Текст книги "Хороший, плохой, неуловимый"

* * *

Дверь в квартиру на седьмом этаже жилого дома издательства «Известия» на Кутузовском проспекте Гурову открыл хозяин. В жизни Станислав Стулов выглядел даже лучше, чем на фото. Комплект в стиле «старые деньги»: белая рубашка поло, бежевые льняные брюки и молочно‐серые мокасины – дополнял его внешность молодого Печорина.

– Вы легендарный Лев Гуров? – хмыкнул он, оглядев гостя. – И что стало поводом для вашего визита?

– Так и есть. Хочу побеседовать с вами об убийстве психолога Юлии Юнг, которую вы посещали на протяжении года.

– Разочаровали. Я уж обрадовался, что убили отца. И подозревают меня. – Он прошел в гостиную и налил себе виски. – Догоняйте!

Вскоре он плюхнулся в клетчатое кресло напротив Гурова:

– Прошу меня извинить. Уже утро, а я еще не пьян. Так что вы хотели? А! Юлия… Как психолог она была хороша.

– Говорят, у вас большой опыт в терапии.

– Достаточный, чтобы всех этих паразитов оценить.

Гуров поднял бровь.

– Да все просто! – с готовностью заявил Стулов. – Они – психологи, я имею в виду – делятся на три группы. Честные трудяги. Эти имеют базовое образование и нарабатывают опыт вечностью консультаций. Устают, эмоционально выгорают, сами сидят на антидепрессантах и выносят мозг своему супервайзеру в стиле: «Как же меня достали клиенты! Они считают меня помойным ведром для слива негативных эмоций. Я им говорю духовно расти, а они все варятся в своем болоте, все с теми же абьюзерами, все в той же роли жертвы… И весь этот бла‐бла‐бла‐бред». Вторые – выскочки из trust-fund baby. Посмотрели когда‐то «Окончательный анализ» с Ричардом Гиром и возомнили себя профи в поиске сексапильного краша из той социальной среды. У таких вся стена увешана сертификатами оклахомских вузов, в руках – записная книжка и перьевая ручка от Parker, на ногах – дорогие туфли. А в целом они дешевки. Готовы обои с клиентами выбирать, лишь бы подсадить на себя. – От сыщика не укрылась проступившая в этих словах брезгливость. – Дети нарциссов – их вечный хлеб. Такие за малейшее проявление ласки на все готовы. – Стулов сделал большой глоток. – Ну, и, наконец, глыбы.

– Как Толстой?

– Не меньше. Ими движет чутье. Они продолжают учиться, а клиентов исследуют. У них своя жизненная философия, в том числе это касается отношений с пациентами. Могут и отказаться от встреч, – молодой человек хмыкнул, – если начнешь хаметь.

– Юлия была из таких?

– Так точно, товарищ капитан!

– Полковник.

– Не важно.

– Еще как важно. Особенно когда мы обсуждаем, не реализовали ли вы, убивая понравившегося вам психолога, свои сексуальные и садистские фантазии относительно женщин постарше, Станислав Родионович. Как поживает коллекция сумочек вашей покойной бабушки на антресолях? Не пополнилась ли она сумкой Чешевой?

Ни один мускул не дрогнул на лице Стулова. Из чего Гуров сделал вывод, что тот не раз вступал в конфронтацию со своим всесильным отцом. Пенсионеры МВД помнили, как Родиона Брониславовича подозревали в расправе над любовницей старшего отпрыска. Смазливая фаворитка была найдена в одной из бурных рек в горах Сочи. Романтическую поездку молодых людей в отель неподалеку, как выяснилось накануне, Стулов‐старший неожиданно для себя оплатил.

– Мои фантазии вас касаются только как аргумент в пользу невиновности. Будь я убийцей, виктимология была бы другая. – Юноша мечтательно закатил глаза. – Сколько бы старух, похожих на воспитавшую моего отца, полегло! И потом, у Юлии, насколько я знаю от Жанны, сумка на месте. Никогда не привлекавший меня, кстати, банальный Louis Vuitton. Похититель забрал на память серьгу, так?

