Текст книги "Место встречи назначает пуля"

– Не надо, Вася. Оставайся здесь. Ты тоже можешь понадобиться, – сказал он, глядя в глаза молодому человеку.

В это мгновение Верницкий с силой толкнул его в плечо. От неожиданности Станислав потерял равновесие и, споткнувшись о лавку, едва не повалился на пол.

– Ты что, легавый? Главный здесь? Пришел на машинки посмотреть и в штанишки наделал? – Верницкий продолжал наступать на Крячко, у которого руки сжались в кулаки, а лицо залилось багровым цветом.

– Стас, спокойно! – сказал Гуров, понимая, что еще чуть-чуть – и потасовка может принять стихийный характер. Он сделал шаг по направлению к Верницкому. Расстановка сил была явно не в пользу последнего. За спиной у него стоял Гуров, рост которого почти на голову превышал рост молодого человека. Впереди твердо, как стена, расположился разъяренный Крячко. Полковник хлопнул парня по плечу так, что тот отшатнулся в сторону.

– Сядь на лавку! Тебе ясно сказали, не нарывайся, – отчеканил он.

Это не остановило Верницкого. Размахнувшись, он нанес удар правой рукой и угодил в живот Крячко. Сыщик не успел сгруппироваться и принял удар, что называется, открытым корпусом. Из-за малого роста движения молодого человека были быстрыми и юркими.

– Вась, беги за нашими! – прокричал Верницкий, но эти слова уже были лишними, так как бармен, улучив момент, когда оба сыщика были заняты, незаметно выскользнул из кафе.

Убедившись, что удар достиг цели и Крячко был как минимум деморализован, Верницкий развернулся лицом к Гурову и кинулся на нового противника. Тот успел перехватить движение молодого человека и, захватив его правую руку, одним движением перевернул нападавшего спиной к себе. Парень обладал незаурядной реакцией и был гораздо сильнее, чем мог предположить полковник. Он едва не вырвался из рук Гурова, изловчившись нанести удар головой. Полковник не ожидал, что парень сможет так прогнуться, и не успел убрать лицо. Затылок Верницкого разбил Гурову губу. Во рту появился солоноватый привкус крови. Одним движением он уложил Верницкого животом на лавку, еще сильнее заломив тому руку. Парень трепыхался, семеня ногами в разные стороны, свободной рукой пытаясь ухватить Гурова, но тот был начеку.

– Помощь нужна? – вдруг раздалось за спинами участников потасовки.

Крячко и Гуров повернули головы. Перед ними стояли те двое дальнобойщиков, которых сыщики приметили, входя в кафе.

– Нет, ребята, спасибо, – ответил Крячко. – Лучше идите, отдохните пока где-нибудь в другом месте.

Мужчины переглянулись и, убедившись в серьезности настроя сыщиков, развернулись к выходу.

– Ну что, Верницкий, говорить будем или так и останешься забиякой? – сказал Гуров, сплюнув на пол сгустившуюся во рту кровь.

Нижняя губа у него вздулась и покраснела.

– Да пошел ты, козел! – из последних сил, превозмогая боль, простонал парень.

– Во-первых, козел – это ты. А во-вторых, веди себя прилично, если хочешь, чтобы с тобой тоже говорили прилично. – Гуров продолжал держать молодого человека, вывернув ему руку за спину.

– Да пошел ты!.. – заладил парень, едва не плача от боли.

– Я же тебе сейчас руку совсем выверну, если будешь сопротивляться.

Удивительная гибкость и абсолютное отсутствие страха поражали. Полковник про себя отметил, что у него нет ни капли враждебности по отношению к этому бесстрашному молодому парню.

– Ты зачем дядю обидел? – Гуров больше трунил над Крячко, чем над Верницким. – Значит, так, – сказал он, выпуская руку молодого человека. – Сядь спокойно, отдышись. Поговорить надо.

Парень ловко развернулся и в мгновение ока принял вертикальное положение, усевшись на лавке.

– Сволочь! – раздалось в ответ.

– Ты хоть понял, с кем разговариваешь? Мы тут не в детском саду, – произнес Гуров и подсел к Верницкому, загораживая ему выход из-за стола.

