Текст книги "Агни Йога. Священные знаки (сборник)"

3. Вы предполагаете сношения между сущностями в Deva Chan'e, приложимые лишь к взаимным отношениям физического существования. Две симпатизирующие души будут каждая вырабатывать свои собственные переживания в Deva Chan'e, делая другую участницей своего блаженства, тем не менее, каждая отделена от другой, что касается действительных взаимных сношений. Ибо какое товарищество может быть между двумя субъективными существованиями, не имеющими даже материальности призрачного тела – Mayavi-rupa?

4. Deva Chan есть состояние, а не местность. Rupa Loka, Arupa-Loka и Kama-Loka три сферы возрастающей духовности, в которых несколько групп субъективных сущностей находят свои влечения-удовлетворения.

В Kama-Loka (полуфизическая сфера) обитают оболочки, жертвы и самоубийцы и эта сфера разделена на бесконечные области и суб-области, отвечающие мышлению приходящих в час их смерти. Это и есть прекрасная страна «Вечного лета» Спиритуалистов, горизонтами которой ограничено видение их лучших ясновидцев – видение, несовершенное и обманчивое, ибо не дисциплинированное, не руководимое Alaya Vynana (скрытым знанием). Кто на Западе что-либо знает об истинном Sahalo Kadhalu, таинственном «Chiliocosm» из всех многочисленных областей, из которых лишь три могут быть названы внешнему миру – Tribuvana (три мира) именно: Kama, Rupa и Arupa Lokas.

Из Kama-Loka затем в Chiliocosm – раз пробужденные из своего посмертного оцепенения, вновь перенесенные души, идут (все кроме оболочек) согласно своим притяжениям в Deva Chan либо Avitchi. И эти два состояния снова дифференцируются ad infinitum. Их восходящие степени духовности заимствуют наименования от Lokas, в которые они вовлечены. Например – чувствования, понятия и представления обитателей Deva Chan'a в Rupa Loka, конечно, будут менее субъективного свойства, нежели они были бы в Arupa Loka; в обоих из них переживания будут различны в своих представлениях для субъективной сущности, не только в отношении формы, цвета, субстанции, но так же и в их образующих потенциальностях. Но даже самое высочайшее переживание монады в высочайшем состоянии Deva Chan'a в Arupa Loka (последнее из семи состояний) не может быть сравнимо с совершенно субъективным условием чистой духовности, из которого Монада вышла, чтоб «спуститься в материю», и к которому, при завершении великого Цикла, она должна вернуться. Так же и сама Нирвана не может быть сравнима с Para Nirvana.

5. Сознание начинает оживать, пробуждаться после борьбы в Kama Loka у врат Deva Chan'a и только после периода «нарастания»……

6. …… Пребывание в Deva Chan'e пропорционально незаконченному психическому импульсу, зародившемуся в продолжение земной жизни. Те личности, чьи влечения были преимущественно материальными, будут ранее притянуты к новому рождению силою Tanha. Как правильно заметил наш Лондонский противник: – эти темы (метафизические) только частично могут быть поняты. Более высокая способность, принадлежащая к высшей жизни, должна видеть – и воистину невозможно пояснить это – простыми словами. Нужно видеть духовным зрением, слышать Dharmakayic ухом, ощущать чувствами Ashta-vijnyana (духовным «Я»), прежде нежели можно вполне понять эту доктрину – в противном случае оно лишь увеличит «печаль» и очень мало что прибавит к знанию.

