что ж их так много-то, господи…

– А ты погоди, Лева. Много-то, оно, может, и много. Пожалуй, вот эти. – Станислав, видимо, сжалившись, убрал с глаз долой почти все фото, оставив лишь две. – И есть серьезные основания полагать, что это наши с вами клиентки.

– Почему ты так решил?

– Методом исключения: только у этих имеются на сохранившихся тканях следы рваных ран, напоминающие зубы хищного животного, – пояснил Крячко, обводя карандашом соответствующие места. – Вот, сам смотри.

– Томина пропала в двадцатом, Ксю Три Семерки в двадцать первом – с чего так хорошо сохранились ткани?

– Оба фрагмента – с торфяников.

– Прямо там, в Шужкопе, или что там в Волчьем?

– Не совсем. Однако радиус вполне допустимый – не более пяти километров, если в центре оставить эти самые горы. Смотри сам.

Станислав, открыв карту, обвел толстым пальцем примерно соответствующий радиус.

– Видишь? Этот отрезок зажат меж дорог, имеются пьяные пути и удобные перекрестки, где легко налететь на патруль. Согласен?

– Абсолютно.

– Если бы ты сам захотел кого припрятать с концами, то не стал бы выезжать на дорогу, рискуя быть остановленным. Так?

– И это в целом справедливо.

– Не просто справедливо, а единственно возможно, – твердо заявил Станислав. – Эти останки покусанные найдены именно в пределах, ограниченных дорогами, – это раз, и рукой подать именно до этой Волчьей Ямы – которая, как бы то ни было, единственный населенный пункт в данном квадрате, – это два…

– Населенный ли?

Крячко вздохнул:

– Думаю, что кем-то да населенный. Лева, не мне ж тебе напоминать: где люди – там и трупы. Редко так бывает, чтобы труп был, а населенных пунктов в округе не было. И заметь: судя по следам, это не лисы, не енотовидные собаки, не мыши…

– Да, крупноваты следы, – согласился Гуров, – хотя не исключено, что растянулись от времени, разложения.

– Может, ты и прав.

– Или собаки…

– Ага, а псам-то что делать вдали от населенных пунктов да помоек?

– Ну не волки же там, – усмехнулся Лев Иванович. – В Подмосковье?

– Я не биолог, я не знаю, – признал Стас. – Но факт остается фактом: из тех неопознанных останков, которые найдены в очерченном квадрате… или огурце, если угодно, во‐первых, только эти два рядом с интересующим нас населенным…

Гуров поднял палец:

– Предположительно.

– Хорошо, пусть… пунктом, во‐вторых, только они имеют такие вот отметины, сходные с отверстиями от зубов крупного хищника, возможно, собаки.

– А остальные?

– Нет, ничего подобного, на них вполне ординарные, мелкие пакостные отрывы, характерные для лис, мышей, ворон. Ну, ты понял.

– Само собой, с идентификацией не заладилось, – заметил Гуров, просматривая бумаги. – Предположительно, женщины, предположительно, от двадцати до пятидесяти, не исключено, что не старее одного-двух лет.

Станислав развел руками:

– Ну, извини, чем богаты.

– И все-таки я бы сказал, наличествует некоторое вольное допущение, нет? – спросил Гуров.

– Так и началось-то именно с допущения, с версии. Всему начало – не более чем орловская версия, – возразил Станислав. – Интуиция, она у сыщиков не дремлет. Особенно у старых. Стал бы я, скажем, копаться, если бы не руководство – мало ли что накопаешь, и самому придется разгребать. Куда как легче и спокойнее предположить, что в пропажах виноваты кривое дорожное полотно, лоси на дорогах, резкие спуски, повороты или там туманы болотные.

– Было бы неплохо, но Томина-то передвигалась на своих двоих.

– Ну а Золий…

– ДТП редко проходит незамеченным.

– Справедливо. А может, там по этим дорогам вообще никто не ездит – вот и не сигналят.

