Текст книги "Жуки в муравейнике"

Николай Романецкий
Жуки в муравейнике

– А страх, как вы понимаете, майор, эмоция, прямо вытекающая из инстинкта самосохранения, а потому фундаментальная, – сказал полковник Димов. – Так что расследование надо провести в наикратчайшие сроки.

– Есть провести расследование в наикратчайшие сроки. – Следователь Мазур встал, дернул по уставу подбородком и покинул кабинет начальника УБЭП.

Полковник мог бы и не вспоминать о страхе – любому полицейскому чиновнику ясно, что граждане не должны бояться друг друга. Это стало бы капитальным нарушением стабильности общества, а по конституции стабильность – превыше всего.

Впрочем, начальству позволено многое. В том числе и банальности. Ибо начальство – как фундаментальная эмоция. С которой не борются по определению…

Спустившись этажом ниже, Мазур сел за свой рабочий стол, надел на голову обруч инфообменника, ввел пароли, запросил из секретной службы Управления собранные материалы и принялся изучать дело.

Сменяли друг друга картинки с натуры, доклады оперов и отчеты судмед– и прочих экспертов.

Убита на сей раз женщина. Установить личность, как и в предыдущих случаях, невозможно – голова и кисти рук сожжены. По видимому, лучом скорчера. Так что ни сканирование мозга, ни дактилоанализ не помогут.

Дело затрудняется еще и тем, что, как и в предыдущих похожих случаях, заявлений об исчезновении граждан не поступало.

На первый взгляд, очередной глухарь…

С другой стороны, все не столь безнадежно. В соседних районах города неопознанные трупы давным-давно не появлялись. А тут – три случая, и все в одном районе, в его, Мазура, рабочей зоне ответственности.

Это о чем-то говорит. Надо только сообразить – о чем.

Первым делом Мазур запросил через закрытую сеть министерства внутренних дел данные об исчезнувших гражданах по всей стране.

Среди нормальных людские потери вообще не числились, среди эмоциолистов был один исчезнувший и один погибший, но оба мужского пола.

Таким образом, женщины, убитой в районе ответственности Мазура, вообще не существовало. Если только она была не лагерница. Или, как они себя называют – приютская…

Вообще говоря, раз труп обезличен, значит, преступники не хотели, чтобы его можно было идентифицировать. Значит, данные погибшей женщины где-то все-таки хранятся. Либо они сфальсифицированы.

Но нормальные операторы информационной сети фальсифицировать личные данные гражданина не станут – это очень серьезное нарушение закона.

Таким образом, получается, что наиболее вероятным местом регистрации погибшей является один из эмоциолистских приютов. А туда у простого следователя УБЭП прямого выхода нет. Тут надо обращаться с рапортом к начальству.

Но пойти на это, не отработав предварительно все другие возможные направления розыска, означает гарантированно попасть в приказ о наказаниях за оперативные упущения.

А посему сначала прикинем иные пути. Скажем, зайдем с противоположной стороны.

Для чего в районе могла появиться неизвестная эмоциолистка? Какие у нас имеются области деятельности, связанные с необходимостью привлечения эмоциолистов?

Государственный университет… Студия по производству релакс-фильмов, принадлежащая министерству пропаганды… Всё это – весьма серьезные учреждения, которые преступной деятельностью не занимаются по определению. Им просто незачем. Там зарплаты – не чета следовательской. Как говорится, работники сыром в масле катаются… Ведь им приходится заниматься деятельностью, крайне важной для стабильности государства. Одни ведут исследования в передовых областях науки. Другие помогают людям преодолевать стрессы. Ведь это раньше было просто – от стрессов спасали спиртное, табак и наркотики. Но с тех пор как в интересах здоровья гражданина весь этот химический мусор был запрещен, наука предложила взамен релакс-фильмы. Впрочем, поначалу полагали, что мэлонизация и сама по себе станет панацеей от всех бед. Парламентарии с подачи ученых приняли закон о всеобщей обязательной деэмоциализации, и с тех пор каждый ребенок стал подвергаться непременной мэлонизации. Потом, правда, выяснилось, что полностью мэлонизация от стрессов не защищает, и в жизнь ввели обязательный лечебный просмотр релакс-фильмов. И правильно сделали – бесконтрольные сны вполне могли мешать дневной деятельности нормального человека. И наверняка мешали. А так…

