Текст книги "Тайна двух лагерей"

– А? – Мужчина удивленно посмотрел на незнакомого мужчину и пожал плечами. – Да это я так просто. Выразился неудачно. Здесь она. Куда ей теперь одной.

Поняв правильно кивок мужчины в сторону дома, Крячко подошел к калитке. Женщина была дома, и сыщик не сразу даже понял, какого она возраста. Михееву было чуть больше пятидесяти, и жена была его ровесницей. Но сейчас он увидел пожилую женщину с седыми непослушными волосами, которые никак не хотели держаться под заколками. Походка у Оксаны Михеевой была шаркающая, старческая, и говорила она не очень внятно, судя по всему, не хватало пары зубов спереди. Да и в глазах женщины не было яркости, ясности и особой жизни. Жила как жилось. Просто доживала.

Травмировать женщину, которая еще не оправилась от горя потери близкого человека, да еще смертельно уставшую от забот о больном муже, Крячко не стал. Многое было и так понятно. Квартиру продали, чтобы была возможность лечить мужа. Дом достался по наследству от сестры матери, у которой других наследников не было. Сам Борис Николаевич уже несколько лет не вставал с инвалидной коляски. Уже в то время он был недееспособен, когда по паспорту Михеева оформили учредителем фирмы. Кто это сделал и когда, Оксана не знала. Паспорт был дома. И когда Борис умер, его паспорт забрали соответствующие органы. В то время фирма была уже закрыта.

– И за все время болезни мужа вам никто не помогал? – спросил Крячко, повинуясь какой-то интуиции. – Я понимаю, что родственников у вас никого не осталось. Но были же какие-то знакомые, друзья мужа?

– Да что вы, – махнула женщина рукой, и на ее глаза снова навернулись слезы. – Греха на душу не возьму, поначалу, конечно, и помогали, и деньги собрали один раз на лечение. А начальник, так тот задним числом и премию выписал. Но это уж когда муж инвалидность получил.

– А где он у вас работал до болезни?

– Да он всю жизнь у меня в колонии проработал. Мы же раньше в Саратове жили. А потом по здоровью уволился. И один знакомый его уговорил в Москву перебраться. Он в охране работал, в какой-то фирме. Я точно и сказать не могу, как называется она. Этот старый сослуживец и помогал больше всех. Почти до последнего. А вот случилось так, что и на похороны не пришел. Может, случилось что с человеком, а я на него грешу.

– Не этот старый сослуживец помогал вам? – Крячко достал телефон, порылся в памяти и вывел на экран фотографию Шарова.

– Да, он, – удивилась Оксана. – А что, правда с ним случилось чего или приболел?

– Нет, не приболел, – убирая телефон, ответил сыщик. – В командировку улетел за границу. В длительную.

Фотографию майора Шарова из его личного дела получил Орлов по своим каналам. Как он это сделал, Крячко и Гуров расспрашивать не стали. Но если Петр занялся этим, значит, он тоже верил в данную версию больше, чем в другие. Значит, Андрей Андреевич Шаров, с которым когда-то работал Борис Михеев, воспользовался его паспортом, а потом вернул его назад. И когда нужда в Михееве отпала, он перестал навещать семью. Грубо и цинично. Вполне в стиле Шарова.

Гуров в тот день ждал Крячко в кабинете допоздна. Вот уже отыграли солнечные блики в панорамных окнах второго этажа красного здания Французского посольства, вытянулись тени от многоэтажек на Большой Якиманке. Потом зажглись уличные огни, и Гуров задернул старомодные шторы, которые им со Стасом в кабинет помогла выбрать Маша. Ей тоже очень не нравилось, когда в помещении, в котором человек должен чувствовать себя уютно, на окнах висят какие-то бездушные жалюзи. Помещение должно будить глубины души, мысли, вдохновлять на творчество, которому есть место в любой профессии. Профессия без творчества мертва, как и останется мертвым то, что ты делаешь, производишь, создаешь. Даже если ты пишешь рыцарские романы, то не обязательно увешивать стены старинными мечами и кинжалами, а по углам устанавливать доспехи. Профессия, эпоха, вдохновение черпаются из мелочей, нюансов – камина, гардин на окнах, цвете панелей, формы люстры и бра у твоего кресла.