– Станислав, ты фантазируй, но не очень. Где это в Подмосковье дела такие творятся – дорога есть, а по ней не ездит никто?

– Вот, может, тут и в самом деле имеет место эдакая аномалия…

– …Ориентированная исключительно на мистически настроенных дам, которые бегут с деньгами и дорогими машинами непонятно куда, не уведомив родственников.

– Маньяк?

– Хорошая версия, но вряд ли все объясняет. Маньяки – это очень удобно, на них что угодно списать можно. Голова, как говорится, предмет темный и исследованию не подлежит, – заметил Лев Иванович. – Но это оставим на крайний случай. Давай пока опираться на факты. Переопросить разве близких? Родные, связи-контакты?

– Хорошо.

– Кроме Паскевич, ее я себе забираю, по личным причинам.

– Само собой, – ухмыльнулся Крячко. – Ты, таки-да, имеешь вкус.

– У меня личные мотивы и свое видение конкретно этого случая, – невозмутимо парировал Гуров. – И нечего намекать на всякое.

– И что, какое видение? – поддел Станислав.

– Хотя бы то, что я в курсе, куда Паскевич направлялась. Есть у меня версийка, причем вполне внятная.

– И куда же?

– Именно в Волчью Яму. – Гуров не без удовольствия наблюдал, как вытянулось лицо у коллеги. – Что, эффектно?

– Не то слово.

– Неохота снижать впечатления, но не могу не признаться старому другу – у меня был козырь в рукаве.

– Это какого же плана?

– Как раз в конце ноября супруга сообщила, что Паскевич предложила ей войти в полдоли, отельный бизнес на слезах брошенных дам и на их неврозах, санаторий для ретритных…

– И ты позволил? – осторожно уточнил Крячко. – Я просто так, для себя, уяснить.

– Я сделал все, чтобы помешать, – заверил Лев Иванович. – Не надо недооценивать мои умственные способности.

– Ах, да… ну извини. И что же?

– Так вот, они должны были встретиться, Паскевич – передать документы, Мария – получить их, чтобы потом посоветоваться с адвокатом. Однако встреча сорвалась, поскольку Лера просто пропала с радаров и так и не вышла на связь. Пока все ясно?

– Кристально, – заверил Станислав. – Надеюсь, ты рук своих умелых к пропаже Леры не приложил.

Гуров заверил, что нет. И продолжил:

– Сама же Лера, по словам Марии, должна была в этот же день отправиться в те края, то ли на переговоры, то ли уже внести аванс.

– Кому?

– Честно говоря, без понятия, – признался сыщик. – Скорее всего, если там все лежит в развалинах, то рискну предположить, что усадьба в частной собственности как не имеющая исторической ценности. Ну а турбаза что? Груда хлама на дрова.

– В какой день предполагался вояж?

– Это не помню. Но можно и уточнить.

– Так. А как ты считаешь, при ней-то были наличные?

– Рискну предположить такое.

– Неразумно. Женщина, одна, с крупной суммой.

– Однако если вспомнить, какой это медвежий угол – без интернета и прочего…

– Логично. Паскевич ваша, насколько можно судить, женщина решительная и предусмотрительная. Вот так договоришься с кем-то с пылу с жару, а потом эдак ах, мобильный банк не пашет. В это время клиент и передумать может.

– Прибавь к тому, что Лера – не Томина, передвигалась на хорошей дорогой машине, – напомнил Гуров. – И есть как минимум еще один момент с Лерой, который не может не настораживать. Перед ее отъездом имела место приватная, но крупная ссора с мужем.

– Тот самый, который похож на сына? – уточнил Крячко. – А ведь в кино показывали, что муж безутешный. А он, стало быть, подлец коварный.

– Читалось искреннее горе, – согласился Гуров, – но вот адвокат Личман, который в курсе всего происходящего…

Станислав двусмысленно пошутил:

– Друг семейства?

– Адвокат, который в последнее время перешел исключительно на разводы и разделы имущества, – невозмутимо поправил Гуров. – А что? Почище, чем уголовщина, к тому же и гонорары больше. Так вот, Личман совершенно уверенно утверждает, что ссора зашла далеко, до развода.

