Автор книги: Николай Манвелов
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
«Человек-государство» решил обосноваться на небольшом острове, расположенном в течении реки Дунай между территориями Румынии и Болгарии. Восемь месяцев подряд Кузьминский вел весьма активный образ жизни. При появлении румынских пограничников он перебегал на болгарскую часть острова, а когда прибывал болгарский патруль – на румынскую. Он уже успел стать чем-то вроде местной достопримечательности, как вдруг получил разрешение вернуться на Родину.
Последние годы жизни бывший главный инженер-меха-ник болгарских военно-морских сил работал библиотекарем Балтийского судостроительного и механического завода в Санкт-Петербурге. Возможно, большинство его сослуживцев даже не подозревало о столь богатом приключениями периоде его жизни.
Случалось, что инициатива офицера ставила Россию на грань вооруженного конфликта с одной из великих держав.
Так, в 1860 г. начальник отряда русских кораблей в Тихом океане (официально он именовался «Экспедицией в китайские и японские воды») капитан 1-го ранга Иван Федорович Лихачев договорился с властителем нескольких островов к северу от Японии о переходе под российский протекторат. Это, впрочем, очень не понравилось британскому МИДу, и российским судам пришлось покинуть архипелаг. Возможно, прояви российское внешнеполитическое ведомство больше настойчивости, последующая история Российской империи и ее флота могла бы сложиться несколько по другому. Ведь злосчастные острова носят название Цусимских…
И напоследок вспомним о человеке, который действительно мог именовать себя «первым революционным адмиралом». Речь пойдет о капитане 1-го ранга Модесте Васильевиче Иванове. Этот морской офицер, также принимавший участие в обороне Порт-Артура в 1904 г., был не менее заслуженным человеком, чем вице-адмирал Андрей Максимов. О его мужестве может говорить полученная в 1907 г. Золотая сабля с надписью «За храбрость» (более распространенное название – «Золотое оружие»).
К моменту Октябрьской революции Иванов командовал Второй бригадой крейсеров Балтийского моря, состоявшей из устаревших кораблей (включая и легендарный крейсер 1-го ранга «Аврора»). Дальнейшей его карьере способствовал матрос с крейсера «Диана», который находился под началом капитана 1-го ранга в 1915–1917 гг.
Кстати, по иронии судьбы выбор будущего коменданта Московского Кремля Павла Малькова[91]91
Павел Дмитриевич Мальков (1887–1965), в октябре 1917 – марте 1918 г. был комендантом Смольного, а в 1918–1920 гг. – комендантом Московского Кремля.
[Закрыть] пал на правнука декабриста Павла Ивановича Пестеля.
Некоторое время с 4 ноября 1917 г. Модест Иванов, по сути, руководил Морским ведомством – видимо, новая власть нуждалась в опытных администраторах. 21 ноября его произвели в контр-адмиралы. В дальнейшем Иванов работал в Пограничной охране и в торговом флоте. В 1936 г. ему было присвоено звание «Герой Труда». Умер бывший капитан 1-го ранга от голодного истощения в блокадном Ленинграде.
Но это – официальная сторона вопроса.
А вот что про Модеста Васильевича Иванова говорили коллеги-офицеры. Дадим слово Гаральду Карловичу Графу:
«Личность самого капитана 1-го ранга Модеста Иванова очень любопытна. Она показывает, какие ничтожества пошли в первую голову на службу к большевикам.
Иванов не пользовался на флоте ни любовью, ни уважением и только в молодости славился громкими скандалами. Во время последней войны, командуя старым крейсером “Диана”, он показал себя только с плохой стороны. Так, в бытность крейсера в Рижском заливе, при появлении неприятеля он поехал к адмиралу и в присутствии многих офицеров стал доказывать, что крейсер не имеет никакого значения для защиты Рижского залива и его надо немедленно отпустить. Он долго умолял об этом, но все-таки, к крайнему своему огорчению, выпущен не был.