У Гурова в кабинете было кресло. У них с Крячко был даже диван. Небольшой, но очень уютный. Помнится, когда Орлов впервые увидел этот диван, он усмехнулся, издевательски скривив рот, смерил сыщиков взглядом и тихо пробормотал: «Сибариты». Но сам Гуров больше любил свое кресло и, сидя в нем, пить кофе по утрам перед началом рабочего дня. Пить кофе и смотреть, как солнце поднимается над крышами высоток 2-го Спасоналивковского переулка. Диваном в основном безраздельно владел Крячко.

Станислав распахнул дверь в кабинет и машинально поднял руку, чтобы включить свет. Гуров сидел с бокалом чая в кресле при свете только настенного светильника и ждал напарника.

– Раз ты не бросился мне на шею от радости, – заключил Крячко, – я понял, что результатов наших запросов о Шарове пока нет.

– На шею? – Гуров вскинул брови и тут же парировал: – Насколько я помню по заплаканным лицам и судорожным воспоминаниям пострадавших от тебя девиц и незамужних женщин, ты человек не тактильный и для тебя объятия ничего не значат и никоим образом души твоей не трогают.

– Незамужних? – Крячко подумал и все же включил верхний свет. – Впрочем, и замужних тоже. Но это когда было! Я нашел еще один след Шарова здесь, в Москве. И совсем свежий. Есть основания подозревать, что именно Шаров помог зарегистрировать фирму и сделать учредителем Бориса Николаевича Михеева, умершего пару месяцев назад от тяжелой и продолжительной болезни. Впрочем, на момент регистрации он был также болен и недееспособен. Жена Михеева не знает имени «друга» своего мужа, не знает, где он работал, но опознала его по фото, которое раздобыл Петр.

– Вот, значит, как, – оживился Гуров. – Значит, это не совпадения. Опять след Шарова и опять вокруг нашего дела, в основании которого трупы рабочих и молодых амбициозных бизнесменов с авантюрной жилкой. Но только вот на организатора Шаров, как мне кажется, не тянет. А вот на исполнителя вполне. И проблем с кадрами для исполнения у него тоже не будет, учитывая его прошлое. Думаю, я тоже тебя немного порадую оперативной информацией. Шаров и правда в Москве. И он работает тем человеком, который активно расчищает какому-то своему боссу дорогу к богатству. Я немного пообщался с уголовным миром, в лице наиболее откровенных его представителей, и мне по большому секрету рассказали, что есть в Москве какая-то сила, которая не церемонится и не особенно выбирает методы борьбы за место под солнцем. Кое-кто стал бы это называть беспределом, если бы это коснулось его лично. Эта сила не склонна договариваться и опасна. Мало кто хотел бы с ней связываться, считая, что за этой силой стоит мощная «крыша». Поговаривают о том, что это похоже на беспределы, которые творились в девяностые. Кто-то зарвался, Стас.

– Ты считаешь, что эта сила расчищает дорогу к светлому богатому будущему хозяину фирмы «Bazilevs ltd»?

– Не исключаю, Стас, не исключаю! Не исключаю даже, что хозяин фирмы не особенно интересуется методами своего помощника. А если бы интересовался, то притормозил бы его. Такая волна в уголовном мире ему вряд ли нужна. Он же не дурак и понимает, что уголовный розыск держит пальцы на пульсе у криминальной среды. Мы-то эти волны почувствуем первыми.

– Тогда нам и карты в руки, тогда круг подозреваемых катастрофически сужается! – Крячко подошел к журнальному столику и включил электрический чайник. – А как ты считаешь?

– Пока никак не считаю, – покачал Гуров головой. – Давай не забегать вперед. Что мы имеем? Подтверждение того, что Михеев работал когда-то в одном городе и в одном ведомстве с Шаровым. Так? Мы узнали, что, по мнению жены покойного Михеева, ее мужа в свое время устроил на работу в Москве Шаров. Подтвердит она это официально или запамятовала? И третье, он приходил и помогал бывшему сослуживцу деньгами и лекарствами, когда тот заболел. Все, Стас, больше пока ничего на Шарова у нас нет. Все им совершенное никак не тянет на криминал, на статью Уголовного кодекса. А паспорт могла у Михеева незаметно вытащить, а потом так же незаметно вернуть патронажная сестра из местной поликлиники.

