Текст книги "Очень большие деньги"

Глава 4

Ночь выдалась не самая удачная, чтобы путешествовать. На ветровое стекло то и дело брызгал дождь. Как-то особенно тоскливо завывал ветер, и в свете фар катились по шоссе опавшие мокрые листья. Даже никогда не унывающий Крячко был молчалив и только курил сигарету за сигаретой, наполняя салон ядовитым голубым дымом. Гуров, однако, как будто не замечал этого, погруженный в свои думы.

С того дня как они со Стасом навестили Живаева, бывшего бандита, а ныне честного предпринимателя и несчастного инвалида, прошла неделя. В своих поисках человека, напавшего на сержанта милиции, Гуров с Крячко не продвинулись ни на шаг. Те надежды, которые Гуров возлагал на допрос Живаева, не оправдались. Человек, звонивший в квартиру Живаева, сразу же испарился, словно был не человеком, а бесплотной тенью. Оба милиционера, дожидавшиеся возле дома, не успели его даже запомнить. Рукавишников, правда, подтвердил, что отдельные граждане в подъезд заходили, а некоторые и выходили оттуда, но поскольку приказа наблюдать за ними не было, то он этим и не занимался. А Живаев наотрез отказался признать, что гость приходил именно к нему. Он твердил одно и то же: «Ошиблись дверью», и сдвинуть его с этой позиции было невозможно. Гуров был зол и на себя, и на Живаева, и на нерасторопных коллег, но поделать ничего не мог. Единственным положительным моментом во всей этой истории было лишь сообщение из больницы, что состояние Личутина немного улучшилось, но никакой заслуги ни Гурова, ни Крячко в этом, конечно, не было.

Подозрительное поведение Живаева и странные обстоятельства, свидетелями которых они стали, подвигли Гурова установить наблюдение за любителем животных, но пока эта акция также не принесла никаких результатов.

В руках у сыщиков не осталось буквально ничего, кроме фамилии в паспорте, которую запомнил Рукавишников, и номера все того же паспорта, да и то у Гурова не было полной уверенности, что молодой милиционер правильно все запомнил. Во всяком случае, толку от этих данных было немного – практически ноль. По городу были распространены словесные портреты преступников, но выйти на их след не удалось. И лишь сегодня наконец что-то забрезжило. Причем информация пришла, как часто это бывает, совсем не оттуда, откуда ее ждали.

Телефон в квартире Гурова зазвонил в три часа ночи. Мария едва приподняла голову над подушкой и, еще не раскрывая глаз, сонным голосом сказала:

– Наверняка это тебя, Гуров! Бери!

Гуров, спавший до этого глубоким сном праведника, очнулся мгновенно. Эта привычка выработалась в нем уже давно и действовала безотказно, как инстинкт. Но для виду он пробормотал несчастным и вялым тоном:

– Почему меня? Вроде бы не должны сегодня. Но если ты настаиваешь…

Он сел на кровати и зажег ночник. Свет был золотисто-розоватый, совершенно интимный и домашний. В доме, где горит такой огонек, ничего плохого случиться не может.

Гуров посмотрел на жену – тяжелые темные пряди ее разметались по белой подушке, но лицо было спокойным – Мария до конца так и не проснулась после звонка. Гуров очень надеялся, что все окажется невинной ошибкой и ему больше не придется тревожить сон жены. В конце концов, ничего срочного он сегодня не ждал. Но по ночам действительно обычно звонили только ему.

Он взял трубку. Звонили из дежурной части. Голос был слегка виноватый – дежурный офицер не был до конца уверен, что поступает правильно, тревожа Гурова среди ночи. Но доклад его был конкретен и обстоятелен.

