Текст книги "Замок из стекла"

***

…В минуты смертельной опасности мозг начинает работать очень странно. Когда я летел кубарем по заснеженному склону Карстайна, то моя жизнь не пронеслась перед глазами. Но мой разум стал мыслить короткими, ёмкими образами. Так создавалось впечатление, что я успеваю подумать о многом во время короткого падения…

В первый момент, когда только огромный кусок льда под моими ногами пополз вниз, ускоряясь с каждым мгновением, я подумал, что было бы великой иронией погибнуть здесь, в этих горах. Но эта мысль очень быстро исчезла. И появилась странная уверенность, что Карстайн не собирается отнимать у меня жизнь. Наоборот, каменный исполин в очередной раз пробует меня на прочность. Что он задумал теперь, сбросив меня, как пушинку, со своей вершины?

А потом, когда я катился вниз с безумной скоростью, когда снег залеплял глаза и рот и проникал под одежду, в хрусте наста под собственным телом я будто бы слышал смех Карстайна. Нет, он точно не собирался убивать человека. Он приготовил для меня что-то иное.

Вдруг я резко ударился всем телом обо что-то, и раздался хруст. Это был лёд, который я проломил своим телом. У меня перехватило дыхание от резкого удара, воздух со свистом выбило из лёгких. А потом я чуть не задохнулся от обжигающего холода воды, которая начала медленно, но неумолимо пробираться сквозь мою одежду.

Но и это был не конец: погрузившись в воду почти по плечи, я упёрся коленями в дно. Мои голова и руки остались лежать на снегу. Грудь сковало холодом, продолжать дышать я мог лишь короткими всхлипами. Ноги почти сразу онемели в ледяной воде. Все, что я смог сделать – это отплеваться от снега, который забился в рот во время падения. При этом я чувствовал, что жив и у меня ничего не сломано. Наверное, я даже засмеялся бы, вот только не смог.

Я не понял, сколько прошло времени. Наверное, должно было предстать пред моими мыслями что-то пафосное. Чей-нибудь призрак должен был прийти в мою последнюю минуту и сказать какие-то невероятно сокровенные слова. Вот только кругом была мертвецкая тишина. Тишина и темнота. Только проклятый снег опять неспешно заметал моё лицо.

Ни в одно из мгновений этого падения я так и не испытал страха за собственную жизнь. Всё то, что случилось со мной за последние годы, приучило меня к некой фатальности происходящего. Всё текло само собой. И я уже давно сомневался в том, что могу влиять на собственную жизнь.

Да, слишком иронично надо мной нависал Карстайн! Лицо моё лежало в снегу, и гору я не видел. Но я затылком чувствовал недобрый оскал каменной громадины. Стиснув зубы и тихо зарычав, я подтянулся на руках, впиваясь замёрзшими пальцами в податливый снег, вытаскивая нижнюю часть своего тела из воды. Пальцев я уже тоже не чувствовал, но видел, что они двигались. Сумев немного приподняться, я стал опираться на локти. Но эта бессмысленная возня продолжалась целый час – так мне показалось тогда. Ноги онемели уже давно, и я не мог понять, покинул ли я воду или нет. А одежда тем временем стала превращаться в ледяные доспехи.

Я перестал карабкаться вперёд только тогда, когда силы уже окончательно меня покинули. Оставалось только перевернуться на спину, раскинув руки в стороны, и уставиться на свет однообразных звёзд. Очертания горы терялись где-то в темноте. Сейчас я видел только эти звёзды и вездесущий снег, неторопливо искрящийся над моим лицом мириадами крупиц. Когда-то я любил смотреть на звёзды. Я даже знал названия большинства созвездий; странно, что сейчас я не мог различить ни одно из них. Они словно рассыпались ровным слоем по чернеющему небосклону. Да, я не видел их много времени, но сейчас они казались совершенно чужими и незнакомыми.

А потом в эту тишину ворвался яркий, ослепительный луч света. Да, свет казался чем-то оглушительным и неправильным в этом уютном холоде. Захотелось засмеяться от мысли, будто ангел прилетел забрать мою бессмертную душу на небеса. Но получился лишь сдавленный хрип. Да и не ангел это был – это я знал наверняка.