Вдруг за дверями кафе послышались какие-то звуки, затем – шаги, и дверь отворилась, впуская в помещение шесть-семь молодых парней, предводительствуемых барменом.

– Всем стоять! – скомандовал Крячко и запустил правую руку за борт вельветового жилета, надетого поверх футболки.

Компания замялась, ожидая указаний бармена. Тот в свою очередь посмотрел на Верницкого. Антон сидел за столом, запертый Гуровым, и потирал опухшую и покрасневшую руку.

– Проходите, – сказал он после недолгой паузы, вновь вызывая Крячко на своеобразную, теперь уже скрытую дуэль.

Вся компания дернулась вперед, собираясь привести в действие указание молодого человека. Только бармен остался стоять на месте и в нерешительности перевел взгляд с Гурова на Крячко. Последний как вкопанный стоял в проходе между столами, опустив обе руки в карманы брюк.

Почувствовав замешательство вожатого, молодые люди замешкались.

– Что встали-то, бараны? Я же сказал, проходите, – вновь послышался голос Верницкого.

– Всем оставаться на местах! – распорядился Крячко.

Его тут же перебили.

– Забодали уже, – высказался один из группы, которая, тем не менее не двигаясь с места, продолжала толпиться у входа в кафе. – Стоять-идти, стоять-идти… Мы в армии, что ли? Давай, проходи, братва.

Парень лет тридцати первым пошел по проходу прямо на Крячко. Оперативник стоял, широко расставив ноги, готовый дать отпор любому, кто попытается помериться с ним силой, и взять реванш за понесенное от малорослого парнишки двойное поражение.

Парень убедился, что Крячко настроен самым серьезным образом, и, сделав несколько шагов по направлению к полковнику, резко повернул направо и сел за ближайший к нему столик. В компании раздался смешок.

Крячко, довольный тем, какой эффект произвел его решительный вид, двинулся к группе молодых людей.

– Сейчас в помещении останутся только те, кто принимает участие в гонках. Остальных попрошу выйти за дверь и подождать на улице. Вас позовут, если понадобитесь. – Оперативник вынул из верхнего кармана жилета свое удостоверение и в развернутом виде показал его молодым людям. – Главное управление уголовного розыска, – прокомментировал он.

В компании послышались шорох и шарканье подошв о деревянный пол. Группа разделилась на две части. Несколько человек, в том числе парень, который сел за столик недалеко от Крячко, остались внутри, остальные, оглядываясь, неохотно стали выходить на улицу.

– Бармен пусть останется, – послышался голос Гурова, который заметил, что хозяин помещения тоже собирается выходить.

На несколько секунд в баре воцарилась относительная тишина. Пока молодые люди занимали места за столиками, Гуров развернулся лицом в центр комнаты, оседлав лавку верхом. За спиной у него, облокотившись обеими руками о стол, остался сидеть Верницкий.

– Значит, так. Мы занимаемся здесь расследованием обстоятельств смерти Михайловского. Все ваши действия будут рассматриваться как материалы следствия. Так что прошу быть предельно вежливыми. – На этих словах полковник повернул голову в сторону Верницкого. Тот, не меняя позы, сидел без движения. – Есть ли здесь, кроме Верницкого, кто-то, кто участвовал в стычке с Михайловским перед заездом?

Нижняя губа полковника распухла и увеличилась почти в два раза, поэтому Гуров слегка шепелявил. Закончив говорить, он сплюнул алый сгусток на пол и стал рыться в кармане в поисках платка.

– Разрешите?… – послышался голос одного из сидящих за столиком молодых людей. Им оказался бармен.

– Да. – Гуров вопросительно посмотрел на парня.

Тот встал, подошел к барной стойке, порылся за ней, затем, сжимая в руке какой-то сверток, двинулся обратно к Гурову. Подойдя вплотную, он протянул полковнику пачку салфеток.

– Тьфу ты, черт! Лучше бы ты сразу себя хорошо вел, – процедил Гуров, но все-таки вынул из пачки одну салфетку. – Итак, кто начнет? Кто посмелее?

В кафе снова воцарилась тишина, которую на сей раз прервал сам Верницкий.

