Текст книги "Этюды из жизни глубинки. Рассказы. Книга первая"

В каждой воинской части есть то, что следует охранять. И это не только знамя воинской части. Полк, в котором я на первом году проходил службу, не исключение из правила. Под нашей охраной были объекты, расположенные на большой территории. По периметру между заграждениями из колючей проволоки кинологи выставляли несколько сторожевых собак. Внутри ограждений, вдоль всего периметра, тропа натоптана часовыми.

Один участок периметра проходил через сопку, заросшую орешником, диким виноградником и молодыми дубками. Нависая над тропой, кроны плелись так, что часовой шёл как по тоннелю.

Звёзд не видно, а в траве зеленоватыми огоньками мерцали светлячки. Поневоле приходилось прислушиваться к каждому постороннему шороху.

В те предрассветные часы по жутковатому участку проходил ефрейтор Гаджиев, старослужащий не из робкого десятка. Вдруг со стороны колючки послышался шорох.

– Стой! Кто идёт?

В ответ только тишина. Сделал ефрейтор пару шагов, шорох повторился.

– Стой! Стрелять буду! – скомандовал часовой и передёрнул затвор карабина.

И вновь тишина. Кто-то словно выжидал, когда продвижение по тропе продолжится. Нет, не мышка тогда шуршала прошлогодней листвой Нешуточно в зарослях, карабин на изготовке к стрельбе. По уставу, в случае повторения опасности, после команд полагается сделать предупреди тельный выстрел вверх, а второй – на поражение Так ли это было у Гаджиева, только в караульном помещении услышали два выстрела, а до ефрейтора в тоннель донеслось:

– Мму-у-у.

События разворачивались по-солдатски споро. С ближайшего оповещателя часовой сообщил начальнику караула о причине и месте стрельбы. Караульные свободной смены, бежавшие за внешней колючкой, в зарослях обнаружили убитую наповал корову. Дежурный по роте, услышавший выстрелы, узнал от караульных причину и разбудил повара. Тот топором для рубки мяса ловко «отстегнул» не только стегно, а всю коровью ногу. Утренняя каша сварилась со свежей говядиной. Оперативно быстро сработал повар! И все довольны!

Всё бы хорошо, да вот незадача – полковая казна выплатила хозяину заплутавшей коровки стоимость ноги и испорченной шкуры той бурёнки. А Гаджиев, уложивший животное одним патроном ориентируясь только по шороху, отбыл в кратко срочный отпуск на родину. Десять суток, не считая времени в пути, равносильно награде для любого военнослужащего-срочника. Вот так командование полка оценило меткость, бдительность и действия по уставу.

Известно, что волосы у якутов как смоль чёрные. Не все знают, что фамилии у них русские. Призывались они ровно на год раньше нас – опытные служаки, не под стать нам. Коренастые или худенькие, но в нашем полку все они были невысокого роста. Многие имели спортивные разряды по вольной борьбе. Но это так, для сведения, к слову пришлось.

Осенью дело было. Сменил тогда разводящий часовых, зашли все в караульное помещение, а Егора Ануфриева не узнать. Над смуглым лицом ершатся белёсые как весенний снег волосы. Всем стало интересно, что случилось за те два часа, пока Егор нёс караульную службу, проходил по образованному кронами тоннелю на сопке. Сменивший его часовой в темноте не заметил седину товарища, иначе неизвестно, как бы он повёл себя. На вопросы начальника караула по оповещателю ответил, что ничего необычного на посту не обнаружено.

К расспросам друзей и земляков подключился начальник караула, офицер. Сначала при всех, потом в комнате начальника караула лицом к лицу с белёсым караульным пытался выведать начальник причину поседения. Тщетными были усилия. Крепким орешком оказался Егор. Пришлось Ануфриева заменить, не ставить на пост со следующей сменой.

Утром другой офицер сопроводил Егора в особый отдел при штабе полка. Пришлось седовласому солдату беседовать с самим капитаном Магницким. Голос у капитана-особиста такой, что даже при телефонном разговоре непроизвольно встаёшь так, будто прозвучала команда «Смирно!», вытягиваешься в струну. Мурашки пробегали по коже от его сильного металлического голоса.

