Текст книги "Паутина"

Глава 4
Совещания, совещания…

Алексей Николаевич так хлопнул ладонью по столешнице, что чуть не проломил ее:

– Ага!!!

Сергей оживился:

– Неужто и впрямь знакомого встретили?

– И еще какого. Вот нахал! Я ищу его на краю города, а он напротив Лавры живет. Ну нахал…

– Так, выходит, Чухонцев и есть тот, кого мы ищем?

– Наверняка. Таких совпадений не бывает. И не Чухонцев он вовсе. Зовут дядьку Никифор Ногтев, кличка Верлиока.

– Никогда про такого не слышал.

– Не слышал потому, что молодой, – обрезал помощника статский советник. – А в свое время он был вентерюшник[25]25
  Вентерюшник – налетчик.


[Закрыть] первый сорт. И притом человек, по уголовным меркам, порядочный. Еще в восемьдесят третьем году в Москве Ногтев уже считался «иваном» и заправлял огромным притоном под названием «Шиповская крепость». Когда я дознавал убийство бывшего министра внутренних дел Макова, то встречался с ним. И знаешь, не без удовольствия. Столько лет прошло, а он жив… Седьмой десяток уже, старик…

– Если ваш приятель уже тогда считался «иваном», значит, и сейчас не последний человек? – предположил Азвестопуло.

– Да уж к гадалке не ходи. Прикрытие Верлиоки – мастерская. Думаю, он участвует в сборе, так сказать, заочных голосов. Участники выборов из отдаленных областей шлют ему бюллетени. Тимофеев должен был привезти голоса лично, и возможно, таковых делегатов ожидается несколько. Значит, Ногтев-Чухонцев обязан их принять, разместить, привести на сходку. Очень интересно.

Вечером в кабинете Белецкого Алексей Николаевич вновь изложил суть дела, для тех, кто был еще не в курсе. А затем сообщил, что отыскал «иванский» «почтовый ящик».

Степан Петрович в ответ тоже сумел удивить подчиненного. Макаров по его докладу приказал создать временную комиссию. Ей поручено найти и разогнать съезд фартовых, арестовать кандидатов на высшую должность и вообще разорить и сжечь дотла… Министр лично телефонировал градоначальнику и выпросил у него Филиппова; столичная сыскная поможет. И еще: старшим комиссии велено назначить его, Лыкова. Вот так.

– Макаров надеется, что я на его поручении сломаю себе шею, – вслух высказался статский советник. Все вокруг знали про его отношения с министром и в душе согласились, но дипломатично промолчали. А Белецкий сразу прикрикнул:

– Не будем честить начальство! Лучше доложите ваш план.

Алексей Николаевич, разумеется, уже подумал над первыми шагами. Поэтому ответил взвешенно:

– Начнем завтра с совещания всех членов комиссии. Фон Коттен пусть даст своих филеров, они лучшие в городе. Поселим двух человек на Амбарной улице, возле резбенно-иконостасной мастерской. В соседнем доме сдаются комнаты внаем. Пусть наблюдают круглосуточно. Это значит только смотреть в окошко! У них же следует установить филерский пункт, чтобы там всегда находились наготове три, а лучше четыре топтуна. Будут водить посетителей для установки личности. Большая часть окажется заказчиками, но могут явиться и те, кто нам нужен. Далее. Смотрим всю корреспонденцию Чухонцева-Ногтева. Причем досконально. Секретные письма наверняка доставляют курьеры. Значит, надо как-то заглянуть в эти конверты. Как – давайте думать.

– Подставить им своих курьеров, – предложил Анисимов.

– Навряд ли выгорит, – возразил его начальник Лебедев. – Там люди опытные, новому лицу ничего важного не отдадут.

– Хотя бы проследить адресатов, уже хорошо, – дополнил Азвестопуло.

Белецкий согласно кивнул и обратился к статскому советнику:

– А что с «иванами»? Сколько их сейчас в городе, возможно ли наблюдение за ними, есть ли агентура? Взять кого в проследку, он и выведет.

– Это все к Филиппову, – ответил сыщик. – Но я вчера с ним встречался и задал похожие вопросы. Владимир Гаврилович ничем меня не обрадовал.