– И, я так понимаю, делить было что?

– Разумеется.

Станислав поскреб подбородок.

– Ну, ладно, это все не более чем соображения и мифы среди рифов. Делать что будем? Понаведаемся еще раз к Томиным и соседке Золий?

– И к мужу Паскевич.

– Вот это уволь, сам-сам, – попросил Крячко. – Я даже себе обоих нормальных свидетелей забираю, а громкие имена и прочее – это к тебе. Не ровен час психану – не сдюжу, потом уже и меня придется отмазывать с кички.

– А я, стало быть, терпи, – хмыкнул Лев Иванович.

– Ты – иное дело, человек терпеливый, дипломатичный и без аллергии на громкие имена, – пояснил друг, – тебе и страдать.

Он по-быстрому созвонился с домашними пропавших – на удивление, что Томины, что соседка Золий были доступны, как в первые дни после исчезновения, когда у несчастных руки вечно на телефоне, – и, договорившись о встречах, умчался.

Глава 6

Лев Иванович остался размышлять.

Ответ на вопрос о том, стоит ли прямо сейчас вызывать на разговор мужа Паскевич, ему не представлялся однозначным.

От бытового ханжества он был далек. И не особо-то разделял мысль о том, что между мужем и женой должно быть не более некоего определенного количества лет разницы – иначе петля и костер. Различные ситуации в жизни бывают, и совершенно не обязательно, что если один супруг другого намного младше, то ждет не дождется, как бы овдоветь.

Не в этом суть. А в том, что в ситуации, когда непонятны мотивы людских поступков, общаться напрямую с потенциальным подозреваемым – последнее дело. Когда один из супругов пропадает без следа, то, как бы ни рефлексировали, ни возмущались по этому поводу слезоточивые девы всех возрастов, под подозрение прежде всего попадает тот, кто не пропал.

Все вот эти моменты обычно и подлежат выяснению: какие отношения у них были? Не было ли устойчивого, опасного для семьи романа на стороне? Не было ли конфликтов, прежде всего материального плана – увы, в наше меркантильное время чаще всего катализатором становится именно презренный металл, а не высокие чувства. Ну, там, ревность, страсть и прочее отелловское…

И если исходить из того, что поведал Личман, – а уж кому-кому, ему нет никакого резона лгать, – в семействе Леры Паскевич имеется конфликт прежде всего денег и бизнес-интересов.

Гуров набрал номер жены. Она ответила не сразу, когда же отозвалась, то голос ее звучал недовольно, хотя и радушно:

– Полковник, я по вам, конечно, соскучилась, но не до такой же степени.

– Я тебя тоже люблю, и именно сейчас прямо-таки жажду услышать твое мнение по одному деликатному вопросу.

Жена тотчас сменила гнев на милость:

– О, так это другое дело. Слушаю вас внимательно.

– Точнее, по поводу одной персоны, тебе наверняка знакомой.

– Это какой же?

– Мужа Леры Паскевич. Александр Радаев, так?

– Ах, этот… – помедлив, как-то неуверенно протянула Мария. – Да…

– Вы же знакомы?

– Да в целом мне про него нечего особо сказать, мы общались от силы пару-тройку раз.

– И все-таки. Интересует его художественный образ.

– Мы мало знакомы, – повторила жена.

– Твое виденье.

Подумав, Мария начала так:

– Разница в возрасте у них около пятнадцати лет, что, как ты понимаешь, страшная тайна.

Муж заверил, что понимает.

– В беседах Лера зовет его Сан Саныч, Профессор…

– Двусмысленно, – заметил муж.

Мария призвала к порядку:

– Перестань, пошляк. Это его прозвище у фанатов и комментаторов по обе стороны океана. Ну, там, интеллектуальный стиль игры, спокойствие, расчет, точные прогнозы и прочее в том же духе.

– И что же, и вне льда сам по себе умный?