Это был всего лишь луч фонаря, который выхватил меня из сумрака. Прошёлся по телу, ногам, потом исчез. Чьи-то худые крепкие руки в мягких перчатках подхватили меня под мышки и поволокли прочь от воды. Я осклабился звёздам, которые запрыгали у меня перед глазами в такт шагам моего спасителя. Я прикрыл веки. Сознание держалось на тонкой ниточке. Хотя я не понимал зачем. Надо было бы уже давно перестать сопротивляться. Все равно я не смогу помочь незнакомцу в ответственном деле моего спасения.

А незнакомец явно выбился из сил и разжал пальцы. Но, едва отдохнув, быстро схватил меня за капюшон куртки и вновь поволок вперёд с удивительной настойчивостью. Я даже успел восхититься его упрямством. Хотя зачем так было ради меня стараться, я совершенно не мог понять. Впрочем, думать об этом у меня уже не было сил, и я вновь прикрыл глаза.

Очнулся я из забытья тогда, когда моё тело бесцеремонно начали бить снизу. В первый момент я даже возмутился, а потом понял, что меня с трудом затаскивали по ступенькам. Было больно, даже в моём тогдашнем состоянии. Про себя я вспоминал самые изощрённые ругательства. Вслух же я их произнести всё равно не смог бы.

Одна ступенька. Вторая. Третья. Наконец меня поволокли по твёрдому полу в помещение. Яркий свет ослепил глаза, и неожиданное тепло резко обожгло лицо и лёгкие. Впрочем, уже через несколько мгновений это самое тепло окончательно растворило моё сознание, и я провалился в темноту.

***

…Незнакомец отложил бумаги в сторону и поднял испытующий взгляд на мистера Бёрнса. Грегори смотрел на него, словно заворожённая змея смотрит на факира.

– Что это? – настал черёд Грегори задавать вопросы.

– Дневник мистера Аррена, – невозмутимо ответил старик, спокойно отвечая на пристальный, немигающий взгляд журналиста.

– Как он к вам попал?

– Миссис Роуз передала его мне. А она, в свою очередь, обнаружила его в той самой хижине высоко в горах, о которой вскользь упоминается в конце того отрывка, который я только что зачитал вам, мистер Бёрнс.

– Если у вас есть дневник Нэтта, тогда за каким дьяволом вам сдался я?! Аррен знал и понимал гораздо больше десятилетнего мальчишки! – неожиданно для самого себя вспылил Грегори и даже вскочил из-за стола. Мистер Карнеги, флегматично протиравший бокалы за стойкой, насторожился и взволнованно посмотрел на него.

Незнакомец даже бровью не повёл, ответив Грегори предельно спокойно:

– Во-первых, миссис Роуз передала мне лишь часть рукописей мистера Аррена, – говорил он. – А во-вторых, мне сложно понять многое из того, что написано его рукой. И дело тут не в почерке или старении чернил и бумаги. Дело в том, что я не могу понять, где правда, а где вымысел в том, что здесь написано.

Эти слова резко остудили запал Грегори. Он кивнул в знак того, что понимает, о чём сказал ему незнакомец.

– Из того, что я прочитал, я смог сделать вывод, что вы часто общались с этим человеком. Поэтому вы нужны мне, мистер Бёрнс, чтобы отыскать факты и правду в событиях давно минувших дней.

Старик отложил стопку бумаг на край стола и внимательно заглянул в глаза своему собеседнику.

– Этот человек пишет о другом мире, который находится за перевалом. Он пишет о героях и ужасных чудовищах. Он рассказывает о Замке из Стекла, что стоит за горизонтом. Но есть в его рассказах и этот город, и люди, которые жили в нём. Есть в его истории и вы, мистер Бёрнс. Так вы поможете мне разобраться, кем он был?

Грегори надолго замолчал. Он смотрел перед собой несколько растерянно, не в силах собрать собственные мысли. Он был против этого разговора. Он вовсе не желал возвращаться в то время, пусть даже лишь в воспоминаниях. Но теперь он не мог отступиться или отказаться от продолжения этого разговора.