– Вот как? А если градоначальник на него нажмет? По просьбе министра.

– Жми – не жми, а с этим кадром работать очень трудно. Филиппова можно понять. Никто никогда не даст на «ивана» агентурных сведений. Чрезвычайно опасно, пощады не жди. Следить за таким? Для этого надо сначала его установить. А потом водить, день за днем? Это несерьезно, Степан Петрович. Враз заметит. А если сам проглядит, товарищи подскажут. Там уровень конспирации такой, что не снился эсерам с эсдеками. А что касается внутреннего осведомления… Его возможности в уголовной среде весьма ограничены. Барыги, половые в трактирах, проститутки, коридорные в номерах – вот основной контингент Филиппова. И как они встретятся с Мезгирем или Сорокоумом?

– Послушать вас, так дело совсем тухлое, – нахмурился директор.

– Оно трудное, но не безнадежное. Например, могут выручить москвичи. У них «иванов» всех больше, их депутация должна приехать на выборы. Люди у Кошко толковые. Вдруг кого-то и ведут осведомлением?

– Согласен, я телефонирую московскому градоначальнику, попрошу нацелить Аркадия Францевича.

– Затем, надо запросить все крупные картотеки: ГТУ[26]26
  ГТУ – Главное тюремное управление.


[Закрыть], сыскных отделений больших городов, Нерчинского каторжного района, основных централов. Пусть на местах поищут любые материалы на Ногтева. Вдруг он там сидел, бежал, совершил какие-то преступления. Нынче старый головорез проживает в Петербурге, по чужому паспорту. Кличка Верлиока давно не встречалась в наших бумагах. Где он пропадал столько лет? Чем занимался? Нет ли за ним таких злодейств, что тянут на бессрочную каторгу? Собрать данные, тихо взять его на улице, привезти сюда и предложить сделку. Или кандалы пожизненно, а он уже немолод и сгинет в рудниках. Или пусть поможет нам, заслужит смягчение наказания. Это следует поручить Восьмому делопроизводству.

Лебедев с Анисимовым дружно заскрипели перьями.

– Наконец, я ориентирую личную агентуру, – веско закончил статский советник. – Есть кое-какие мысли… Оставлю их покуда при себе, но…

Белецкий вызвал своего секретаря коллежского асессора Прозоровского и велел подготовить приказ по МВД о создании розыскной комиссии под командой Лыкова. Дабы ускорить дознание, статский советник временно наделялся полномочиями вице-директора Департамента полиции. Так его запросы будут иметь больший вес!

Уже за полночь участники комиссии расходились по домам. Анисимов увязался с Алексеем Николаевичем – он жил неподалеку от него, на Большой Ружейной.

– А что если поискать Сорокоума иными способами? – спросил он.

– Какие способы вы имеете в виду, Иван Федорович?

– Судя по косвенной информации, он не столько бандит, сколько коммерсант. Вот в этой среде и начать поиски. Торговый человек, но, что называется, с гнильцой. Такие наперечет.

– Интересная мысль, – согласился сыщик. – Мы знаем лишь, что он при деньгах, что ворочает значительными оборотами. И потому богаче и влиятельнее того же Мезгиря. Мезгирь добывает средства кистенем и ножом. На большой дороге особенно не разбогатеешь – полиция не даст. А его соперник шурует там, куда мы не суемся. Вы, значит, предлагаете сунуться?

– Предлагаю, – подтвердил вольнонаемный. – В торговых делах все, как правило, шито-крыто, капитал огласки не любит. Но есть репутация, ходят всякие разговоры… Поручите Сергею Маноловичу, он левантиец и найдет нужные аргументы.

– Ишь, слово какое выдумали. Развязный грекос он, а не левантиец. Полицейский чиновник, а в душе тот же торговый человек!

– Вот пускай и пройдется по торговым домам и биржам.

Для Лыкова началась полоса бесконечных совещаний. На другой день опять собрались занятые люди обсудить, как им пресечь сходку «иванов». Кроме департаментских, присутствовали Филиппов и фон Коттен. Полковник узнал, что должен выделить чуть не полдюжины филеров в распоряжение сыщиков на неопределенное время. Это ему, конечно же, не понравилось. Петербургское охранное отделение занимается политическим сыском, какое ему дело до бандитов? Однако приказ министра не обойдешь.