Вот он, следователь Мазур, сегодня ночью, помнится, бил по физиономии своего непосредственного начальника и проснулся отдохнувшим как никогда. А сам полковник Димов тоже наверняка бил кого-нибудь по физиономии. Для работников силовых структур студия релаксационных фильмов выпускает именно такие произведения. Для тружеников других направлений профессиональной деятельности выпускаются свои фильмы – психотерапевты определяют их характер и необходимую модель разгрузочного поведения. Система, давно отработанная… До такой степени, что десять процентов заработка любого гражданина идет на покупку продукции, создаваемой студиями.

Собственно, уже три поколения выросли за время действия закона о деэмоциолизации, и назад пути нет. А тех немногих детей, что не поддаются мэлонизации, собирают в приюты для эмоциолистов. Чтобы не мешали нормальным людям…

И тут следователь Мазур вспомнил о недавнем докладе психотерапевта с фабрики инфокристаллов. С одним из сменных контролеров качества случился срыв, из чего психотерапевт сделал вывод, что пациент пренебрегает лечебным релакс-фильмом.

Такое мнение посчитали глупостью – якобы психотерапевт пытался покрыть ошибку коллеги, который опекал полусбрендившего контролера, – но, похоже, следователь, занимавшийся этим делом, сам ошибся. От ошибок никто не застрахован. В том числе и нормальный человек. У эмоциолистов-то, как известно, ошибки неизбежны – эмоции берут верх над разумом…

А если полусбрендивший контролер не пренебрегал релаксационным фильмом, то самое простое объяснение состоит в том, что он воспользовался не своим лекарством. Либо вовсе не лечился…

* * *

Виктор Ковель был очень и очень удовлетворен. А удовлетворение – эмоция весьма положительная, без нее творческому человеку никуда.

Кандидат, которого собирался привезти Литвин, был самое то! И органичен, и пластика в полном ажуре. Про фактуру же и говорить нечего! Фактура, органичность и пластика, как известно, очень помогают и нынешним актерам. Пусть эти качества и не на первом плане, как в старинные времена… В общем, видеоинформация была самая подходящая. Оставалось выяснить, насколько глубоко можно с кандидатом работать.

А то что работать можно, это и ежу понятно

Хрен мне в грызло, что ни говори, у продюсеров имеются собственные достоинства. И умение отыскать кандидатов – главное из них.

Впрочем, когда светят такие бабки, и самый недостойный отыщет в себе необходимые достоинства.

А откуда взялся столь качественный кандидат, его, Ковеля, абсолютно не колышет. Пусть хоть с Марса привезли, гы-гы-гы!..

Единственное, что осталось, – проверить, насколько этот парень способен сопереживать. Но тут только непосредственная пробная съемка может определить его пригодность. Не расколов орех, вкус ядрышка не почувствуешь…

Скрипнула открывшаяся дверь. Ухо режиссера уже привыкло к этому звуку. Ничего не поделаешь, работать приходится в недрах старого, давно заброшенного завода. Ульмотроны тут, производили, вроде бы… А может, и еще какую-нибудь космическую лабуду. Неважно… Главное, по территории не болтаются посторонние люди. Любопытство людское – фундаментальная эмоция, от нее не сбежишь. Никакая мэлонизация не поможет. Но страхом побеждают и любопытство, так что здешние «декорации» весьма кстати. Никто не припрется.

– Ну что, отец, скажешь?

– По внешним параметрам парень подходит. А сопереживаемость, как ты знаешь, только в деле определяется.

– За двое суток успеешь?