Он был очень честолюбив; прямо спал и видел себя контр-адмиралом. Однако начальство как-то не шло навстречу его мечтам и в адмиралы не производило.
Когда произошла революция, Модест Иванов стал усиленно играть в популярность и внушать команде, что ей следует требовать его производства в адмиралы. Однажды на “Диану” приехал революционный “управляющий морским министерством” Лебедев[92]92
Владимир Иванович Лебедев, эсер, в июле – августе 1917 г. – управляющий Морским министерством.
[Закрыть]. Иванов, со свойственным ему апломбом, стал требовать своего производства. Ни команда, ни Лебедев не помогли; его все же не производили. Лишь после большевистского переворота он, наконец, был “оценен” по заслугам и, как уже говорилось, получил назначение, что-то вроде морского министра, а накануне упразднения чинов был произведен… в контр-адмиралы, правда, только Центробалтом, но все же в адмиралы».
Особняком стоит фигура другого морского офицера, которого назвать напрямую «политиком» было бы очень сложно, но влияние которого на общественную жизнь Российской империи периода Русско-японской войны 1904–1905 гг. переоценить сложно. Речь идет о генерал-майоре флота Николае Лаврентьевиче Кладо. Служил он главным образом на береговых постах, а прославился как теоретик морской войны. Впрочем, широким слоям населения он бы известен как автор так называемых «боевых коэффициентов».
Слово Гаральду Карловичу Графу, у которого Кладо был профессором в годы обучения в Николаевской Морской академии:
«Кладо был глубоким теоретиком, и хотя в свое время был строевым офицером, но мало плавал и в военных действиях участия не принимал…
Имя Кладо прогремело в Японскую войну. Он служил тогда в военно-морском отделе Главного морского штаба и считался «спецом» по тактике и стратегии, которые в те времена были в загоне. Когда у нас начались неудачи и возник вопрос о посылке на Дальний Восток 2-й эскадры[93]93
Флота Тихого океана.
[Закрыть] в помощь Артурской[94]94
Первой эскадре Флота Тихого океана.
[Закрыть], то он вместе с известным журналистом Меньшиковым[95]95
Михаил Осипович Меньшиков.
[Закрыть] (бывшим офицером Корпуса флотских штурманов) поднял яростную кампанию на страницах “Нового времени” за посылку на Дальний Восток решительно всех кораблей, находящихся в Балтийском море, да и в Черном. Он, пользуясь непониманием широких кругов публики, делал подсчеты орудий, разрывной способности снарядов, броневой защиты и т. д., доказывая, что если будут посланы и самые устарелые корабли, то это принесет пользу. Шум вокруг этих статей поднялся большой, и самым печальным было то, что убедилось и начальство. Под председательством самого государя собралось совещание, на котором было решено послать даже такие старые корабли, как “Адмирал Сенявин”, “Адмирал Апраксин”, “Адмирал Ушаков” и “Император Николай I”.
Затем, когда Цусимская катастрофа и сдача эскадры адмирала Небогатова доказали абсурдность утверждений Кладо, его уволили в отставку. Однако через, кажется, шесть месяцев он был принят обратно, но уже с зачислением по Адмиралтейству, т. е. в нестроевой состав флота. Все же тогда Кладо был ценным человеком, так как был знатоком военно-морских вопросов и выдающимся писателем».
Слова Графа нуждаются в некоторых дополнениях. В отставку Кладо уволили не из-за «абсурдности утверждений», а из-за неподчинения приказам. 25 апреля 1905 г. он был назначен на пост старшего офицера находившегося на театре боевых действий во Владивостоке крейсера «Громобой», однако в должность вступить отказался. Не у дел он был со 2 мая 1905 г. по 25 сентября 1906 г., причем в следующий чин его, вопреки традиции, не произвели, что означало крайнее недовольство начальства.
Примечательно, что общественное мнение было целиком на стороне офицера-теоретика; ему даже поднесли памятный золотой кортик.
