Текст книги "Футбол убьет Россию. Народная игра в рублях, договорняках и взятках"

Николай Яременко
Футбол убьет Россию. Народная игра в рублях, договорняках и взятках

1. Пока мяч в центре поля…

Я не сотрудник РФС. Не бывший футболист. Не много кто еще. Я даже не спортивный журналист в общепринятом смысле этого слова. Потому что я не летаю вместе с командами, не пью вместе с владельцами клубов и не подпаиваю теплым летним вечерком бывших футболистов, чтобы они, разомлев, рассказали мне под запись какую-нибудь сенсацию из прошлого или настоящего. Моя позиция – скорее позиция мальчика, подающего мячи. Стою себе у кромки поля. Слушаю, о чем говорят. Анализирую. И делаю выводы.

Может быть, вы скажете, что этого мало для того, чтобы говорить о спорте. Но имеющееся знание помогает мне вот уже четыре года возглавлять главную спортивную радиостанцию страны, увеличивать ее рейтинги, а три последних года – вести каждое утро программу «Теория заговора». Программу, которую слушают, на которую злятся и обижаются, над которой иногда смеются, но назавтра снова включают приемник, настраивают на «Радио Спорт» и слушают.

Потому что мы все любим футбол. Мы все хотим, чтобы он становился лучше. И чтобы нам редко было стыдно. А стыдно бывает. Причем чем дальше, тем больше. Почему? Об этом я и попытаюсь поговорить в этой книге.

2. Цена победы

Ожидание события очень часто оказывается важнее, чем само событие. Так бывает и в очень близких каждому из нас любовных, бытовых или различных социальных вопросах и во многом другом. Ближайшие семь лет мы будем ждать праздника. Главного футбольного праздника. Наверное, увидеть чемпионат мира на своей земле – счастье, которое случается максимум раз в жизни. Но чемпионат будет длиться месяц. А послевкусие – наверное, несколько месяцев. Предощущение же праздника – все эти семь лет по нарастающей.

Зачем чемпионат нужен рядовому болельщику, объяснять не нужно. Зачем нужен малому бизнесу (если он, конечно, к 2018 году будет существовать), наверное, тоже. А вот зачем узенькой такой прослоечке, но вместе с тем контролирующей немалые потоки, – чиновничеству, – и подавно понятно. Ручейки этих самых потоков уже сейчас не просто нежно журчат, а готовы вот-вот превратиться в полноводные и бурные реки. Хотелось бы, чтобы только не снесли они в пору разлива вместе с собой еще и весь наш футбол. А такая вероятность есть. И об этом мы и попробуем поговорить.

Я, как и очень многие, надолго запомню и дату 2 декабря 2010 года, и те чувства, которые мы испытывали. Мы готовили несколько дней этот эфир – не только определяли, кто будет работать в прямом эфире, а кто быстро обзванивать и выводить в эфир экспертов. Главным оказалось грамотно определить, кто будет работать в швейцарском Цюрихе. Люди, которые умеют не только воспроизвести в эфире официальные пресс-релизы, но и способные узнать то, что узнать в принципе невозможно. Результат голосования мы сообщили еще за четыре минуты до того, как он был оглашен для всего мира. У нас нет рентген-лучей для просвечивания конверта, у нас нет телепатических навыков. Но наши корреспонденты умеют понять по лицам выходящих из зала для голосований членов исполкома ФИФА все, что нужно. У нас потом спрашивали: как, откуда вы узнали, что англичане точно слетели в первом туре, а Россия во втором получила большинство? Мы не сканировали конверты, мы сканировали лица.

Но это была наша локальная победа. Для любого СМИ всегда важно быть на шаг впереди, на шаг удачливее. Мы ее одержали. Иностранные телекомпании наперебой включали репортажи из студии «Радио Спорт» в череду своих сюжетов о радости болельщиков в спортклубах, на улицах (этого как раз не очень почему-то наблюдалось). Но, повторюсь, это была победа нашей станции, которая сейчас приятна, а назавтра забывается.