– Товарищ полковник, меня предупреждали, чтобы вам докладывали в любое время, если поступят сведения по тем двоим. Ну, которые в розыске по делу Личутина… Только что сообщение пришло со станции Линьково. Это километрах в восьмидесяти к северу от Москвы. Там странный случай произошел. Патруль еще вечером задержал одного местного буяна – дебош в магазине учинил, с применением холодного оружия, а именно кастета. Нанес травмы владельцу магазина, но, к счастью, не тяжелые. А когда проспался и понял, что ему светит, решил реабилитироваться. Сообщил местному дежурному, что якобы неоднократно видел в районе дачных участков разыскиваемых граждан. Утверждает, что может показать, где они скрываются. Ребята из тамошнего отделения заявляют, что в каком-то смысле верить ему можно – этот тип давно чужие дачи бомбит. Не попадался, правда, ни разу, но об этом все знают.

– Так, и что же дальше? – спросил Гуров. – Милиция уже проверила эти показания?

– Нет, они сомневаются, – ответил дежурный. – Там ведь, на дачных участках, сейчас темнотища, как у негра, гм… Да и хулиган этот доверия у них большого не вызывает. Грубо говоря, предполагают они, что врет он. А дело все-таки серьезное, поэтому они с нами и связались – как лучше поступить, спрашивают.

– Ну и что вы им посоветовали? – поинтересовался Гуров.

Дежурный офицер замялся.

– Откровенно говоря, я тоже считаю, что ночью там искать бесполезно, – сказал он. – А с другой стороны, меня инструктировали, чтобы по этому поводу немедленно ставить вас в известность. Вот я и ставлю, товарищ полковник.

– Понятно, – усмехнулся Гуров. – Озадачил товарища полковника посреди ночи и доволен? Пусть теперь ломает голову и принимает решение!

– Виноват! – сказал дежурный. – Но было распоряжение…

– Да нет, все правильно, капитан! – серьезно сказал Гуров. – Благодарю за службу, как говорится. Ты вот что сделай – свяжись с этим, как его, Линьковом, и предупреди, что мы обязательно к ним подъедем. Думаю, часам к пяти-шести утра. Если этот буян не соврал и те, кого мы ищем, действительно там прячутся, то брать их лучше всего ранним утром. В этом смысле все складывается как нельзя лучше.

– Если только это не липа, – мрачновато заключил дежурный. – Зря съездите, товарищ полковник, намучаетесь!

– Пожалел волк кобылу, – проворчал Гуров. – Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. От тебя теперь мне единственное утешение нужно – обязательно линьковских предупреди, чтобы без меня ничего не предпринимали.

– Да что они предпринимать будут? – снисходительно заметил дежурный. – Их там по пальцам пересчитать. А дежурит и вовсе один милиционер. Он, конечно, в принципе мог бы поднять начальника, но счел более благоразумным нас потревожить…

– Но это и в самом деле самый разумный вариант, – сказал Гуров. – Тут все правильно.

Пока он одевался, стараясь производить как можно меньше шума, выяснилось, что Мария спит вовсе не так крепко, как ему казалось. Она открыла глаза как раз в тот момент, когда он прилаживал наплечную кобуру. Глаза были ясные.

– Интересно, – произнесла Мария глубоким задумчивым голосом. – Кто-то тут говорил, что этот звонок никого не касается и никаких событий не предвещает? И что же в итоге? Бряцанье оружием и суровые мужские лица. Это так серьезно?

– Скорее всего, это просто пустышка, – примирительно сказал Гуров. – Пара часов езды по шоссе и небольшой променад в облетающих садах. Но не поехать я не могу – сам навязался. Помнишь, я рассказывал тебе про нападение на сержанта? Преступники как в воду канули. А теперь вроде бы их видели на станции Линьково в районе дачных участков. Информация ненадежная, но в нашем положении нужно пользоваться любой возможностью.

Он набросил пиджак на плечи и наклонился к жене.

– Ну что ж, теперь до вечера, – сказал он, целуя ее в щеку. – Когда вернусь из Линькова, позвоню тебе в театр, чтобы ты не беспокоилась. Хотя, собственно, повода для беспокойства и нет.