– Михаил Фридрихович, не сердитесь, – примирительно сказал Лыков. – Преступники пытаются создать организацию. Это серьезное дело, оно угрожает государственному устройству. Тут можно найти при желании и политическую окраску.

– Везде можно ее найти, – желчно ответил жандарм. – При желании. Только у нас и без ваших головорезов дел невпроворот. Тихие годы закончились, господа. Революционеры опять подняли головы. Видите, сколько забастовок в стране? Это же не просто так, всем дирижируют противоправительственные партии. Надо бороться с ними не покладая рук, а вы мне бандитов подсовываете.

Полицейские покачали головами, а жандарм не унимался:

– Слышали про съезд революционных либералов?

– Нет. Что, очередная говорильня?

– Если бы. Эсеры, кадеты, октябристы, социалисты – все условились сообща валить власть. Объединились, раньше тыкали пальцами, а теперь начнут бить единым кулаком. Тут еще вы с «иванами»…

Кое-как удалось статскому советнику унять полковника и повернуть его в деловое русло. Фон Коттен записал адрес мастерской на Амбарной улице и обещал нынче же устроить поблизости наблюдательный пункт. Один из топтунов будет даже на всякий случай изображать извозчика. После чего полковник надел фуражку, козырнул и удалился.

Филиппов и рад был бы сделать то же самое, но его дело – уголовный сыск. И он взял слово:

– Мы подняли свои картотеки и считаем, что сейчас в Петербурге проживает одиннадцать человек, имеющих «иванский» статус. Место жительства двоих можно установить. Я имею в виду Петра Сильдяшкина по кличке Пузатый и Калистрата Дубоссарова по кличке Бобыль. Пузатый заправляет на Васильевском острове и в порту. Официально за ним новых грехов не числится, однако за прежние жительство в столице ему запрещено. Поэтому он прячется. При желании мы сумеем его найти. Но что это нам даст?

– А Бобыль? – уточнил Азвестопуло. – Это ведь он в прошлом году организовал экспроприацию в казначействе Балтийской железной дороги?

– Да. Кровавый получился экс, убили двух кассиров, похитили сто сорок тысяч рублей.

– То есть за Дубоссаровым-Бобылем числится серьезное преступление? И тем не менее вы знаете, где его искать?

– Скорее, догадываемся. В темных номерах «Висла» на Зверинской появился особенный жилец. При нем всегда два охранника. По приметам – похож на Бобыля.

– Значит, два «ивана» могут быть задержаны, – резюмировал Алексей Николаевич. – Одному есть что предъявить, а второго просто выкинем из города. Верно мы поняли?

– Да. Воздух станет чуточку чище в столице. Но даст ли нам их арест выход на Сорокоума с Мезгирем? Сомневаюсь.

Повисло унылое молчание. Вот почему Макаров поручил именно Лыкову поймать нового «короля» Петербурга. Сделать это трудно, почти невозможно. Зато прижать неугодного чиновника очень даже легко. Вплоть до увольнения за несоответствие.

– А что агентура?

– Будем надеяться, что такое важное событие, как сходка «иванов», кто-то заметит. Пока рано ждать результат, я только-только дал поручение.

Лыков поднял руку с карандашом, привлекая к себе внимание:

– Господа, мы забыли некоторых атаманов, которые тоже находятся в городе. Их ведь на самом деле не одиннадцать, а больше.

– Кого это мы забыли? – обиделся Владимир Гаврилович.

– Тюремных сидельцев. Например, мой приятель по Литовскому замку Тимофей Елуферьев по кличке Господи-Помилуй. И в Домзаке[27]27
  Домзак – Дом предварительного заключения (ДПЗ).


[Закрыть] есть подследственный Набатов, он ведь тоже «иван»?

Главный сыщик смутился:

– Да, об этих двоих я не подумал. Вы полагаете, они также примут участие в голосовании?

– В заочном – безусловно. Хоть мы и прикрыли арестантскую почту Келиберды[28]28
  См. книгу «Взаперти».


[Закрыть], но она очень быстро появится снова. Наверняка уже появилась. Слишком большой на нее спрос в тюрьмах, надзиратели не устоят перед соблазном.