– Не могу сказать точно, – призналась она, – по причине недостаточности материала для выводов. Показался достаточно приятным, открытым человеком, хотя больше молчал и слушал. Я бы сказала, что вряд ли что-то способен провернуть сам, но если его поставить на правильный путь и придать импульс…

– Под горочку, – поддакнул Гуров. – Ну а как вообще, ссорились они?

– Не знаю.

– А кто знает?

– Никто. У Леры стальное правило: все, сказанное дома, остается дома. К тому же не забывай – они в последнее время жили в разных полушариях, по поводу чего ссориться-то?

«Как просто у женщин все. Лично люди не общаются – стало быть, ссориться не из-за чего? Какая идиллия, тишь да гладь, вот как раз в такого рода «идеальных» семействах и водятся черти. Все молчком, все замечательно, улыбки лучезарные до ушей, а потом вдруг ни с того ни с сего…»

– Простите, господин полковник, – напомнила о себе супруга, – если вы завершили блиц-допрос…

– Опрос.

– Пусть так. Можно мне заняться своими профессиональными обязанностями?

– Разрешаю, – позволил добрый муж.

«Итак, в семействе Радаевых-Паскевичей все великолепно, хотя многознатец Личман утверждает обратное. Верится более ему, и вряд ли кто меня осудит за лишнюю подозрительность. И снова вопрос: имеет ли смысл новый опрос муженька?»

Он еще раз перечитал протокол допроса: прилетел в Москву неделю спустя после исчезновения, очень волновался, искал по знакомым. Нет, не знает, куда она отправилась, конфликтов не было, подозрительных транзакций по картам-счетам не припоминает – «но вы же понимаете, у меня не было доступа к личным финансам супруги».

«Конечно, понимаем-с. Отличный способ защиты: знать ничего не знаю, ведать не ведаю, а вы ищите – вот ваше дело. Классика. Надо бы уточнить, что у них там с бизнесом, сколько на кого и что почем…»

Размышляя над тем, как все-таки лучше поступить, Гуров вдруг вспомнил про совершенно другое дело, в котором еще позавчера необходимо было уточнить момент в «Электронном правосудии», да что-то руки не доходили. Подбив этот должок, случайно ли, инстинктивно ли, или от нечего делать он забил в поисковую строку фамилию «Паскевич».

Глава 7

И в этот момент завибрировал телефон – звонил Личман, легок на помине.

– Слушаю вас внимательно.

Адвокат, помимо обыкновения, начал издалека:

– Лев Иванович, доброго дня, как дела ваши?

– Помаленьку, – осторожно ответствовал сыщик, – а, собственно, что…

– Да нет, все в порядке, – заверил Личман, – просто вы давеча Радаевым интересовались, мужем Леры Паскевич.

– Допустим.

– Я просто хотел сообщить – возможно, вам это будет полезно, – что он практически тотчас по прилете в Россию инициировал процесс исключения супруги из состава учредителей клуба «Метеор».

«Да, это было от души. Теперь даже с точки зрения формальной, по инструкции, есть все основания трясти безутешного мужа – чего это он так поспешно решает вопрос, который можно решать только при уверенности, что пропавшая не возвратится?»

– Странно, потому что умно, – признал Гуров от чистого сердца. – Я бы сказал, слишком. Не тебя ли он нанял для этой операции?

– То-то и оно, что нет, – пояснил Личман, можно сказать, сокрушенно. – Стал бы я вам докладывать, сами посудите.

– Кто же счастливчик-то?

– В том-то и смысл, что неизвестно, – пояснил адвокат. – Кого ни спрашиваю – все лишь брызжут ядом и плюются, такая добыча – и мимо! Имени же того, кто представляет интересы нашего вдовца соломенного, никто не знает…

– Однако кто-то же должен быть?

Личман, помолчав, начал снова, и в тоне голоса появилось новое звучание, нечто среднее между сожалением и язвой:

– Кто-то быть должен. В противном случае придется предположить, что профессиональный спортсмен с многочисленными сотрясениями мозга прошарился до такой степени, что готов найти оптимальное решение сложной правовой проблемы. Правдоподобно?