На действительную службу Николай Лаврентьевич вернулся капитаном 2-го ранга, а в подполковники по Адмиралтейству он был «переименован» лишь 18 декабря 1906 г. Кстати, в следующий чин – полковника по Адмиралтейству он был произведен уже через четыре месяца, причем с формулировкой «за отличие».
Теперь приведем мнение известного советского военно-морского теоретика, контр-адмирала Владимира Александровича Белли относительно пресловутых «боевых коэффициентов»:
«У Н.Л.Кладо… был весьма порочный метод подсчета состава и соотношения сил при помощи так называемых “боевых коэффициентов”. Каждый класс кораблей получал свой боевой коэффициент. Допустим: броненосец – 5, броненосец береговой обороны – 4, крейсер – 3, канонерская лодка – 2, миноносец – 1. Я не помню точно эти коэффициенты, но приблизительно в этом духе. Отряд в составе броненосца, крейсере двух канонерских лодок и двух миноносцев получил сумму боевых коэффициентов 14, т. е. был сильнее другого отряда из двух броненосцев, ибо сумма их боевых коэффициентов была только 10! Такая чепуха могла импонировать только общественному мнению и ни в коем случае не морским офицерам, мало-мальски образованным в военно-морском смысле».
Что же кается офицеров-цусимцев, то их мнение может выразить известный русский военно-морской публицист, автор знаменитой трилогии «Расплата» Владимир Иванович Семенов:
«Опираясь на стройную систему боевых коэффициентов, он доказывал, что на успех Второй эскадры в настоящем ее составе “есть надежда”, “но должна быть – уверенность”, и доказывал, что эта “уверенность” может быть создана посылкой подкреплений, состоящих из разного хлама, числящегося в списке боевых судов Балтийского флота. Он морочил публику ссылками на официальные данные морской справочной книжки и традиционные рапорты о том, что “все обстоит благополучно” и флот пребывает “в полной боевой готовности”. Призывая русское общество потребовать от Морского министерства посылки на театр военных действий всей этой рухляди, он даже на настаивал на приведение ее в полную исправность. (Такая задача была бы неосуществима.) Он писал: “Пусть идут с такими неисправностями, которые допускают возможность дойти и драться там с пользой”. Я думаю, даже не моряку и совсем неученому очевидна вся чудовищность такого предложения. Что такое неисправный корабль? Что у него неисправно? – или машина, или вооружение. Да разве, имея то или другое неисправным, он может драться, да еще “с пользой”?
Кладо хорошо знал, как знали и все прочие офицеры, что адмирал Рожественский при сформировании эскадры категорически отказался от включения в состав ее этих судов, а потому, в предвидении возможного протеста с его стороны, он и кричал: “Не спрашивайте адмирала Рожественского! Сейчас, сейчас посылайте, что можно, не теряйте ни минуты”.
Какую цель преследовала вся эта газетная кампания? Кому, чьим интересам служил Кладо? – доныне еще смутно известно… Оправдываться незнанием, непониманием обстановки он вряд ли решится, а тогда – тяжела его ответственность перед Родиной!»
Глава 5. Морские династии
В Российском флоте офицерами часто служили на протяжении нескольких поколений. Более того, были семьи, где единственно возможной профессией для мужчины была исключительно флотская служба.
Если проанализировать списки морских офицеров, служивших в период между окончанием Крымской войны 1853–1856 гг. и Февральской революцией 1917 г., то можно вычленить свыше 200 морских династий, либо семей, не менее трех представителей которых потомственно служили как на боевых кораблях, так и в береговых учреждениях флота.
Какие же из русских морских родов были наиболее «плодовиты» на адмиралов и генералов, а также высокопоставленных флотских чиновников? Сразу отметим, что наш анализ исключает столь распространенные во все времена в России фамилии, такие как Ивановы, Петровы, Васильевы, и т. д. Сделано это исключительно потому, что зачастую очень сложно понять, кто из носителей этих фамилий родственник, а кто – однофамилец.
Итак, обратимся к фактам.
Абсолютным рекордсменом по числу вышедших из него высших офицеров является род Зеленых – 10 человек.