Глава 5

Станислав Васильевич не любил таскаться с пистолетом. Что на брючном ремне, что под мышкой в кобуре, он неприятно тянул, мешал, натирал. Сыщик невольно чувствовал себя каким-то нелепым актером в выдуманной криминальной пьесе. Может быть, виной всему были дурацкие сериалы по телевизору, которые так часто анонсируют и гоняют по разным каналам. Там оперативники и даже следователи, хотя очень часто авторы фильма не видят элементарной разницы между оперативниками уголовного розыска и следователями, путают жаргонизмы и называют оперативников «следаками», а следователей «сыщиками»… Так вот, следователи в фильмах лазают по чердакам и гоняются за преступниками с пистолетами, а оперативники возбуждают уголовные дела. Смех, да и только.

Но что совсем уж по-детски смешно, что и те и другие в фильмах постоянно ходят с пистолетами в кобуре. В жизни никто этого не делает, а оружие получают лишь на время дежурства да в случаях, когда тебе приходится выезжать туда, где ты, скорее всего, столкнешься с вооруженными преступниками. Это во время милицейской молодости Крячко оперативники сами выезжали на задержание вооруженных преступников, участвовали в перестрелках, если преступник не хотел сдаваться, оказывал вооруженное сопротивление. Сейчас опера редко это делают. Для таких случаев существуют спецподразделения, «заточенные» как раз под подобные ситуации. Они возьмут кого угодно в любой обстановке тихо и без шума. И, главное, без лишнего риска и для оперативного состава, и для себя, и для окружающих, что еще более важно. Ведь полиция для того и существует, чтобы защищать граждан, а не создавать им проблемы своей деятельностью.

И все же Гуров настоял, чтобы Стас носил оружие постоянно. В дежурной части знали о приказе Орлова, что полковники Гуров и Крячко, учитывая особую важность операции, имеют право не сдавать в конце рабочего дня табельное оружие в оружейную часть. И если днем Станислав Васильевич держал пистолет у себя в кабинете в сейфе, то, выходя на улицу и тем более собираясь домой, он надевал на брючный ремень открытую кобуру с пистолетом. Носить под мышкой оружие он терпеть не мог. Мешало оно ему там просто невероятно.

Время было позднее, но Станислав Васильевич вдруг вспомнил, что дома у него в холодильнике шаром покати. Жена уехала к матери, помочь той с огородом, и Стас вынужден был жить холостяком. Хотелось скорее домой, принять душ и упасть на постель, но… завтра нужно что-то завтракать, а потом и ужинать. И завтра, может быть, вообще не будет времени заезжать в магазин. Глянув на часы на приборной панели, Крячко вздохнул и свернул направо к круглосуточному универмагу. Так, дворами, было короче, чем ехать через проспект, через развязку и два светофора, один из которых был «длинным».

В свете фар мелькали припаркованные возле домов машины, мигающие желтым глазом светофоры на второстепенных улочках и переулках, отключенные на ночь. Сменяли друг друга уютно освещенные из-под крон деревьев аллеи. Изредка дорогу перебегали голоногие девчонки, выгуливающие маленьких собачек, или степенно переходили дамы с важными, воспитанными большими собаками. Станислав Васильевич улыбнулся. Он вспомнил, как давно начал понимать, что собаки и их хозяева всегда похожи. Нет, не внешне, хотя и это бывает. Просто человек заводит псину такую же по характеру, по манерам поведения, как и сам хозяин. Ведь собака – это компаньон, а она должна быть той породы, которая становится немного частичкой тебя самого.