– Позвонить жене – это сам по себе повод, – категорически заявила Мария. – Это так же верно, как то, что пистолет под мышкой и ночные прогулки по садам не самый лучший способ успокоить жену.

– Пистолет – это всего лишь антураж, без которого нет профессии, – посмеиваясь, заявил Гуров. – Как, например, у вас в театре не бывает артиста без грима, так не бывает и мента без пистолета. Это ничего не значит.

В сущности, так оно и было. Оружие Гуров прихватил для порядка: все-таки намечалось что-то похожее на операцию захвата, но шансов на то, что операция состоится, было до обидного мало. Нужно было отдать должное милиционерам со станции Линьково – они проявили удивительную для столь позднего часа бдительность, но рассчитывать на компетентность и искренность пьяного дебошира не приходилось. С пьяных глаз он мог наговорить чего угодно.

Гуров связался по дороге с дежурной частью и выяснил, что милиция в Линькове уже предупреждена о предстоящем визите и никаких новых сообщений оттуда больше не поступало. Значит, ситуация законсервировалась в прежней неопределенности. К утру выяснится, что местный алкаш все выдумал, и они с Крячко с чистой совестью поедут домой.

Через час они въезжали на окраины поселка, смыкавшегося с железнодорожной станцией. На фоне двух ярких фонарей у переезда было хорошо видно, как моросит дождь. Воздух был наполнен клубящейся водяной пылью и холодными ослепительными искрами. Поселок спал, но на освещенной площадке возле станции их поджидал милиционер в помятом плаще. Это был худощавый, лет сорока мужчина с залысинами на лбу и с печалью в глазах. Когда Гуров притормозил, милиционер уверенно направился к машине и взял под козырек. Они поздоровались.

– Старший лейтенант Ганичкин, – представился милиционер. – Меня уже предупредили, товарищ полковник. Я сегодня на дежурстве, вот и заварил всю эту кашу… – голос его звучал виновато. – Потревожили вас, а скорее всего, зря. Ванька Плющ – человек ненадежный. Руками махать да языком трепать – вот и все его таланты. Теперь вот опять накуролесил – человеку чуть челюсть кастетом не сломал.

– Прошу прощения, Плющ – это кличка? – поинтересовался Гуров.

– Фамилия такая, – грустно сказал старлей. – Мы к нам, наверное, поедем? Чего время тянуть? Тут недалеко.

Он сел в машину и стал показывать, куда ехать.

– Так бы и до утра можно было потерпеть, – попутно объяснил он. – Но до нашего сведения довели, чтобы об этих двоих мы безотлагательно сообщали. Не знаю, как кто, а я привык исполнять указания. Сейчас вообще все уже на ногах и начальник приехал. Поселок у нас сравнительно большой, личного состава десять человек. Один только в отпуске сейчас… Все вас ждут.

Действительно, здание, в котором располагался линьковский ОВД, было ярко освещено, и на крыльце курили двое хмурых милиционеров. Гурову показалось, что на подъехавший автомобиль они посмотрели с откровенной неприязнью, но встретили гостей с выраженным пиететом и большей частью помалкивали. Появился и начальник, капитан милиции, несколько помятый и невыспавшийся, но старавшийся держаться приветливо и деловито. Он тоже посетовал на неприятные обстоятельства – ночь, погода и так далее, – но тоже не забыл подчеркнуть, как четко у них в Линькове исполняются инструкции.

– Ладно, капитан, не разбегайся – прыгай! – сказал ему Гуров, которому уже надоели бесконечные оправдания. – Во-первых, где тут ваш Плющ и где тут ваши дачные участки?

Капитан обреченно махнул рукой в темную ночную даль и вздохнул:

– Так-то дачные участки сразу за поселком начинаются, но ведь этот бандит говорит, что видел этих двоих на старых дачах, а это километров пять, и по плохой дороге. Наверное, лучше на нашем «УАЗе» ехать, зачем вашу иномарку бить? Другой вопрос, сколько в «УАЗ» народу поместится? Плюща брать надо? Вы двое, водитель… Вот и получается, что дать я вам могу всего одного человека.