Так, адмирал Александр Ильич Зеленой (представителей этой фамилий также именовали «Зелёными») руководил в 1872–1879 гг. Техническим училищем Морского ведомства, а ранее – в 1851–1860 гг. – служил инспектором классов Морского кадетского корпуса. Он считался современниками не только крупным историком отечественного военно-морского флота, но и выдающимся педагогом.
Вот что писал о нем в воспоминаниях Константин Станюкович:
«…Он сразу расположил к себе – этот невысокого роста, плотный, с большими баками человек лет пятидесяти, немного заикающийся, с скрипучим голосом и мягким, ласковым взглядом маленьких и умных темных глаз, блестевших из-под густых взъерошенных бровей, придававших его лицу обманчивый вид суровости.
Меня… необыкновенно приятно тогда поразила ласковая простота инспектора, без всякой примеси казармы и внешнего авторитета грозной власти.
Александр Ильич был добр и гуманен и не видел в отроках, хотя бы и испорченных, неисправимых преступников… Он понимал детскую натуру и умел прощать, не боясь этим поколебать свой авторитет, и на совести этого доброго человека не было ни одного загубленного существа…».
Заметим, что еще три брата Александра Зеленого носили адмиральские и генеральские чины. Иван Ильич Зеленой и Никандр Ильич Зеленой были генерал-майорами флота, а Семен Ильич Зеленой – адмиралом. Иван Зеленой, например, считался большим знатоком парусных судов и всю жизнь вел нечто вроде картотеки служебного движения морских офицеров. Семен Ильич в 1881–1891 гг. был председателем Главного военно-морского суда, а в 1859–1874 гг. руководил Гидрографическим департаментом Морского министерства. Он является изобретателем нового метода рисования карт тушью и их литографии.
Весьма оригинальной личностью считался современниками полный генерал по Адмиралтейству Павел Алексеевич Зеленой, известный тем, что его обхамил в Одессе знаменитый дрессировщик Владимир Леонидович Дуров.
А дело было так. Дуров демонстративно отказался поздороваться с одесским градоначальником (этот пост Зеленой занимал в 1885–1892 гг.). Когда генерал представился, будущий основатель «уголка Дурова» сказал, что будет с ним разговаривать только тогда, когда тот «созреет», а вечером вывел на арену Одесского цирка свинью, окрашенную в зеленый цвет. Впрочем, сразу же после этого демарша Дурова выслали из Одессы.
О Павле Алексеевиче один из современников вспоминал так:
«…Градоначальником Одессы… был известный ругатель и преследователь евреев… Зеленый. Но несмотря на то что он на приемах и часто на улицах города ругался площадными словами и отправлял в кутузку без особого разбора и правых, и виноватых, его все любили, и когда он ушел со своего поста, это вызвало всеобщее сожаление.
Объясняется это тем, что он был безупречно порядочным человеком, преследовал взяточников и, в конце концов, справедливо, «по-отечески», разрешал самые запутанные дела; до суда он не любил доводить дела. Его любили и евреи, так как хотя он их и ругал трехэтажными словами и засаживал в кутузку, но их он не давал в обиду чинам местной администрации».
7 человек с «орлами» на погонах вышло из рода Бутаковых. Кстати, они дали флоту более 120 морских офицеров.
Среди них – один из основателей тактики паровых и броненосных флотов адмирал Григорий Иванович Бутаков и его братья – друг Тараса Шевченко и эскадр-майор императора Александра Второго контр-адмирал Алексей Иванович Бутаков, а также эскадр-майор императоров Александра Второго и Александра Третьего вице-адмирал Иван Иванович Бутаков.
Добавим, что о Григории Бутакове в Российском биографическом словаре был написан следующий отзыв:
«По виду угрюмый и молчаливый, он умел ободрить в критическую минуту, сказать несколько теплых слов, которые запоминали навсегда. Характера он был невозмутимого, спокойного и серьезного. Он обладал замечательной способностью к изучению языков».