– Ну да, был у нас разговор, – сказал он. – Только он никакого отношения к этому… как его… Ну, к его смерти не имеет. Говорят ведь, его застрелили. А не сам он слетел с трассы…

Голос молодого человека стал менее агрессивным, если не сказать, робким. Но тут на выручку к нему пришел его товарищ. Тот самый бойкий молодой человек, который минуту назад подначивал всю компанию войти в помещение.

– Мы просто сказали ему, чтобы он не больно-то зазнавался, и все. Тоже мне мировая звезда!.. А он с кулаками на Антона… Вот мы и вступились за товарища.

– Он с кулаками? Или все-таки вы с кулаками? – встрял Крячко, заметив разногласия с показаниями Ткаченко, и сел рядом с молодым человеком за соседний столик.

– Нет… – послышался еще один голос из глубины помещения.

Все повернулись к самому дальнему столику, за которым сидел толстый парнишка, который вполне мог бы сойти за школьника.

– Верный подошел к Михайловскому. Они о чем-то говорили. Потом пришел я… Верный слегка подтолкнул Михайловского, а тот уже как…

– Заткнись ты, идиот! – подал голос бойкий. – Лучше уж молчи, если говорить не можешь.

– Стоп! Так не пойдет. Давайте говорить по порядку и по одному, – резко отчеканил Гуров, наводя порядок среди вошедших в раж молодых людей. – Так что же все-таки произошло между вами? – спросил он, обращаясь к Верницкому.

– Да так, ничего особенного. Он просто стал задираться.

– Как задираться? Вы мальчики, что ли? – не выдержал Крячко.

Верницкий бросил на полковника полный презрения взгляд и, не обращая внимания на его реплику, продолжил:

– Я подошел к Михайловскому и сказал, что он не прав.

– Не понял, – прервал его Гуров. – Тебе же сказали, давай начистоту, не трать время. Что произошло? – Гуров стал напирать на молодого человека. – Знаешь что, ты слишком задиристый, как я посмотрю. Так что, будешь говорить или ты только с кулаками смелый?

– Ну… я сказал Михайловскому, что приду первым. Но я правда не хотел, чтобы он разбился или чтобы… его убили… А когда закончился заезд, мне все сказали…

– Теперь понятно, – заключил Гуров. – А кто же все-таки первый ударил? Ты или он?

– Не ударял я его. Я толкнул его слегка.

– Да? Ну, как это было, покажи.

Гуров встал из-за стола и, перешагнув через лавку, остановился в пустом пространстве между столиками.

Верницкий не заставил себя долго ждать. Он тут же с ловкостью обезьяны перескочил через лавку и наотмашь нанес удар в грудь Гурову.

Тот даже не дрогнул.

– Да? Так было? – произнес сыщик невозмутимым тоном.

– Нет, слабее, – прошипел парень и в ожидании уставился на полковника.

– Показывай, – подначивал Гуров.

– Так. – И Верницкий уже более осторожно ударил Гурова в плечо, но тот перехватил движение молодого человека и, сделав захват, снова уложил его на лавку животом вниз.

Крячко торжествующе посмотрел на парня, который, корчась на лавочке в могучих руках напарника, тем не менее не издал ни единого звука. Гуров разомкнул руки, и Верницкий повалился на пол, но тут же, придерживая рукой поврежденное полковником плечо, вскочил на обе ноги.

– Все, вопросов больше нет, – заключил Гуров, отряхивая брюки от возможных частиц грязи, которые могли налипнуть за то время, что оперативники разбирались с компанией гонщиков. – Ведь так, товарищ полковник? – обратился Гуров к напарнику.

– Достаточно. У меня тоже нет, – поддержал его Крячко.

– Хорошо. Тогда перейдем ко второму этапу. Кто нам покажет место, где был убит Михайловский? – спросил Гуров, уже сделав несколько шагов по направлению к выходу.

– Я могу, – отозвался бойкий. – Это я влез первый в машину, когда Михайловского снесло с круга.

– Отлично. Все остальные пока свободны, – сказал Гуров, следуя к выходу.

У самых дверей он приостановился и бросил вопросительный взгляд на Верницкого. Тот заметил, что полковник не сводит с него глаз, и, встав из-за стола, последовал за сыщиками в компании остальных гонщиков. К месту аварии пошли все.

Выйдя из кафе, Гуров обратился к Крячко:

– Как впечатление? Что скажешь?