– Вы предлагаете установить контроль за перепиской Елуферьева и Набатова? – догадался Владимир Гаврилович. – И через них выйти на сходку?

– Верно. У вас есть осведомители в ДПЗ?

– Как не быть.

– А у меня в Литовском замке имеются верные люди. Тот же Вали-хан; помните, я вам о нем рассказывал?

– Банщик? Помню. Мы с ним работаем, очень информированный и честный. Если ему вовремя платить…

Лыков покосился на коллегу:

– Я платил Вали-хану из своего кармана и никогда не задерживал. Неужели у вас по-другому? Банщик – слишком ценный освед!

– Ну, был там один случай… Чиновник для поручений Бубнов поздно принес мне на подпись ассигновочный доклад на агентуру. Я отобрал у него Вали-хана и передал Кунцевичу, этот промашек не допускает.

– Искандер Гази остался без награды? – возмутился статский советник. – Вот и ставь вам после этого осведомление…

– Один раз всего, – принялся оправдываться другой статский советник. – И не на месяц, а на неделю. Я велел Бубнову вручить ему из своих.

Их высокородия еще немного попререкались, но потом помирились. Идея Лыкова проследить за арестантами, носящими «иванский» чин, была правильной. Алексей Николаевич взялся лично ориентировать своих бывших агентов в Семибашенном[29]29
  Семибашенный – Петербургское исправительное арестантское отделение, в просторечии – Литовский замок.


[Закрыть]. Филиппов отвечал за Шпалерную[30]30
  На Шпалерной находился Дом предварительного заключения.


[Закрыть].

– Владимир Гаврилович, вы когда считали «иванов», не забыли ли моего обидчика Кутасова? Он сбежал из-под следствия и объявлен в циркулярный розыск. Думаю, Никита проживает в столице, здесь легче спрятаться.

– Да, Кутасова мы тоже сосчитали.

– Поквитаться бы с ним… – мечтательно произнес Лыков, глядя в окно.

– Ищем, – лаконично ответил главный питерский сыщик.

Потом заговорил Лебедев. Делопроизводитель напомнил, что в Москве тоже есть арестанты в «иванском» чине. Бутырку сделали централом, и Первопрестольная обзавелась собственными каторжниками. Бежать для участия в сходке они, конечно, не собираются. Но послать бюллетень со своими голосами считай, что обязаны. И можно попробовать проследить, на какой адрес придет малява.

Алексей Николаевич сам уже думал об этих депутатах. Если уж из Нерчинска отправили голоса, конечно, их обязаны прислать и из близ расположенной Бутырки. Другие централы, где сидит преступная верхушка, тоже не останутся в стороне. Однако Москва – главный поставщик «иванов». В Петербурге сыщики сильно прижали уголовных: Вяземскую лавру снесли, «Малинник» закрыли, а зловещий дом Де Роберти в Таировом переулке сделался обычным доходным домом с приличными жильцами. Обитатели уничтоженных клоак расползлись по другим притонам, но всюду их находили полицейские облавы. Остался лишь один очаг, недоступный закону – южная часть Горячего поля, те болота, куда и сейчас еще рискованно было соваться даже крупной полицейской силе. Да и вообще вокруг Скотопригонного двора было неспокойно. Конец Забалканского проспекта, местность вокруг Обводного канала как были, так и оставались язвами города. Лиговка, Ново-Александровская слобода, Ропшинская и Пироговская лавры – давние прибежища фартовых. Полиция там с трудом сдерживала их напор, но пока еще справлялась.

Иначе дело обстояло в Москве. Главная ее язва, Хитровка, никуда не делась. Сокольники, Драчевка, Даниловка весьма неохотно подчинялись властям. Про окрестности нечего и говорить: город был окружен деревнями-притонами, где на каждом постоялом дворе жила своя банда. Начальник МСП Кошко начал беспощадную борьбу с преступностью. Но успел пока лишь уменьшить количество беспаспортных, все больше наводнявших Москву. Их тысячами ловили во время ночных облав и высылали прочь. Однако серьезные злодеи в такие ловушки не попадались. Вот почему голоса московских «иванов» были так весомы! Их в Москве насчитывалось вдвое больше, чем в Петербурге.