До конца моей службы в полку было неизвестно ни землякам, ни друзьям, солдатам срочной службы, как прошла беседа в особом отделе, выведал ли Магницкий правду о поседении. Но на загадочном посту с тоннелем, даже после возвращения Егора из штаба, никаких изменений не произошло. По-прежнему тропа часового проходит через сопку. Так же переплетаются (переплетались) над головой кроны орешника, дикого виноградника и молодых дубков И, как прежде, несут службу на этом посту часовые.

Этот рассказ не о капитанах дальнего плавания, не о путешественниках по неизведанным морям и океанам. Он о трёх обычных сухопутных капитанах Советской Армии. Необычное в них только то, что всем троим было под пятьдесят, все ростом выше ста восьмидесяти сантиметров, а триста с лишним килограммов веса делили примерно поровну. Расслабиться душой и телом хотелось трём капитанам. Потому-то и выбрали они ресторан не в гарнизонном городке, а в Уссурийске, отмечая день любимого ими рода войск.

Время шло к закрытию заведения. Те, кто приходили просто поужинать, успели разойтись. Остались изрядно выпившие посетители, которым что-то не понравилось в трёх «богатырях». Вот и решили они показать друг другу свою удаль, надеясь увидеть поверженными этих нехилых мужиков в гражданской одежде. Задирам не спустили, слово за слово, и завязалась драка.

Как-то случилось, что все ввязавшиеся в кулачные разборки, оказались на стороне задир. Крепко держали оборону три капитана. Отбивались не только от кулаков и пинков, но и от летящих в них бутылок, фужеров, стульев и столов. Вызванный работниками ресторана наряд милиции оказался бессилен утихомирить озлобленную толпу. Им на помощь подоспел патруль. Патрульным три «богатыря» подчинились, а с остальными справилась милиция. Патрульные не позволили милиции за держать военнослужащих, предъявивших свои удостоверения личности. Задержание повлекло бы очень серьёзные последствия, бросило тень на родную армию.

О происшествии патруль сообщил в полковой штаб. На следующее утро наши капитаны получили по выговору. Об этом уведомили милицию и директора ресторана. Но руководство заведения понёсшего от разбоя убытки, вышло с судебным иском на возмещение ущерба. Весь ущерб суд по делил на четырнадцать погромщиков поровну В финотдел полка поступила доля выплаты трёх капитанов. Решением командира полка причитающаяся сумма была переведена истцу, то есть ресторану, с последующим удержанием из денежного довольствия провинившихся офицеров. Памятно отметили они свой праздник.

Двое из наказанных офицеров мне хорошо знакомы. Капитан Зенцов ещё до происшествия в ресторане переведён из замполитов нашей роты в техотдел. Капитан Магницкий до моей переброски на фронт продолжал службу начальником особого отдела полка.

Так-то капитаны сдержали натиск разъярённых мужиков и наряда милиции.

Лейтенант Подвольский после окончания военного училища оказался в нашем полку. До вступления в должность ему полагался отпуск, и он отбыл в Украину. Не знаю, какой бурный роман был у него на малой родине, но финал оказался комичный для одних и трагичный для других. В полку о романе узнали, когда лейтенант сдал отпускное удостоверение. Оказалось, что он вскружил голову землячке так, что та настояла на регистрации брака.

Высокий, статный симпатичный балагур с погонами лейтенанта, он не мог не понравиться провинциальной девушке. Влюбилась. И это факт уже потому, что украинками обожаемы парни с погонами даже ефрейтора. А он – лейтенант. Молодым сыграли свадьбу по местным обычаям, а в сельсовете брачующимся поставили штамп о регистрации брака. Да вот неувязочка вышла: у невесты штамп оказался в паспорте, а у жениха – в отпускном удостоверении. Не удостоверение военнослужащего вооружённых сил СССР, заменяющее паспорт, подал Подвольский, а документ, действительный только во время отпуска.

Как решала потом свои проблемы невеста, можно только предполагать. Неизвестно, какие претензии предъявила она работникам сельсовета за их непрофессионализм. В сельсовете узнали о незаконности регистрации брака из письма за подписью командира полка. Смешной случай? Да можно посмеяться над доверчивостью невесты и над неосмотрительностью работников сельсовета. Но стоит ли? Судьба девушки надломлена Возможно, что она стала посмешищем не только в своём селе, но и во всей округе.

