Текст книги "Граф Грей"

Впрочем, он иногда и сам не знал, чего ему нужно больше – стабильности, успеха, уважения, благополучия, или чего-то такого, неопределенного, непонятного и странного, что переворачивает жизнь и заставляет видеть её иначе. Тогда, в Хабаровском аэропорту, он понял, что хотел бы это испытать, но испугался. Или не испугался? Да, скорее всего – не испугался, а, моментально просчитав ситуацию в голове, решил, что еще недостаточно состоятелен (или самостоятелен?), чтобы устраивать такие эксперименты. Это может позволить себе какой-нибудь безумный миллионер, поддавшись импульсу чувства. Ему терять нечего. А Евгению, уволься он со своей нынешней работы, навряд ли потом удастся устроиться на такое же хорошо оплачиваемое местечко. А уволиться бы пришлось, чтобы последовать за Ней.

Но думать об этом ему сейчас не хотелось.

Он и «Подвальчик» -то придумал затем, чтобы освобождаться в нем от воспоминаний об этой странной любовной истории, расслабляться, ни о чем не думать и без опаски путешествовать в тёмных лабиринтах. Он не боялся их, потому что сам их построил и знал все входы-выходы. Но, однако, делал вид, что позабыл некоторые секреты и не знает, кто и что ждет его за закрытой дверью.

– Да, «Подвальчик» не для тебя, – повторил Евгений и пытливо взглянул прямо в глаза Александру. – Это не так романтично и возвышенно, как тебе представляется. Если хочешь знать, то любовь – это всегда больно…

– Ой-ой-ой! – Александр дурашливо скривился и схватился за сердце. – «Болит сердце не от боли, от проклятой от любови…» Такую у нас в деревне бабы частушку голосили, как подопьют на ферме, так и завопят: «Я иду, а мне навстречу – трактора и трактора, почему любовь не лечат никакие доктора?» А уж потом и про «боль в сердце»… Послушаешь тебя, так получается, что истинную любовь испытывают только мазохисты. Ну, и пьяные бабы еще…

– Я это не утверждаю, хотя и знаю: некоторым непременно нужно помучаться, поволноваться, исстрадаться, иначе и любовь им не любовь. А вот! Сейчас! Погоди минутку, – Евгений вдруг поднял правую руку и коротким жестом попросил Александра помолчать. Наморщив лоб, он то ли прислушивался к самому себе, то ли что-то вспоминал. И, наконец, торжественно вымолвил:

– Быть может, сладкой радостью когда-то

Была любовь, хоть не скажу, когда,

Теперь, увы! Она – моя беда,

Теперь я знаю, чем она чревата…

Это Петрарка написал. И в этом же сонете у него есть такая строка: «Я плакал, но и пел…» Любовь – это не только безграничная радость, это еще и боль. Может быть, так прорезаются крылья у души?

– Ну вот, опять: душа! И вообще, не кажется ли тебе, что мы слишком часто употребляем слово «любовь»? И, может быть, ни черта при этом в ней не смыслим!

– В этой науке мы вечные дилетанты, – усмехнулся Евгений, и в его глазах на мгновенье вспыхнули желтые искорки. – И все-таки, друг мой, кое-что знаем.

– Так и не скажешь мне, что ты знаешь, Дьяволенок?

Евгений равнодушно пожал плечами и, намеренно зевнув, лениво сказал:

– Как хочешь… Но предупреждаю: «Подвальчик» не для слабонервных. Тем более, что сегодня в нем намерен присутствовать сам граф Грей.

– Ну, так что ж из того? Милейший человек! Я его знаю.

– Никогда никого нельзя узнать до конца, – Евгений вкрадчиво улыбнулся, и одна только эта его веселая и жестокая улыбка сразу напомнила, что он – Дьяволенок. – Что есть человек на самом деле, этого он сам не ведает. Но довольно! Ты сам захотел в «Подвальчик»! Вот тебе временная карточка клуба. Входи!

На экране монитора возник витиевато оформленный прямоугольник, напоминавший сервисную телефонную карту. На нем были указаны номер новоиспеченного члена клуба и его пин-код для входа в это заведение.