– Мы с Сергеем Маноловичем выезжаем в гости к Аркадию Францевичу, – объявил Лыков. – Кошко – человек занятой, на телеграммы наши, боюсь, внимания не обратит. Надо встречаться и нажать на него… Пусть поставит «сахалинский» коридор Бутырки на личный контроль. Там сейчас девять «иванов», все они собрались в одной камере, в восемьдесят первой. Это бутырский Сенат. И переписка камеры весьма нас интересует. Надеюсь, Аркадий Францевич найдет подходы к ней.

Через два дня питерцы провели в кабинете начальника МСП очередное совещание. Лыков отбарабанил свое сообщение, уже заучив его наизусть. В который раз одно и то же… Хозяин выслушал, задал уточняющие вопросы и сказал:

– Теперь я понял всю важность вашего открытия. Странно: если бы не командировка в Забайкалье, вы бы даже не узнали о съезде фартовых. Ведь так?

– Узнал бы позже, как о свершившемся факте, – возразил Алексей Николаевич. – А теперь у нас есть шанс не дать выборам состояться.

Кошко покачал головой:

– Если они решили назначить себе верховного «ивана ивановича», они это сделают. И мы получим факт. Но попытаться надо, согласен.

– Мне лично самым простым кажется перехватить рапорт из Бутырки. Есть там ваши осведомители?

Аркадий Францевич опять помотал головой:

– Бутырский тюремный замок не подчиняется градоначальнику, он губернский. А я служу в градоначальстве.

– Ну и что? Литовский тюремный замок подчиняется непосредственно Главному тюремному управлению. Но это не мешает мне иметь там осведомителей.

– Алексей Николаевич, вы не знаете здешних особенностей. Между губернатором Джунковским и градоначальником Адриановым есть контры. Это создает ряд неудобств. Джунковский демонстративно ни во что не ставит полицию с жандармерией, заигрывает с публикой. Он вообще позер, любит угождать общественному мнению. И мне при таком стечении обстоятельств трудно залезть в его вотчину.

– Хорошо, я залезу сам.

– Да? И как вы намерены это сделать?

– Поговорю с тюремной администрацией. Они ведь имеют доносителей среди арестантов?

– Не могут не иметь, – согласился Кошко. – Но почему смотритель согласится выполнить вашу просьбу? Он никак от вас не зависит.

– Зато он зависит от Хрулева. Я перед приездом сюда навестил начальника Главного тюремного управления. На всякий случай, поскольку допускал, что могут возникнуть трудности. Так вот…

Лыков похлопал себя по карману:

– Здесь письмо Степана Степановича на имя начальника каторжного отделения, с приказом очень постараться. Так что посмотрим, что получится. Кроме того, я привез деньги из сыскного кредита Департамента полиции и могу немедленно оплатить услуги полезного человека.

Аркадий Францевич одобрил:

– Деньги любого разговорят. Умно и предусмотрительно.

– Поэтому, Аркадий Францевич, предлагаю распределить обязанности. Вы ищите выходы на тех «иванов», которые находятся на свободе. Вдруг получится узнать их планы? Поездка в Петербург – важное событие. Отправят туда двух, от силы трех человек, не больше. Назначить делегатов будет нелегко, «иваны» должны собраться на сходку, чтобы определить выборщиков.

– Да, пожалуй… – пробормотал москвич.

– Тут вам и карты в руки. А я займусь Бутырками, теми ребятами, которые лишь заочно могут отдать свои голоса.

– А чем займется ваш даровитый помощник?

– Это он-то даровитый? – усмехнулся Лыков.

– Аркадию Францевичу виднее, – перехватил разговор Азвестопуло. – Если говорит, значит, так и есть. А займусь я поиском следов Сорокоума в Москве.

Главный сыщик подтянулся:

– Он имеет здесь интересы? Тут давайте поподробнее.

– Ну, это пока лишь догадка, – пояснил Сергей. – Мне поручено выявить связи потенциального «ивана ивановича» в торгово-промышленной среде. Информации об этом человеке очень мало. Но утверждают, что он эдакий бандит-предприниматель. Имеет интересы в торговле мануфактурой, а может, и производит ее. Будто бы отсюда его капиталы, которые дают ему преимущество в борьбе с Мезгирем.