Мелькнувшие неподалеку от дороги под светом фонаря фигуры насторожили оперативника. Что-то было в движениях агрессивное, порывистое, не соответствующее общей атмосфере теплого и спокойного майского вечера московских дворов. Крячко притормозил, вглядываясь в пространство между молодыми вязами. В свете дежурного освещения витрины какого-то закрытого на ночь магазинчика он заметил двух мужчин, которые пытались удержать за руки женщину. И женщина отчаянно вырывалась. Это все было настолько характерно, настолько у оперативника был заточен взгляд на такие события, что он, уже ни секунды не сомневаясь, что двое подонков напали на прохожую одинокую женщину, надавил на тормоз.

Крячко перемахнул через спинку лавки на аллее, удивляясь самому себе. Оказывается, он еще был способен на такие лихие фокусы. Двое парней в темной одежде тащили женщину подальше от ближайшего фонаря к темной стене дома. Но все же освещения было достаточно, чтобы оценить их рост, телосложение, одежду. И понять, что в их руках отбивалась молодая, лет тридцати, стройная женщина в узком платье и туфлях на высоком тонком изящном каблуке. Плюс-минус пять лет, подумал Крячко и тут же недовольно осадил себя. Платье разглядел, каблучки, а тут два молодых крепыша перед тобой, явно с серьезными намерениями.

Почему женщина не кричала, не звала на помощь? Он не успел подумать об этом, как перед ним вырос один из парней и рыкнул, выбросив в сторону руку с блеснувшим лезвием:

– А ну свалил отсюда! Ты че, бессмертный, что ли?

– Со мной надо на «вы», – зло бросил сыщик и чуть отклонился назад.

Лезвие буквально просвистело перед его лицом слева направо. Крячко не стал ждать, пока вооруженная рука хулигана вернется назад, и ударил ногой парня под колено. Тот охнул и чуть осел на одну ногу. Снова воспользоваться ножом он не успел. Крячко чуть переместился влево и оказался у него почти за спиной. Ударом ноги в локоть он обезоружил противника, и нож, блеснув лезвием, отлетел на дорожку. Второй нападавший сразу бросился в сторону и исчез за большим кустом сирени. Первый выпрямился и захромал следом, даже не оглянувшись и не бросив обязательной фразы на тему, что «я тебя запомнил, мы еще встретимся, шарик – он круглый, а дорожки на нем пересекаются». Молча ушел.

Крячко оглянулся в поисках ножа, который выронил хулиган, но тут же понял, что женщина падает или садится прямо на траву. Видимо, силы ее оставили и ноги уже не держали. Подскочив к ней, Станислав Васильевич обхватил ее за талию и подвел к ближайшей лавке.

– Садитесь, садитесь же! – попросил он, помогая женщине усесться, и тут же подумал, что талия у нее тонкая и изящная, и вообще, модель, а не женщина.

– Я, кажется, ногу подвернула, – тихо сказала пострадавшая нежным мелодичным голоском. – Или ушибла. Там туфли слетели с меня. Каблук, наверное, сломала.

– Ну, это мелочи, – улыбнулся сыщик, еще раз бросил взгляд на женщину и пошел искать ее туфли.

Симпатичная, подумал он. Фигура, грудь не очень большая. Идеальные пропорции. И ноги красивые. Туфли оказались мягкого синего цвета и очень подходили к нежно-голубому платью женщины. А вот темно-серая сумочка-клатч ей совсем не шла. Так ему показалось. Он поднял сумочку и обернулся к женщине.

– Это ваша?

– Да, – обрадовалась женщина, – я уж думала, они ее утащили. Обидно!

– Почему обидно? – Крячко сел рядом с женщиной, положил на лавку туфли и протянул ей сумочку. – Вот она. И даже не открыта.

– Обидно было бы, если бы унесли. Там и паспорт, и карточки банковские, и вообще… обидно.

Женщина, до сих пор интонациями не выдавшая своего испуганного состояния, вдруг закрыла лицо руками и замолчала. То ли она плакала, то ли просто надо было как-то стряхнуть с себя этот стресс. Крячко взял туфли и стал рассматривать.

– Один каблук вы все же сломали, – констатировал он. – Но это минимальный ущерб. Слушайте, а почему вы не кричали, не подняли шум, не звали на помощь? Еще не совсем ночь, люди дома, кто-то услышал бы, хоть в окно крикнули, испугали бы хулиганов.