Поскольку весь разговор происходил в приват-чате, то Александр, поблагодарив Дьяволенка за любезность, тут же набрал компьютерный адрес «Подвальчика» – почти моментально на мониторе возник известный всем горожанам старинный двухэтажный особнячок, неподалеку от которого совсем недавно стояла деревянная халупа. Окрестные жители именовали ее клоповником. Для этих насекомых, как, впрочем, и тараканов, тут был рай земной. Истребить их можно было только вымораживанием. Обитатели этой «трущобы», сговорившись, в самый лютый мороз переставали топить печи и открывали все окна и двери. Самые сметливые тараканы тут же переходили из разряда оседлых жителей в беженцы. Выстроившись в длинную цепочку, они резво торили в снегу дорожку к соседним многоэтажкам. Замерзали не все. Наиболее быстрые и наглые успевали-таки добежать до теплых подъездов. Городским зевакам великое переселенье тараканов доставляло удовольствие, и о нем вспоминали еще долго. А в халупе, промороженной насквозь, насекомых не было до весны.

Эта «трущоба», приглянувшаяся одному местному торговцу богачу, в считанные дни была выкуплена у ее обитателей, и довольно скоро на ней появилась вывеска «Джинсовый рай». Сам домишко, отремонтированный, покрашенный и отделанный модным бело-голубым пластиком, засверкал чистыми стеклами и неоновыми огнями. Вечно грязный, заваленный мусором газон перед ним почистили, засыпали черной жирной землей, в которую бережно посадили калинки, рябинки и яблоньки. Хозяин магазина велел подвести к деревцам трубы, по которым к их корням подавалась вода. Белозубые хлопотуньи в небесно-синих халатах, сверкая улыбками, день-деньской выщипывали тут траву, пололи-рыхлили землицу, и надышаться не могли на заморские, видимо, цветы: они напоминали крупные желтые нарциссы, но пахли розами. И, что интересно, были собраны в большие «шляпки», ну совсем как флоксы. Горожане были уверены, что эти цветы вывел сам доктор Чжен, который скрещивал уток с курами, кур с голубями и вообще творил всякие чудеса в своей лаборатории.

А тот двухэтажный старинный особняк, который выбрал Дьяволенок, в реальной жизни не претерпел никаких изменений, и его подвал по-прежнему досаждал жильцам облаками пара из прорвавшихся в подвале труб горячего отопления, и вонью от разлагающегося мусора, и мышами с крысами, которых никакая дезинфекционная станция не могла победить, хотя отравленным зерном и завалили все щели и углы. Грызуны, видно, были ученые, и знали, что эта приманка означает неминуемую смерть. К тому же, в соседних мусорных контейнерах было полным-полно пищевых остатков, которыми они и пробавлялись.

Дьяволенок, взяв фотоснимки этого дома, с помощью компьютера переделал его, как мог оборудовал подвал, сочинил программу, которая управляла его внутренней жизнью, и всё это получилось у него вроде бы неплохо, тем более, что граф Грей помог ему советами. Многие хотели сюда попасть, чтобы узнать, чем занимаются в этом закрытом виртуальном клубе его члены. Но Евгений разработал систему безопасности, которую не могли взломать даже опытные хакеры. И это тем более притягивало к «Подвальчику», как порой человека неудержимо притягивает все загадочное, неведомое, ужасное и оттого еще более пленительное и прекрасное.

Александр подошел к массивной двери, на которой вместо обычной ручки была приделана странная, вычурная головка то ли человека, то ли сфинкса, то ли некоего дьявольского отродья. Это бронзовое существо, оскалясь в жуткой гримасе, держало в зубах кольцо.

Александр дернул кольцо на себя – дверь легко открылась, и он оказался в небольшом коридорчике, стены которого были покрыты темными панелями. Тусклые светильники, напоминавшие факелы, уныло тлели по углам. Темно-красный палас устилал пол, и в багровых отсветах факелов казался почти черным. Вниз вели мраморные ступеньки: одна белая, другая черная, и снова белая, и снова черная…

Он машинально сосчитал количество ступенек. Тринадцать!

