Книга: Запечатленный ангел - Николай Лесков

Меня очень волновала судьба 18 путников,которых не пустили в помещение постоялого двора в морозную ночь.Путешественники, увлеченные рассказом о чудесах ,очень равнодушно отнеслись к судьбе людей,ночующих в снегу.

* Эту повесть прочла после комментария пользователя Laonova к моему отзыву, где были приведены аналогии с этой историей.

В целом весь период творчества Лескова семидесятых - начала восьмидесятых готов обозначен этой тенденцией - поиском святости и правды в обычной, будничной жизни. Тут нет ни характерной для его времени критики властей или церкви, ни проповедей и наставлений о том как следует жить, а есть голые факты о бытии тех, на ком стояла и стоит земля. Интересно отметить, что одним из стимулов к этим исканиям послужила критика Лескова, в которой его характеризовали как циничного реалиста, который выводит на сцену в основном только отрицательных персонажей в самых неприглядных обстоятельствах. Стоит сказать, что лучшее определение столь возвышенным и благородным персонажам Лескова задолго до него дал датский философ Серен Кьеркегор, дав им наименование "Рыцари веры". Итак, чем же характеризуется их бытие, почему же они так важны не только с литературной, но и чисто общечеловеческой точек зрения и где же их можно встретить.

Определение "Рыцаря веры" было дано Кьеркегором в книге "Страх и трепет". Резюмируя, можно сказать, что это одушевленный человек-парадокс, вбирающий в себя как вечное так и временное и, в чем собственно и состоит его гениальность, талант и богоизбранность, умеющий сочетать их так гармонично, что у остальных, обыкновенных людей, его существование вызывает либо смех, либо удивление, либо восхищение. Этот персонаж причастен ко всем тайнам Творца, но не столько силой своего ума или прилежания, сколько склонностями сердца и души. Аскетизм, проповеди, ученые поиски всевышнего, научные доказательства истинности божьих заповедей - все это ему совершенно чуждо. Он никогда не учил божьих заповедей, ибо они отпечатаны в самом его сердце и читает их он своими страданиями, радостями и любовью. Кьеркегор также отличает Рыцаря Веры от Рыцаря смирения, и на эту тему у Лескова также написан отдельный рассказ, целиком и полностью проницающий глубинную идею их различенности. Только рыцарь Веры является истинным и настоящим героем, в то время как рыцарь смирения есть лишь достойный восхищения и почитания, но все еще суетный и земной житель.

Все это гениально выражено в рассказе "Скоморох Памфалон", в котором сталкиваются лбами две идеологии святости. Первую представляет отшельник Еремия - бывший великосветский правитель, обладавший властью, богатством и почестями, но отказавшийся от всего ради поиска Всевышнего. Имущество он раздает бедным, отказывается от всех своих социальных регалий, начинает поститься и таким образом ближайшие тридцать лет проводит на столпе, приобретя славу столпника-чудотворца. Однако в итоге, столь тяжкие испытания не увенчиваются успехом, когда он сам внутренне начинает сомневаться в собственной правоте. Тогда же, внутренний голос увещевает его идти в город, к людям, в самое сердце греха порока и найти там Скомороха Памфалон, чья жизнь посвящена не Всевышнему, а самому что ни на есть низменному - развлечению и усладе вечно пьяных бедняков и богачей Содома и Гоморры. Придя в гости к Памфалону, Еремия понимает, что скоморох истинно святее и благороднее его и тысяч таких же как он. Скоморох не живет вечностью, не требует себе бессмертия, а напротив, ежедневно бичует и терзает самого себя как самого подлого и недостойного. Но при его сердце не замерзло в богословской логике и бесплодных раздумьях, а душа все также открыта миру и добру.

В этом Еремия убеждается выслушав историю скомороха, в которой тот повествует о том, как судьбою ему был дан шанс навсегда освободиться от оков бедности и посвятить свою жизнь праведному служению, однако он отказался от него в пользу благополучия девушки, ради которой также был готов отдать себя в кабалу. После исповеди Памфалона, Еремия понимает, что истинная праведность состоит вовсе не в отречении и пренебрежении, а в жизни в миру, среди людей. Легко верить в свою святость и безгрешность, устраняясь от всех человеческих проблем и бедствии, разыгрывая из себя страдальца во имя Творца. Но куда сложнее быть в эпицентре событий, среди бурь роковых страстей, между Сциллой и Харибдой, уверенно вести свой утлый челн навстречу опасностям, сомнениям и клевете, вопреки всем общепринятым мнения. Однако только такая жизнь праведна.

Тут можно сказать о второй, а именно мирской стороне жизни рыцарей. Как эти люди, состоя в самых разнообразных должностях и ступенях социальной иерархии умеют совмещать в себе божественное и мирское. Этому парадоксу или противоречию бытия отведена большая и, в общем, даже лучшая, часть сборника. В целом ряде рассказов Лесков рисует персонажей, чьи должностные обязанности или просто общественный статус бывают вынуждены войти в роковое противоречие со склонностями сердца. Так, например, в повести с парадоксальным названием "Кадетский монастырь" автор рисует воспитателей военного училища, как людей высокодуховных, приобщенных к высшим тайнам, где растут семена истинного благородства, человеколюбия и помощи ближним, и пытающихся всеми доступными способами передать эту тайну детям (души которых, нужно сказать, ее жадно впитывают). Лесков показывает, что эта святость только крепчает и приобретает непередаваемую силу от внешнего сопротивления. Строгий и военный режим Николаевской эпохи только глубже зароняет в души отроков семена сочувствия и человеколюбия. Претерпевая справедливое возмездие, назначенное по уставу, они лишь полнее ощущают какую-то причастность к высшей правде и справедливости.

