Текст книги "Егорка-пастух"

IX. Два свата

В сумерках Краюхин с сватом Кузьмою, бывшим на суде в качестве свидетеля, возвращались в деревню Воробьевку. Кое-где в домах светились огоньки, на улице слышались голоса судей… На дороге хляскала грязь и скрипели телеги воробьевских мужиков, ехавших за Краюхиным и Кузьмою. Сваты еле тащились и, сидя в одной телеге, беседовали между собой.

– Вот что, сват! – говорил Кузьма, – девка, я тебе скажу, на все взяла!.. Что молотить, что рукодельем, – а умна-то: выродок выродился! я на нее не нарадуюсь…

– Затем-то, сват, мы и гонимся, потому сами видим…

– У нас с тобой чтоб было хорошо, – продолжал Кузьма, – я уж у ней допросился… Ты на нее не смотри… Как пастуха засадили в чижовку-то да как узнала она, что его отставили от должности – вдруг присмирела. Да и я-то молвил: что ж я теперь, дочка, куда от тебя пойду? побираться али в работники? При старости я и пойду за тебя страдать? Нам свату отплатиться нечем!

– Ну что же она на это?

– Она это говорит: «Потому что я не знала этих де-лов… вы мне тогды не сказали, как наперва запивали… По мне, дом жениха будь хоть золотой! Кабы я плохая девка была?.. а ты за слюнтяя пропил!» А опосле видит, некуда податься!..

– То-то, сват! мотри, чтоб не было посмешья никакого! ведь ты слышал, сколько я мировых объездил? а все через тебя да через твою дочь!.. Кабы девка не зартачилась, я бы ни одного мирового не видал и не слыхал…

– Я сам, сватушка, хлеба решился! – воскликнул Кузьма… – все уговаривал… ведь и так сказать: дочь хучь и моя, а ум у ней свой… разве скоро ее супретишь!..

– Вестимо, дите! – заметил Краюхин, – а не знает того: она у меня словно барыня будет ходить: такую шубу ей сошью! У меня теперь овчины выделаны – всё старика!.. Как же, сват, надо об деле поговорить: завтра, стало быть, мы поедем к попу… а на праздник, господь даст, свадьбу сыграем! от тебя много ль будет родни?

– У меня свояк, еще двоюродный брат, да кум Павел… хозяйки ихние… ну, и будет с меня!..

– Ты вели им приготовляться, лошадей подкармливать… Будочки коли нет, я дам… колокольчика два надо, довольно будет… ну, погромочка три, четыре… вели попроворней… чтобы не прохлаждались… Я из неволи тебя выведу! возьми у меня свежинки… я двух боровов убью… возьми солоду… когда взялся справлять тебя, буду справлять!..

– На эвтом благодарим, Петр Анисимыч…

– Готовься! – подтвердил Краюхин, – ты ни на что не смотри! Справим свадьбу за первый сорт… А пастух не замай, посидит… Ты дома скажи: его на год засадили… Мы с тобой порешили, нам это дороже всего…

Приехав в Воробьевку, Кузьма попросил Краюхина к себе в дом. Краюхин, отговариваясь, что его ждут домашние, согласился зайти на минуту. В избе тускло горела лучина. Мать невесты лежала на печи. Параша сидела у светца за шитьем. Краюхин помолился и произнес:

– Еще здравствуй, сватья!

– Здравствуй, сват, – с трудом проговорила хозяйка. – Не взыщи! Я вот третий день хвораю…

– Ишь когда вздумала хворать! А ты вари брагу… мы с сватом, слава богу! порешили… Пастуха засадили в чижовку!..

– Засадили? – спросила хозяйка…

– Нешто моих сил не хватит, – сказал Краюхин… – Хотели было в острог, ну я уговорил год продержать в чижовке… Все у нас с вами было ладно, по согласью сходились… а потом вдруг приходит эта самая нищета – наше все дело разбила!.. так теперь его в сибирку!.. А на свата Кузьму я просьбу окоротил!.. Мы с ним сошлись… Ну, мне пора домой… Прощайте!..

– Счастливо, сватенек, – сказала хозяйка, – не взыщи, попотчевать тебя нечем.