Швейцар, похожий на генерала, важно глянул на Александра, явно не признавая в нем постоянного посетителя, и удивленно вскинул брови:

– Добрый вечер! Вы не ошиблись? Это частный закрытый клуб.

Александр, выпятив грудь и слегка расставляя ноги, будто только что соскочил с коня, подошел к швейцару и бесцеремонно сунул ему под нос карточку, выданную Дьяволенком.

– Ага! – смутился швейцар и смерил его оценивающим взглядом опытного человека, много каких людей повидавшего за свою жизнь. – Извините. Теперь вижу, что вы гость самого хозяина. Знаете правила клуба?

– Да, – Александр постарался придать своему голосу уверенность и даже наглость. – Всего три правила. Первое: здесь разрешается все, против чего не будут возражать другие члены клуба. Второе: я могу покинуть клуб в любой момент и никто не имеет права меня удержать. Третье: молчанье.

– То есть вы никому не станете рассказывать об увиденном тут? – уточнил швейцар.

– Да, – ответил Александр. – За пределами клуба – никому.

– Добро пожаловать! – швейцар поклонился. – Приятного вам отдыха, господин Привидение!

Александр, удивляясь своей вальяжной походке, напоминавшей, должно быть, гусарскую, вошел в открытую дверь и невольно зажмурился. В зале, где он оказался, было очень светло: сверкали хрустальные люстры, многочисленные бра, лампы, и вдобавок ко всем мыслимым немыслимым осветительным приборам на столиках горели разноцветные свечи.

Нарядные дамы и господа без умолку о чем-то говорили друг с другом, и потому в зале стоял тот легкий гул, который характерен для кафе, пиццерий, ресторанов. Но этот гул голосов был как бы мягче, тише, без резких всплесков – он напоминал, скорее, легкую болтовню на чьей-нибудь уютной кухне: все знают друг друга, никто никого не перекрикивает и, если говорят одновременно, то прекрасно слышат, о чем, быть может, вполголоса шепчутся соседи.

Александр приосанился, снова с удивлением отметив в себе нечто новое: он вел себя как опытный, умудренный мужчина с чуть старомодными привычками.

– Здравствуйте, господин Привидение!

Он оглянулся и увидел Кисулю, которая, маняще улыбаясь, протягивала ему свою маленькую ручку.

– О, кого я вижу! – Александр молодцевато склонился к ее ручке, решая, стоит ли вправду ее целовать или ограничиться лишь прикосновением губ.

– Какими судьбами? – великосветски улыбнулась Кисуля, раскрывая веер.

– Да вот… Допустили и меня сюда…

Он все-таки лишь прикоснулся губами к ее гладкой ручке, пахнущей какой-то резкой травой.

– Не потеряй голову, – шепнула Кисуля, лениво обмахивая себя веером. Ее глазки совсем не по-великосветски шныряли по сторонам.

– Было бы с кем, – пожал плечами Александр и охватил присутствующих дам тем особенным зорким взглядом, каким мужчины, будто коршуны, высматривают и оценивают потенциальную жертву. – А что, тут легко голову потерять?

Она на плечах затем, чтобы иногда было что терять, – интригующе шепнула Киска. – Голова на плечах иногда совсем не нужна, милый…

Девушка как-то так ловко отошла в сторону, что ей даже не пришлось посторониться, чтобы пропустить к Александру Маркизу, которая, напряженно вглядываясь в его лицо, напрямик спросила:

– Ты по приглашению Дьяволенка тут?

– Да. А что?

– А где он сам?

– Он мне не докладывается…

Маркиза помрачнела и в который раз оглядела всех присутствующих.

– И, главное, графа Грея нет тоже. Я кое-как упросила его составить мне протекцию у Дьяволенка. И вот я тут, а его нет…

– Которого из них ты больше ждешь?

– А то ты не догадываешься…

– Я его не заменю?

Маркиза смерила его тем презрительным взглядом, которым, должно быть, великанши оценивают потенциальные возможности пигмеев.

– Что? Не подхожу по каким-то параметрам? – Александр усмехнулся и многообещающе глянул в ее глаза. – Или тебе только дьяволят подавай?

– Ты не понравился моему дьяволенку…

– Что?