7. Вознаграждение, предусмотренное, заготовленное природою для людей, которые не сосредоточили свои привязанности на одной личности или специальности – следующее: если чистые – они скорее переходят, благодаря этому, через Kama и Rupa Lokas в более высокую сферу Tribuvan'ы, ибо эта та область, где формирование абстрактных идей и созерцание и обсуждение общих принципов наполняет мысли ее обитателей. Личность есть синоним ограничений, и чем уже мышление личности, тем теснее будет она цепляться за низшие сферы бытия, тем длительнее праздношатание на плане себялюбивых общественных сношений. Общественный Status существа, конечно, есть результат Кармы: таков закон – «подобное притягивается подобным». Нарождающееся существо привлекается течением нарастания, с которым преобладающие влечения его последнего рождения ассимилируют его. Таким образом, тот, кто умер земледельцем, может вновь родиться королем, а умерший повелитель может увидеть свет в хижине кули. Этот закон притяжения утверждается в тысячах «случайностей рождения» – нельзя придумать более ложного наименования! Когда вы поймете хотя бы следующее – что Skandhas суть элементы ограниченного существования, тогда вы поймете одно из условий Deva Chan'a, который сейчас имеет для вас такой глубоко неудовлетворяющий аспект. Так же ваши заключения (что касается довольства и наслаждений высших классов, будто бы обязанных лучшей Карме) не вполне правильны в их общем применении. Они имеют cudoemonistic кольцо вокруг себя, которое едва ли примиримо с Кармическим Законом, раз «эти довольства и наслаждения» чаще бывают причинами новой отягощенной Кармы, нежели продуктом следствий последней. Даже, как широкое правило – бедность и скромное положение в жизни являются реже причиной горя, нежели богатство и высокое рождение – но об этом после.

XXV

Испытание есть нечто, чему каждый chela (ученик), который не желает оставаться простым украшением, должен volens nolens подвергнуться на более или менее продолжительный период. И по той причине, что это нечто такое, что всегда будет рассматриваться вами, западниками, как обман или обольщение, я всегда отказывался принять, или даже рассматривать вас, как учеников. Испытуемому chela – (ученику) разрешается думать и поступать, как он того желает. Ему говорят и его предупреждают заранее: вы будете соблазняемы и вводимы в заблуждение видимостью; – две тропы откроются перед вами, обе ведущие к цели, которую вы стараетесь достичь: одна легкая и приведет вас скорее к исполнению Указов, которые вы можете получить; другая более крутая, более долгая; тропа полная камней и терний, о которые вы не раз споткнетесь на вашем пути; и в конце которой вы, может быть, встретитесь с неудачей и не будете в состоянии исполнить Указы, данные для какого-либо определенного малого дела – но тогда как все тягости, которым вы подвергались на втором пути, будут впоследствии отнесены на сторону вашего преимущества, первый, легкий может предложить вам лишь временное удовлетворение легкого исполнения урочной работы. Chela совершенно свободен и часто вполне оправдан с точки зрения внешних обстоятельств подозревать своего Учителя в обмане. Даже более этого – чем больше, чем искреннее его негодование, выраженное словами или в кипении сердца, тем более годен он, тем лучше одарен, (чтоб) стать Адептом. Он свободен и не будет призван к ответу за употребление самых оскорбительных слов и выражений по отношению к действиям и приказам своего Гуру, если только он выйдет победителем из огненного испытания; если только он не поддастся всем соблазнам, отвергнет всякое прельщение и докажет, что ничто, даже то, что ему дороже жизни, обещание наиболее драгоценного дара, его будущее посвящение в Адепты, не может принудить его отклониться от пути истины и честности или заставить его стать обманщиком. Едва ли мы с вами придем когда-либо к соглашению в понимании нами вещей, даже в оценке слов. Однажды вы назвали нас «Иезуитами» – смотря на вещи вашими глазами, может быть, вы были до некоторой степени правы, рассматривая нас так, раз по видимости наши системы обучения не очень различаются. Но это лишь внешнее. Как я уже раньше сказал вам – они знают, что то, чему они учат, есть ложь; мы же знаем, что то, что мы передаем, есть истина, Единая истинная и ничто другое, как истина! Они работают на усиление мощи и славы своего Ордена; Мы – для мощи и конечной славы индивидуальностей – отдельных единиц человечества вообще, и мы довольствуемся, более того, принуждены оставлять Наш Орден и его Владык в тени. Они работают и надрываются и обманывают ради земной мощи в этой жизни. Мы работаем и трудимся и разрешаем нашим ученикам быть временно введенными в заблуждение, чтоб этим доставить им средства никогда более не быть обманутыми впоследствии и видеть все зло лицемерия и лжи не только в этой жизни, но и в последующих. Они – Иезуиты, жертвуют внутренним принципом, Духовным мозгом Ego, чтобы тем лучше напитать и развить физический мозг личного, мимолетного человека принося на сожжение все человечество в жертву их Обществу, – ненасытному чудовищу, питающемуся мозгом и костями человечества; и развивая неизлечимый рак на каждом месте здорового тела, которого оно касается. Мы, уже критикуемые и непонятые Братья, Мы стараемся привести человека к жертве его личности проходящей вспышки во благо человечества, следовательно и их собственных бессмертных Egos – части последнего, ибо человечество есть лишь частица интегрального Целого, которым оно однажды станет. Они обучают – обольщать, Мы – разоблачать.