– У Юлии Чешевой не проколоты уши.

– Она носила кафф. – Стулов достал свой айфон и пролистал снимки в «Галерее» до ноября. – Мы фотографировались на мой день рождения. – Гуров заметил буквально ползущего по бугорку ушной раковины Юлии Юнг темного человечка из черного циркония. – Помните, я говорил о философии общения с клиентом? Юлия утверждала, что взаимодействует с нашей Тенью.

– Вытесненной частью личности?

– Ну да. Страхами, подавленными желаниями, нуждами. Кафф символизировал эту идею.

– Чешева упоминала клиента, чья Тень пугала ее?

– Нет, что вы! Юлия соблюдала принцип конфиденциальности и не рассказывала о клиентах даже без упоминания имен. Как, поверьте на слово, делают все ее коллеги. – Он засмеялся и снова подошел к бару. – По ее словам, за всю жизнь она встречала только одного человека, который жил Тенью. Принял ее как данность и выдавал за маску, чтобы снять ответственность.

– Значит, это был не клиент, – кивнул Гуров. – Где она столкнулась с ним?

– Таких подробностей озвучено не было. – Стулов помолчал. – Она правда так мучилась перед смертью?

– К сожалению.

– Надо помочь ее детям. Чтобы их ненароком не воспитал какой‐то козел, – пробормотал Стулов. – Может быть, спросите о моем алиби, полковник, и покончим с этим?

– Извольте.

– Я был дома. Вахтерша Галина Степановна может подтвердить. Я подарил ей шоколад, когда вернулся из гольф‐клуба. И потом никуда не уходил.

– Мы проверим.

– Ваше право. – Стулов взялся за телефон. – Простите. Я осиротел и должен нового психолога присмотреть. Пожалуй, – он улыбнулся, – пойду по проторенной дорожке и выберу Катю Фрейд.

* * *

В отличие от сохранявшего в беседе с Гуровым ледяное спокойствие Стулова Денис Павлович Кучеренко при виде полковника едва сам не упал на одного из постояльцев стола патологоанатома, вокруг которого текла его одинокая жизнь.

– Судя по записям Юлии Чешевой, вы стали ее пациентом более двух лет назад, – проговорил полковник сухо.

– Два года и восемьдесят дней, – отвесил легкий поклон Кучеренко. – Мне ее телефон бывшая жена нашла.

– А кто ваша супруга?

– Да вот. – Кучеренко указал на стол с покойником.

– Денис Павлович, это мужчина.

– Согласен, – просто ответил Кучеренко. – Но я про то, что жена у меня – коллега. Ну, раньше была. Женой в смысле. А работаем мы вместе до сих пор. Она патологоанатом. Вскрывает некриминальные трупы. В красном уголке даже висит. Живая в смысле. На фотографии. Куда лучше так… это… живенько, правда? – Санитар улыбнулся. – А то как дом на голове!

– Ну, если живенько, то лучше, – вздохнул Гуров. Он уже представил, на сколько часов здесь застрял. – По какому поводу вы обратились к Юлии?

Кучеренко смутился и покраснел.

– Какие выводы Юлия сделала про вашу Тень? – уточнил Гуров.

– Она говорила, что в ней слились мои фантазии о красивых доступных женщинах и их полном подчинении в постели.

– Ее выводы совпадают с вашими ощущениями?

– Пожалуй, – пожал плечами Кучеренко. – Я о таком не задумывался. Жена ушла. Я купил себе, пардон, резиновую женщину покрасивше – да и все.

– Разумно. Регулярная терапия когда‐то причиняла вам финансовые неудобства?

– А? Денег всегда хватало.

– Юлия никогда не просила оплатить свой сеанс вашей услугой?

– Она однажды просила посмотреть врачебное свидетельство о смерти одного человека.