– Ну, понимаешь, я вычитала в одной книге, что у каждого человека есть свой дьяволенок. И вот когда два человека встречаются, то первыми знакомятся их дьяволята, – Маркиза, довольная, смотрела на обескураженного Александра и, не сдержавшись, хихикнула. – Что? Удивлен? Так вот, любезнейший, выскакивают, значит, эти дьяволята и бегут знакомиться. Если они понравятся друг другу, то, само собой, их хозяева тоже сойдутся…

– А я своего дьяволенка держу на цепочке, – нашелся Александр. _ И далеко от себя не отпускаю!

– Вот это и не понравилось моему, – парировала Маркиза. – Ариведерчи!

Она развернулась и, покачиваясь от бедра, медленно заскользила мимо столиков. Веер метался у нее в руке, словно она поймала за лапки какую-то яркую фантастическую птицу и та, пытаясь вырваться, трепыхала крыльями. Красотка была явно разгневана на Дьяволенка.

И снова перед Александром возникла Кисуля. Она заговорщицки подмигнула ему и сообщила:

– Мало кто знает, что Дьяволенок сейчас тут!

– Я его тоже не вижу…

– Он тут везде! – простодушно улыбнулась она. – Я это ощущаю…

– Да ты медиум, – ухмыльнулся Александр. – А я ощущаю, что ничего не ощущаю…

И снова Кисуля будто испарилась. На ее месте оказалась какая-то незнакомая Александру дама в черной маске.

– Привет, – сказала она низким грудным голосом.

– Здрасьте, – он поклонился.

– Я Маска, – сообщила дама. – А ты, знаю, Привидение. Хочешь чего-нибудь выпить?

Он уже давно испытывал жгучую жажду, но не решался присесть за чей-нибудь столик.

– Пива хочешь или лимонада со льдом? – осведомилась дама.

Он представил восхитительную легкость холодного светлого пива, освежающего пересохшую гортань, и сглотнул слюну. У него не было с собой денег. И вообще до зарплаты оставалось целых два дня. А здесь, как он решил, за удовольствия нужно платить.

– За удовольствия тут платят не деньгами, – сказала Маска, будто прочитав его мысли. – Вот, освежись, – она протянула ему кружку пенящегося ярко-желтого пива. – Ты ведь любишь такое?

Он залпом отхлебнул почти полкружки и, удовлетворенный, улыбнулся:

– Классно!

– Ты пришел сюда лишь затем, чтобы утолить жажду? – Маска пытливо глядела прямо в его глаза.

– Жажда бывает не только такого рода, – уклончиво ответил он и снова отхлебнул пива.

Маска засмеялась и шлепнула его по руке:

– Ах, баловник!

Александр ощутил легкое возбуждение, которое внезапными и томительными волнами накатывает на мужчин во время флирта.

– Пойдем со мной, – поманила его Маска. – И ничего не бойся!

Она отступила за темно-бордовую портьеру и, взяв Александра за руку, втянула его за собой.

Там, где они оказались, стояла кромешная темень. Александр чувствовал пожатие руки Маски и, чтобы не потерять ее, крепко за нее ухватился.

– Ты боишься темноты?

– Темнота – друг молодежи, – пошло сострил он.

– В темноте пребывают заблудшие души, – неизвестно к чему сказала Маска.

Он шел за ней, ничего не видя перед собой. Лишь слабый аромат спелой дыни, смешанный с каким-то горьким запахом, указывал на то, что впереди него пробиралась женщина со странным именем Маска. И она по-прежнему цепко держала его своей лапкой.

– А куда мы идем?

– Неважно, – ответила Маска. – Главное – идти вперед и не оборачиваться.

– Как Орфей за Эвридикой? – Александр показал свою культурологическую начитанность.

– И это неважно, – шепнула Маска. – Мы идем так, как идем только мы!

Тьма стояла кромешная, и в ней что-то происходило. Александр не мог понять, что именно происходило. Скорее всего, это было какое-то слабое движение – вокруг него, сверху, снизу, с боков. Какое-то шевеление, чуть слышные шепоты, вскрики, шуршанье, приглушенные шаги, скольжение ветерка по лицу, по губам, шее. И от всего этого Александра кидало то в жар, то в холод.