– Нэтт был мечтателем, выдумщиком, сказочником, – выпалил Бёрнс, и непонятно было, что он вкладывал в эти слова: презрение или восхищение. Быть может, этого не понимал и он сам. – Я знаю его историю. Да. Но тогда, мальчишкой я больше верил в ту часть, где он рассказывал о храбрецах и героях. А теперь я понимаю, что всё это глупости, в которых очень мало смысла. У Нэтта была простая и понятная история. Я искал сведения о нём уже после войны, и их оказалось много. Много больше, чем он сам рассказывал. Не было никакой волшебной страны, а была за перевалом третья армия союзников. И не было героя, побеждающего чудовищ, а был генерал Нестор Бриг, побеждающий вражеские войска.

– Судя по вашему тону, мистер Бёрнс, вы считаете его не выдумщиком, а лжецом, – догадался незнакомец. Но в этот раз его догадка нисколько не задела Грегори.

– Да. От его сказок не было никакого толка. Это глупость. Нужно всегда говорить правду, какой бы она ни была.

– Справедливо, – откликнулся старик. – Он рассказывал вам, из-за кого начал писать свои истории?

Бёрнс отрицательно покачал головой.

– Я познакомился с ним после того, как он поселился в нашем городе. О том, что было с ним раньше он рассказывал лишь немногое и урывками.

– Тогда я мог бы вам рассказать о его жизни до того момента. Если вам, конечно, это было бы интересно. А писать он начал из-за маленькой девочки по имени Лилия.

Грегори немного смутился. Предательское любопытство брало над ним верх. Он невольно поймал себя на мысли, что не отрывает взгляда от кипы пожелтевших листов бумаги. Он хотел узнать эту историю. Но с трудом признавался в этом самому себе.

– Он называл это имя. Но я…

– Вы думали, что она тоже его выдумка? – усмехнулся незнакомец. – Нет. Насколько я могу судить, Лилия была одним из самых реальных персонажей в его жизни.

Старик не стал дожидаться ответа Бёрнса на его вопрос и начал свой рассказ.

***

Эти сказки всю жизнь захватывали его. Даже когда он повзрослел, то не потерял с ними связь. Благородство и честь, простые и прямолинейные люди, добро и зло, разделение на чёрное и белое – всё то, чего так не хватало в окружающем мире, влекло его разум и душу. Наверняка по вине этих сказок он и отправился на фронт добровольцем в самом начале войны – ещё тогда, когда она не охватила весь мир. Он увидел настоящее сражение и реальные смерти. Увидел кровь и разорванную человеческую плоть. Увидел застывшие глаза погибших солдат. Конечно, всё было страшнее в тысячу раз, чем в тех книгах, которые он читал раньше. Но больше всего его напугали тогда не разрывы снарядов и гибель тех, с кем он шёл рядом. Ужасным оказалось отсутствие смысла во всём происходящем вокруг. Ведь и с той, и с другой стороны он видел лишь мальчишек – таких же, как и он. Но очень быстро он перестал понимать, за что они сражаются и погибают. С каждым днём ему всё больше начинало казаться, что все они просто пытаются выжить в этом безумном хаосе.

В тех книгах, которые он читал, всегда была высшая цель, за которую герои шли вперёд без сомнений. Цель, которая помогала победить любой страх. И там всегда были короли, которые шли первыми среди своих солдат. Шли в алых плащах, ярких, как мишени, и первыми скрещивали свои мечи с врагом.

Здесь же он видел только перепуганных до полусмерти мальчишек с обеих сторон и орущих офицеров, которые боялись не меньше них. А «короли» оставались где-то далеко в своих дворцах. И не взмахом меча, а росчерком пера они отправляли на фронты войны всё новые и новые легионы. Отправляли до тех пор, пока весь мир не погрузился в этот хаос.

Примерно в начале второго года войны Нэттинел оказался в медицинском отряде. У него не было врачебного образования; он попал в отряд после того, как получил ранение и остался тылу, а в это время его взвод пошёл в атаку. Ранение было в плечо. Рука отдавала болью, но он мог ходить и оставаться в палатке не стал, а вызвался в число санитаров. Врачи не имели права отпускать его, но он их и не спрашивал. А в суматохе боя его уже некому было остановить. Так он впервые за время войны перестал убивать вражеских солдат и стал спасать раненных бойцов. В этом он нашёл свой смысл, которого ему не хватало. То, что он делал тогда, было правильнее и понятнее.