Не все офицеры отдыхают так. «Шутников», подобных Подвольскому, в армии по пальцам пере считаешь. Большинство офицеров – люди добро порядочные, добросовестно исполняющие свой воинский и гражданский долг.

Мы, солдаты, тогда не думали о возможной трагедии невесты. Нас захлёстывали эмоции от комедии молодого замполита нашей роты, лейтенанта Подвольского.

Вступив после «женитьбы» в должность замполита роты, лейтенант Подвольский приступил к «закручиванию гаек». Прежний замполит Зенцов дорабатывал с нами срок до перевода и мог на что-то не обращать внимания или просто делать замечания. У Подвольского же можно было получить наряд вне очереди за небрежно подшитый подворотничок или расстегнутую верхнюю пуговицу гимнастёрки. За плохо начищенные сапоги он не скупился «наградить» нас тремя нарядами вне очереди.

Осенью, незадолго до демобилизации, в строю на его глаза попал Газмагомедов, нёсший службу в хозяйственном взводе полка.

– Это что за чубатый махновец? – обратился он к сержантам. – Чей? Почему неуставная причёска? Чтоб я больше не видел этого басмача. Тебе, Сазанаков, работа. Ясно?

– Так точно, – ответил рядовой Сазанаков, по совместительству исполняющий обязанности ротного цирюльника.

Горделивый ингуш Газмагомедов старался не показываться в поле зрения замполита. Через несколько дней, будто вспомнив что-то или кого-то, лейтенант на утреннем построении спросил у прапорщика:

– Почему в строю не все? Где остальные?

– Нет только караула, собаководов и хозяйственного взвода, – ответил взводный.

Кинологи – привилегированная каста, всегда ссылались на то, что они круглые сутки с собака ми и на построения не приходили. Ребята действительно хлопотали: выставляли собак на посты, готовили пищу и кормили питомцев, убирали после них, чистили и мыли. По требованию в строй при были все, кроме караульных. Щеголеватый сержант Соболев, командир отделения собаководов сам был всегда начищен, отглажен и наодеколонен. То же он требовал от подчинённых.

– На всех любо-дорого посмотреть. Благодарю за службу, сержант! – сказал замполит и перевёл взгляд на встающего в строй «махновца». – Рядовой Сазанаков, выйти из строя. Почему не выполнил приказ?

– Так я… Так он… Не мог же я насильно, – оправдывался низкорослый Миша Сазанаков.

– Бегом в роту за табуретом и ножницами. Газмагомедов ко мне. Садись, – скомандовал лейтенант дембелю.

Указав на табурет, взял у Сазанакова ножницы Ото лба до затылка выстриг полосу так, что стриж ка под ноль оказалась неизбежной. Цирюльник Миша после построения так и сделал. Видели бы вы того горделивого ингуша, когда лейтенант орудовал ножницами. Желваки ходили как жернова а на глазах навернулись слёзы. Такое унижение он не простил бы, но в армии тот прав, у кого больше прав. Не пожелав укоротить шевелюру, дембель лишился её.

Всем стало ясно, что Подвольский дважды замечаний не делает.

Сергей Босыч призывался из Минусинска. До призыва в армию успел поработать спасателем на лодочной станции. Боец рассказал друзьям, что рядом на берегу Енисейской протоки, обустроен городской пляж. Чаще спасать приходилось не тех отдыхающих, которые брали в прокат лодки или гидроцикл а купальщиков. Высокий, стройный, интеллигентный, красивый лицом, он не мог не нравиться девушкам. Мы шутили над ним:

– Девчата, видя такого симпатичного спасателя наверное, специально тонули, чтобы быть спасёнными тобой.

Он отшучивался:

– Когда я впервые пришёл на работу, коллеги напели мне поучительный куплет: «Наш Серёга – центроспас – утопающую спас. А когда на ней женился, сам заплыл и утопился». – Знакомства с девушками были, но я не придавал им значения, не увлекался всерьёз.

Компанейский парень, из которого сквозь форменную одежду проступала интеллигентность хороший гитарист и певец, знающий немало песен, он в минуты солдатского отдыха оказывался в центре внимания. Играл он и плясовые мелодии – благо плясать у нас было кому. Служба у Сергея проходила «без сучка и задоринки».