– Что это?

– Предощущение, – загадочно ответила Маска.

Он решил больше ни о чем ее не спрашивать и продвигался вслед за ней на ощупь.

Темнота вокруг него словно пульсировала. Александр ощутил на лице слабый промах чего-то жаркого, острого и волнующего – это он не смог бы описать ни словами, ни красками. Будто бы его коснулось нечто такое, от чего в нем встрепенулись смутные желания счастья и бесконечной нежности.

– Неужели ты на самом деле романтик, а не трезвый, рационально мыслящий молодой человек? – спросила Маска. – Ты изменился…

– Нет, я всегда был такой, – смущенно ответил Александр. – На самом деле я не такой, каким хочу казаться…

– Тсс! – Маска положила холодную ладошку ему на губы. – Молчи… Тут надо молчать… Место проходим как раз такое: одно лишнее слово – и всё…

– Что всё?

Маска зажала его рот и даже тихонько стукнула по спине, чтобы заставить замолчать.

В кромешной темноте вдруг сверкнула одна искорка, другая, третья…

А это что? – тихо, одними губами спросил он.

– Обычные дверные глазки, – так же тихо ответила Маска. – Можешь глянуть в них, если хочешь…

Осмотревшись, он убедился, что все эти светящиеся звездочки выстроены в один ряд – значит, действительно искусственного происхождения. А он-то думал, что начинаются какие-то особенные дьяволенковы чудеса!

– Можешь посмотреть, – напомнила Маска. – Увидишь, чем тут некоторые занимаются… Только соблюдай осторожность! Иначе все кончится…

Он выбрал самый яркий глазок и заглянул в него. Ему открылся дивный вид: берег реки, развесистые ивы сверкают серебром на солнце, в высокой траве лежит старая деревянная лодка, а на ней сидит маленькая чайка, чуть поодаль, в густых камышах, горделиво застыла на одной ноге цапля.

Александр сглотнул слюну. Та картина, которую он видел, напомнила берег тихой, теплой речки, про которую местные остряки говорили, что она и курице-то по колено, а если добрый гусак сядет, то запруду устроит. Никакие фабрики с заводами речку не поганили, и вода в ней была чистая, потому и раки тут водились. Александру на какой-то миг даже показалось, что пряный аромат аира и розовых кашек закружил голову.

На пригорке, прямо над рекой, сидели парень и девушка. Молодые, одинаково светлоглазые, белоголовые, светло коричневые от загара, они молча смотрели в глаза друг другу. Девушка, смущаясь, иногда опускала глаза, чтобы проверить, ровно ли она плетет венок из васильков. Ее руки проделывали эту работу машинально, и судя по всему, за свою жизнь она сплела десятки, если не сотни венков из полевых цветов.

Юноша вдруг откинулся на спину и, заломив руки под головой, уставился в небо.

– Смотри, – сказал он. – Воздушный фрегат!

По небу плыло облако, своими очертаниями напоминавшееся старинное судно.

– Это первый фрегат в моей жизни! – счастливо рассмеялся юноша. – До этого я их только на картинках видел…

Девушка бросила плести венок и тоже легла лицом к небу.

– Ага, – сказала она. – Красивый! Как взаправдашний…

– Эх, – сказал юноша, – если бы он был взаправдашний, я бы тебя увез на нем в страны дальние в жизнь неземную и прекрасную

– Что ты! – понарошку испугалась девушка. – Я боюсь дальних стран! Уж лучше жить на своей земле…

– Хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее, – ответил парень. – И чтобы ты никогда не старела!

– Ты у меня самый лучший, – сказала девушка и, неловко подвинувшись к нему, быстро поцеловала его в шею.

– Я скоро уеду учиться, – сказал парень, поглаживая то место, которое поцеловала девушка. – И ты меня забудешь…

– Нет, – она вскочила и побежала к реке, срывая с себя платье. – Никогда не забуду! Разве можно забыть тебя? И как мы с тобой купались, и собирали цветы, и как ты дразнил меня, чтобы обратить мое внимание на себя, и как написал ту записку – помнишь? Ну, про встречу на этом пригорке… И как ты меня в первый раз поцеловал. Ой! Или я тебя?