После боя он сказал о своём желании остаться в медицинском отряде. Надо отметить, что добровольцы в этот отряд не шли. Солдаты могли не участвовать в сражениях по несколько месяцев. Но медиков было мало, и их всегда перекидывали на линию боя. Без работы они не оставались никогда. Поэтому его командир и согласился на перевод.

С тех пор и до самого конца Аррен остался в числе санитаров. Его обучили зашивать раны и делать перевязки. Эта работа была страшней: он всегда был среди криков и стонов умирающих и раненых солдат. И теперь он не мог от них отвернуться и бежать дальше. Теперь ему нужно было их спасать.

Люди вокруг него сменялись калейдоскопом. Большинство погибали рядом с ним. Других пересылали в другие медицинские отряды. Многих своих сослуживцев он не смог бы вспомнить ни в лицо, ни по имени. Но так было проще… когда они уходили.

Он и сам побывал в десятках стран и на трёх континентах. Впрочем, этим он не гордился и не вспоминал об этом по той простой причине, что везде он видел лишь кровь и разбитые окна домов. А они везде одинаковые.

Именно тогда он и стал записывать свои истории. Раньше он читал много книг, но сам писать никогда не собирался. У него и мыслей таких никогда не возникало. Но в госпитале ему часто встречались дети – раненые и искалеченные. Ему нужно было как-то успокоить их, отвлечь от страха и боли. И сказки оставались порой единственной помощью, которую он мог им оказать.

Он очень хорошо запомнил одну маленькую девочку. Её привезли уже после боя – нашли в руинах одного из домов. Она была жива и даже в сознании, хотя на её теле не было целого места. Она тогда сказала, что её зовут Лилия. И больше она не издала ни звука, крепко сжав губы. Ни единого стона не вырвалось из её груди, пока врачи старались обработать её раны. Впервые в жизни у Нэтта тогда задрожали руки и слёзы застили глаза. Каких-то пару часов назад родители Лилии погибли у неё на глазах под руинами собственного дома, а сейчас она лежала на больничной кровати, изломанная, словно забытая кукла. Но девчонка не проронила ни звука, упрямо уставившись на врачей огромными, словно блюдца, голубыми глазами. Тогда он попросил его подменить, а сам занялся другими пациентами.

Лилию было не спасти. Она оставалась жива каким-то чудом. Вечером Аррен обходил пациентов. А возле её кровати задержался. Казалось, она уснула. Глаза были прикрыты, светлые волосы разбросаны вокруг неё каким-то волшебным ореолом. Наверное, они были ей ниже пояса… Но этого он не узнает, потому что она больше никогда не поднимется с этой кровати.

Он уже собирался идти дальше, но Лилия резко раскрыла глаза: она не спала. Нэтт понял, что это боль не даёт ей уснуть все эти долгие часы. В его груди что-то кольнуло, когда он встретился с её взглядом. А потом присел на край кровати и осторожно накрыл её ладошку своими пальцами.

– Куда уходят люди, когда они умирают? – вдруг спросила она. Голос её был чист и звонок. А её тонкие пальчики неожиданно крепко сжали его руку. Лилия требовательно смотрела ему прямо в глаза: ей необходимо было знать ответ на свой вопрос.

Нэттинел не выдержал её взгляда. Он почувствовал, как комок подкатил к горлу. Он сглотнул и постарался взять себя в руки. Такой сказки он не знал. Но он должен был ей ответить.

– Это очень далеко… – неуверенно начал он, подбирая слова. – За морем. Вернее, за тремя морями. Первое – Море Страха. Второе – Море Лжи. Третье – Море Безверия. Это очень страшные воды. Поэтому никто из людей не смог преодолеть их. Только добрые и светлые души могут пройти этот далёкий и трудный путь.

Он ещё раз сглотнул, замолчав на секунду. Ему сложно было придумывать новую сказку для девочки. Но сейчас ему казалось, что важней этой истории ничего нет в целом мире. И когда он говорил, то путь сам вставал перед его глазами. И Нэтт уже знал, что расскажет дальше.

– За теми тремя морями есть земля. Она называется страной Забвение. Живые люди иногда могут заглянуть туда, но лишь на короткое время, в своих снах. На берегу, на высоком утёсе, стоит одинокий маяк. Его свет не даёт заблудиться тем, кто ищет туда дорогу. Но тем, кто во сне оказался на том берегу, нужно быть осторожней. Перед ними будет стоять дремучий лес. В том лесу растут древние деревья, которые частенько поют удивительные истории тем, кто забрёл под их сень.