Однако Лесков и тут предостерегает от неверных интерпретаций - в рассказе "Инженеры-бессеребренники" он создает персонажа, который столь фанатично предался чистоте и благородству, что вошел в прямую конфронтацию со всем миром, что конечно не является правильным, ибо автор настойчиво проводит идею о том, что нужно стараться жить праведно и в миру, а исправить последний невозможно. Всякая подобная попытка приводит к абсолютно бесплодным трагическим последствиям. Поэтому для автора важно показать именно эту слиянность, взаимопроникновение и незримое присутствие божественного в казалось бы самых обыкновенных людях. И лучше Лескова в русской литературе этого не делал почти никто.

Конечно, темой рыцарства маленьких людей величие сборника не исчерпывается, но за недостатком места, стоит отметить еще одну главнейшую причину прочитать книгу - это ее стиль и язык. Манера письма Лескова уникальна, он владеет русской речью как никто и никогда. У него мы чувствуем синтез глубинной народной мудрости, уходящей корнями в простоту и возвышенность, благородство и чистоту образованного русского дворянства, которое умело эту простоту расширить и вывести из нее настоящую мудрость веков. Действительно сложно найти аналог стилю Лескова - это мистицизм фольклора, слиянный с приземленностью бытописания крестьян плюс парящий лиризм поэзии незамутненного благородного русского языка девятнадцатого века. Уверенно можно сказать, что Лесков - настоящий клад, который только нужно открыть.

...и едва лишь тут только поняли, к чему и куда всех нас наш запечатленный ангел вел, пролия сначала свои стопы и потом распечатлевшись ради любви людей к людям, явленной в сию страшную ночь.

В чем "фишка" этой повести? Язык, которым она написана. Девяносто пять процентов текста - это рассказ от первого лица, да не простого человека, а старовера второй половины 19 века. Лесков - гениальный стилист, он с щепетильной точностью воссоздал речь староверов. Здесь использованы не только историзмы и архаизмы, но и привычные слова и фразы часто исковерканы до неузнаваемости. Сами предложения построены абсолютно по-другому, непривычно нашему слуху. Иногда приходится перечитывать их не по одному разу, чтобы понять смысл сказанного. Я уж не говорю о том, что весь рассказ сочится "мифологией", если так можно выразиться, староверов - в книге огромное количество отсылок к священным писаниям и житиям святых. Если бы не многочисленные комментарии к тексту, можно просто потонуть под грузом этих деталей. Таким же "старовеским" языком даются описания, например, строительства моста или техники иконописи. Все это читать архисложно. Но, при определенном настрое, даже интересно. "Запечатленный ангел" - это уникальный памятник языку, который утрачен навсегда.

Не буду углубляться в сюжет, скажу только, что это история о том, как староверы, у которых отобрали их самую главную реликвию чудодейственную икону с ликом ангела, решились на авантюру - написать точно такую икону и подменить ею отобранную.

Прочитала повесть неделю назад и до сих пор "отхожу" от чтения. Как только закончила читать, первая мысль была "всё, больше Лескова читать не буду, он мне не по зубам". Сейчас, конечно, я немного передохнула и уже нацеливаюсь на другие повести автора.

Рассказчик сам из староверов, поведал один случай об иконе Ангела-хранителя, отобранной властями у раскольников и "запечатленной", т.е. на нее наложена печать. Затем власти передали святыню во владение архиерея. Далее рассказывается, как старообрядцы решили подменить икону на подделанную, чтоб вернуть Ангела назад и что из этого вышло. Но после того необычайного события, не только он, но вся старообрядческая община решили принять православие.

Что касается самого сюжета, то меня он так же увлёк, как и язык - сначала неспешно, а потом завертело. Особенно, наверное, начиная с идеи, пришедшей в голову раскольников, что надо бы их изъятую по недоразумению святыню подменить.

Одного я не поняла - каково же отношение Лескова к старообрядцам, подтрунивает ли он над их наивностью и "древлеславием" или уважает их. Понятно, что следует читать биографию Лескова и его публицистику (не художественные произведения, а статьи в журналах, выходившие в то время как под его именем, так и под псевдонимами). Но писатель на то и мастер, чтобы всё-таки выразить явно или намекнуть, что сказать-то хотел. Очень жаль, что мне так и не попался на глаза текст черновика "Ангела" (если он существует) или ещё какая-то информация о задуманном самим автором финале повести. Известно лишь, что Катков заставил Лескова переписать концовку, дабы та получилась "нравоучительной". А какой же её задумывал Лесков на самом деле?..

Вопрос этот интересует не просто так, а потому, что финал получился какой-то смазанным, суетливо-шумным и даже комичным, что идёт в разрез духу повествования ранее. А когда читаешь, что сцена с переходом Луки Кириллова по цепям моста связана с реальной историей аналогичного перехода одного из мостостроителей в Киеве в целях покупки на том берегу... водки (потому что там дешевле), невольно думаешь, ирония ли это Лескова или он решил облагородить сей "подвиг"...

Но в целом, повторяюсь, произведение ценно - за необычную историю и, конечно, язык.

Рекомендую читателям познакомиться с рассказом "На краю света" и ощутить полноту жизни, переосмыслить что-то в своей жизни.