– Меньше народу – больше кислороду, – вставил Крячко. – Главное, чтобы водитель обратно дорогу нашел и чтобы бензин раньше времени не кончился. А то, когда на плохой дороге кончается бензин, настроение совсем не то делается…

– Думаю, втроем мы управимся, – добавил Гуров. – Было бы с чем. А возьмем мы с собой, если позволите, вашего старшего лейтенанта. Все-таки он у нас герой дня. И давайте сюда вашего хулигана. Скоро уже светать начнет, тянуть некуда.

Капитан, несмотря на помятость, действовал оперативно. Не успели они и глазом моргнуть, как подъехал милицейский «УАЗ», довольно крепкий с виду, и привели всклокоченного детину с блуждающим взглядом. На детине были спортивные штаны с вытянутыми коленями, обвисший пиджак и сразу под пиджаком грязная вылинявшая тельняшка.

– Моряк, что ли? – с любопытством спросил Крячко, разглядывая детину.

– Он, было дело, в морской пехоте служил, – объяснил старший лейтенант Ганичкин. – Когда демобилизовался, орлом смотрел, все девки его были. А теперь что – один позор. И мундир позорит, и свой человеческий облик… – Ганичкин махнул рукой.

– Я мундира не позорил, начальник! – хрипло и тоскливо прогудел детина. – У меня грамота от командования имеется, и ты ее своими мослами не трогай! А мой облик только меня касается. Может, у меня трагедия в личной жизни…

– Ну, личные трагедии – это не наша грядка, гражданин Плющ, – перебил его Гуров. – Мы тут по делу, да и время для сантиментов не самое подходящее. Так что давай самую суть. Еще раз взгляни на эти два портрета и скажи: видел ли ты этих людей?

Плющ, которому как раз приспичило говорить о своей личной жизни, с большой неохотой посмотрел на снимки, которые Гуров привез с собой.

– Ну видел я этих фраеров, – буркнул он. – Сто раз уже начальнику доложил этот факт. Еще раз надо? Я хоть и пью, но мозги еще не пропил. И глаз у меня четкий – один раз увидел, значит, на всю жизнь, понятно?

– Чего ж тут не понять, – мирно согласился Крячко. – «Уникум» это называется. Один в уме шестизначные числа перемножает, другой взглядом утюги двигает, а ты вот раз увидел, и теперь до самой смерти эти физиономии с тобой будут. И где ты их видел, бедняга?

Плющ подозрительно посмотрел на него, а потом на начальника местной милиции.

– Уговор такой был, – угрюмо сказал он. – Я вам этих кренделей сдаю, а вы меня подчистую отпускаете. Баш на баш, как говорится.

– Это он почему-то так возомнил, – оправдывающимся тоном сказал капитан. – Никто ему такой глупости не обещал, конечно. Он на уважаемого гражданина с кастетом напал, витрину разбил, выражался, спиртные напитки пытался похитить. Все это в протоколе зафиксировано. Мы только имели в виду, что за сотрудничество со следствием ему может послабление выйти…

– Значит, хрен вам, а не опасные преступники! – с мрачным торжеством заявил Плющ. – Сами ловите, раз так!

– Ты не пыли! – спокойно произнес Гуров. – Мы их в конце концов поймаем, конечно, а вот у тебя в деле появится еще одна неприятная запись, – мол, намеренно утаил от следствия важные сведения об опасных преступниках. Тому куча свидетелей. Получишь на полную катушку, пехота!

– Морская, между прочим! – с вызовом заметил Плющ. – А ты, начальник, совсем шуток не понимаешь! Пошутил я, понятно? Имею я право пошутить? Да сдам я тебе твоих хануриков с потрохами! Мне с ними детей не крестить. Только просьба у меня будет к командованию – можно?

– Что за просьба? – удивился Гуров.