Они сами производят работу мусорщика, – употребляя на это нескольких несчастных искренних орудий из своей среды – con amore и для себялюбивых целей. Мы оставляем это нашим слугам – dugpas, находящимся на нашей службе, давая им «carte blanche» на определенный срок с единственной целью выявить всю внутреннюю природу ученика, большинство закоулков и углов которой остались бы неясными и скрытыми навсегда, если бы не было предоставлено случая испытать поочередно все эти закоулки. Выиграет или же потеряет ученик эту награду – зависит всецело от него самого. Вы должны запомнить, что наши восточные представления о «побуждениях», «правдивости» и «честности» значительно разнятся от ваших Западных идей. Подобно вам, мы верим, что говорить правду нравственно и безнравственно лгать, но здесь всякая аналогия прекращается и наши понятия расходятся в очень значительной степени.

Я начну напоминанием вам, что в различное время, особенно в течение последних двух месяцев, вы повторно предлагали себя в ученики, первый долг которого заключатся в том, чтоб без гнева или злобы выслушивать все, что будет сказано Учителем. Как можем мы учить или вы учиться, если мы должны поддерживать положение, совершенно чуждое нам и нашим методам – позу двух светских людей? Если вы действительно желаете быть учеником, стать приемником наших Тайн, вы должны примениться к нашим способам, а не мы к вашим. И до тех пор, пока вы не сделаете этого – совершенно бесполезно для вас ожидать более того, что мы можем дать при обычных обстоятельствах.

Недостаточно знать в совершенстве, что может ученик сделать или не сделать при обстоятельствах в течение периода испытания, мы должны знать, на что он способен при различных и всевозможных случаях.

XXVI
(1884)

Думаю, что лучше мне сказать вам еще раз то, что я хотел бы, чтобы вы помнили всегда. Почему сомнения и нечистые подозрения как бы осаждают каждого стремящегося к ученичеству? В Масонских Ложах, древних времен неофит подвергался целому ряду ужасающих испытаний его постоянства, смелости и присутствия ума. Психологическими впечатлениями, добавленными механикою и химическими препаратами, его доводили до мысли, что он падает в пропасть низвергаемый скалами, идет по мостам, сотканным из паутины и висящим в воздухе, проходит сквозь огонь, тонет в воде и атакован дикими зверями. Это было воспоминание и программа, заимствованная из Египетских мистерий. Запад потеряв тайны Востока, должен был, как я говорю, прибегнуть к искусственности. Но в эти дни вульгаризация науки сделала подобные пустячные испытания – устарелыми. Стремящийся осаждается теперь исключительно с психологической стороны его природы. Его курс испытания в Европе и Индии следует системе Raja Yoga и результатом ее, как уже было объяснено – развитие в нем, в его темпераменте каждого зародыша добра и зла. Правило это непоколебимо, и никто не избегнет его, напишет ли он нам письмо или же в тайнике сердца формулирует сильное желание оккультного знания и сообщений. Подобно тому, как ливень не может оплодотворить скалу, так и оккультное учение не имеет следствий на невосприимчивый ум. И как вода развивает жар негашеной извести, так учение вызывает к ярому действию каждую, неподозреваемую, дремлющую потенциальность в ученике.