– Ну вы не представляете, как я испугалась. – Женщина прижала руки с сумочкой к груди и искренне посмотрела на своего спасителя огромными темными глазами. – У меня просто руки и ноги отнялись, а в горле комок с кулак. Я сказать ничего не могла, и крикнуть даже не получилось. Я не знаю, чего они хотели от меня. Наверное, ограбить. Откуда-то выскочили, схватили и в темноту потащили. А один все вырывал из моих рук сумочку.

– Ладно, все позади. Больше я вас в обиду не дам, – пообещал Крячко. – Как вас зовут?

– Элеонора. Просто Элла.

– Ну хорошо, Элла. Обопритесь на меня. Сейчас дойдем до моей машины. Она стоит на проезжей части, и я отвезу вас домой или куда скажете. Хватит на сегодня приключений. А заодно позвоним в полицию и сообщим о нападении. Завтра заедете в местное отделение, напишете заявление, и этих гавриков разыщут. Думаю, вы не первая у них. Залетные какие-то наглеют.

– Хорошо, – грустно согласилась женщина. – А вас мне как называть, мой спаситель? Вы так лихо их всех разогнали!

– Меня называйте Станислав Васильевич. Я разогнать их не успел. Они сами убежали, когда поняли, что ничего с грабежом не получится. Вставайте, обопритесь на мою руку.

Элла надела туфли, с сомнением посмотрела на сломанный каблук и попыталась сделать несколько шагов. Почти сразу она охнула и пошатнулась. Нога в щиколотке зловеще изогнулась наружу, и Крячко тут же поймал Эллу за руку. Со словами «так дело не пойдет» он ловко подхватил пострадавшую на руки и понес к машине. Как в молодости, усмехнулся сыщик. А правда, что-то давненько не носил на руках молодых красивых женщин. А она ничего, эта Эллочка. Как там у Ильфа и Петрова? Эллочка-Людоедочка. Ну, эту саму чуть не съели.

Женщина испуганно обхватила мужчину за шею и шумно задышала поверх воротника рубашки. Черт возьми, это было приятно. Ехать было недалеко, всего два квартала прямо и один направо. Всю дорогу Крячко шутил и пытался выведать, кто же его попутчица. Элла откровенно стала рассказывать, что она юрист, работает в юридической компании и она… замужем. Правда, ее муж сейчас в длительной командировке на Дальнем Востоке. Он бизнесмен и занимается инвестиционными проектами.

И все-таки, почему она не кричала? Крячко смотрел, как женщина, старательно прихрамывая, выбралась из машины, не дожидаясь его помощи, и поспешила к двери подъезда. Ну да, усмехнулся про себя сыщик, замужней женщине совсем нет резона показываться на глазах соседей с другим мужчиной.

– Ох, помогите мне, – попросила Элла, когда они оба оказались вне досягаемости возможных взглядов из окон. – Восьмой этаж.

Пришлось снова обхватывать томительно-сладкую талию рукой и вести женщину к лифту, придерживать ее руками в пустой кабинке, ощущая ее взволнованное дыхание, а потом стоять перед дверью ее квартиры, ожидая, пока она отопрет ключом дверь.

– Ну, теперь вы в безопасности, – улыбнулся Крячко. – Как говорят англичане, мой дом – моя крепость. Я бы вам посоветовал…

– Зайдите, прошу вас. Хоть еще немного! – взмолилась Элла. – Мне так страшно, не бросайте меня!

Классика жанра, снова подумал Крячко, заходя в квартиру следом за хозяйкой. И все-таки, почему ты не кричала на улице? Элла дошла до дивана, опираясь на руку мужчины, и устало опустилась на подушки. Край подола ее платья был на несколько сантиметров выше, чем обычно, открывая красивые бедра и показывая верхний край чулочка. Взгляд невольно опустился к ступням женщины. Чулки от хождения без туфель были в пыли, с прилипшей травинкой и с дырками, оставшимися после приключений на аллее. Да, не очень-то сексуально. А ты и не заметила этого, подумал он.