– Это вам надо к купцам нашим обратиться, – посоветовал Кошко. – Если только они захотят ответить на ваши вопросы.

– Подскажите, кто захочет, – попросил коллежский асессор.

Москвич задумался:

– Солидный делец может и отказать. Знает, что ему за это ничего не будет. А несолидный вам зачем?

Питерцы молчали. Аркадий Францевич перебрал в уме фамилии и убежденно заявил:

– Надо к Гучкову идти, к Николаю Ивановичу. К городскому голове. Ему не нужно объяснять, в чем польза полиции, он разумный человек.

– Но что городской голова знает о темных дельцах? – усомнился Лыков.

– Николай Иванович – член разных банков и обществ, всех и не счесть. Кроме того, у него есть знаменитый брат Александр Иванович, думский предводитель октябристов. Уж этот точно знает всех темных, поскольку сам таков.

Питерцы хмыкнули. Александр Гучков действительно являл собой фигуру противоречивую. Политик и одновременно предприниматель. А еще бретер, авантюрист и большой друг военных. Он помогал им протаскивать через Думу кредиты на перевооружение армии. Лыков много слышал об этом от генерала Таубе. Виктор Рейнгольдович не раз говорил: «Покуда есть в Думе Гучков, еще можно жить. А как прокатят его, тут и закручинишься».

– Хорошо, – кивнул Алексей Николаевич, – попробуем вывести вашего голову на откровенность. Вот только как? Вы можете ему телефонировать и попросить о встрече?

Кошко смутился:

– Я, видите ли, сыщик. Мелкая для него фигура.

– Я тоже сыщик. В чине статского советника. А Гучков – действительный статский, его превосходительство. Как же нам его привлечь? А, придумал!

– Ну?

Алексей Николаевич обратился к своему помощнику:

– Помнишь фон Мекка? Когда мы дознавали хищения на Московском железнодорожном узле, то сильно сблизились[31]31
  См. книгу «Узел».


[Закрыть].

– Помню, – ответил Азвестопуло. – Он умница. И что с того?

– Николай Гучков – член наблюдательного совета и ревизионной комиссии Общества Московско-Казанской железной дороги. А Николай Карлович – председатель правления Общества. Вот он пускай и протелефонирует.

Такая идея всех устроила. Лыков прямо из кабинета начальника МСП связался с фон Мекком и договорился, что тот немедленно примет двух командированных. Питерцы поехали в правление.

Николай Карлович встретил их весьма приветливо:

– Рад, рад видеть вас снова и в добром здравии. Слышал про ваше несчастье, Алексей Николаевич, и сочувствовал вам. Слава богу, справедливость восторжествовала, приговор отменен, и вы снова на службе.

– Спасибо. Признаюсь, это было неприятно.

– Просто неприятно, и не более? – недоверчиво прищурился фон Мекк. – Вас, исправного служаку, посадили в тюрьму. В два счета. Такой незаслуженный бламаж![32]32
  Бламаж – позорный случай, компрометация.


[Закрыть] А государь и не подумал вмешаться.

– У Его Величества и без меня хватает забот. Однако, э-э… ореол его для меня, признаться, поблек. Но это между нами.

Магнат фыркнул:

– А я и раньше вам говорил: нужна настоящая конституционная монархия, а не такая декоративная, как сейчас. С ответственным правительством, с сильной Думой. А может быть, даже и республика.

– Можем мы перейти к делу? – осадил предпринимателя сыщик.

– Можем. Зачем я вам понадобился?

– Мы ищем в Москве следы одного петербургского дельца. Или он торговец, или заводчик, но ясно одно: это темный человек.

– Что значит темный?

Лыков пояснил:

– Значит, что он уголовный. По привычкам, образу жизни, по тому, как ведет дела. Причем уголовный большого калибра, у них это называется «иван». А сейчас сей господин вознамерился залезть еще выше. Фартовая верхушка готовит выборы вождя, «короля» криминального мира. Наш имярек, кто он – мы не знаем, – отличается от своего главного соперника именно наличием коммерческой жилки. Соперник, некто Мезгирь, просто бандит. А нашему злодею кличка Сорокоум…

– Сорокоум? – переспросил Николай Карлович. – Странное прозвище. Он с умом ведет свои темные дела?