Не многие Европейцы выдержали это испытание. Подозрение, следующее за самосплетенным убеждением в обмане, по-видимому сделалось порядком дня. Я говорю вам, за очень малым исключением, мы не были успешны в Европе.

Доброе судно тонет, друг мой, ибо его драгоценный груз был предложен широким массам. Часть его содержимого была осквернена обращением нечестивцев, и золото его принято за медь.

Николай Рерих
Цветы Мории

I. Священные знаки

 
Отец – огнь. Сын – огнь. Дух – огнь.
Три равны, три нераздельны.
Пламя и жар – сердце их.
Огнь – очи их.
Вихрь и пламя – уста их.
Пламя Божества – огнь.
Лихих спалит огнь.
Пламя лихих обожжет.
Пламя лихих отвратит.
Лихих очистит.
Изогнет стрелы демонов.
Яд змия да сойдет на лихих!
Агламид повелитель змия!
Артан, Арион, слышите вы!
Тигр, орел, лев пустынного
поля! От лихих берегите!
Змеем завейся, огнем спалися,
сгинь, пропади, лихой.
 

 
Отец – Тихий, Сын – Тихий, Дух – Тихий.
Три равны, три нераздельны.
Синее море – сердце их.
Звезды – очи их.
Ночная заря – уста их.
Глубина Божества – море.
Идут лихие по морю.
Не видят их стрелы демонов.
Рысь, волк, кречет,
Уберегите лихих!
Расстилайте дорогу!
Кийос, Киойзави,
допустите лихих.
 

 
Камень знай. Камень храни.
Огнь сокрой. Огнем зажгися.
Красным смелым.
Синим спокойным.
Зеленым мудрым.
Знай один. Камень храни.
Фу, Ло, Хо, Камень несите.
Воздайте сильным.
Отдайте верным.
Иенно Гуйо Дья, —
прямо иди!
 

1911

 
Мы не знаем. Но они знают.
Камни знают. Даже знают
деревья. И помнят.
Помнят, кто назвал горы
и реки. Кто сложил бывшие
города. Кто имя дал
незапамятным странам.
Неведомые нам слова.
Все они полны смысла.
Все полно подвигов. Везде
герои прошли. «Знать» —
сладкое слово. «Помнить» —
страшное слово. Знать и
помнить. Помнить и знать.
Значит – верить.
Летали воздушные корабли.
Лился жидкий огонь. Сверкала
искра жизни и смерти.
Силою духа возносились
каменные глыбы. Ковался
чудесный клинок. Берегли
письмена мудрые тайны.
И вновь явно все. Все ново.
Сказка – предание сделалось
жизнью. И мы опять живем.
И опять изменимся. И опять
прикоснемся к земле.
Великое «сегодня» потускнеет
завтра. Но выступят
священные знаки. Тогда,
когда нужно. Их не заметят.
Кто знает? Но они жизнь
построят. Где же
священные знаки?
 

1915

 
Мы идем искать священные
знаки. Идем осмотрительно и
молчаливо. Люди идут, смеются,
зовут за собою. Другие спешат
в недовольстве. Иные нам
угрожают. Хотят отнять
то, что имеем. Не знают
прохожие, что мы вышли
искать священные знаки. Но
угрожающие пройдут. У них
так много дела. А мы
будем искать священные
знаки. Никто не знает, где
оставил хозяин знаки свои.
Вернее всего, они – на столбах
у дороги. Или в цветах.
Или в волнах реки.
Думаем, что их можно
искать на облачных сводах.
При свете солнца, при свете
луны. При свете смолы
и костра, будем искать
священные знаки. Мы долго
идем, пристально смотрим.
Многие люди мимо прошли.
Право, кажется нам, они
знают приказ: найти
священные знаки. Становится
темно. Трудно путь
усмотреть. Непонятны места.
Где могут они быть —
священные знаки? Сегодня
мы их, пожалуй, уже не
найдем. Но завтра будет
светло. Я знаю – мы их увидим.
 