– Ну, развлеклись по полной. Детский сад какой-то, – ответил напарник, следуя за группой молодых людей, молча шагающих к повороту, где машина Михайловского сошла с круга.

Глава 3

Наконец-то Кулон попал из удушающей жары в рай прохлады, в рай с кондиционером. Это был маленький кабак – полуподвальчик. Кабак был оформлен в русском стиле и находился недалеко от Белорусского вокзала. Кулону нравились грубые тяжелые деревянные столы, по обе стороны которых стояли такие же грубые лавки. Здесь все было основательным, крепким, внушительным. Впрочем, как и сам Кулон. Он вообще любил все масштабное и все русское. Здесь эти вещи соединялись в одно целое, и поэтому тут он чувствовал себя особенно комфортно.

Кулон остановился в дверях и сделал глубокий выдох. Он почувствовал облегчение, как будто вместе с воздухом он избавился от накопившейся усталости за длинный знойный день. Была половина восьмого вечера, а жара на улице стояла, как в полдень. Солнце зло палило, расплавляя асфальт и доводя мозг до кипения. Кулон еще раз глубоко выдохнул. Стол, за которым он обычно располагался, был свободен. Медленно, наслаждаясь прохладой, исходившей от кондиционера, Кулон подошел к своему месту и сел, как всегда, лицом к двери, чтобы видеть входящих. Он окинул помещение вялым взглядом. Народу было мало, и это Кулону понравилось. Он вообще не любил, когда было многолюдно. Ни здесь, ни в каком-либо другом месте. А сегодня это было бы еще и некстати.

К столу подбежал официант, маленький щуплый парнишка лет двадцати. Рыжеволосый и чересчур конопатый, он был одет в белую рубаху с кроваво-красными петухами, подпоясанную таким же красным кушаком. От кровавых петухов и огненной шевелюры паренька у Кулона зарябило в глазах, и из-за этого он не сразу разобрал надпись на бейджике: Иван.

– Чего желаете? – очень бодрым и визгливым голосом пропищал официант, расплываясь в радушной улыбке.

– Пиво. Темное, – тяжело проговорил Кулон. Каждое слово давалось ему с трудом.

– Какое предпочитаете? У нас есть…

– Холодное, – резко прервал Кулон, не дав официанту закончить начатую фразу.

Улыбка сползла с конопатого лица парнишки, когда его глаза встретили усталый и злой взгляд Кулона.

– Да, конечно, – промямлил он еще более высоким голосом, ставя на стол пепельницу, и буквально побежал выполнять полученный заказ.

«Какой ты, к черту, Иван! – тем временем размышлял про себя Кулон, провожая взглядом исчезающего официанта. – Ты – Мойша. Или в лучшем случае Абрам. Вон нос у тебя до подбородка свисает, и глаза меленькие, черненькие… У Иванов глаз таких не бывает… И носов таких не бывает… Да и рыжих тоже не бывает».

Кулон почувствовал, как его мысли начинают ходить по кругу, и от этого разозлился на официанта. Внешне он остался спокоен. Только немного расправил плечи, провел ладонью по крепкой накачанной шее и перевел взгляд на посетителей бара, которых было всего трое. Влюбленная парочка и мужик через два столика от них. Молодые люди сидели напротив друг друга, держались за руки и о чем-то шептались.

«О сексе наверняка щебечут, – морщась, подумал Кулон. – И не лень им в такую жарищу».

Мужик сидел к нему спиной и находился в тени, поэтому Кулон не мог толком разглядеть его. Да и не хотел.

Несвязные и тягучие размышления об окружающей его действительности прервал голос Скулатого:

– Здравствуй, Кулон.

Кулон резко повернулся на голос и через секунду совершенно спокойно произнес:

– Черт! Как кошка подкрался. Ну, чего стоишь? Вид загораживаешь. Присядь.

Скулатый присел напротив и, твердо посмотрев в глаза Кулону, негромко сказал:

– Михайловский погиб.