– Настолько чисто, что полиция даже имени его до сих пор не знает. Ни примет, ни прошлого, ничего!

– Как же вы надеетесь найти такого невидимку?

– Любой человек оставляет следы. Но сыщикам нужны подсказки. Вы знаете многих в торгово-промышленной среде Первопрестольной. Прошу вас подумать, кто из питерских деловиков вызывает подозрения. Кто похож на образ, какой я вам описал.

– Предприниматель, но способный на все…

– Абсолютно на все, – подтвердил Лыков. – Если встанешь ему поперек дороги, может и убить.

Фон Мекк уставился в стену, как будто на ней были написаны имена подозреваемых.

– О-хо-хо… Ну и вопрос… Да таких в деловом мире пруд пруди.

– Так уж и пруд, – не удержался Азвестопуло. – Неужели русские деловики через одного бандиты и убийцы?

– Ну, чем дальше, тем больше их становится. Конечно, не разбойников, а воров, мошенников, нечистоплотных людей…

– Николай Карлович, мы ищем не мазуриков, которые перевешивают товар. А злодея, которому все нипочем, – поправил Лыков. – Таких не может быть много. Возможно, он вообще единственный в своем роде. Подумайте, прошу вас.

– Подумаю, поговорю с акционерами… Дайте время.

– Охотно дадим, лишь бы вы отнеслись всерьез. А еще нам надо задать тот же вопрос Николаю Ивановичу Гучкову. Он птица серьезная, требуется рекомендация. Лучше, чтобы за нас попросил такой человек, как вы.

Железнодорожный магнат ухмыльнулся:

– Кума, дай воды напиться, а то есть хочется, аж переночевать негде?

– Примерно так, – добродушно согласился статский советник.

Фон Мекк тут же снял отводную трубку эриксона и приказал:

– Соедините меня с городским головой.

Пока ждал, уточнил у гостей:

– Вы хотите подъехать к нему и поговорить?

– Именно так. И чтобы Гучков честно ответил.

– В их роду у каждого рыло в пуху! Людская молва всегда обвиняла деда Ефима Федоровича, что он разбогател на фальшивых деньгах.

– Так на Руси говорят про всех владельцев больших состояний.

Наконец Гучков взял трубку. Фон Мекк заговорил с ним, как с близким приятелем:

– Коля, это я. Тут просьба к тебе со стороны сыскной полиции. Петербургской, не нашей. Что? Да, чиновник особых поручений Департамента полиции статский советник Лыков. Я тебе о нем рассказывал. Честный, умный; побольше бы таких во власти. Он сейчас сидит передо мной. Просит, чтобы ты его принял вместе с помощником, ему фамилия Азвестопуло. И ответил на вопросы. Честно ответил!

Гучков стал что-то говорить. Фон Мекк слушал и кивал. Завершил он разговор так:

– Прими мои уверения в совершенном почтении. Сегодня в семь жду на ужин.

Положил трубку, посмотрел на сыщиков хитрым взглядом и объявил:

– Ихнее превосходительство ждет вас послезавтра в половине третьего. Раньше никак – уезжает на сутки в Можайск. При встрече обещает честный разговор.

Питерцы поднялись. Лыков пожал магнату руку:

– Благодарю, Николай Карлович. Я ваш должник. Но если вам самому вдруг придет в голову какая-то подозрительная фигура, не премините сообщить, хорошо?

– В нашем железнодорожном деле чистеньких нет. Однако, если вдруг обнаружу среди грязненьких убийцу, непременно сообщу.

До встречи с городским головой оставалось много времени. Лыков телефонировал еще одному знакомому, Варенцову, крупному мануфактуристу. И попросил принять своего помощника для важного разговора, сказав при этом:

– Николай Александрович, речь пойдет о человеке опасном и вредном. Прошу вас откровенно ответить на вопросы коллежского асессора Азвестопуло.

Сергей пошел на Ильинку, в правление товарищества Большой Кинешемской мануфактуры, общаться с промышленником. А Лыков отправился на край города, в Бутырку.