– Соточку бы перед походом, гражданин начальник! – искательно проговорил Плющ, делаясь вмиг кротким, как ягненок. – Для ясности мысли и зоркости глаза. Сильно я вчера злоупотребил.

– Ты, Плющ, и сейчас злоупотребляешь! – с угрозой сказал милицейский капитан. – Злоупотребляешь нашим терпением. Между прочим, ответственные товарищи из Москвы ради тебя ехали. Среди ночи, между прочим! А если ты человеческого обращения не понимаешь, так я тебя сейчас опять в камеру – в наручники, и сиди в таком виде до прибытия следователя!

Детина почесал глаз и опустил плечи. Задор выходил из него с каждой минутой. По-видимому, он сам ужасался тому, что натворил накануне по пьяной лавочке, и особенно тому, что теперь ждало его впереди.

– Ну чего? Я же только спросил, начальник! – убито пробормотал он. – За спрос денег не берут. Я же не отказываюсь.

– Марш тогда в машину! – гаркнул начальник и, повертев головой, распорядился: – И ты, Ганичкин, тоже отправляйся, раз товарищ полковник тебе доверяет. В принципе тут недалеко, и Шамыгин – водитель опытный, враз обернетесь, – доверительно пояснил он Гурову. – Я все понимаю, для вас это важно, но, честно говоря, не верю я этому долдону. Ничего хорошего мы здесь от него не видели. Может, он вообще все это выдумал, чтобы деру дать.

– От нас не сбежишь, – заявил Крячко. – Особенно с похмелья.

– А что касается выдумок, – добавил Гуров, – то у нас выбора-то ведь нет. Пользуемся тем, что предлагают. Что выросло, то выросло.

Они стали садиться в машину. Гуров наотрез отказался занимать переднее сиденье, предоставив его Ганичкину.

– Вы здешние, – сказал он. – Вам путь прокладывать. А мы с товарищем пока пообщаемся, узнаем друг друга поближе.

Опытный водитель Шамыгин, крайне недовольный тем, что в машине с утра несет перегаром, резво газанул с места, основательно встряхнув пассажиров. Видимо, предстоящий маршрут был ему в общих чертах уже известен, потому что он, ни о чем не спрашивая, сразу же выехал за пределы поселка и погнал «УАЗ» по грунтовке мимо каких-то темных зарослей, среди которых гулял сырой ветер.

Гуров попытался разговорить нахохлившегося Плюща, но тот отвечал на вопросы по большей части мычанием и никакой ясности в свою легенду о двух скрывающихся в садах преступниках не внес. Гуров быстро потерял охоту с ним разговаривать и принялся смотреть в окно, с грустью думая о том, что прогноз милицейского капитана почти наверняка сбудется и ничего они в этих садах не найдут, кроме осыпавшейся листвы и мокрой падалицы под старыми яблонями.

Небо начинало понемногу светлеть, но набежавшие со всех сторон тучи делали эти попытки почти незаметными. Складывалось впечатление, что утро наступит еще не скоро. Дождь по-прежнему моросил – вяло, но настойчиво, и все вокруг казалось промокшим и раскисшим. Из-под колес по обочинам разлеталась жидкая грязь.

– Вот тут! – вдруг среди полного молчания провозгласил мрачно Плющ. – Куда гонишь, водила? Тут, говорю! Налево съезжать и там где-то…

Водитель Шамыгин выругался сквозь зубы и вопросительно покосился на Ганичкина. Тот, в свою очередь, обернулся к Гурову.

– Останови, – сказал Гуров.

Шамыгин выругался еще тише, но затормозил. Стало слышно, как дождевая мелочь сыплется на металлическую крышу. Четыре пары глаз разом уставились на Плюща.

– Куда тут налево? – недовольно буркнул Шамыгин. – Ты башкой думаешь? Тут все заросло давно, колючка, доски… В темноте проткнем колесо, что тогда?