Пару минут они молча сидели, глядя друг другу в глаза. Только что озвученная Скулатым информация для Кулона была не только неожиданной, но и крайне нежелательной. На его лице не отобразилось ни удивления, ни разочарования. Кулон отлично умел владеть своими эмоциями. Любую информацию, даже самую негативную, он рассматривал с точки зрения выгоды для себя. Он знал, что безвыходных ситуаций не бывает. Кулон занимался бизнесом, где должники иногда пропадали, и их приходилось разыскивать. Иногда они погибали, и приходилось разыскивать их родных… А иногда от должников приходилось просто избавляться. Но все это происходило, если только этого хотел Кулон. И только тогда, когда он этого хотел. Случай с Михайловским сюда никак не вписывался. Сумма, которую он задолжал Кулону, была внушительной, и его смерть в планы Кулона пока не входила.

Еще немного помолчав, Кулон наконец-то задал вопрос:

– Как?

– Пуля, – односложно ответил Скулатый.

Как из-под земли вырос официант, поставил перед Кулоном бокал темного пива и, улыбаясь, спросил:

– Что-то еще бу…

Слова застряли у него в горле, когда Кулон молча поднял на него глаза, и, не собираясь заканчивать фразу, парнишка молниеносно исчез.

Кулон вновь посмотрел на Скулатого. Он знал о людях, которые на него работали, все или практически все. И особенно его интересовало то, что от него пытались скрыть. Скулатый по непонятным причинам кое-что утаил из своего прошлого. А прошлое это было во многом типичным для людей вроде Кулона. Спортсмен, дзюдоист, получивший травму колена в начале блистательной карьеры. Затем начал спиваться и, как это часто бывает, потерял все. Сначала уважение, потом друзей, квартиру, родных… Пять лет назад он бросил пить и приехал из родного Свердловска в Москву. Перебиваясь случайными заработками, от каменщика до вышибалы, грузчика, таксиста, Скулатый параллельно искал выход на нужных и сильных людей. Все это он рассказал еще при первой встрече Кулону два года назад. Все, кроме того, что он был мастером спорта по биатлону. Об этом Кулон узнал уже позже.

«Не твоя ли это пуля догнала Михайловского? – размышлял про себя Кулон. – Насколько мне известно, стрелял ты лучше, чем бегал. Вот оно как выплыло. Неужели на мое бабло позарился? Хотя это как-то на него не похоже… Неужели на кого-то еще работает, гнида?»

Вслух же он произнес:

– А бабки где?

Голос его при этом был спокойным и тихим. Больше, чем ответа, Кулон ждал прокола со стороны Скулатого.

– Не успел взять, – ответил тот, так же спокойно глядя в глаза Кулону. – В него выстрелили на треке, прямо во время гонок. Бабло он обещал отдать после заезда. С ним Ткаченко должен был рассчитаться и за эту, и за две предыдущие гонки…

– Меня подробности не интересуют, – прервал его Кулон. – Я тебе дело поручил, а ты его не выполнил.

Он пристально смотрел в лицо Скулатому, все еще ожидая, что тот выдаст себя.

– Дело я закончу. Из кого выбить бабки, найду, – твердо и уверенно ответил Скулатый.

– Конечно, найдешь. И из кого бабки выбить, и кого за лишний напряг наказать. Мне на Михайловского насрать, ты же знаешь, но тот, кто убрал его, планы мне попутал. Да и настроение, честно говоря, испортил. Не мог он не знать, что эта гнида гоночная мне бабки должна. Вся Москва об этом знает. – И, перегнувшись через стол, почти соприкоснувшись лицом со Скулатым, с улыбкой вкрадчиво закончил: – Значит, не уважает меня. Обидеть хотел. А я этого не люблю и не прощаю.

Скулатый не успел ничего ответить. Кулон перевел взгляд на входную дверь. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Рука Кулона, взявшись за цепочку, висевшую на шее, скользнула по ней вниз и, наткнувшись на амулет, зажала его в кулак. Не меняя ни выражения лица, ни тона голоса, все такого же вкрадчивого, Кулон сказал:

– Не дергайся. К нам гости.

Кулак Кулона разжался, и он опустил на стол рядом с бокалом пива три пальца. В проеме входной двери стоял его конкурент Кореец с двумя низкорослыми качками из своей своры. Кореец и сам был небольшого роста, а потому старался себе в охрану никого выше себя не брать.

Скулатый расценил жест Кулона как предупреждение. Внутренне сконцентрировавшись и распределяя силы на троих, он уже был готов к схватке, но Кулон тихо прошептал:

– Не теперь. Расслабься, братуха.