По шесть адмиралов и генералов дали Воеводские, Левицкие, Никоновы, Римские-Корсаковы (ударение во второй части их фамилии делалось на второй слог), Рыковы и Тыртовы. Учитывая тот факт, что история Русского флота к 1917 г. насчитывала лишь чуть более 200 лет, – более чем завидный результат.
Например, первый известный моряк с фамилией Римский-Корсаков – вице-адмирал Воин Яковлевич поступил в Морскую академию еще в 1715 г., а окончил жизнь членом Адмиралтейств-совета. Примечательно, что трое его потомков впоследствии командовали Морским кадетским корпусом – Николай Петрович Римский-Корсаков, Воин (Иван) Андреевич Римский-Корсаков и Николай Александрович Римский-Корсаков. Более того, первые двое из них умерли на посту директора корпуса.
Про реформатора Морского корпуса Воина (Ивана) Андреевича Римского-Корсакова (он руководил корпусом в 1861–1871 гг.) в воспоминаниях его кадета Константина Станюковича можно прочесть следующее:
«…Это был человек не из корпусных заматерелых “крыс”, а настоящий, много плававший моряк, превосходный капитан и потом адмирал, образованный, с широкими взглядами, человек необычайно правдивый и проникнутый истинно морским духом и не зараженный плесенью предрассудков и рутины присяжных корпусных педагогов. Он горячо и круто принялся за “очистку” корпуса: обновил персонал учителей и корпусных офицеров, призвал свежие силы, отменил всякие телесные наказания и вообще наказания, унижающие человеческую натуру, внес здоровый, живой дух в дело воспитания и не побоялся дать кадетам известные права на самостоятельность… одним словом, не побоялся развивать в будущих офицерах самостоятельность и дух инициативы, т. е. именно те качества, развития которых и требовала морская служба. Сам безупречный рыцарь чести и долга, гнушавшийся компромиссов, не боявшийся… защищать свои взгляды, такой же неустрашимый на “скользком” сухом пути, каким неустрашимым был в море, он неизменно учил кадет не бояться правды, не криводушничать, не заискивать в начальстве, служить делу, а не лицам, и не поступаться убеждениями, хотя бы из-за них пришлось терпеть. При нем ни маменькины сынки, ни адмиральские дети не могли рассчитывать на протекцию. При нем, разумеется, не могло быть того, что говорят, стало обычным явлением впоследствии: покровительство богатым и знатным, обращения особенного внимания на манеры, поощрения “похвальной откровенности” и ханжества… При этом директоре справедливость была во всем и всегда, оказывая благополучное влияние на кадет. Он был строг при всем этом, но кадеты его обожали, и бывшие в его время в корпусе с особенным чувством вспоминают о нем. Всегда доступный, он не изображал из себя “бонзы”, как изображали многие директоры, и кадеты всегда могли приходить к нему с объяснениями и со всякими заявлениями. Высокий, худощавый, несколько сутулый с виду, он серьезно и внимательно выслушивал кадета и сообщал свое решение ясно, точно и кратко. При нем Морской корпус, как кажется, переживал самое лучшее время своего существования после николаевского времени».
Впрочем, куда больше, чем Воин (Иван) Римский-Корсаков, известен его брат – Николай Андреевич Римский-Корсаков, выдающийся русский композитор, ушедший из строевого состава флота в чине лейтенанта. Кстати, он некоторое время занимал должность инспектора духовых оркестров Морского ведомства. Вполне естественно, что морская тематика занимала в произведениях отставного лейтенанта более чем достойное место.
О руководившем Морским кадетским корпусом контр-адмирале Николае Александровиче Римском-Корсакове (1904–1906 гг.) воспитанники отзывались уже без особого пиетета. Будущий контр-адмирал советского Военно-морского флота Владимир Александрович Белли писал, что он «был похож скорее на доброго папашу и меньше всего – на адмирала-начальника». Другой кадет прямо говорил, что «адмирал ни во что ни входит».