Еще бы не успеть! Это прежде на такую работу месяцы требовались. А сейчас – не те времена… Но лишние сутки не помешают!

– За трое успею.

Литвин покривился.

Ну конечно, его работу лишние сутки усложнят… Ну да ладно, переживет! А не хочешь ждать еще сутки – делай работу сам. Да только кишка у тебя тонка! Это прежде режиссером мог быть любой придурок. Умей видеоряд выстраивать, и вся проблема… А сейчас именно от меня зависит, станет пипл хавать то, что мы ему приготовим, или подавится и сблюёт! Другие времена – другие режиссеры!

А твое дело, продюсер, время выиграть… Да с полицией проблемы решить, если засветимся.

* * *

Ластик давно ждал, что его заберут из приюта.

Ведь каждому приютскому было известно, что жилище это – временное. Придет пора, когда обществу потребуется твой талант и ты непременно будешь призван. А как только окажешься призван, надо будет соответствовать. Это – главная задача каждого воспитуемого. Так утверждали Наставники, и у Ластика не было причин не верить им.

Иначе, зачем вообще были устроены приюты?

Всякий, предназначенный стать обычником, вполне мог жить и воспитываться среди обычников. С кем поведешься – от того и наберешься…

А в приюте должны находиться только те, кто будет призван.

И когда Близкий Наставник сообщил, что пришло время, Ластик даже не испугался. Хотя пугаться он умел.

Это обычники никогда ничего не пугаются. Потому что их предназначение – массовый труд. Там не требуется способность пугаться, там нужно умение безошибочно выполнять то, что положено.

А творец – на то он и творец, чтобы уметь жить с разными чувствами.

– Но прежде, – сказал Близкий Наставник, – ты, Ласточкин, должен пройти испытание. Только оно покажет, сможешь ли ты, мой мальчик, справиться со своим призванием.

– Я готов, учитель, – тихо ответил Ластик.

Дальше была дорога.

Сначала Близкий Наставник провел Ластика к воротам, через которые только и можно было покинуть приют. Как и проникнуть в него. Каждый воспитуемый знал, что со стороны обычников существует постоянная угроза. Дай им волю, они разорвут воспитуемых на части. По этой же причине, оказавшись в Мире, всякий бывший приютский должен скрывать, кто он такой.

– Вы как жуки в муравейнике, – говорил Близкий Наставник. – Но жуки очень хорошо замаскированные. И пока маскировка существует, вам ничего не грозит. Но если вы раскроетесь перед обычниками, муравьи вас растерзают. Зависть – одна из фундаментальных эмоций. У обычников она подавлена, но всегда существует вероятность, что проснется. А зависть порождает ненависть.

Что такое ненависть, каждый творец прекрасно знал… И какие действия она чаще всего порождает – тоже.

Привратник выдал Ластику документ, и бывший воспитуемый перешел на попечение человека из Мира, которого звали Литвин.

Ластика посадили в глайдер, и дорога началась.

* * *

Конечно, не будь дело связано с релакс-фильмом, явившаяся к следователю Мазуру мысль никогда бы и не родилась. Ибо психотерапевт, будучи нормальным человеком, никак не мог подсунуть своему подопечному не то лекарство. Следователь пока понятия не имел, каким образом не рекомендованный фильм оказался у контролера фабрики инфокристаллов. Просто там, где к делу могут быть причастны эмоциолисты, ни в чем нельзя быть уверенным. Для них, говорят, законы человеческие не писаны…

И потому главной версией стала возможность попадания релакс-фильма к контролеру через работников студии.

Далее линия розыска была проста. Вызвать к себе полусбрендившего контролера и надлежащим образом допросить его. А это легко – дискомфорт от собственной лжи является еще одной фундаментальной эмоцией для нормального человека.

* * *

Режиссер Ковель готовил аппаратуру для съемки недолго – дело было привычное. Сколько записей сделано за пять лет, что он посвятил этой работе!