Радости от победы в гонке за право проведения чемпионата мира-2018 не наблюдалось в стране ни вечером того же дня, ни на следующий день, ни спустя неделю. Кто-то просто угрюмо строчил в Интернете о том, что «опять все распилят», кто-то, постарше, вспоминал, каким позором обернулась Олимпиада-80, и начинал горячо обсуждать, какие новые проблемы стоит ожидать к 2018 году… А кто-то не кричал и не горячился, а уныло принимался калькулировать собственную жизнь на ближайшие годы, справедливо понимая: вырастут налоги, и благополучие тех, кто имеет отношение к глобальному всероссийскому распилу, будем оплачивать мы сами.

После 4 июля 2007 года (даты нашей победы в Гватемале – победы в борьбе за право проведения зимней Олимпиады-2014) в досужих разговорах популярной была тема двух миллиардов. Якобы той суммы, что «занесли» в некую бездонную копилку МОК. Никто этой суммы не видел, никто не пересчитывал. Но все обсуждали. Потому что общество уже сроднилось с идеей, что выиграть что-то в честной борьбе невозможно. Так проще. Финансовым фактором можно многое объяснить. Мол, победили – хорошо, правильно «занесли», договорились. Проиграли – кругом враги, они «занесли» больше, договорились лучше.

Подобные настроения стали отчетливо улавливаться приблизительно во время зимней Олимпиады-2002. Россия тогда стала погрязать в многочисленных допинг-скандалах. Но общество не готово было предать остракизму спортсменов-предателей, спортсменов-подлецов. Тех, кто наплевал на честь страны, забыл о миллионах болельщиков, закачал себе какую-то дрянь и был в итоге пойман за руку. Их страна встречала как героев! Оболганные, мол, но наши! Косо начали поглядывать только в сторону чиновников: мол, при тяжеловесе Виталии Смирнове (прежнем главе национального Олимпийского комитета, которого в угоду новым политическим раскладам поменяли на горнолыжника Тягачева) нас еще побаивались. Он умел стукнуть кулаком по столу, пригрозить чем-то в ответ, короче, умел договориться. А пришли новые – они не умеют. Вот над нашими и издеваются.

Не знаю, была ли в тех рассуждениях доля истины. Спустя год с небольшим дисквалифицировали Егора Титова за бромантан чуть ли не кустарного производства. И, несмотря на многочисленные свидетельства самих спортсменов, что подобная практика обычна на наших просторах, общество опять кричит, что оболгали, обманули, оклеветали.

История повторялась потом много раз: и в олимпийском Турине-2006, где Пылева совершила по местным законам уголовное преступление, и перед Олимпиадой в Пекине, когда сняли целую группу наших еще до выезда в Китай. Но постепенно ореол героев стал блекнуть. И сегодня спортсмены, сидящие на допинге, уже как минимум не превозносятся, не получают в глазах общества образ невинно пострадавших.

С получением же права на то или иное спортивное событие общество по-прежнему уверено: дело только в деньгах. Почему-то иных мотивов никто уже не видит. Отличие цюрихской победы-2010 от гватемальской-2007 только в одном: в этот раз никто не называет сумму «заноса». Может, хоть в этом есть положительный симптом? Но у всего есть, как у медали, две стороны. Спорил с одной коллегой, которая доказывала мне: не важно, чем оказалась Олимпиада-80 в глазах мирового сообщества, главное в том, что в наследство от нее мальчишкам и девчонкам достались в большом количестве спортивные объекты – спорткомплексы, стадионы, залы, бассейны, тренировочные базы. Если оставить за скобками, что все те сооружения морально устарели уже через десяток лет после их возведения, то выглядит это красиво и убедительно. Все проходит, а сооружения, мол, остаются стране надолго. Примерно тот же тезис на все лады склонял наш Заявочный комитет-2018. Словно мантру весь 2010 год нам повторяли: у Англии шансов нет. Почему нет? А потому что у них уже есть все стадионы, аэропорты и отели. Это не вписывается в политику ФИФА. Международная федерация футбола дает развиваться новым для футбола территориям. Поэтому все шансы есть только у нас.