Когда мы дослуживали первый год, ему предложили ехать на учёбу в школу прапорщиков. Босыч принял решение делать военную карьеру. Перед поездкой на медкомиссию его поставили дневальным по роте. От бессонной ночи глаза воспалились. Окулист «забраковал» нашего друга. После объяснения ситуации Сергею разрешили пройти комиссию повторно. В этот раз зрение оказалось безупречным, но у парня обнаружили плеврит – заболевание лёгких. Вместо поездки в школу прапорщиков он три недели пролечился в госпитале.

Пока друга лечили, мы узнали у полкового доктора, что плеврит не приводит к инвалидности, полностью излечивается. На гражданке наш Серей сможет работать, иметь жену и детей, радоваться жизни. Сникшего друга мы поддерживали до его отъезда из армии.

Оставшиеся дослуживать в полку, наверное, долго скучали по гитаристу и хорошему другу Серёге Босычу. Меня самого армейская круговерть вскоре закрутила так, что Серёгина проблема показалась мелочью жизни. Фронт…

Накануне гарнизонного спортивного праздника прошли полковые легкоатлетические соревнования. После состязаний в нескольких спортивных дисциплинах выявились два претендента на участие в гарнизонных баталиях – дагестанец Али Гаджиев, у которого срок службы заканчивается предстоящей осенью, и Володя Тимофеев, сибиряк из Черногорска, нёсший службу первые пол года. Заявили их в гарнизон по всем дисциплинам кроме спортивной ходьбы, длящейся почти всё время состязаний.

Если в полку Али и Володя оспаривали первые места только между собой, то там у них появились серьёзные соперники. И это лишь потому, что те готовились к участию в одной, максимум в трёх дисциплинах. О них не было слышно. Зато рупор разрывался от криков:

– Гаджиев, в сектор метания копья!

– Тимофеев, на старт четырёхсотметровки!

– Тимофеев, к молоту!

– Гаджиев, в сектор тройного прыжка!

Гаджиева и Тимофеева приглашали то в один то в другой сектора. Они едва поспевали. Можно только поражаться выносливости наших парней Когда выступал кто-нибудь из них, мы, не жалея глоток, кричали: «Га-джи-ев, Га-джи-ев, Ти-мо-ха, Ти-мо-ха». К нам присоединялись те болельщики, чьи спортсмены успели выбыть из борьбы. Накал страстей был таким, что солдаты-болельщики неистовствовали, срывали голоса, соскакивали с трибун…

– Ти-мо-ха! Га-джи-ев! – скандировали почти все парням, не пропускавшим ни одного сектора и забега.

И парни старались, выкладывались, концентрировали волю и силы, видя и слыша, как за них болеют. Не помню, сколько первых, вторых и третьих мест они завоевали. Редкая дисциплина или дистанция проходила при награждении без кого-то из наших ребят на пьедестале почёта. Володя молот метал впервые, но даже там оказался третьим. В прыжках в высоту он начал выступление, когда перед планкой остались двое с последней попыткой. Закончил черногорец с большим отрывом от соперников.

На этом празднике лучший в гарнизоне прыгун в длину при последней, рекордной попытке, растянул связки в стопе толчковой ноги. К пьедесталу он подходил, опираясь на сук вместо костыля. На соревнования в округ можно было подать заявку для участия в смежных дисциплинах: бег на несколько дистанций, либо метание и толкание спортивных снарядов, или прыжки. Первенство Дальневосточного военного округа проводилось на декаду позже гарнизонного. Али был заявлен на толкание ядра и метание копья. Володе пришлось выбирать между прыжками и бегом. Вы брал прыжки.

В округе нашим спортсменам составили конкуренцию не только солдаты обычных воинских частей, но и военнослужащие Хабаровской спортивной роты. Там, в секторе прыжков в высоту все три призёра преодолели одну отметку. Места достались по попыткам. Тимофеев не сбил план ку во второй попытке, один из его соперников оказался удачливее. Гаджиев в Хабаровске метнул копьё с третьим результатом. Два призёра округа из одной роты! Здорово! Но для нас незабываемы гарнизонные соревнования, а на них: «Гаджиев в сектор! Тимофеев, на дистанцию!» – И почти несмолкаемые скандирования множества болельщиков: «Га-джи-ев, мо-ло-дец! Ти-мо-ха, мо-ло-дец!»