Правда, до последнего времени он занимался релаксационными фильмами, производство которых одобрила коллегия министерства пропаганды. Только в последние три месяца режиссер взялся за нынешнюю работу – после того как продюсер Литвин сделал свое интересное предложение. Впрочем, Ковель сразу понял, что работенку ему предлагают незаконную – иначе бы Литвин действовал через гильдию фильмографистов, а не на свой страх и риск. Но бабки были предложены немалые, намного больше, чем при официальных записях. А лишние бабки даже тупарям-обычникам требуются. За здорово живешь и муха не чихнет! Иначе бы обычников не оболванивали по ночам поделками от министерства пропаганды. Лечебные фильмы, хрен вам в грызло! Если они от чего и лечат, так только от умения сомневаться и задавать себе вопросы!

Привычно скрипнула дверь – в помещении «студии» появился продюсер Литвин.

– Как у тебя дела, отец?

Вопрос прозвучал ласково. Литвин выражался так всегда. Но он был из тех, кто мягко стелет да жестко спать. Профессия обязывает…

– Все готово. А у тебя?

Литвин усмехнулся – он тоже был эмоциолист.

– Привез героя.

– И этот тоже ни о чем не догадывается?

– Естественно. Всех же воспитывают в ожидании призвания. – Продюсер снова усмехнулся. – Надежды юношей питают! Нет, если бы мэлонизации не было, ее бы стоило придумать!

Его самодовольство было настолько неприкрытым, что режиссера передернуло.

Литвин ему никогда не нравился. Но ничего не поделаешь – деловых партнеров не выбирают. Работать приходится с тем, кто под руками.

Творцы бывают разными. Неисповедимы пути господни: одних он создает способными командовать обычниками, другие могут лишь зарабатывать деньги. Но и те и другие – творцы, и друг без друга существовать не в состоянии. Как политики и банкиры. А обычникам остается только подчиняться…

– Ты мне так и не покажешь, отец, как ты добиваешься таких результатов?

Режиссер мотнул головой:

– Извини, у каждого свои секреты. Давай сюда призванного и оставь нас на несколько часов.

Продюсер вышел.

Ишь, – подумал Ковель. – Любопытство – фундаментальная эмоция. Даже у обычников она присутствует. А уж у эмоциолистов и подавно!

Интересно, как был бы устроен мир, кабы установка, созданная братьями Мэлони, обладала властью над мозгами всех людей? И кем бы стал он, режиссер Ковель? Был бы тупяком, равнодушно командующим сенсор-клавишами на какой-нибудь промышленной технике. Он, правда, и сейчас отчасти занимается этим, но не равнодушно, ох как не равнодушно! Ладно, пора работать…

Он давно уже проверил помещение – никаких жучков в стенах спрятано не было. Так что подсмотреть или подслушать невозможно.

Аппаратуру, правда, Литвин вполне мог просканировать.

Ну да и дьявол с ней! В аппаратуре никакого секрета нет. Такая же на всех студиях министерства пропаганды. А главный секрет известен одному только Ковелю. Хотя, может, конечно, и еще кто-то из режиссеров сделал такое же открытие, да только никто в этом не признается. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца?

* * *

Испытание началось даже интереснее, чем рисовала фантазия Ластика.

Полет на глайдере в неведомом направлении… Приземлились среди каких-то руин… Поселили Ластика в самом настоящем бункере. Или как там называются подземные помещения? Может, землянки?..

Мужчина из Мира дал Ластику поесть и велел ждать.

– А на каком поприще мне предстоит испытание? – спросил Ластик.

Мужчина рассмеялся:

– А как ты думаешь, парень, я тебе отвечу? – Он погрозил толстым пальцем. – Если бы призванный знал, в чем состоит испытание, реальным ли оно бы стало? – Он снова улыбнулся. – В свое время узнаешь.

Мужчина был прав.

Известно, что обычники ни на что больше не способны, кроме как на тупую работу. Как муравьи… И потому общество держится на приютских. Именно из них делают всех руководящих работников, именно они занимаются творчеством, именно они двигают науку. И за это обычники их ненавидят!