– А мне твое колесо до лампочки! – объявил Плющ. – Мне сказано: покажи где. Я и показываю. Здесь я их видел. Метрах в ста. Домишко там деревянный, говенный, конечно, но крыша еще целая. Участок заброшенный, сюда сто лет никто не ходит уже, а они пошли. В костюмчиках, в штиблетах… Меня это сильно тогда зацепило – думаю, что за фраера тут у нас объявились? Притом, что у них с собой сумка была набитая. Мало ли что в этой сумке? Короче, я решил показать им, кто в доме хозяин. А был я тогда чуть выпимши…

– Интересно, когда это ты был не выпимши? – сердито пробормотал Ганичкин. – Ну и что дальше?

– Ну, короче, подгреб я к ним. Просто захожу за ними на участок и вот так, как с вами, говорю. Какие, говорю, у вас есть права на эту землю, господа?

– Налоговый инспектор! – презрительно фыркнул Шамыгин.

– Ну, они, короче, струхнули, – не обращая на него внимания, продолжал Плющ. – Точно тебе говорю, начальник. Я это дело сразу секу, когда у кого-то очко играет. Я на них еще надавил. Соврал, что это мой участок.

– А они что? – спросил Гуров.

– Они спорить не стали, – неожиданно благодушно ответил Плющ. – Они сказали, что претензий на мой участок не имеют, а просто зашли сюда отдохнуть и выпить, и, если я не возражаю, они и меня угостят с большим удовольствием.

– Угостили? – деловито спросил Крячко.

– Ага, угостили, – подтвердил Плющ. – От души, между прочим. У них, между прочим, напитки с собой были, каких я сроду и не видел. Эта еще… как ее… текила, вот! Дернешь ее – так в голове как будто свет зажигается.

– Ну, угостили они тебя, – перебил приятные воспоминания Гуров. – А дальше что было?

– А ничего особенного дальше не было, – признался упавшим голосом Плющ. – Отрубился я начисто. Как до дому добрался, уже и не помню. Потом в запой ушел – с этой текилы проклятой… А когда протрезвел маленько, смотрю, на ментовке среди прочих и эти две рожи значатся. Ну, то есть которые меня угощали. Между прочим, второй не похож ни хрена. А один – так вылитый!

– Что же сразу не заявил? – спросил Гуров.

– Ага, разбежались! – саркастически отозвался Плющ. – Мне за заяву деньги не платят. Вы менты – вы и ищите. Тем более, может, это вообще не те люди были. Я же говорю, один не похож ни черта!

– А больше к ним сюда не наведывался? – поинтересовался Крячко.

– А куда? – печально сказал Плющ. – Тут дожди начались, да и у меня другие дела были. Забыл я про этих. Это вот сегодня ночью вспомнил. Вроде как озарение.

Гуров обвел взглядом своих спутников.

– Значит, в ста метрах отсюда, говоришь? Ну что, пойдем посмотрим, товарищи? Вроде уже посветлело маленько. Водитель пусть здесь с машиной остается, а мы уж немного помокнем. Некоторым это даже полезно – водные процедуры.

Они вышли из машины. Плющ запахнул пиджак и поднял воротник. Вид у него был растерзанный и жалкий, лицо опухло. Но держался он стойко.

– Веди, Сусанин! – сказал ему Ганичкин.

И Плющ повел. Минут пятнадцать они блуждали между заброшенных участков, где, как и обещал опытный Шамыгин, было вдоволь колючей проволоки, торчащих из зарослей досок с гвоздями и сорной почерневшей травы едва ли не в человеческий рост высотой. Наконец Плющ радостно хмыкнул и ткнул пальцем в утренний сумрак.

– Вот тут, начальник! – негромко сказал он. – Вот еще дерево сломанное, а вот колесо от трактора. Оно и тогда тут валялось. А вот и участок. Крышу за деревьями видите? Почти целая крыша. Точно, это здесь.

Ганичкин с сомнением посмотрел на него и заглянул через невысокий покосившийся забор.