– Нет, – признал Гуров. – Но он мог с кем-то посоветоваться.

– В таком случае придется опять-таки предположить, что все мои коллеги не только отменные правоведы, но и сверхталантливые лицедеи. Никто из опрошенных… а их, можете мне поверить, большинство! Да, никто не консультировал Радаева – ни по данному вопросу, ни вообще ни по какому.

«Обиженный адвокат – великая сила, с ним по убойной силе сопоставима лишь обиженная женщина, – философски заключил Гуров, благодаря и прощаясь. – Кто же тогда надоумил? Или Профессор не так туп, как кажется. Уж такое прозвище говорящее, не будут же его давать полному идиоту…»

Он случайно глянул на монитор, в поисковую строку «Правосудия» – и, не удержавшись, присвистнул: глянь-ка, по данным системы, Радаев не просто догадался, что делать, он уже составил иск и даже подал его, буквально на днях. Более того, уже вынесено определение о принятии, подготовке к заседанию и прочем…

Что это получается, дорогие товарищи? Все только и толкуют о процессе оглупления масс, между тем нате – первый попавшийся качок на коньках легко разбирается в хитросплетениях корпоративных процессов (в которых, честно говоря, Гуров сам не особо ориентировался).

Он открыл текст судебного определения, принялся изучать. И, сказать по правде, несколько опешил. Из документа следовало, что речь идет не о том, чтобы исключить из состава учредителей г-жу В. Паскевич по причине того, что местонахождение ее неизвестно. Причина была куда круче: она, мол, своими действиями неправомерно завладела суммой – ни много ни мало – в два миллиона триста семьдесят три тысячи денежных средств со счетов ООО «Хоккейный клуб «Метеор».

Учредителей же этого самого «Метеора» было двое – А. А. Радаев и В. В. Паскевич, в равных долях. Судья попалась старательная и скрупулезная, и очень скоро прояснилась картина вопиющего вероломства госпожи Паскевич. Воспользовавшись тем, что по долгу службы соучредитель находился не в России и по характеру занятий не имел возможности контролировать дела общества, коварная, не уведомив его, подала в налоговую инспекцию заявление о внесении изменений в Реестр юридических лиц, на основании которого является единоличным исполнительным органом общества. Причем протокол общего собрания, на котором якобы было принято это решение, был совершенно определенно подделан.

На этом страшная женщина не успокоилась, а переоформила на свое имя права на распоряжение расчетным счетом несчастного «Метеора» и далее несколькими траншами перевела на корпоративную карту, которой распоряжалась безраздельно, те самые два миллиона триста семьдесят три тысячи. Тем самым, резюмировал грамотный хоккеист, обществу нанесен существенный вред, в итоге чего бедный клуб теперь на грани финансового краха.

«Сработано чистейшим образом. Как минимум потому, что не надо ждать целый год для признания пропавшей безвестно отсутствующей, – размышлял сыщик, – и как интересно подобрана сумма, странная, некруглая, нелогичная. Интересно, куда на самом деле улетели эти деньги? Муж утверждает, что не имеет доступа к карте жены. Однако если он утверждает это в своем иске, то, стало быть, сумма в самом деле изъята, имел место этот факт, и у него есть доказательства…»

И снова Гуров набрал номер супруги.

– Что опять?! Пожар?

– Извини, – кротко и богобоязненно попросил он, – я лишь хотел уточнить: когда вы с Лерой обсуждали финансовые вложения…

– И что?

– Какова была цена вопроса? Сколько от тебя денег требовалось?

– Около двух миллионов четыреста…

– А точнее не припомнишь?

– Два миллиона триста семьдесят три тысячи, – отрапортовала Мария. – Теперь я могу отправиться служить искусству, а не сыску?