И не удивительно – обычников воспитывают такие же тупые родители, а приютских – Наставники. Приют – это одна большая семья, все члены которой озабочены главным: подготовить человека к будущей интересной работе.

А тупарям остается тупизна. Так что ненависть их понятна.

Но кому много дано, с того много и спрашивается. И испытание – один из таких спросов… Не станем спешить. В свое время все станет ясно.

Ждать пришлось недолго.

Вскоре мужчина по имени Литвин пришел за Ластиком.

– Идем, парень!

Ластика сопровождали какими-то темными замусоренными коридорами, пока не привели в новое помещение. Здесь тоже царил полумрак, но было гораздо чище. В дальнем углу расположилась койка, а рядом с нею – стол. На столе стоял какой-то прибор, оборудованный обручем инфообменника.

В помещении находился еще один мужчина. У него было доброе лицо.

Литвин оставил двоих с глазу на глаз.

– Привет! – сказал хозяин помещения. – Давно тебя жду!

Оказывается, Ластика тут ждали. Впрочем, иное стало бы странным. Если его призывали, то естественно должны были ждать…

– Я киношный режиссер, – продолжил мужчина, – и хочу сделать из тебя актера. Ты не против?

Еще бы Ластик был против!

Для приютского главное – покинуть приют. А там все приложится – судьба впереди длинная. А то ведь не всех призывают – некоторые так и проживают всю свою жизнь под защитой приютских стен.

– Прими-ка вот это. – Режиссер достал из нагрудного кармана куртки пилюлю.

Ластик послушно исполнил приказ.

– А теперь ложись на койку и надевай обруч.

Ластик исполнил и этот приказ.

Тут же голова побежала куда-то вдаль, а оттуда, издали, пришло желание поспать.

– Максим приоткрыл люк, высунулся и опасливо поглядел на небо, – послышался голос режиссера.

И Ластик понял, что рассказывают про него.

Он приоткрыл, высунулся и опасливо поглядел.

Небо здесь было низкое и какое-то твердое, без этой легкомысленной прозрачности, намекающей на бездонность космоса и множественность обитаемых миров, – настоящая библейская твердь, гладкая и непроницаемая. Твердь эта несомненно опиралась на могучие плечи местного атланта и равномерно фосфоресцировала. Ластик поискал в зените дыру, пробитую кораблем, но дыры там не было – там расплывались только две большие черные кляксы, словно капли туши в воде. Ластик распахнул люк настежь и соскочил в сухую траву…

* * *

Допрос контролера Мазуру ничего не дал.

Не знаю, господин следователь, я не делал ничего противозаконного. Вы не можете подумать про меня такое!..

Мазур бы ему поверил, но скрывалось в глубине глаз подозреваемого нечто такое, чего следователь никогда не замечал у людей такого уровня.

– Хорошо, – сказал он. – Вы свободны. Пока.

Отпустив контролера, следователь посоветовался с психотерапевтом УБЭП.

– Может ли нормальный контролер качества, работающий на фабрике инфокристаллов, врать?

– Только в одном случае. Если у него каким-то образом произошло нарушение мэлонизации.

– А это возможно?

– Теоретически возможно все. Человеческая психика – сложная вещь… Но на практике я ни о чем подобном не слышал.

А через час пришла новость о том, что контролер покончил жизнь самоубийством. Просто шагнул в окно. С двадцать пятого этажа.

Ничего не оставалось, как продолжать проверять свои подозрения. И Мазур поручил оперативникам установить слежку за работниками студии релаксационных фильмов. Для начала за продюсерами и режиссерами. От эмоциолистов можно ждать чего угодно…

* * *

Записанный отрывок фильма закончился. Получив сигнал об окончании, Ковель с трудом вернулся к реальности и снял обруч.

Он был потрясен.