Не менее чем Римские-Корсаковы был известен в Российском Императорском флоте и род морских офицеров Тыртовых. Наибольших высот достиг адмирал Павел Петрович Тыртов, в 1896–1903 гг. занимавший пост управляющего Морским министерством (по сути – морского министра).
Тыртов, вернее – его старик-швейцар из отставных матросов, в начале XX в. стал героем истории, которую из уст в уста передавали высокопоставленные обитатели Санкт-Петербурга. В конце жизни адмирал сильно болел, и его как-то решил навестить на дому сам император Николай Второй. Надел полковничий мундир и направился из Зимнего дворца в Адмиралтейство, где в казенной квартире жил занемогший министр. Однако на порог самодержца Всероссийского не пустили. «Не велено, не принимают», – сказал швейцар.
Император настаивал, но отставной матрос тоже упорствовал. Тогда Николай попросил передать домашним Тыртова, что, мол, пришел царь. Швейцар слегка опешил от такой наглости «полковника», но пошел в комнаты.
Естественно, домочадцы Тыртова государя императора «признали», и, перейдя через порог, он пожурил швейцара за то, что заставил его мерзнуть на лестнице по зимнему времени. «Сами виноваты, Ваше императорское величество, заходите редко», – браво парировал привратник. Николай Второй, как говорят, только рассмеялся и руками развел.
В вице-адмиралы вышел и брат министра – Сергей Петрович Тыртов, командовавший эскадрами в Балтийском и Черном морях, а также в Тихом океане. Генеральский чин носил Петр Иванович Тыртов, стоявший во главе Технического училища Морского ведомства.
По пять адмиралов и генералов дали Баженовы, Пилкины и Свешниковы. По четыре – Вейсы, Веселаго, Греве, Епанчины, Завалишины, Можайские, Путятины, Скаловские и Шульцы.
Двое братьев – Николай Петрович Епанчин и Иван Петрович Епанчин – участвовали восьмого октября 1827 г. в Наваринском морском сражении, в ходе которого союзная англо-франко-русская эскадра разгромила турецко-египетский флот. Оба они вышли в адмиралы.
Старший брат умер членом Адмиралтейств-Совета. Когда морские врачи сообщили адмиралу, что он умирает от старости, старик отказался принимать лекарства, озаботился о войсках, которые будут наряжены для его погребения, приказал в этот день для офицеров приготовить обед, а нижним чинам выдать денежные награды. Более того, Епанчин лично набросал рисунок надгробного памятника, который предстояло поставить на его могиле.
Адмиралом стал и племянник братьев – Алексей Павлович Епанчин, в 1871–1882 гг. возглавлявший Морское училище.
Со школьной скамьи мы знаем об отставном контр-адмирале Александре Федоровиче Можайском, который 3 ноября 1881 г. получил патент на паровой «воздухоплавательный снаряд», который можно считать одним из прообразов самолета. Куда меньше известно о том, что этот офицер является автором первого гидрографического описания вод Аральского моря и реки Амударья.
Младший бат Александра – Тимофей Федорович Можайский – контр-адмиральских «орлов» получил также при отставке. Звезд с неба он не хватал, а в последние годы служил в аппарате Морского ведомства.
Добавим, что отец братьев – адмирал Федор Тимофеевич Можайский – занимал целый ряд важных постов, включая капитана над Архангельским и Свеаборгским портами, а также начальника морской части в Финляндии.
Немало родов дали флоту по три высших офицера. Среди них – Барташевичи, Беклемишевы, Бровцыны, Бурачки, Вальронды (Вальронты), Врангели, Гадды, Григораши, Житковы, Ивковы, Ильины, Клокачевы, Колчаки, Кумани, Лазаревы, Линдены, Назимовы, Небольсины, Нордманы, Остелецкие, Повалишины, Подушкины, Рудневы, Рыкачевы, Старки, Стеценко, Стронские, Федоровичи, Хомутовы, Чайковские, Шведе, Шмидты и Штакельберги.