– Налейте мне вина, меня всю трясет, – женщина обхватила себя руками за плечи, отчего подол платья приподнялся еще больше, продолжая открывать аппетитные женские бедра. – Там, в баре.

Крячко молча поднялся, подошел к бару и поискал среди бутылок, нашел початую бутылку «Негроамаро». Он налил в бокал вина и вернулся к дивану. Элла посмотрела на него влажным взглядом и, едва шевельнув губами, спросила:

– А себе? Налейте себе тоже…

– Пардон, – бодрым и излишне громким голосом отозвался Крячко. – Я за рулем, и не стоит искушать судьбу. Восстанавливать права – дело канительное и долгое, а для меня машина не просто средство передвижения.

– Мне казалось, что вы все в жизни решаете с удивительной легкостью, – очаровательно улыбнулась Элла. – Вам все удается, любое ваше желание.

– Вы знаете, – Крячко понизил голос почти до интимных интонаций, – я сам себе таким порой снюсь. А в результате таких снов весь день хожу как избитый. Неприятные ощущения. Предпочитаю реальность. Завтра не забудьте сделать то, что я посоветовал. Обратиться в полицию и написать заявление.

В лифте сыщик посмотрел на себя в зеркало. «М-да, стареешь, «орел ты наш дон Рэба»! Как же ты пропустил это? Раньше такого с тобой не случалось. – Крячко потрогал пальцами начинавшую припухать ссадину сбоку на нижней губе. – Когда же этот упырь меня успел задеть? Теперь уже и холод прикладывать поздно. До дома бы добраться без приключений».

Утром планерка в Управлении началась как и положено – в восемь утра. Орлов сидел за столом как всегда опрятный, собранный. Он не терпел пренебрежительного отношения к форме, да и вообще к внешнему виду. Подчиненным иногда попадало за распущенный галстук гражданского костюма или расстегнутый форменный китель. Орлов считал, что если не все, то очень многое начинается с внешнего вида сотрудника. Это и лицо органов внутренних, и отношение к службе. Отсюда и результативность работы, потому что разгильдяйство в одежде, внешнем виде проявляется потом и в небрежном отношении к своему делу и даже долгу. Хотя, надо отдать должное, при Орлове, с тех пор как он возглавил Главное управление уголовного розыска, люди в Управлении подтянулись. Способствовала этому и рабочая обстановка в Управлении.

Ссадину на губе Крячко Орлов успел заметить, несмотря на попытки замаскировать ее современными женскими средствами в виде тонального крема. Но Петр промолчал. Сотрудники посматривали на Крячко, перемигивались, делая свои выводы о причинах происхождения ссадины. После окончания планерки все расходились по кабинетам с сожалением. Тайна так и осталась нераскрытой, и спросить не удалось напрямую. Орлов велел всем быть свободными, а Гурову и Крячко задержаться.

– Ну, что у нас в сфере строительной индустрии? – спросил Орлов и, поднимаясь из кресла, кивком позвал друзей перебраться от приставного стола для совещаний к угловому дивану с креслом у окна.

– Схемы отработанные, – отозвался Крячко. – Я проконсультировался с контактами, которые ты мне дал. Поймать за руку трудно, доказать тоже.

– Если так, то откуда столько трупов? – задал резонный вопрос генерал.

– Пока непонятна мотивировка, но деньги там крутятся просто дуровые. Есть те, кто реально работает на субподряде у фирмы, которая выиграла тендер, а есть парочка, через которые идет обналичка, откаты. Одним словом, вся схема обогащения конкретных людей. Учредителем одной из таких фирм был Беспалов, а второй – некто Михеев. Судя по срокам, Михеев, когда регистрировалась, а потом и закрывалась его фирма-однодневка, находился в состоянии полной недееспособности. После тяжелой и продолжительной болезни Михеев скончался пару месяцев назад. Так что вопросы задать ему не удастся.

– Значит, концы в воду?