«Великолепно. Теперь есть основания предположить два момента: в совокупности стоимость объекта, интересующего Леру, – по всей видимости, усадьбы, турбазы или что там, – составляла без малого четыре миллиона восемьсот. И половина этой же суммы была якобы похищена со счетов «Метеора»… с чего это Лера затеяла переориентацию? Подняв предприятие из руин, вдруг решила забросить его в пыльный угол под лавку – нелогично даже для женщины».

Лев Иванович довольно долго просидел, чертя на бумаге разнообразные схемы и рожицы, но Радаеву так и не решился позвонить. Было стойкое ощущение того, что несвоевременно, да и незачем.

Глава 8

Ближе к вечеру вернулся Станислав, в настроении саркастически-деловом.

– Нет, претензий к коллегам-сыскарям никаких, – начал он с порога, отвечая на незаданный вопрос, – интересует наполнение голов господ родственников. Могу понять, когда нет дела до постылого соседа по лестничной клетке, но родная мама – бабушка! Уезжает, ни слова не сказав, разобидевшись, старый человек, и ни у кого ни вопроса не засвербит: куда отправилась? Жива ли? Доехала?

Уцепив суть, Лев Иванович уточнил:

– То есть Томины спохватились не сразу. Конфликты с домашними?

Станислав отмахнулся:

– Что ты как маленький. Само собой, мир в благородных семействах. Я же говорю: каши в головах… – И тут же поправился, делая вид объективности и снисхождения к слабостям ближних: – Хотя, говоря по правде, дамочка весьма специфическая. Вот, если желаешь.

Гуров с первого взгляда оценил представленные коллегой изображения – да уж, при одном взгляде на такое лицо понятно, что беспокоиться за нее не стоит. Типичная хозяйка жизни, повелительница вселенной, с судьбой на самой короткой ноге. Именно такие, к сожалению, и пополняют ряды, вереницы ориентировок.

– Она любила поездить, – пояснял Станислав, указывая на фото, где, помимо дамы, имели место пальмы и яхты, – до некоторых пор работала экономистом, руководила фирмой «Бухкомбайн».

– Надеюсь, не военпром?

– Само собой, нет. Обслуживание фирм и фирмочек.

– Ну, с этой стороны не стоит подвох искать. Полагаю, что в бухгалтерской среде вряд ли возможны конкурентные войны на убой?

– Само собой. Домашние говорят, что с бизнесом все было идеально: ряд постоянных, стародавних клиентов, никаких претензий по качеству услуг – думаю, с этой стороны искать недовольных смысла нет. Да и рынок такой, хлеба всем хватает.

– Личная жизнь?

– Овдовела давно, были длительные отношения, разрыв, вернулась в дом, где места ей уже не было.

– Ну, допустим, достали все. Но как же уехать, бросив бизнес…

– А она его давно бросила, – охотно пояснил Крячко. – Дочь, вся в долгах и кредитах, нажаловалась, что в какой-то момент маму «переклинило», она завязала со всеми делами и принялась активно самосовершенствоваться. Кстати, вот тебе еще один интересный момент.

– Куда же, по их мнению, она должна была поехать в мороз, в конце ноября?

– Да видишь ли, в чем дело. Сама-то дочь ничего по этому поводу сказать не могла, но вот зять… они же в одной квартире проживают.

– Ага.

– Да, так вот зять поведал, что у любимой тещи время от времени случались «сдвиги» – его терминология, ты же понимаешь.

– Какого рода «сдвиги»?

– Ну Лева, так все просто, по-житейски. Женщина уже постбальзаковского возраста, жизнь прошла и все такое, последняя любовь оказалась негодяем, никому не нужна, и даже внучка порыкивает. Другая бы скандалила, а эта замкнулась в себе, иной раз куда-то уезжала, не сказавши адреса, и рассказывала о том, где была, лишь по возвращении. И по итогам показывала лишь разного рода фото с какого-нибудь сплава по Ангаре или прыжки с Эйфелевой башни, а то и просто палатка на Кольском полуострове.