И вот теперь о второй стороне этой медали. Допускаю, что мы построим стадионы мирового уровня. Сколько создадим проблем местным жителям и сколько освоим при этом денег – вопрос отдельный. О стадионах в нашей стране и о том, как они строятся, мы еще поговорим в этой книге. Проблема заключается в другом: дорогой стадион еще и дорого содержать. Чтобы он был безубыточным, его должны сдавать в аренду играющим там командам за куда большие деньги, чем принято сегодня. Можете ли представить себе какую-нибудь – да простят меня калининградские болельщики – «Балтику», которая будет платить по сто с лишним тысяч долларов за право разок сыграть на суперстадионе? Или саранскую «Мордовию»? Или… кто там у нас играет в Екатеринбурге?

В хоккее мы подобный проект уже проходили. К чемпионату мира-2007 был построен Ледовый дворец на Ходынке. Сколько матчей в год проходило на этой арене? Если не считать тот чемпионат мира, то трижды в год играет сборная на декабрьском этапе Евротура. А все остальное время – коммерческие мероприятия. Потому что «отбить» фигурное катание с участием разного рода селебритис реально. А вот хоккей… Нет гарантии, что соберется полный стадион. За исключением разве что нескольких топовых матчей. В итоге опять кто-то сверху стучит кулаком по столу и директивно обязывает владельцев комплекса и руководство клубов найти компромисс. Таким же образом мы будем жить и после 2018 года, когда на свежевыстроенных стадионах будет гулять ветер. Опять будут директивные указания вспомнить о болельщиках.

Ту же историю мы видим чуть ли не ежегодно, когда в начале сезона идет бодание, кто и в каком объеме будет транслировать матчи Премьер-лиги. Руководители футбольных клубов время от времени начинают сравнивать свой чемпионат с зарубежными и приводить примеры, сколько клубы получают в Европе от телевидения. Объяснять, что востребованность футбола у нас не сравнима с европейской, бессмысленно. Вы можете себе представить болельщиков, которые заполняют весь стадион, заплатив по сотне евро за билет? Или ходят на экскурсии по Сантьяго Бернабеу в Мадриде, оставляя в кассе под 30 евро. Просто за возможность пройтись в подтрибунных помещениях, посмотреть на завоеванные кубки, исторические фотографии, посидеть пару минут в VIP-ложе и на скамейке запасных. Все это не в день игры. И таких людей в день приходят сотни и тысячи.

У нас люди не будут платить телевидению в десятки раз дороже только потому, что так захотели клубы. Поэтому постоянно мы возвращаемся к ситуации, когда сверху всем говорят, что «опять с Мутко что-то намутили» и начинают вручную регулировать, сколько матчей покажут на общедоступном канале, сколько – на платном.

Проблема на самом деле не в этом ручном регулировании, она куда глубже. Мы не можем никак определиться, что такое футбол для нас: бизнес или социальная функция? Потому что мы все время хотим усидеть на двух стульях одновременно. Сначала нам говорят: давайте жить по средствам, давайте условия будут для всех равные, давайте бухгалтерия в клубах будет прозрачная (ну, настолько прозрачная, конечно, какой она у нас может быть, то есть с определенными оговорками). А потом, когда большая часть клубов начинает прогнозируемо загибаться (та часть клубов, что привыкла вечно стоять с протянутой рукой, обкрадывая – видимо, ко взаимному удовольствию – местные администрации), мы говорим: такой регион, с таким количеством болельщиков не должен потерять свой клуб в Премьер-лиге. Так спасают «Крылья Советов», так спасают «Томь», так всеми силами спасали «Амкар», который рвался умереть, но его откачивали, откачивали… Даст ли это толчок к развитию бизнес-составляющей футбола? Конечно нет. Если другие могут не «париться», сводя концы с концами, а просто вечно просить денег и получать их, то зачем тогда жить по правилам мне?