Хрен в грызло, сопереживание у этого парня достигало гигантского уровня. Мда-а, надо отдать должное Литвину – продюсерский нюх у него имелся. И еще какой…

Нет, с мальчиком надо работать дальше. Это и есть курица, способная нести золотые яйца. И надо непременно поговорить с продюсером, попытаться убедить его. Впрочем, после того как Литвин посмотрит фильм, он и сам все поймет. Так что и убеждать не потребуется. Он чует выгоду за тысячу километров – потому и слывет хорошим продюсером!

Тот будто чувствовал – тут же появился в помещении «студии»

– Ну и как получилось, отец?

– Посмотри сам.

Ковель надел обруч на голову продюсера.

– Это то, что надо! – сказал тот, закончив просмотр предложенного куска. – Уж поверь моему продюсерскому нюху.

* * *

Ластик очнулся в том самом помещении, куда его привезли из приюта. Чувствовал он себя бесконечно усталым.

Вокруг было пусто и тихо.

Прошел он испытание на актера или нет?

Ответить на этот вопрос было некому.

И Ластик решил, что самое лучшее сейчас – снова заснуть.

* * *

Преступники даже не скрывались. Наверное, были уверены, что нормальный человек никогда не поймет их действий.

Уже через пару дней слежки оперативники доложили Мазуру, что двое работников студии по производству релаксационных фильмов посещают с неведомой целью развалины старого завода, пропадая там по нескольку часов.

Кроме того, оказалось, что на заводе заработала давно отключенная Линия доставки, а значит там занимались тем, что требовало материального и пищевого снабжения. То есть серьезным занимались.

После этого оставалось только застукать занимающихся на месте преступления.

Страх – фундаментальная эмоция… Мазур побоялся войти в заводские развалины без охраны. Это к контролеру с фабрики по производству инфокристаллов он бы пришел один…

А в этих условиях привлечь группу захвата было самым правильным решением.

Что Мазур и сделал.

* * *

Хрен мне в грызло!!!

Ковель готов был аплодировать. Как это делалось всеми работающими на студии, когда заканчивалось производство очередного релаксационного фильма. Но там был поток, конвейер. А тут работа штучная… Нет, прошедшие дни минули не зря. Этот фильм будет пользоваться на черном рынке повышенным спросом.

Он чувствовал себя самым настоящим первооткрывателем.

Собственно, если говорить честно, открытие его заключалось лишь в одном – могут существовать фильмы, сделанные не по сценариям, утвержденным министерством пропаганды для тупых обычников, а по старой книге, написанной черт-те когда и уничтоженной, по всей видимости, сразу после принятия Закона о деэмоциализации. Собственно, тогда все существующие художественные тексты – и в электронном виде, и на бумаге – были уничтожены по специальному распоряжению правительства. Не на сто процентов, разумеется, – на такое у властей не хватило духу. Нет в информаториях тексты сохранились, однако свободный доступ к ним был закрыт – иначе массовое применение методики, разработанной братьями Мэлони, стало бы бесполезным. Так что где-то текст, над которым Ковель сейчас работал, существовал. Но для него, обычного режиссера релаксационных фильмов, как бы и не существовал. И получилось очень удачно, когда во время отпуска он раскопал эту библиотеку у старого деда в отдаленной деревеньке.

Правда, надо еще раз отдать должное и Литвину – продюсер сразу почувствовал, что кашу сварить с Ковалем можно. Без Литвина бы режиссеру не удалось организовать подпольное производство. Где бы, к примеру, он раздобыл актеров? Теми, кто работает на студии, при официальном производстве, не воспользуешься. Их умение сопереживать не превышает прямых потребностей тупаря-обычника. Других бы цензура просто не допустила к записи. Ибо именно в получении заказанных эмоций скрывается ахиллесова пята мэлонизации. Впрочем, до мэлонизации нам дела нет. Наша задача – зарабатывать бабки, и раз подпольные фильмы пользуются спросом, будем их производить. Затраты-то не велики…

Хотя это у режиссера затраты не велики, а сколько тратит продюсер – только ему, продюсеру, и известно. Не за бесплатно же он добывает в приютах таких актеров!..