– Желаю здравствовать, – громко и радостно, выговаривая каждое слово, начал Кореец еще в дверях и, подойдя к столу, тихо продолжил: – Какая радостная и необходимая встреча.

Несмотря на указание Кулона, внутреннее напряжение Скулатого росло. Корейца он отлично видел, тот встал рядом, почти вплотную к столу, а вот сопровождающих Корейца он видеть никак не мог. Они остановились за спиной Скулатого. Это его раздражало, потому что не позволяло контролировать ситуацию.

– И тебе здоровья, Кореец, – преувеличенно дружелюбно ответил Кулон. – Я вижу, ты случайно сюда зашел. И друзей, по дороге встретив, сюда пригласил.

– Люблю, когда ты шутишь, Кулон. Это радует. А зашел я, конечно, не случайно. Знал, что ты здесь. Знаю, что любишь это место. – Выражение лица Корейца резко переменилось. Его лицо, до этого напоминавшее плюшевого мопса, сейчас вдруг приобрело черты самурая. – Поговорить нам нужно, Кулон.

Скулатый, от которого не укрылась эта резкая перемена в Корейце, стал еще собраннее и был готов действовать в любой момент, ни на секунду не забывая, что два недомерка за его спиной тоже не расслабляются.

– Ну-у… – протянул Кулон. – Если нужно, садись, перетрем.

Кореец на секунду замешкался, размышляя, куда сесть. Выбор, собственно говоря, был невелик. Либо сесть на лавку рядом с Кулоном, либо напротив, рядом со Скулатым. Повернув голову, Кореец заметил официанта, щелкнул пальцами и этой же рукой указал на пол. Официант принес деревянный табурет и поставил его для Корейца у торца стола. Одарив всех присутствующих все той же широченной дежурной улыбкой, он моментально исчез.

Кореец присел на табурет, предоставив на рассмотрение Скулатому свой плоский профиль. Скулатый подумал, что если не брать во внимание белоснежную очень дорогую рубашку Корейца и не знать, чем он занимается, то его вполне можно было бы принять за продавца обуви с Черкизовского рынка.

– Чувствую, базар намечается непростой, – медленно выговорил Кулон. Не глядя на Корейца, он достал из кармана сигареты с зажигалкой и закурил.

– Серьезный. – Кореец положил руки на стол и сцепил пальцы в замок. Немного помолчав, он продолжил: – Ты, наверное, не в курсе, а некрасиво получается, Кулон. Ребята твои уже месяц на моей территории пасутся, цену сбивают, клиента уводят. Я их трогать не стал, решил с тобой посоветоваться.

– С каких это пор ты таким осторожным стал? Когда дерьмо под видом нормального товара гнал, ты со мной не советовался. Тогда ты самостоятельным был. А ребят ты моих не трогаешь, потому что территория эта не твоя. И ты, Кореец, благодарить меня должен, что ребятки мои до сих пор псов твоих на куски не порвали.

– Ай, зачем ругаешься, Кулон. Я пришел мирно вопрос решить. Что товар дерьмовый на рынок пустил, не отрицаю. Так ведь я вину свою признал и неустойку тебе по полной программе уплатил… Да и процент немалый с территории отстегиваю.

– Неустойку ты мне за моральный ущерб уплатил, а территорию просрал. – Кулон с силой раздавил в пепельнице сигарету, положил руку на запотевший от холода бокал с пивом и тихо добавил: – Не обижайся, Кореец, но зря ты ко мне пришел. Разговаривать не о чем.

– Подожди, не торопись, Кулон. За бабло, которое ты мне в долг дал, я тебе благодарен… Долг уплачен, а ребята твои мою территорию все еще доят. Я это место три года контролирую. Ментов кормлю, шушеру динамовскую гоняю… – Кореец убрал руки со стола. – Жарко сегодня… Слушай, я все понимаю: ты устал, я устал. Но я к тебе не ссориться пришел. Я тебе дело пришел предложить. Убери своих ребят. Я тебе с этого места десять процентов отстегивать буду.