Но в том лесу легко заблудиться. Из него можно выйти в чудесный горный край, где живут гордые и отважные люди. А можно свернуть не на ту тропку и выйти в Дремучий Морок, где обитают все самые страшные ночные кошмары. В том лесу, в маленьком домике на одном из деревьев, живёт старушка. Именно она плетёт и грёзы, и страшные видения, которые нам всем снятся по ночам. Может, её как-то звали раньше, но теперь все называют её просто Кружевницей.

– А ещё дальше за этим лесом стоит замок, куда уходят все хорошие люди после смерти. Но это не простой замок, он создан из стекла и хрусталя. Поэтому там могут жить только души. В том краю нет зимы. Только на вершинах гор, которые его окружают со всех сторон, лежит снег, который никогда не тает. А внизу всегда тепло. Когда восходит Солнце, то его лучи переливаются на шпилях Замка всеми цветами радуги. Он искрится настолько ярко, что даже смотреть на него очень трудно. А ночью, когда восходит Луна, Хрустальный Дворец озаряется мягким нежным светом, будто он сам светится изнутри. В том краю с гор текут могучие реки, спускаясь к зелёным лугам…

– А кто построил этот Дворец? – неожиданно перебила его Лилия. Нэтт растерялся от этого вопроса и пару раз хлопнул глазами.

– Я построил, – выпалил он первое, что пришло в голову. – И ты. И другие люди.

Лилия опустила глаза и задумалась над его ответом. А Нэттинел старался связать свои слова с мыслями, которые будто играли друг с другом в догонялки.

– Но я не понимаю… – медленно произнесла она. – Как мы его построили, если мы там никогда не были? И никто из людей не был.

– Очень просто. Закрой глаза… – улыбнулся Аррен. Лилия недоверчиво на него поглядела, но послушно опустила веки. – А теперь вспомни, как я его описывал. Представь зелёные луга, представь реки, что стекаются к Замку. А потом представь его высокие хрустальные стены, которые устремляются к самим небесам, навстречу Солнцу и Луне; острые шпили башен, прозрачные мостки между ними; широкие улицы, вымощенные хрустальной плиткой; и фонтаны, бьющие бесчисленными потоками вверх…

– Я вижу… – робко откликнулась Лилия, не открывая глаз. И Нэтт с удовольствием отметил, как улыбка тронула её губы.

– Ты права – мы не можем туда попасть. Мы можем лишь заглянуть туда в своих снах и мечтаньях. Но ведь эта страна волшебная, а в волшебстве самое главное и есть – вера и мечты. Поэтому именно мы строим этот Замок своими мыслями и желаниями. И чем светлее наши помыслы, тем выше устремляются вверх башни Хрустального Дворца.

Улыбка её стала уверенней. Она открыла глаза. И Нэтт понял, что лёгкая поволока боли спала с них. И сейчас её огромные глаза блестели от волнения.

– Мои мама и папа ждут меня там? Я быстро преодолею этот путь до Замка?

Аррен до боли закусил губу, чтобы не заплакать. Эта девчонка понимала, что умирает; прекрасно понимала, что не переживёт эту ночь. Именно поэтому она затеяла весь этот разговор. Ей нужно знать всё сейчас, потому что скоро будет уже поздно. Но ни капли страха или сомнения не было в её чистых светлых глазах. Столько храбрости Нэтт не видел ни в одном человеке.

– Конечно, ждут, – ответил он с трудом, севшим голосом. Но он постарался улыбнуться. – И ты очень быстро окажешься рядом с ними. Самый сложный путь не сможет тебя задержать. Потому, что большего смельчака, чем ты, я в жизни не видел.

Лилия звонко засмеялась от его слов, словно колокольчик зазвенел. И этот звук показался Нэтту лучшей мелодией на свете. Вот только он оборвался кашлем: боль взяла своё, и девочка опять напряглась и сжала губы.