Старая тюрьма, помнившая еще Пугачева, встретила сыщика визгом лебедок. Внутри возводили огромный пятиэтажный корпус мастерских, а рядом – женскую больницу. Алексей Николаевич последовательно побеседовал сначала со смотрителем, потом с начальником каторжного отделения и закончил помощником смотрителя – именно он и оказался нужным сыщику человеком. Титулярный советник Дружинин заведовал мастерскими. Письмо Хрулева открыло питерцу все тюремные двери, включая даже «сахалинский» коридор.

Дружинин, умный, спокойный, с университетским значком на лацкане (редкий случай в тюремном ведомстве), сразу понял суть идеи сыщика.

– Как лучше всего перехватить арестантское письмо?

– Смотря от кого.

– От «иванов» восемьдесят первой камеры.

Титулярный советник ответил, не раздумывая:

– Через переплетную мастерскую.

– Почему именно через нее?

– Видите ли, ваше высокородие…

– Алексей Николаевич, с вашего позволения.

– …в нашей тюрьме четыре мастерских: сапожная, столярная, портновская и переплетная. Покуда они располагаются в нежилых коридорах старых корпусов. Чтобы их разместить, пришлось даже разбирать стены и расширять коридоры. Сейчас, как вы, наверное, видели, мы возводим специальный корпус. Там смогут трудиться две тысячи арестантов. Например, готовится заказ от почтового ведомства на изготовление миллиона штук крючков, на которые вешают провода. Большие будут деньги! Но это в планах. А переплетная из всех мастерских самая маленькая. В ней всего двадцать три человека, шесть политических и семнадцать уголовных.

Дружинин начал объяснять издалека, но Лыков терпеливо слушал.

– Эти семнадцать – воры и мошенники, но один «иван» среди них есть. Небезызвестный Роман Шуланкин.

– Ромка Зуёк?

– Он самый. Вижу, знаете святцы наизусть?

Статский советник пояснил:

– Это я поймал его в пятом году в Мотовилихе, когда он хотел прибиться к боевикам Лбова.

– Ясно… Так вот, вечники[33]33
  Вечник – осужденный к бессрочной (вечной) каторге.


[Закрыть] по регламенту к работам в Бутырке не допускаются. Поэтому из девяти «иванов», сидящих в нужной вам камере, в мастерские ходят лишь Зуёк и Хаджи-Дука, у которых по пятнадцать лет. Остальные бездельничают, как и полагается элите.

– Неужели Ромка вкалывает в мастерской?

Дружинин рассмеялся:

– Ну что вы. Никто из семнадцати уголовных не ударяет пальцем о палец. Только политические. А сейчас мы получили очень выгодный заказ от фирмы Машистова на изготовление конфетных коробок. Срываем сроки, того и гляди договор расторгнут. Однако никто не может заставить воров клеить эти коробки. При появлении начальства они нехотя принимаются за работу. Стоит тому выйти – бросают и раскладывают карты. Шесть несчастных социал-демократов трудятся за всех…

– Господин Дружинин, почему же именно переплетная мастерская кажется вам самой удобной для передачи секретной почты? Чем плох Хаджи-Дука?

– Он туземец, и остальные «иваны» смотрят на него сверху вниз. Ромка же равный среди равных. И потом, Дука приписан к столярной мастерской. Как оттуда передать письмо на волю? Выдолбить тайник в ножке табурета? Долго. А тут коробки, три тысячи штук в день. У каждой есть второе дно. Сунул туда маляву – никто и не узнает. Невозможно проверить три тысячи готовых коробок!

Лыков расстроился:

– Если это так просто, есть риск, что нужное мне письмо уже давно отправили на волю.

– А когда оно по времени должно улететь?

– Со дня на день.

– Мы фабрикуем коробки для Машистова с субботы. До них клеили почтовые конверты.

– А что значит второе дно? – вдруг вспомнил Лыков. – Зачем оно в кондитерской коробке?

– Там на картонное донце кладется вощеная бумажка. А чтобы она не ерзала, ее приклеивают.

– Но, если бумажка прозрачная, можно увидеть, что под ней лежит письмо.

Дружинин разочаровал сыщика:

– Нет, не прозрачная. Чтобы убедиться, что там нет послания, нужно отрывать вощеную бумагу. Тогда, скорее всего, пострадает и сама коробка.

Сыщик продолжил расспросы:

– Кто принимает готовый товар?