Она вдруг залилась смехом и, не оборачиваясь, вбежала в воду. Платье осталось на берегу.

Юноша, привстав, смотрел, как девушка плещется в реке, и сиянье брызг вокруг нее было похоже на волшебный ореол, и капельки воды сверкали как бриллианты, а чайка, истошно вскрикнув, взлетела с лодки и закружилась над пригорком.

Александр, оторопев, наблюдал эту картину, узнавая в парне себя, а в девушке – ту, первую свою любовь. Или это был не он сам? Да и девушка, кажется, была другая. Нет, определенно, это не Тамара, которую он любил так, как, казалось, любить невозможно: он засыпал и просыпался с ее именем, он думал о ней постоянно, и ему хотелось, чтобы она всегда была рядом, и только от одного её имени его пробирал быстрый жар, и если она прикасалась случайно к нему, то он почти терял сознание или, во всяком случае, переставал что-либо понимать – это было какое-то сумасшествие, бред, наваждение.

– Это пастораль, – прокомментировала Маска. – Не знала, что тебя приводят в экстаз всяческие буколики. С пастушками, милый, предпочитаешь любиться?

Он ничего не ответил.

– Да ты не стесняйся! – Маска хмыкнула. – В «Подвальчике» исполняются все, даже самые разнузданные фантазии. Разве тебе Дьяволенок ничего не говорил?

Александр неловко отмахнулся от Маски, дескать: помолчи ты, это дело не твое, но его резкий жест показался ей, видно, слишком бесцеремонным, и она, обидевшись, вырвала свою ладонь из его руки.

Потеряв ее ладонь, он остался один в кромешной темноте. Маска, видимо, была где-то рядом, но, поводив руками по сторонам, он не нашел её.

– Ты где? – спросил Александр.

Маска молчала. И он зябко передернул плечами: остаться одному в этих темных лабиринтах ему совсем не хотелось, тем более, что попытавшись самостоятельно двинуться вперед, он вдруг с ужасом почувствовал под ногой пустоту и вовремя отпрянул назад, иначе бы свалился куда-то вниз.

– Не молчи, – попросил он. – Я не смогу выйти отсюда без тебя. Отзовись, пожалуйста!

Вокруг стояла оглушительная тишина: ни шороха, ни звука, ни малейшего движения воздуха. И вдруг совсем рядом с ним, где-то сбоку, заговорили два человека. Это были мужчины, и голоса их показались Александру знакомыми.

Он прислушался и, ориентируясь на звуки речи, шажок за шажком подобрался к холодной влажной стене. Она была сложена, видимо, из неотесанного грубого камня: его ладонь нащупала шершавость гранита, бархатистость мха и редкие космы лишайников.

Два камня неплотно примыкали друг к другу, и щель светилась в темноте узкой полоской света. Александр приник к ней глазами и увидел небольшую квадратную комнату, стены которой представляли собой массивные стеллажи с книгами. В углу тускнели в камине прогоревшие поленья. Двое мужчин что-то прихлебывали из высоких стаканов и смотрели на багровые угли.

Приглядевшись, Александр узнал их. Это были граф Грей и Дьяволенок. Они не видели Александра и, как ни в чем не бывало, продолжали свой неспешный диалог.

– А знаешь, ведь человек разучился думать сам, и что тому причина – зубрежка в школе, вбиванье в голову каких-то стереотипов поведения, боязнь отступить от общепризнанного и, не дай Бог, угодить в меньшинство, – я не знаю, но всё это и масса других причин заставляют нас искать готовые теории, метод, учение, аксиомы или даже какой-нибудь рецепт, чтобы решить свои проблемы, – Николай Владимирович весело развел руками. – Вот так! Вся проблема в том, чтобы найти проверенное средство решения этой проблемы. А самому думать не обязательно, достаточно того, что до тебя уже надумали другие. И это, конечно, неплохо, но человек не понимает – да и хочет ли понять? – механизмы действия найденного им рецепта, и совершенно не задумывается над тем, как это может отразиться в будущем. Ты, наверное, тоже слышал от людей, даже высокообразованных, такое мнение: наше подсознание – это большая электронно-вычислительная вычислительная машина, и её, мол, можно всячески программировать. Следовательно, каждого из нас можно, так сказать, закодировать на счастливую жизнь. Но почему ж они, эти умники, никак не могут наладить не то что чужую, а даже собственную судьбу?