– Кого?

– Ой, дай бог памяти! – Кучеренко вздохнул и задумался, но внезапно хлопнул себя по лбу. – А че тут думать? Леночка‐а-а!

Дверь открылась, и вошла женщина богатырского телосложения, с копной медных, заплетенных в косу волос. Гурову сразу бросились в глаза ее покрытый крупными порами мясистый нос, томатные лаковые губы и золотистое свечение гладкой кожи. Моложавая женщина‐гренадер с ведьминской шевелюрой, склонив голову набок, выжидательно смотрела на Кучеренко:

– Я тебя внимательно слушаю, мой дорогой!

– Это моя Леночка пришла, – выпятил грудь Кучеренко.

– Лев Иванович Гуров. – Полковник показал удостоверение.

– Елена Михайловна Симакова, – женщина в белом халате представилась в ответ. – Специалист в области детской, перинатальной и акушерской патологии. Кандидат медицинских наук, доцент, доцент Российского национального исследовательского медицинского университета имени Н. И. Пирогова, – громко рапортовала женщина. – Прилетела к вам на крыльях любви.

– Правда? – затрепетал Кучеренко.

– Брось ты!

Кучеренко сник. Симакова понизила голос:

– Давайте к делу. Помогаю‐то я в чем?

С трудом обретя дар речи после увиденного, Гуров объяснил, какая информация ему нужна. Кучеренко фыркнула:

– Тоже мне бином Ньютона! Когда у тебя было весеннее обострение с паническими атаками, Юлия предложила оплату по бартеру. И не присылала она никаких документов. Это я по ее просьбе, – Симакова открыла на телефоне электронную почту, – просила саратовских коллег…

– Саратовских?

– Ну да. Как еще найти в архиве неоцифрованное врачебное свидетельство о смерти за тысяча девятьсот девяносто девятый год? Чешеву интересовали причина и обстоятельства гибели Алексея Анатольевича Соляйникова. Пятьдесят третьего года рождения. Насильственная смерть.

– Вы уверены?

– У меня профессиональная память, как у вас, – твердо сказала она. – А интернет вообще помнит все. Называйте адрес. Я вам свое ответное письмо Юлии перешлю. Там и документы, которые мне удалось найти. Все отсканировано. И личное экспертное мнение по вопросу. – Она мягко обратилась к бывшему мужу: – Ты не против, если мы покинем тебя ненадолго, радость моя? Покажу столичному гостю свой кабинет, чаем с конфетами напою. Есть даже холодный квас, хотите? – обратилась она к Гурову.

Кучеренко подобострастно кивнул:

– Поработаю. Тоже чайку попью.

* * *

– Вы, Лев Иванович, не обращайте внимания на то, какой Деня сейчас. Мы познакомились студентами. Он был одним из лучших на курсе. Специализировался на патологии нервной системы у детей. Прекрасный, талантливый деревенский парень, который подрабатывал санитаром в больнице и ожоговом центре. Никогда не спал. Наши шутили: «Деня – вампир». – Симакова уверенно вела Гурова по длинному коридору с рядами дверей. Полковник старался не смотреть в открытые. – Я сразу влюбилась. А потом с ним что‐то произошло… – Она будто ушла в себя. – Стресс из‐за обгоревшей пациентки. Она, умирая, будто в него вцепилась. Просила держать себя за руку. Говорила только с ним. И – мы, врачи, суеверны, вы знаете – будто его с собой утащила. Он с ее смертью стал совершенно другим. Навязчивые идеи о мертвых женщинах, фантазии. Я какое‐то время мирилась. Даже худела, в блондинку красилась. Даже читала Чарльза Буковски. «Совокупляющаяся русалка из Венеции, штат Калифорния». – Гуров услышал горький смешок. – Дальше падать некуда. Так я пошла в науку, а Деня осел здесь. Так всю жизнь вместе, но врозь и живем. И детей у обоих нет.