Кулон отпустил бокал и положил руку себе на затылок. Он с наслаждением почувствовал, как прохлада через ладонь распространяется по всему телу. И, поглядев на Корейца, спокойно сказал:

– Двадцать пять с оборота, и расчет каждую неделю.

Кореец нервно дернул головой.

– Да ты, Кулон, меня разорить хочешь. Десять – цифра хорошая. Неужели тебе мир не нужен?

– А ты меня войной не пугай, – ухмыльнулся Кулон и, посмотрев на Скулатого, перевел взгляд на охрану Корейца. – Я войны не боюсь.

Скулатый по-прежнему был готов среагировать в любой момент. Два недомерка за его спиной зашевелились, но Кореец сделал рукой останавливающий жест.

– Спасибо за базар, Кулон. – Он медленно поднялся и, уже стоя, добавил: – Ты подумай, десять процентов – это много и…

– Ты думай, – прервал его Кулон. – Только не долго. Через неделю я новый товар на рынок пущу. Мне цену сбавлять – резона нет. А пока пусть все остается, как было. Моих не трогай, со своими базар не перетирай. Всем о наших делах знать не обязательно. Надумаешь, поговорим.

– Поговорим, – эхом откликнулся Кореец. – Ну что ж, будь здоров, Кулон.

– И ты не кашляй.

Кореец направился к выходу. Вдруг он резко повернулся, сделал два шага к столу и, глядя Кулону в глаза, сказал:

– Послезавтра поговорим.

– В Измайловском в шесть, – не задумываясь ни секунды, ответил Кулон.

Кореец улыбнулся и вышел из кабака, уводя с собой охранников, как хозяин уводит собак.

Несколько минут Скулатый и Кулон молча смотрели друг на друга. Сейчас их ощущения были очень похожи. Они оба понимали, что это война, и оба хотели этой войны. Кулону были нужны новые территории. Скулатому более высокое положение при Кулоне.

Кулон готовился к этой войне полгода. Когда Корейца с товаром взяли менты, в помощи ему отказали все. Кулон же воспользовался ситуацией, дал в долг деньги Корейцу и за это обложил пятидесятипроцентной данью его территорию. Он знал, что доведет дело до конца. Ему не нужны были ни деньги Корейца, ни проценты с оборота. Ему была нужна земля Корейца. Это был вопрос времени, и сейчас это время пришло.

– Я вижу, Скулатый, у тебя глаза загорелись, – улыбнулся Кулон. – В бой рвешься?

Скулатый, не моргая, смотрел на Кулона и молчал.

– Странный ты какой-то, – продолжил Кулон. – Не поймешь тебя. Вот и сейчас не разберу, то ли ты рад, то ли свою игру затеваешь… Ходишь, как кошка, и ведешь себя так же. Сам по себе…

– Да какая игра, Кулон? – вскинулся подельник. – Если мне встречу поручишь, все как надо сделаю. Я тебя ни разу за два года не подвел.

– Ни разу, говоришь?… Что, думаешь, время пришло подвести?… Ну вот, желваками заиграл. – Кулон издал звук, отдаленно напоминающий смех. – Шучу. А время и вправду подоспело. Пора тебе серьезным делом заняться. Хватит бабло у обдолбанных наркош выбивать. Для этого у меня помоложе бойцы найдутся.

– Спасибо, Кулон. Послезавтра оправдаю твое…

– Послезавтра? – раздраженно перебил Кулон, а уже через секунду заговорил со Скулатым, как с маленьким, ласково растягивая слова: – Послезавтра поздно будет, Скулатый. Послезавтра меня может уже не быть. Или тебя. Дело надо сегодня начинать. Сейчас.

– Понял. Скажи, кого надо собрать, я соберу, – живо отреагировал Скулатый.

– Нет, кого надо собрать, ты сам определишься, – продолжил Кулон уже серьезно. – На меня давно работаешь, людей моих достаточно успел узнать. Стрела на Измайловском мирно не пройдет. Корец в угол зажат, ему деваться некуда. Стрела эта – его последний шанс, он до конца пойдет. Да и мне хватит тянуть, определяться пора. – Он пристально посмотрел в глаза Скулатому. – Так что ребят метких подбирай. У самого с этим делом как?

– В порядке.