Кузьма проводил Краюхина и, вернувшись в избу, обратился к жене:

– Как же теперь быть? небойсь надо какое-нибудь разрешение сделать!.. Спроси у девки-то, идет, что ль, она или нет? Сейчас сват мне говорил: ежели твое дите за моего не пойдет, я и тебя засажу… почему что я тебя коштовал… напитков разных привозил… Иде ж, говорит, твоя дочь допреже была? а теперь она встрянулась – насчет делов – что за дурака отдают!..

Кузьма стоял среди избы, мрачно посматривая то на печку, то на дочь, неподвижно сидевшую у светца.

– Ну, что ж, Паранька, как ты думаешь? – грозно спросил Кузьма.

Девушка молчала; на шитье катились слезы.

– Паранюшка! – простонала мать с печи, – иди, милая, за Ивана… ты, вишь… пастуха посадили в чижовку – на целый год!..

– Паранька! – сказал отец, – одумайся! за пастухом тебе не быть… Я тебе сказываю: я его близко ко двору не подпущу!..

– Что ж, батюшка, – тихо произнесла девушка, – отдавай!.. из твоей воли не выступаю…

– Ну вот! – подхватила мать, – с согласьем?

– С согласьем… когда вы задумали над моей головой… Не замай сват приедет…

– Давно бы так-то, – сказал отец и сел за стол, – а в церкви не запируешь?..

– И в церкви скажу, – подтвердила девушка, – иду за него…

– Вот умница! – воскликнула мать, – и странние люди скажут: «Стало быть, очень умна, что идет за этакого человека!.. вот так дите!.. где найти такое дите? другие девки брыкаются… а эта родителев слухая…»

X. Свидание с заключенным

На другой день рано утром Параша с узелком в руках вышла из дома и, посмотрев на деревню, которая спала глубоким сном, направилась через одонья к лесу, стоявшему верстах в двух от Воробьевки, вправо от него, как на ладонке, видно было село Лебедкино с каменною церковью. Слегка морозило. На востоке разливался оранжевый свет – предвестник осеннего солнца. По тропинке, пролегавшей на дне лесного оврага, Параша вышла к реке, на берегу которой стояло волостное правление. Вправо и влево шли дороги в село, располагавшееся на двух косогорах. На крыльце волостного правления отставной солдат с небритой седой бородой, держа в руке бабий кот, искал моток дратвы, ругая вчерашнее заседание.

– Ишь окаянные! лаптищами-то шлындали, да на ногах и унесли дратву…

– Что, здесь Егор парень сидит? – спросила Параша, стоя у крыльца.

– Какой? – с недоумением глядя на девушку, возразил сторож.

– Молодой парень…

– Тебе на что?

– Да мне хотелось с ним повидаться.

– А тебе он кто?

– Он мне сродоч… двоюродный брат он нам…

– Ну, взойди, – сказал солдат и повел девушку в избу, разделявшуюся от правления сенями.

– Мне только повидаться, – говорила Параша, когда солдат отворял дверь.

Изба была широкая, с длинными лавками, с русской печью, близ которой при самом входе устроены были две чижовки с маленькими дверцами.

Солдат снял с пробоя цепь – ив избу вошел пастух.

– Ах, друг ты мой милый! – воскликнул Егор, увидав Парашу… – Как это господь занес тебя сюда?..

– Да, вишь, пришла тебя проведать, – сказала Параша, – все ли ты себе здоров?

– Я-то здоров, да, вишь, не благополучно… Этими делами-то замешался сюда…

– Она что ж тебе доводится? – спросил солдат, стоя у двери.

– В третьем колене… – проговорил пастух, севши на лавку.

– Она на тебя не похожа, – заметил солдат.

– Она мне, брат, вот что! – вдруг объявил пастух, – нечего тут хлопотать… мы с ней жили у любе… а потом я через нее в это место попал… Мне ее хотелось взять!

– А я думал, она тебе сестра, – сказал солдат, ковыряя шилом башмак, – так, стало, ты за то-то страдаешь?

– За самое за это! за одно слово только…

– Ну что ж? – разговорился солдат, – ничего! ты посидишь здесь, опять выйдешь… на поселенье не можно сослать за эту штуку… Авось эта история – не душу зарубил… Не этакие дела делают! Ну, разговаривайте себе! а я пойду от вас… Что хотите говорите, я вас запру замочком…

Солдат вышел.