– Чистые джунгли, – сказал он. – А сыро, товарищ полковник! Вы уж не мокли бы! Давайте я один схожу – посмотрю, что там такое. Если ничего нет, так и вам беспокоиться не стоит.

– Я не для того из Москвы сюда тащился, чтобы за забором стоять, – возразил Гуров. – Пойдем вместе. Если кто-то и правда здесь обретается, неожиданности могут быть.

– Да кто здесь может быть? – махнул рукой Ганичкин. – Сыро, холодно – воспаление легких подхватить в два счета можно.

Он все-таки пошел первым – вошел в проем, который, видимо, в лучшие времена был закрыт калиткой.

– Обрати внимание, – негромко сказал Гуров Крячко. – А вход не так уж сильно зарос, как можно было бы ожидать. Топтались здесь люди, и неоднократно.

Крячко пожал плечами. Его больше заботил Плющ, который с подозрительным видом посматривал по сторонам.

– Не вздумай бежать, Сусанин, – проворчал Крячко с угрозой. – Все равно поймаем. А за то, что соврал, еще и по шее надаем.

– Ни слова не соврал, начальник! – с жаром сказал Плющ.

Он пошел вслед за Гуровым. Крячко замыкал цепочку. Идти здесь можно было только друг за другом – два ряда густых кустов почти смыкались друг с другом. С них на одежду летели холодные крупные брызги.

Вдруг впереди образовалось свободное пространство, усыпанное мокрыми ветками и опавшей листвой. За этой небольшой площадкой в сени фруктовых деревьев темнел старый домик с заколоченными окнами.

– Ну вот сейчас и посмотрим, что тут за дачники! – скептическим тоном произнес Ганичкин, сделал шаг вперед и вдруг, нелепо взмахнув руками, с коротким криком провалился под землю.

Оперативники застыли на месте. На секунду они оказались в замешательстве. Потом Гуров бросился вперед и увидел под ногами черную дыру – поперек тропинки была выкопана яма. Для отвода глаз она была прикрыта ветками и листьями. В эту ловушку и угодил Ганичкин.

Гуров встал на колени и заглянул в дыру.

– Ганичкин! – позвал он. – Старлей!

Снизу донесся тихий стон. Присмотревшись, Гуров различил скрюченную фигуру милиционера, которая едва шевелилась. Яма была не слишком глубока, и разбиться Ганичкин не мог. Гуров заподозрил неладное.

И в тот же самый момент он услышал странный шум, донесшийся со стороны дачного домика, словно кто-то осторожно раздвигал наспех прибитые доски. Гуров махнул рукой Крячко, указал на яму.

– Поднимите лейтенанта! – сказал он отрывисто. – Только осторожнее!

Он обошел яму по узкой тропинке и побежал дальше. Теперь он отчетливо слышал шум удаляющихся шагов и шлепанье мокрых веток по другую сторону дома. Гуров рванул на этот шум. Впереди среди запущенных деревьев петляла смутная тень.

– Стоять! – крикнул Гуров, прибавляя шагу. – Немедленно остановитесь!

На бегу он выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в воздух. Ему показалось, что тень впереди замедлила движение. Ободренный, Гуров бросился вперед, но в этот момент в воздухе что-то свистнуло и больно ударило его в плечо. Это было похоже на укус огромного насекомого.

На мгновение у Гурова потемнело в глазах. По инерции он сделал еще два-три шага, но все тело вдруг охватила такая слабость, что Гуров был вынужден остановиться и присесть на грязную землю. Скосив глаза, он увидел, что в плече у него торчит нож. Узкое лезвие довольно глубоко вошло в мышцы, и трогать его самостоятельно совсем не хотелось.

– Вот так попали, – пробормотал Гуров, пытаясь отыскать взглядом тень человека в паутине переплетенных ветвей. – На ровном месте, да мордой об асфальт…

Беглец растворился в утреннем мареве.