– А потому, что ни психология, ни психоанализ, ни философия и никакая эзотерика не могут точно, повторяю: математически точно, выявить алгоритмы работы подсознания, – хмыкнул Дьяволёнок. – А они, я уверен, существуют. У какого-то философа я вычитал мысль, что наше сознание – это всего лишь небольшая надстройка, созданная в процессе эволюции подсознанием.

– Созданная именно подсознанием? – Николай Владимирович, задав уточняющий вопрос, напрягся и подался вперед, пытливо вглядываясь в глаза Дьяволенка. Александру даже показалось, что он пронизывает взором душу собеседника.

– Да, именно! – воскликнул Дьяволенок. – Подсознание – это живая структура! И на самом деле именно она, а не мозг управляет нами…

Александр жадно слушал этот разговор. Его охватило странное волнение, из разряда тех, которые испытывает совестливый человек, когда на пустынной дороге находит кошелек с деньгами: кому он принадлежит – неизвестно, а взять себе – неловко, отнести в милицию – тут сомнения начинают одолевать: мало ли, вдруг менты всё себе прикарманят, а оставить находку там, где она лежала, тоже как-то не особо хочется.

Вот и этот, нечаянно услышанный разговор, был сродни найденному кошельку. Чужие мысли волновали точностью и простотой, в них были ответы на те вопросы, которые давно мучили Александра. Он искал их сам где только можно – в психологии, философии, эзотерике, даже пытался штудировать медицинские журналы по нейрофизиологии, психиатрии и, продираясь сквозь защитный фильтр из специальных терминов, отсеивая всё наносное, путаное и ненужное, пришел к выводу, что мозг – это, скорее всего, мощная био-вычислительная машина. Её отличие от компьютера лишь в том, что она сама приспособилась к окружающей среде, и сделала это необыкновенно умело.

– Дьяволенок! Ну, ты и дьяволенок! – восторженно вскричал Николай Владимирович и, вдруг прикрыв рот ладонью, недоуменно огляделся. – Странное ощущение, – он прислушался. – Будто здесь кто-то еще присутствует…

– Граф, всё может быть, – лениво улыбнулся Дьяволенок. – Вокруг нас блуждают чьи-то мысли, нас пронизывают чужие эмоции… Эфир дышит любовью и ненавистью, добром и злом, и, может быть, какая-нибудь беспризорная душа тоскливо вьется над нами…

– Не говори о том, чего наверняка не знаешь, – Николай Владимирович жестко сжал губы. – Наверное, мне показалось. Итак, дорогой друг, ты считаешь, что мозг – это та «обманка», с помощью которой подсознание внушает человеку неверные представления о его устройстве?

– Именно так! – важно кивнул Дьяволенок. – Иногда мне кажется, что Библия – это самая замысловатая шифрограмма, и только избранным открываются ее откровения…

– Боже! – дурашливо заломил руки Николай Владимирович. – И ты тоже ищешь тайный смысл в Писании? Да ты, брат, масон!

– Ну вот, хотя бы взять этот пассаж: человек создан по образу и подобию Бога, – не обращая внимания на ужимки собеседника, невозмутимо продолжал Дьяволенок. – И в то же время Он лепит его из праха, то есть из материи. Но не следует ли из этого, что сущность заключена в телесную оболочку, которая отнюдь не напоминает образ Бога? А Его образ и подобие – это то, что внутри человека: подсознание, обзаведшееся затем сознанием и мозгом…

– Темны твои слова, – вздохнул Николай Владимирович. – Заумь так и прёт из тебя. В средние века гореть бы тебе на костре яко еретику!

Александр, задрожав от волнения, попытался привлечь их внимание к себе: несколько раз постучал по стене, даже пнул ее, но Дьяволенок с графом Греем его не услышали.