– Да нет, концы остались, да еще какие хорошие, – усмехнулся Крячко, но тут же поморщился от боли в губе. – Михеев раньше работал в Саратове в системе исполнения наказаний. По показаниям его жены, в Москву ему, после увольнения по здоровью из органов, переселиться посоветовал именно Шаров. Именно Андрей Шаров устроил его в службу безопасности какой-то шараги. Именно Шаров до последнего навещал больного, кое-чем помогал. После оформления учредителем фирмы-однодневки Михеева он навещать старого товарища перестал. Есть основания предполагать, что именно Шаров сумел выкрасть паспорт больного Михеева, а потом вернуть его назад.

– Ты уверен, что это именно Шаров?

– Жена опознала его по фото.

– Хорошо, Станислав, установи, где в Саратове служил Михеев, обстоятельства увольнения из органов, в какой фирме он работал в Москве, работал ли вместе с Шаровым. Ну и где сейчас работает сам Андрей Шаров. И еще, поищи подходы к генеральному директору «Bazilevs ltd» Зотову. Если я попытаюсь свести вас с ним по моим каналам, он сразу об этом узнает. Надо осторожнее, чтобы полиция здесь не фигурировала. Не время еще показывать наш интерес.

– Хорошо, есть идеи, – кивнул Крячко.

– Ну, поделись, – как обычно, неожиданно и без всякого перехода спросил Орлов, – где это ты схлопотал по физиономии?

– Ну, началось, – шутливо нахмурился Крячко. – Уж и подраться нельзя. Ну вечером вчера на улице заступился за женщину, к которой пристали два типа. Разогнал пинками, но кто-то успел меня задеть. Руками-то все махали.

– Подраться можно, по физиономии получать нельзя, – усмехнулся Орлов. – С таким предосудительным лицом в верха фирмы не суйся. Сходи к косметологу, там тебе нарисуют любое приличное лицо. У тебя, Лев, есть что-то новое?

– Есть, – кивнул Гуров. – По агентурным данным, Батон и Череп в Москве.

– Череп – этот тот, который улики удалял и на тебя напал? – спросил Орлов. – Сиделец из саратовской 33-й?

– Я сейчас пока не хочу замыкаться на предположении связи этих уголовников и бывшего майора Шарова, хотя она косвенно напрашивается, – хмыкнул Гуров.

– Ну, Лев, мы все знаем, что косвенные предположения играют немаловажную роль, особенно если их много.

– Много, – согласился Гуров. – Я просто не люблю поспешных выводов. А косвенные улики таковы. Непрофессиональные действия киллера и его помощников, потому что я не хочу пока утверждать, что убийство в «Росинке» совершил именно Головнин по кличке Череп. Просто изначально все шло у них наперекосяк: кто-то засветился возле машины Беспалова, и тот наутро разбился из-за повреждения тормозного шланга. Отследили свидетеля, видевшего человека под машиной Беспалова, и инсценировали несчастный случай на производстве. Зачем-то написали дурацкую предупредительную записку девушке, которая, по их мнению, имела отношения с погибшим. Потом поняли, что убрали не того, и убили второго, уже в «Росинке». И снова повтор глупости с аналогичной запиской. Потом кому-то пришло в голову, что киллер, наблюдая за жертвой в «Росинке», слишком наследил. Этот кто-то, кто послал убрать следы, был явно умнее и опытнее этих уголовников, но и он совершил ошибку, плохо проинструктировал Головнина. Этот кто-то нас очень интересует, потому что он зарвался, он не профессионал в таких делах и действует по интуиции и его самомнение лезет наружу, ощущение безнаказанности из него прет. Вопрос: почему?

– Почему? – тут же спросил Орлов.

– Потому что он хочет выглядеть в глазах своего шефа полезным, даже незаменимым. Это его личная инициатива перед бизнесменом, на которого он работает. Он не берет у того больших денег, чтобы нанять хорошего киллера. Он решает все сам, показывая, что решить может все, любой вопрос. И решает дешево, постоянно «косячат» его люди, но бизнесмен, на которого он работает, этого еще не знает, он пока верит этому человеку. Шаров это или другой, мы пока точно сказать не можем, но картина мне видится такой.