Так, среди представителей семьи Бурачков (или, как их также писали – Бурачеков) были не только моряки, но и судостроители.
Степан (Стефан) Онисимович Бурачок в 15-летнем возрасте окончил санкт-петербургское училище корабельной архитектуры. Всю последующую жизнь он занимался постройкой судов и преподавательской деятельностью, хотя злые языки утверждали, что сей генерал корпуса корабельных инженеров за всю свою долгую службу самостоятельно построил только лишь два боевых корабля – пароходофрегат «Храбрый» и шхуну «Александрия». Бурачок был также известен как литературный критик, именовавший русскую литературу от Карамзина до Лермонтова не иначе как «растлением». Например, по его словам, «Пушкин – великий поэт по малым стихам… Мы сами его захвалили и убили его дарование». Кроме того, генерал увлекался гомеопатией.
В адмиралы вышли и два его сына – Евгений Степанович Бурачок и Павел Степанович Бурачок.
Евгений Степанович знаменит тем, что в 1861–1863 гг. командовал сначала постом, а затем и портом Владивосток. В 1988 г. его прах был перенесен из Ленинграда в столицу Приморья.
Павел вышел в вице-адмиралы, несмотря на то что считался одним из косвенных виновников гибели броненосца береговой обороны «Русалка» на переходе из Ревеля в Гельсингфорс 7 сентября 1893 г. В тот момент контр-адмирал Бурачок командовал Учебно-артиллерийским отрядом Балтийского флота. 30 января 1894 г. ему был даже объявлен выговор в приказе «за недостаточную осторожность в выборе погоды для отправления броненосца “Русалка” и лодки “Туча” в море, противозаконное бездействие власти и слабый надзор за подчиненными». Впрочем, на его дальнейшей карьере гибель «Русалки» не особенно отразилась. В том же году он был назначен председателем Комиссии для производства морских артиллерийских опытов, а в 1899 г. даже получил знак «За безупречную службу» (впрочем, в том же году его уволили в отставку).
Династию Бурачков продолжили три сына Павла Бурачка и два сына Евгения Бурачка.
Представителем морской династии был «Верховный правитель Российского государства» адмирал Александр Васильевич Колчак, один из крупнейших гидрографов и полярных исследователей своего времени. Кстати, слово «колчак» имеет турецкое происхождение и переводится как «белая рукавица». Соединенная со стальной пластиной, такая рукавица защищала правую руку воина, будучи частью боевого доспеха. Дело в том, что основателем рода был комендант турецкой крепости Хотин Илиас-паша, сдавший твердыню русским войскам 20 августа 1739 г.
Еще одна любопытная деталь – Колчак был одноклассником сына профессора Римско-католической духовной академии (в энциклопедиях советского периода скромно писали «преподавателя») Вячеслава Рудольфовича Менжинского. Правда, в отличие от своего однокашника, Менжинский пошел по «революционной линии», занимая в 1923–1934 гг. пост председателя Объединенного государственного политического управления, более известного как ОГПУ.
Крестным отцом будущего «верховного правителя» был офицер Корпуса морской артиллерии, а родной отец – Василий Иванович Колчак – в 1889 г. вышел в отставку генерал-майором этого корпуса. Колчак-старший участвовал в обороне Севастополя, причем в апреле – августе 1855 г. был помощником командира батареи на Малаховом кургане. В ходе последнего штурма кургана он был ранен и попал в плен. В воспоминаниях, вышедших в 1904 г., бывший севастополец писал:
«Наблюдение за правильностью стрельбы и исправностью земляного бруствера у амбразур; снабжение каждого орудия потребным количеством зарядов и снарядов; ежедневный отчет в убыли прислуги, да требование новой и размещение ее по орудиям – вот, изо дня в день, мои занятия на батарее… Как я остался цел – до сих пор понять не могу».