Стоп, об актерах мы думать не будем! Это прерогатива Литвина – добывать их, а потом выводить из игры. Последняя актрисочка была куда как хороша! И Маргарита из нее получилась – пальчики оближешь! А куда ее потом продюсер дел – не мои проблемы! К сожалению, этих девочек и мальчиков нельзя держать в подвалах бесконечно. Они быстро перестают работать и начинают задавать вопросы о своем светлом будущем. И тогда их надо менять. Как говорит Литвин, – расходный материал. Как топливные элементы…

Скрипнула дверь. В «студии» появился продюсер.

– Ну, отец, поздравляю тебя. Кристаллы едва ли не с руками отрывают. Так что надо срочно перебираться в офис и дальше раскопировать этот «Обитаемый остров».

– Может, наймем кого? А я пока начну записывать новый фильм…

Литвин покачал головой:

– Нет, отец… Надо сделать паузу. Подобрать новое помещение, перебазироваться. Чую, вот-вот могут начаться проблемы.

И вправду он чует или его предупредили – это было неважно.

А вот другое – важно…

– Слушай… Этот паренек… Он очень талантлив… Нельзя ли его как-то… – Ковель пошевелил в воздухе пальцами, остро понимая собственный кретинизм. – Чтобы можно было еще поработать с ним…

Литвин нехорошо усмехнулся:

– Это пусть тебя не волнует. Актеры у нас будут всегда. Тех, против кого бессильна мэлонизация, хватает. Ни один приют еще не закрылся за ненадобностью.

Он был прав – эмоциолисты не исчезнут. И общество, созданное на основании Закона о деэмоциализации, всегда будет в них нуждаться. Закон не для всех писан, так было испокон веку в истории человечества. И они не жуки в муравейнике, они муравьиные матки, вокруг которых строится вся жизнь. Иначе откуда тупари-обычники будут знать, что им делать?..

– В общем, выходи, отец, из подземелья и берись за копирование. А я тут пока порядок наведу.

И Ковель отправился выходить из подземелья.

* * *

Ластик лежал на надувном матрасике, заложив руки за голову.

Пора бы господам испытателям уже и закончить испытание. Почему-то он был уверен, что все у него получилось. Зачем иначе он просыпался с чувством полученного острого наслаждения? Как будто с Леночкой переспал, массаракш… Как она там, кстати? Призвали ли ее тоже или все еще ждет?

Надо думать, призвали. И впереди ее ждет интересная работа и долгая жизнь. Как его, Ластика! Иначе и быть не может, массаракш!

– Ну что, парень… – В комнате без окон, которую занимал Ластик, появился Литвин. – Испытание твое позади. Ты призван!

Я призван! – возликовал Ластик. – Я знал это! Иначе и быть не может!

– Меня берут в актеры?

– Конечно, отец! Идем со мной!

Почему Литвин назвал его отцом, Ластик не понял, но это было сейчас и не важно.

Душа его пела, как живущий в приютском лесу соловей.

Они вышли из комнаты и двинулись обшарпанными коридорами. Вышли в огромное помещение с проломанной крышей. Сквозь проломы светили звезды. Они были такими, как в снах Ластика.

Он поднял голову и посмотрел на одну из них.

А потом его голова раскололась от внезапной боли.

* * *

Режиссер вышел с завода незадолго до начала операции. Его не стали трогать. Никуда он не денется.

А вот продюсера взяли с поличным – он как раз дожигал левую руку неизвестного человека. Голова и правая рука уже были уничтожены.

При аресте убийца вел себя спокойно.

Спокоен он был и на допросе. Объяснил, что искал на заброшенном заводе реквизит для съемок очередного релаксационного фильма, записываемого на студии.

Вы же знаете, господин следователь, что при записи приходится пользоваться реквизитом. Вот и ищем где возможно. Производство релаксационных фильмов – очень важное для стабильности общества дело. Вам ли не знать…

А парень этот на него напал. Так что это была самозащита.