– Значит, если верить твоим предположениям, – задумчиво проговорил Орлов и потер шею пониже затылка, – то Шаров пытается занять свое место под солнцем и обеспечить себе будущее в данной роли. И мы предполагаем, что он сначала работал в службе безопасности в Самаре, прежде чем перебраться в Москву.

– Точно, – согласился Крячко. – Он мог там наследить аналогичным образом.

– Я постараюсь побыстрее получить информацию из Самары по похожим делам. – Орлов посмотрел на наручные часы и чертыхнулся: – Все, ребята, мне пора на совещание в верхах. Договорились о планах? Самара за мной!

Лейтенант Безруков плохо умел скрывать свое настроение, а значит, и мысли. И когда Гуров приехал к нему в отдел, оперативник не сумел скрыть своей досады. Лев Иванович давно не трогал Тимофея, и тот, видимо, решил уже, что полковник и без него разберется в этом деле с лагерями и не придется ему самому заниматься этим безнадежным делом. Хвостов у него и у самого хватало по прошлым делам.

– Ну, чем порадуешь меня, сыщик? – спросил Гуров, усаживаясь на свободный стул возле стола оперативника. – Что нового по лагерям?

– Ну, нового, собственно, ничего, – немного растерялся лейтенант. – Вы же сами вроде стали этим заниматься.

– Не я стал этим заниматься, Тимофей, – поправил собеседника Гуров. – Меня поставили руководить этим делом, а тебя от работы по нему никто не освобождал. Мы вместе работаем, а не только я один. Так что давай, рассказывай, что нового ты узнал по персоналу. Это же было твоим последним заданием.

– Да нет, – начал оправдываться Безруков, – я не то имел в виду. Я хотел сказать, что…

– Что хотел, ты уже сказал, – остановил этот сумбур Гуров. – Давай, переходи к делу. Что показало изучение персонала лагерей?

– Я с разных сторон попытался изучить всех, кто работает там временно, и постоянный состав, который останется после начала смены. Прораб этот, Толвинский, семь шкур дерет с рабочих. В хорошем смысле, между прочим. Контроль у него дай боже! И дисциплина тоже. Понимает Толвинский, что может навсегда дорожку потерять к таким заказам. Там и намека нет на воровство материалов, какие-то посторонние делишки, вроде того, чтобы местному на даче крышу перекрыть из материалов с лагеря. Директор в «Стране чудес» трясется и все контролирует, не хочет нарваться на проблемы. В «Росинке» в таком же положении заместитель директора. Нового руководителя вместо Тихомирова не назначили еще. Я присматривался особенно к заведующим столовыми. Дело обычное, они всегда, как мне казалось, воруют.

– И что? – удивился Гуров.

– Знаете, не заметил. Может, там схемы посерьезнее какие-то. Но чтобы вывозили продукты или ночами продавал кто со склада, такого не заметил.

– Тимофей, – вздохнул Гуров, – ты книжек начитался, старых детективов. Сейчас борьба идет за это направление – питание детских учреждений, гранты люди выигрывают. За эти контракты держатся руками и ногами. Это не как раньше, пригласили какого-то шеф-повара из какой-то столовой лето поработать. Сейчас проколоться хоть раз фирме – и все, больше к тендеру не допустят. Но это так, небольшой ликбез. Еще что?

– Еще как раз про шеф-повара, – немного огорченно ответил Безруков, поняв, что ничего интересного не добыл, а от него этого ожидали.

– Какого? – терпеливо спросил сыщик.

– Шеф-повар, или завстоловой, в лагере «Страна чудес». Горбунов Александр Николаевич. Так вот, у него проблемы реально существуют. Проблемы с сыном.

Гуров с интересом посмотрел на молодого оперативника. Значит, зря он подозревал, что Безруков просто занимается отговорками, а сам ничего по этому вопросу не делал. Ничего конкретного, ничего такого, что можно было бы проверить. И тут такое заявление. Лейтенант, кажется, уловил изменение выражения глаз полковника и понял его правильно. Потому что щеки его чуть зарумянились от удовольствия. И он продолжил рассказывать, но уже более солидным, деловым тоном, почувствовал себя почти равным.