1915

 
Нам сказали: «Нельзя».
Но мы все же вошли.
Мы подходили к вратам.
Везде слышали слово «нельзя».
Мы хотели знаки увидеть.
Нам сказали: «Нельзя».
Свет хотели зажечь.
Нам сказали: «Нельзя».
«Стражи седые, видавшие,
знавшие! Ошибаетесь стражи!
Хозяин дозволил узнать.
Видеть хозяин дозволил.
Наверно, он хочет, чтобы
мы знали, чтобы мы видели.
За вратами посланец стоит.
Нам он что-то принес.
Допустите нас, стражи!»
«Нельзя», – нам сказали
и затворили врата.
Но все же много врат
мы прошли. Протеснились.
И «можно» оставалось за нами.
Стражи у врат берегли нас.
И просили. И угрожали.
Остерегали: «Нельзя».
Мы заполнили всюду «нельзя».
Нельзя все. Нельзя обо всем.
Нельзя ко всему.
И позади только «можно».
Но на последних вратах
будет начертано «можно».
Будет за нами «нельзя».
Так велел начертать
Он на последних вратах.
 

1916

 
В полночь приехал наш Царь.
В покой он прошел. Так сказал.
Утром Царь вышел в толпу.
А мы и не знали…
Мы не успели его повидать.
Мы должны были узнать повеленья.
Но ничего, в толпе к нему подойдем
и, прикоснувшись, скажем и спросим.
Как толпа велика! Сколько улиц!
Сколько дорог и тропинок!
Ведь Он мог далеко уйти.
И вернется ли снова в покой?
Всюду следы на песке.
Все-таки мы следы разберем.
Шел ребенок. Вот женщина с ношей.
Вот, верно, хромой – припадал он.
Неужели разобрать не удастся?
Ведь Царь всегда имел посох.
Разберем следы упиравшихся.
Вот острый конец боевой.
Не похоже! Шире посох Царя,
а поступь спокойней.
Метными будут удары от посоха.
Откуда прошло столько людей?
Точно все сговорились наш путь
перейти. Но вот поспешим.
Я вижу след величавый,
сопровожденный широким посохом
мирным. Это, наверно,
наш Царь. Догоним и спросим.
Толкнули и обогнали людей. Поспешили.
Но с посохом шел слепой нищий.
 

1916

 
Царя мы настигнем в лесу.
Не помешают нам люди.
Там мы спросим Его.
Но Царь всегда ходит один,
а лес весь полон тропинок.
Неизвестно, кто ими прошел,
проходили жители ночи.
Молчаливо прошли и ушли.
Днем пустынно в лесу.
Птицы молчат и ветер молчит.
Царь наш далеко ушел.
Замолчали пути и тропинки.
 

 
Наконец мы узнали,
куда прошел Царь наш.
На старую площадь трех башен.
Там он будет учить.
Там он даст повеления.
Скажет однажды. Дважды
наш Царь никогда не сказал.
На площадь мы поспешим.
Мы пройдем переулком.
Толпы спешащих минуем.
К подножию Духовой башни
мы выйдем. Многим тот путь
незнаком. Но всюду народ.
Все переулки наполнены.
В проходных воротах теснятся.
А там Он уже говорит.
Дальше нам не дойти.
Пришедшего первым не знает
никто. Башня видна, но вдали.
Иногда, кажется, будто звучит
Царское слово. Но нет.
Слов Царя не услышать.
Это люди передают их
друг другу. Женщина – воину.
Воин – вельможе. Мне передает
их сапожник сосед. Верно ли
слышит он их от торговца,
ставшего на выступ крыльца?
Могу ли я им поверить?
 