Гуров постучал пальцами по столу:

– Ясно, ясно, устраивала себе ретриты. Стас, а дочка та же, или зять любящий, они не сказали, сколько у нее было с собой денег, наличными?

– Представь себе, как только я спросил об этом, дочь как спохватилась, – поведал Станислав, – влезла в домашний сейф – и вуаля, почти четверть миллиона наличными как не бывало.

– Что они, такие суммы в доме держат? – недоверчиво спросил Гуров.

– Лева, человек поживший, с опытом не одного кризиса, к тому ж бухгалтер, экономист. Возможно, у нее на счетах тоже деньжата лежат, а кое-что – под матрасом. Диверсификация рисков, слыхал?

– А, это да, – подтвердил Гуров, продолжая чертить по бумаге. – Давай теперь про Золий.

– С этой вообще все просто и воздушно, – сообщил Станислав. – Меня сначала не хотели пускать на порог, потом пустили-таки, убедившись, что я не за Ладочкой…

– Кто это? – удивился Лев Иванович.

– Дочку зовут так, славная девчонка, правда, про маму и думать забыла. Да, так соседка, новая ее мама, в приватной беседе подтвердила: Ксю Три Семерки, она же Оксаночка Золий – такая вечно на позитиве, в приподнятом настроении и ожидает от своего личного будущего только пирогов и плюшек. Ох, – поморщившись, Крячко потер шею, – как неловко разговаривать с женщинами, от постоянного кивания и поклонов чуть набок голова едва не отваливается.

– Надеюсь, недаром пострадал на производстве? – напомнил Гуров о себе. – Все-таки время к ночи, выкладывай уж.

– Да, собственно, осталось рассказать немного. После того как бросил некий богатый папик – по ее же собственным рассказам, ты понимаешь, – уехала на машине, его подарке; скорее всего, прихватила с собой то немногое, что удалось сокрыть от кредиторов – по некоторым данным, что-то около трехсот тысяч. Точнее соседка сказать затрудняется.

Станислав отправился ставить чайник, Гуров, положив рядом фото Томиной и Золий, принялся разглядывать их.

Странное впечатление они производили. «Интересная какая тетка, – заметил он, разглядывая Томину, – не бухгалтерское у нее лицо, не лицо тихой пенсионерки. Такой место где-нибудь на трибуне или, может, даже на сцене».

Яркое, с острыми чертами лицо, вызывающий взгляд. Легко представить, что лет двадцать назад такая могла повелевать… ну, или выбирать из мужиков. В целом лицо настоящего лидера, из тех, у которых всегда все под контролем.

Вторая, Золий, на удивление совершенно иного рода сокровище. Без явных следов профессии, хотя ухоженная дамочка, но видно, что добрая, как говорится, эмпатичная: «Как это: из тех, что живут для других – это видно по тому, как эти другие замотаны. Нет, нет, конечно, не так все. Славная девка, это видно, а старуха – стерва, каких мало. Есть ли у них нечто общее, кроме того, что обе имели при себе сходную сумму?»

А еще – Лера Паскевич, напомнил он сам себе, и ее денежно-семейные неурядицы. Итак, вопрос: могли ли эти дамы, столь друг на друга непохожие, как-то соприкасаться?

Со всех разумных точек зрения – нет. «Увы, скорее всего, придется сделать вывод о том, что мы имеем дело с самым страшным и банальным «просто так».

И все-таки сыщицкая интуиция подсказывала: не торопись, посмотри с другой стороны, неразумной. С женщинами это бывает сплошь и рядом.

Наверняка есть нечто пропущенное, не увиденное сразу. Не бывает таких совпадений, чтобы без постороннего воздействия три разных человека, отправляясь с некой периодичностью в одно и то же место, пропадали без следа просто так.

Тут глаз оцарапала деталька, почему-то ранее не увиденная.

«Ну не славно ли? Главное – перестать бурчать и начать думать, так, господин полковник?»

И на тоненькой ручке ухоженной Томиной, и на толстеньком запястье славной Золий красовались одинаковые украшения – красные шнурки с особым образом связанными узлами.