– Да, умно говоришь, Скулатый. Ничего лишнего. Что ж, посмотрим, как на стреле себя проявишь. Ладно, ступай. Заболтался я с тобой и даже пиво не попробовал. Про дело Михайловского не забудь. На тебе это дело. Иди.

Скулатый встал и, не прощаясь, быстрым шагом вышел из кабака. Только оказавшись на улице, он почувствовал, что смертельно устал. Слишком много событий произошло за сегодняшний день. Ему нужна была передышка. Просто необходима. Остановившись, Скулатый посмотрел на небо. Он был чужд романтики и сейчас, рассматривая тоненький месяц, думал о травмированном колене, которое безумно ныло. Немного постояв так, он взглянул на часы. Было без десяти одиннадцать. Скулатый достал ключи и нажал на сигнализацию. Из ряда припаркованных машин отозвался старенький, видавший виды «Фольксваген». Скулатый направился к нему.

Конечно, он мечтал о другой машине. Легком, но мощном спортивном автомобиле. Лететь на нем вот такой ночью по трассе, не думая ни о чем. Улетать от всего и от всех. Это была его давняя мечта. Сейчас у него было достаточно денег, чтобы купить такую машину. Но Скулатому лишние рисовки были пока ни к чему. Для начала нужно было улететь от всего и от всех. Прочь от этих тупых, жадных и жалких людей. Прочь из этой нищей грязной страны. Там, очень далеко отсюда, у него будет все. И мощный спортивный автомобиль, и огромный особняк с видом на океан, и солидный счет в престижном банке, и даже новое имя. Кое-какие прикидки на эту тему уже имелись.

Скулатый сел в машину и опустил руки и голову на руль. Он понимал, что нужно ехать, но из-за усталости никак не мог решить – куда. К себе он ехать не хотел. Одиночество заставляет размышлять и приводит к бессоннице. Сегодня это уже было бы лишним. Скулатому нужно было выспаться. А лучше всего ему спалось после секса.

Скулатый достал из кармана телефон и набрал номер. Он услышал длинные гудки, а затем низкий женский голос произнес:

– Да, слушаю.

– Тамарочка, это я.

– Дима! – радостно вскрикнула невидимая взгляду Тамара. – Димочка! Где ты?

– Еду к тебе, – коротко бросил Скулатый. – Ждешь?

– Ну, да… Конечно, – кокетливо протянула Тамара через паузу и с укоризной добавила: – Конечно, жду. Я тебя всегда жду. Ты же знаешь. Ты далеко, Дима?

– Не очень. Буду через пятнадцать-двадцать минут.

– Приезжай быстрее. Целую. Жду.

Невидимая Тамара положила трубку. Скулатый отключил телефон, бросил его на соседнее сиденье и завел мотор. Машина заревела, тронулась с места, а через минуту он уже ехал по Тверской. Скулатый не любил эту улицу из-за дневных пробок. Но сейчас был вечер. Дорога была практически пуста, и можно было расслабиться. Как только он об этом подумал, его начали посещать беспокойные мысли. Почему он позвонил именно Тамаре? Почему не позвонил другой бабе? У Скулатого их было более чем достаточно. Неужели он хотел поехать именно к ней? Неужели он начал к ней привязываться?…

«Нет, – успокаивал он себя после недолгого размышления на эту тему. – Просто ее телефон легко запоминается. И в этом все дело».

Чувств Скулатый к ней особых не испытывал, но Тамара была неплохим вариантом отношений без обязательств. Таких, какие и нужны мужчине его склада. Хотя ласки Тамары были и незатейливы, а секс с ней был, в общем, однообразен, их отношения продолжались почти год. Фантазия Тамары не отличалась оригинальностью. Она была просто удобна Скулатому. Лишних вопросов не задавала, внимания много не требовала, да и денег никогда не просила. Брала, только если Скулатый сам давал. Он приезжал, когда хотел, уезжал, не договариваясь о следующем визите… И вообще был волен поступать, как пожелает. А что еще нужно? Скулатый был по отношению к Тамаре равнодушно-спокойным. Он не мог сказать, умна она или нет, красива или не очень. По большому счету, Скулатого все это и не интересовало. В отношениях с женщинами он всегда придерживался правила трех «не». Не влюбляться, не привыкать, не привязываться. С Тамарой это правило срабатывало на все сто процентов.