– Ах, Параня, Параня! как это ты вздумала меня проведать? – говорил пастух. – А я не только что… сижу здесь хлеба не евши, все об тебе думаю…

– А я как услыхала, что ты сюда попал, захотелось мне тебя проведать, невозможно мне никак терпеть… Как я к тебе шла-то, так я в слезах не видала следа… И не чаяла я с тобой повидаться… все сердце мое изныло об тебе… Одолела меня грусть…

Девушка утерла занавеской глаза и продолжала:

– Обманули меня… запятнали мою душу навечно! Что бог мне скажет, а на уме у меня дюже чижало… Не стану я с ним жить, что бог ни даст!.. Я пришла успросить: надолго тебя тут посадили?

– Нет, на неделю.

– А я слышала, на год… Я затем-то к тебе и рвалась… Какой ты худой стал! – заметила девушка, подняв на парня глаза.

– Эхма! как мне худому не быть! сама знаешь… сердце начало сохнуть кое по тебе… кто ее знает? бывает, какое распоряжение выйдет… хотели к следователю весть…

– А я принесла тебе рубашку, – сказала девушка и начала развязывать узелок.

– Нет, видно, эту мне рубашку не носить…

– Нет, носи на здоровье, – перебила девушка, – ты у меня рубах не переносишь… А Ваньке хороших рубах не носить… они все на тебе будут…

– Что ж! ты разве выходишь за него?

– Послушай! – девушка взяла парня за руку, – я этих делов не пугаюсь! пусть отдают! ты сам рассуди: куда ж мне от него деваться? Никак я не могу против отца, матери попясться… Никто моей жисти не знает! будут они меня всё бить… Уж я колько думала об этом… Убечь от них али тебе стать опять перебивать? как бы хуже не было… Отец сказал, что и на глаза тебя не примет… Уж, видно, будем с тобой жить так… А он для меня все равно пень горелый в поле…

– А я думал, – проговорил парень, – как-нибудь обработаю своей силой… Как-нибудь свою голову заложу, да тебя возьму… Кабы ты знала, как моя душа прилегла к тебе! Я бог знает что могу сделать над собой…

– Не послухать отца, матери мне нельзя, – вымолвила девушка.

В это время у двери загремел замок, и в избу вошел сторож.

– Ступай, девица, – сказал он, – писарь идет… Бывает, я за тебя буду отвечать… А с тебя, Егор, магарыч! – обратился солдат к пастуху.

– Приставлю!

– Ну! где тебе приставить…

– Вот история какая! авось не сто рублей.

– Ведь это какая машина: она назвалась тебе сестрой, а то бы ее не пустил…

Сторож и девушка вышли. Пастух в задумчивости ходил по избе.

Накануне свадьбы, вечером, изба свата Кузьмы была наполнена народом. У переборки близ печи сидела в красном сарафане, с лентой в косе, Параша, окруженная подругами. Стол накрыт был скатертью, на образах висели полотенца. Изба, как и в обыкновенное время, освещалась лучиною. С улицы в маленькие окна смотрел народ. Девицы пели:

 
При вечеру – вечеру,
При Прасковьиным девишнику,
Прилетал млад ясен сокол.
Он садился на окошечко, —
На хрустальное стеколышко.
 

Так дело и кончилось «веселым пирком да свадебкой»…

Но, собственно-то, дело кончилось иначе. Случайно пришлось мне после прочесть в известиях одной губернской газеты настоящий конец того, что казалось только концом: «21 ноября 18… года в управление М…ской части дано знать о скоропостижной смерти крестьянина деревни Воробьевки Ивана Краюхина. При осмотре тела умершего оказались многочисленные ссадины и синие пятна, а на голове, на три пальца ниже соединения темянных костей, рана длиною в дюйм. Подозрение в совершении означенного преступления пало на жену Краюхина, Прасковью Губареву, а также на крестьянина деревни Чернолесок Егора Ефимова…» Обвинение заканчивалось словами: «Поименованных лиц на основании 201 и 208 ст. уст. уг. суд. предположено предать суду N…ского окружного суда, с участием присяжных заседателей». Что-то будет говорить прокурор; чем порешат дело присяжные?

1871