– А если злые люди доберутся и туда? – слова теперь давались ей с трудом. Она говорила медленно, растягивая звуки, но, как и прежде, старалась ничем не выдать своей боли. – Если они смогут преодолеть три моря и вступить в те края? Или если отыщется другой путь, который будет не настолько труден…

– Замок из Стекла окружён со всех сторон отвесными горами, – ответил Нэттинел, продолжая создавать эту историю. – Через те горы есть дорога, но на этом пути стоит непреступная крепость. Там живёт особый народ. Они люди – как ты и я. Они возделывают поля, собирают урожаи и пекут хлеб. А ещё они охраняют дорогу к Хрустальному Дворцу. Они сильны и храбры… почти как ты. Каждый из них – настоящий герой. И в любой момент они готовы дать отпор любому врагу, который попробует посягнуть на Замок.

Пока он рассказывал, Лилия вновь прикрыла глаза. Нэтт не знал, засыпает она или проваливается в забытьё. Но он понимал, что она слушает его внимательно, по тому, как она крепко держала его ладонь. И сжатые её губы иногда трогала улыбка. Мыслями она была уже там, в том далёком краю…

– А как называется эта крепость? – тихо спросила она, не открывая глаз.

Вот теперь Нэтт растерялся. Он не мог придумать звучное и красивое название даже для этой крепости. Его молчание затягивалось, а он лишь бессильно бегал глазами по кровати, перебирая в голове всевозможные комбинации букв.

– Лаэдор.

Аррен даже вздрогнул от неожиданности, услышав низкий хриплый голос. Он обернулся и увидел парня на соседней кровати. Оказалось, что он склонил голову в их сторону и внимательно слушал их рассказ. Он попал в госпиталь несколько дней назад. Жизни его уже ничто не угрожало, хотя увечья останутся с ним на всю жизнь…

Нэтт растерянно и смущённо смотрел на него. Он даже пытался вспомнить имя этого человека. Но тот кратко улыбнулся и кивнул в сторону девочки, чтобы он продолжил историю. Теперь её авторами стали трое…

– Да, Лаэдор. Так называется самая могучая из тех твердынь, что охраняют Стеклянный Замок. Сама крепость находится высоко в горах. Стены её сложены из огромных блоков, которые помогали возводить ещё каменные великаны в далёкие времена. Поэтому нет силы, которая могла бы эту стену разрушить. А ниже, на террасах гор, находятся плодородные поля и разбросаны небольшие деревушки, где люди живут и выращивают свои урожаи.

Правит тем краем король по имени Роберт. Волосы его и борода давно уже покрылись сединой. Но сам он до сих пор могучий воин и справедливый правитель. В наших землях точно не найдётся человека столь же честного и мудрого. А его супруга, королева Малене, всегда рядом с ним. Она очень красива, несмотря на прожитые долгие годы. И мудра – под стать своему королю. Она правит Лаэдором, когда Роберт уходит в походы к границам страны.

Лилия очень тихо что-то прошептала. Но Нэтт не смог расслышать её слов. Он склонился к девочке и переспросил.

– А ещё там есть высокий воин, – настойчиво проговорила Лилия. – Он никогда не улыбается. Его зовут Валмир.

– Интересное имя, – улыбнулся Аррен. – Но он там, конечно, есть.

– Валмир, – повторила девочка настойчиво, не раскрывая глаз. – Он выше тебя на целую голову. И у него есть огромный меч, который никто кроме него не может удержать даже двумя руками…

– Да, – продолжил Нэттинел. – Он один из самых могучих воинов всей страны. И настолько умный военачальник, что к нему за советом иногда обращается даже сам король…

Лилия улыбнулась, услышав его слова. Черты её лица расслабились, и Нэттинел понял, что она уснула. Аккуратно поправил на ней одеяло. Он ещё раз взглянул на эту маленькую девочку, а потом сделал вид, что устало потирает глаза. Хотя на самом деле пытался скрыть влагу на ресницах.

– Хотелось бы и мне в той стране оказаться, – услышал Аррен уже знакомый голос. – Да только грехов у меня многовато. Наверное, я эти три моря не смогу пройти…

Нэтт поднял взгляд на этого мужчину. Увидев его глаза, он растерялся: тот не улыбался, в его лице читалось некое волнение. В этот момент он казался полностью погруженным в эту короткую, наспех придуманную историю. Взрослый мужчина поверил в неё, как и эта маленькая девочка, находящаяся на пороге гибели.

Аррен поднялся и молча пошёл прочь. Когда наутро он делал обход пациентов, кровать Лилии была уже пуста…