– Да-да! – крикнул Александр. – Вначале был мыслящий шарик!

В тусклом прямоугольнике комнаты, которую он видел через щель, мелькнула серая тень. Николай Владимирович, уловив её быстрое, почти незаметное движение, снова насторожился.

– Что-то не так, граф? – спросил Дьяволенок.

– Да нет, всё так, – Николай Владимирович зачем-то погладил край стола и переставил свой стакан в его центр. – Не иначе, как Маркиза снова тебя ищет. Хочешь верь, хочешь – нет, но я прямо-таки ощущаю её неукротимое желание увидеть тебя…

– Никуда от этих настырных дам не скроешься, – пробормотал Дьяволёнок.

– Кто не желает, чтобы его видели, тот и сам предпочитает не смотреть на того, кто хочет видеть, – Николай Владимирович, обронив эту туманную фразу, замолчал, наблюдая игру света и теней в своем стакане.

Александр понял, что если бы даже они его услышали или увидели, то сделали бы вид, что не заметили присутствия постороннего человека. Они слишком увлеклись перекидыванием слов друг другу, игрой фраз, междометий и всем тем, что неминуемо сопровождает любой диалог о чем-то отстраненном, фантастичном, далеком от реальной жизни, – все эти полуулыбки, полувзгляды, затаенные усмешки, ерничанье придавали разговору легкий оттенок стёба, но в то же время не лишали его серьезности.

– Вначале был мыслящий шарик, – повторил Александр. – Может быть, правильнее было бы называть его био-компьютером, я не знаю, откуда он взялся на нашей планете. Но взялся! Чтобы как-то выжить на Земле, он, как моллюск, нарастил себе раковину – черепную коробку. И тем самым защитил себя от воздействий внешней среды. Ну а уже потом появилось и тело, чтобы было легче передвигаться по земле…

Придумав эту фантастическую версию, он сам же её испугался и предпочитал никому о ней не говорить. Все-таки в ней была какая-то сумасшедшинка! Но услышав разговор графа Грея и Дьяволенка, Александр понял, что нашел если не единомышленников, то во всяком случае людей, которые считают, что человек – это не мутировавшая обезьяна, а нечто более сложное и загадочное.

– Граф, меня занимает такой вопрос: если допустить, что сознательная часть нашей психики – это искусственное сооружение, построенное самим подсознанием, то не получается ли, что подсознание постоянно закрывает человеку путь к истине? – спросил Дьяволенок. – Нам кажется, что мы что-то такое знаем о себе и природе, но это всего лишь путешествие в самом себе, потому что подсознание дает лишь ту информацию, которая выгодна ему самому. И, в таком случае, что же это за создание такое – человек? Может быть, то, что я вижу, глядясь в зеркало, – это всего-навсего маска, а?

– Этого никто наверняка не знает, – Николай Владимирович искоса взглянул на собеседника и, не скрывая торжества в голосе, медленно, с достоинством вымолвил:

– Но, может быть, я скоро буду это знать…

Дьяволенок поднес свой стакан к губам, но вместо того, чтобы отхлебнуть из него пива, вдруг отставил его в сторону и посмотрел на свет. В светло-желтой жидкости степенно двигались вверх тяжелые серебристые пузырьки. На поверхности пена лопалась, превращаясь в мутный осадок.

Дьяволенок сидел неподвижно, глядя на игру пузырьков. Николай Владимирович тоже молчал. Что они, задумались, или каждый решал какую-то свою задачу? Александра рассмешило, когда Дьяволенок, изогнув правую бровь домиком, слегка оттопырил нижнюю губу. Евгений поступал так, когда размышлял о чем-то важном.

Наконец он очнулся и, как ни в чём не бывало, цокнул языком:

– Ах, чёрт возьми, до чего же хорошо это не фильтрованное пиво! Вкус подлинности, а не тщательной очистки…

– И как плох разговор, состоящий из тщательно подобранных слов! – хмыкнул Николай Владимирович. – Но сегодня мы, кажется, не фильтровали его…

– Не уверен, – Дьяволенок отхлебнул пива, посмаковал его во рту и с наслаждением сглотнул. – Вы, граф, так ничего толком и не сказали мне.