Более чем морским был и род Чайковских, причем многие из его представителей были родственниками великого русского композитора. Например, отставной генерал-майор по Адмиралтейству Ипполит Ильич Чайковский приходился автору «Щелкунчика» и «Лебединого озера» младшим братом. О том, что братья были близки друг другу, говорит тот факт, что Петр был шафером на свадьбе Ипполита. Уже под конец жизни Ипполит Ильич Чайковский работал в подмосковном Клину в музее, посвященном жизни и деятельности старшего брата, – сначала заведующим хозяйственной частью, а позднее – ученым секретарем.
Добавим, что Ипполит Ильич Чайковский увлекался скульптурой и резьбой по дереву; отличался раздражительностью и мнительностью. Его сын, лейтенант флота Борис Ипполитович Чайковский, погиб в ходе Цусимского сражения на посту старшего штурманского офицера эскадренного броненосца «Наварин».
По два офицера и генерала на счету более чем 60 семей!
Одного адмирала дали второй половине XIX в. Станюковичи. Речь идет об отце писателя – Михаиле Николаевиче Станюковиче. Ставший прообразом для многих персонажей своего сына, «грозный адмирал» прошел всю оборону Севастополя, будучи в 1852–1855 гг. главным командиром Севастопольского порта и исполняющим должность Севастопольского военного губернатора.
Его младший сын – известный русский писатель-маринист Константин Михайлович Станюкович уже в 1864 г., к крайнему недовольству отца, вышел в отставку в чине лейтенанта. Умер он в Неаполе, где и был похоронен на кладбище Поджореале.
Последний Станюкович в списках Российского Императорского флота – лейтенант Кирилл Константинович Станюкович служил на подводных лодках, командуя сначала «Кайманом», а затем – «Крокодилом», подводной лодкой № 2 и «Ягуаром». В 1918 г. он вышел в отставку.
Случалось, что выходцы из одного рода носили разные фамилии. И чаще всего причина была, как мы бы сказали, политическая. Например, в 1905 г. родной брат лейтенанта Петра Петровича Шмидта, Владимир Петрович Шмидт, сменил фамилию на «Шмитт». Причина – желание «отмежеваться» от поступка брата-мятежника. Заметим, однако, что через некоторое время Шмитт снова стал Шмидтом.
Но вот она, ирония судьбы – в 1912–1914 гг. капитан 2-го ранга Владимир Петрович Шмидт будет занимать должность старшего офицера черноморского крейсера 1-го ранга «Кагул». До 1907 г. этот корабль носил название «Очаков»…
Мало кто знает, но к числу «морских» фамилий, внесших большой вклад в русскую и мировую культуру, относятся не только хрестоматийные Римские-Корсаковы и Чайковские. В русском флоте служили дальние родственники великого русского поэта Михаила Лермонтова – генерал-майор Дмитрий Николаевич Лермантов и адмирал Михаил Николаевич Лермантов – именно так в XIX в. писалась в списках офицеров их фамилия. Наиболее известным флоту был старший брат Михаил, несколько лет командовавший Свеаборгским портом, а позже состоявший в Морском генерал-аудиторате (главном военно-морском суде).
Как и во флотах любой другой монархии, служба в рядах Российского Императорского флота была весьма престижна для представителей аристократии. Автору удалось обнаружить в списках личного состава середины XIX – начала ХХ в. около 50 баронских родов. Морскими офицерами были также представители более чем 20 графских и более чем 30 княжеских родов. Кроме того, обнаружился маркиз и герцог.
В первой половине XIX в. в Российском Императорском флоте обнаруживаются выходцы из 38 княжеских, трех маркизских, 22 графских, 49 баронских и двух виконтских родов.
Это, впрочем, не означало, что аристократы служили исключительно на «теплых» местах. Обратимся к морскому мартирологу участников обороны Севастополя. В этом печальном списке можно обнаружить лейтенанта князя Алексея Кекуатова[96]96
Погиб при взрыве барказа со 100 пудами пороха у Графской пристани.
[Закрыть], убитого на Третьем бастионе лейтенанта князя Николая Ширинского-Шихматова и умершего от ран капитана 2-го ранга князя Ивана Ширинского-Шихматова.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?