Продюсер наверняка врал.

Но изобличить его было нечем.

А посему оставалось взяться за режиссера.

* * *

В первые минуты Ковель, когда его задержали люди УБЭП, испытал страх.

Это ведь, хрен мне в грызло, эмоция фундаментальная.

Однако потом он успокоился.

Хоть Литвин и убивал актеров, но его, Ковеля, на произвол судьбы не бросит. К тому же, не он ведь, Ковель, убивал этих самых актеров. Он, Ковель, даже и не знал, куда они исчезали после съемок. Только догадывался, а догадки, как говорится, к делу не пришьешь.

Следователь, к которому режиссера привели, судя по очень бедной мимике, был тупарь-обычник.

И потому раскрывать перед ним душу было втройне глупо.

Ковель и не стал это делать.

Да, заброшенный завод он посещал. Да, требовались декорации для работы, потому что при записи с декорациями лечебный эффект от фильмов выше. Спросите у студийных психотерапевтов… Так что никаких нарушений закона!

Да, имеете право задержать на трое суток, хрен вам в грызло. Пожелание он, конечно, в слух не произнес. Дураков нет, мы служителей закона не оскорбляем!

* * *

Задержав режиссера, Мазур произвел в его рабочем кабинете обыск. И нашел неучтенный фильм. Он его просмотрел, хоть это и не входило в его компетенцию. Зачем – и сам не знал. Никаких особых удовольствий он от просмотра не получил. Вреда, впрочем, тоже. Но ведь зачем-то этот фильм был сделан.

Дополнительное расследование показало, что фильм производился для черного рынка. И что пользовался там спросом. Почему за подобные фильмы нормальные с виду люди готовы платить бешеные деньги – следователь так и не понял.

Приключения пацана на чужой планете… Если нет чужих планет, то и приключений на них быть не может.

Однако люди покупали этот фильм и смотрели. И скрывали это преступление, становясь способными врать.

Интуиция говорила следователю, что подобные вещи могут нести угрозу стабильности общества. А значит, и конституции, охранять которую – главная забота для любого работника управления по борьбе с эмоциолистскими преступлениями.

И потому надо доложить о найденном фильме и о своих выводах начальству. Дело полковника Димова – дать расследованию дальнейших ход, коли тут возникают интересы министерства пропаганды. А может, и министерства безопасности… В любом случае, это не его, Мазура, уровень.

Вот эмоциолист бы, наверное, не доложил. Но эмоциолист никогда не поймет поведение нормального человека. Ему и в голову не придет, что нормальный человек может повести себя совсем не так, как он, эмоциолист…

Однако он, следователь Мазур, – человек абсолютно нормальный. И потому доложит.

– Вы, майор, знаете, что нужно делать, – сказал полковник Димов, выслушав подчиненного. – Управление по борьбе с эмоциолистскими преступлениями гордится вами, но вы в ходе следствия раздобыли информацию, находящуюся вне вашей компетенции.

Гордость со стороны УБЭП его, следователя Мазура, работой была фундаментальной эмоцией. Желание получить наказание за получение неположенных знаний – тоже.

К тому же, он и сам совершил преступление, допустив воздействие на себя незаконно произведенного фильма. Пусть допущенное воздействие ничем и не обернулось, но casus belli, если можно так выразиться, случился.

И потому следователь вернулся в родной кабинет, открыл окно и беззаботно шагнул в проем, туда, где пятнадцатью этажами ниже, вовсю буйствовали цветом кусты сирени.

* * *

Перечислив на счет полковника Димова оговоренную сумму и встретив отпущенного из-под ареста режиссера Ковеля, продюсер Литвин удовлетворенно потер руки.

Хорошо, что следователи в УБЭП – тупари.

Этот тип, подчиненный полковника, наверняка полагал, что раскрыл серьезное преступление. Ему и в голову не могло прийти, что у преступников существует крыша. Он и понятия-то такого не знает.