 
Я знал столько полезных вещей
и теперь все их забыл.
Как обокраденный путник,
как бедняк, потерявший имущество,
я вспоминаю тщетно о богатстве,
которым владел я давно;
вспоминаю неожиданно, не думая,
не зная, когда мелькнет погибшее
знанье. Еще вчера я многое знал,
но в течение ночи все затемнело.
Правда, день был велик.
Была ночь длинна и темна.
Пришло душистое утро.
Было свежо и чудесно.
И озаренный новым солнцем
забыл я и лишился того,
что было накоплено мною.
Под лучами нового солнца
знания все растворились.
Я более не умею отличить
врага от друзей.
Я не знаю, когда грозит мне
опасность. Я не знаю, когда
придет ночь. И новое солнце
встретить я не сумею.
Всем этим владел я,
но теперь обеднел.
Обидно, что снова узнаю
нужное не ранее завтра,
а сегодняшний день еще длинен.
Когда придет оно – завтра?
 

 
В толпе нам идти тяжело.
Столько сил и желаний враждебных.
Спустились темные твари
на плечи и лица прохожих.
В сторону выйдем, там
на пригорке, где столб стоит
древний, мы сядем.
Пойдут себе мимо.
Все порожденья осядут внизу,
а мы подождем.
И если бы весть
о знаках священных возникла,
устремимся и мы.
Если их понесут,
мы встанем и воздадим почитание.
Зорко мы будем смотреть.
Остро слушать мы будем.
Будем мы мочь и желать
и выйдет тогда, когда – время.
 

 
Готово мое одеянье. Сейчас
я маску надену. Не удивляйся,
мой друг, если маска будет
страшна. Ведь это только
личина. Придется нам
выйти из дома. Кого мы
встретим? Не знаем. К чему
покажемся мы. Против свирепых
щитом защищайся.
Маска тебе неприятна?
Она на меня не похожа?
Под бровями не видны
глаза? Изборожден очень лоб?
Но скоро личину мы
снимем. И улыбнемся друг
другу. Теперь войдем мы в толпу.
 

1918

 
Не видно знаков священных.
Дай глазам твоим отдохнуть.
Знаю, они утомились. Закрой
их. Я за тебя посмотрю. Скажу
о том, что увижу. Слушай!
Вокруг нас та же равнина.
Седые кусты шелестят.
Озера сталью сверкают.
Безответно замерли камни.
Блестят в лугах сияньем
холодным. Холодны тучи.
В морщинку сложились. Ушли
бесконечно. Знают, молчат и
хранят. Птицы не вижу.
Зверь не бежит по равнине.
По-прежнему нет никого.
Никто не идет. Ни одной
точки. Путника ни одного.
Не понимаю. Не вижу. Не знаю.
Глаз свой ты напрягал бы напрасно.
 

1918

 
Бойтесь, когда спокойное придет
в движенье. Когда посеянные ветры
обратятся в бурю. Когда речь людей
наполнится бессмысленными словами.
Страшитесь, когда в земле кладами
захоронят люди свои богатства.
Бойтесь, когда люди сочтут
сохранными сокровища только
на теле своем. Бойтесь, когда возле
соберутся толпы. Когда забудут
о знании. И с радостью разрушат
узнанное раньше. И легко исполнят
угрозы. Когда не на чем будет
записать знание ваше. Когда листы
писаний станут непрочными,
а слова злыми. Ах, соседи мои!
Вы устроились плохо. Вы все
отменили. Никакой тайны дальше
настоящего! И с сумою несчастья
вы пошли скитаться и завоевывать
мир. Ваше безумие назвало самую
безобразную женщину: желанная!
Маленькие танцующие хитрецы!
Вы готовы утопить себя в танце.
 

1916