После гарнизонного праздника своих прославившихся парней мы стали называть спортивны ми многостаночниками.

Был в полку случай, связанный с растяжением вязок у спортсмена. Но то растяжение ефрейтор Егор Шеломов получил не на соревнованиях и даже не на тренировке. В соседнем с войсковой частью селе была у Егора девушка. Как уже бывало не раз, после отбоя Шеломов оставил часть без разрешения. А это в армии называется самовольной отлучкой, самоволкой. Можно и под трибунал угодить.

На машине, огибая поле, до села было девять километров. Напрямую, по тропе в поле, всего-то три километра. Только не тропа это, а полоска примятых посевов на неровностях пахоты. Промиловался Егор с любимой, потому и пришлось бежать, чтобы успеть до подъёма. На одном из ухабов оступился. Растяжение. Дальше, вместо бега, получилось скаканье на одной ноге. Но успел, избежал наказания. Дневальный не выдал товарища.

Случилась травма у ефрейтора накануне гарнизонных соревнований по вольной борьбе. В предыдущем году Егор был чемпионом округа в своей весовой категории. Здесь, перебинтовав стопу, он выигрывал поединок за поединком. В финале ему достался непростой соперник. Тот солдат, родом из Армении, был штангистом. Сослуживцы пока-али ему несколько приёмов – получился борец вольного стиля.

Принцип: «сила есть – ума не надо» до финала срабатывал. В бараний рог гнул силач-армянин соперников. Непросто досталась Шеломову победа над штангистом. Победить экзотического борца помогло мастерство, полученное в детской школе борьбы в Чурапче – районном центре в Якутии. Победил, несмотря на бурные симпатии болельщиков к борцу-штангисту.

Но на соревнованиях в округе одного мастерства оказалось недостаточно. Там пригодилась бы прочная опора на вторую ногу. Экс-чемпион приехал с округа с третьим местом. Но случившееся не изменишь, не отвратишь.

Всякое случалось в армии. И в самоволках не всегда всё было тихо да гладко. Муса́ Гелаев, стройный красивый горец из Чечни, дружил с девушкой из соседнего села. К горцам у жителей села отношение негативное. Свежи воспоминания, когда кавказец-кабардинец увёз девушку в жёны к себе на родину. Увёз, да не одобрили родители и земляки выбор солдата, настояли жениться на подобной себе – на кабардинке. Сильны горские традиции, по которым сын не вправе ослушаться родителей. Пришлось отвергнутой любимой вернуться в село к родителям, де родился плод кабардинской любви.

Но нашлась девушка, перешагнувшая все запреты, встречаясь с кавказцем. Сельские ребята сочли своим долгом постоять за честь очередной жертвы кавказцев. Предупреждали они Мусу забыть тропинку в их село и к Марусе-Му́се, как стали называть девушку. Но чеченцы – народ гордый, не трусливый. Особенно, когда противостоят толпе не с голыми руками. В самоволках складной нож был спутником Гелаева. Не прекратились встречи с любимой.

Поджидали тогда парни ненадёжного жениха односельчанки или просто прохаживались на окраине села, как сказали следователю военной прокуратуры, но повстречался с ними Муса. Вида складного ножа оказалось недостаточно, чтобы запугать и остановить парней, вот и резанул самовольщик одного из них. Увидев кровь друга, толпа рассвирепела, крепко попинала преступившего закон недруга и сдала участковому.

Судил Гелаева не гражданский суд, а военный трибунал. Два года дисциплинарного батальона получил гордый горец, а дисбат – наказание хуже тюрьмы. К тому же, после дисбата, наказуемому предстояло пройти остаток срока службы в одной из воинских частей. О дальнейшей судьбе Мусы мне неизвестно.

Любимая поехала в чеченскую семью, но там видя в ней причину несчастья их Мусы, девушку не приняли. Ещё одна любовь к кавказцу стала уро ком для селянок, но не для неё самой. Отвергнутую в Чечне Марусю местные ребята стали провожать пренебрежительными взглядами. А она не замечала ситуацию – сердце её принадлежало любимому чеченцу. Так Маруся-Муся оказалась отвергнутой и односельчанами.