Сколько команд живут по бизнес-правилам? Четыре, пять, может быть, шесть… Всё! А в Премьер-лиге сколько? Сейчас – 16. Сколько в первой лиге? 20. Есть ли у нас уверенность, что если не к повсеместному введению в Европе правил финансового fair play которое объявлено на 2013–2014 годы, то уж к 2018 году ситуация изменится? Уверенность есть. Уверенность в том, что не изменится ни-че-го.

Но проблема и этим не исчерпывается. Конечно, правильно было бы сократить Премьер-лигу команд до 10, а еще лучше – до восьми. И проводить чемпионат в четыре круга. Не будет команд из тех регионов, где главное – торговля очками и матчами. Будет большая заряженность на борьбу. Но и это не решит главного. Мы не станем от этого автоматически футбольной страной. Мы не будем, как испанцы, покупать билеты на футбол за сотню евро. Мы рассуждаем о том, за 100 или за 300 рублей сидеть за воротами, и предаем остракизму те команды, которые билеты за ворота гонят по 500 рублей. И дело тут вовсе не в соотношении покупательской способности россиянина и европейца. Я еще всерьез поспорю, у кого она выше. Но там есть футбол как философия жизни. А у нас нет. И не знаю, когда будет. ФИФА не дает чемпионат мира той стране, которая не предоставила финансовые гарантии от правительства. В 2003 году мы затянули с предоставлением именно этих гарантий, и потому чемпионат Европы-2008 «уплыл» в Австрию и Швейцарию. Теперь все сделали в срок, и это было оценено. Но правительственные гарантии – это гарантии денег. За оставшиеся семь лет до чемпионата мира надо выстроить если не с нуля, то, согласимся, практически заново и спортивную, и транспортную, и гостиничную инфраструктуру. Но и это не самое главное. Главное – изменить сознание людей, наш, извините за грубое для многих слово, менталитет. Тут уже никакие правительственные гарантии не помогут.

Йозеф Блатер вскрыл 2 декабря 2010 года конверт с надписью «Российская Федерация», но Россия не стала в тот день автоматически футбольной страной. Можно заплатить деньги и построить стадион. Можно вложиться в аэропорт. С виду будет современно (как новые терминалы в Сочи: вроде похоже на Европу, только в аэропорту, сколько я туда ни прилетал, всегда закрыты все туалеты, потому что в городе нет воды). Наверное, можно где-то изобразить дороги. На время чемпионата их запаса прочности хватит. Но ни за какие деньги не сделаешь Россию футбольной страной.

Нам просто повезло. Давайте признаемся честно. Нам повезло в том, что Россия оказалась в тренде проводимой ФИФА политики давать чемпионат мира тем регионам, где иными способами футбол не развить. 2018-й – Россия, 2022-й – Катар… Если Россия играла на чемпионатах мира, то Катар вообще никогда туда не пробивался. Теперь намекают на Индию в 2026 году, на некий конгломерат стран Юго-Восточной Азии в 2030-м.

До развитых стран речь не известно когда дойдет. И дойдет ли вообще на нашем веку. Не исключено, что тенденция эта ошибочная, что очень скоро ФИФА поймет свою ошибку, как поняла и признала после чемпионата 1994 года, проведенного в США, где страна знакомилась с правилами соккера уже по ходу турнира, что вряд ли добавляло самим футболистам удовольствия.

Конечно, эта политика неправильная. Но нам она принесла удачу. Сегодня тренд именно такой. И нам повезло, что нас в кои-то веки не в очередь поставили, а уже ввели в зал ожидания. В обход всякой очереди.

Сочи не стал «матерью городов русских». Спортивной матерью. Да и вряд ли станет в сознании большинства. Когда мы с выездной бригадой «Радио Спорт» приезжали работать на одном из сочинских мероприятий в сентябре 2010 года, я ужаснулся тому, в каком состоянии находится будущая олимпийская столица. И с точки зрения строительства, и с точки зрения пробок (с тех пор я перестал клеветать на московские затруднения движения), и с точки зрения внешнего вида города. Причем с момента получения статуса олимпийской столицы до старта Олимпиады прошло уже больше половины срока. Ощущение, что влево и вправо от дороги надо будет просто вешать гигантскую рекламную сетку, чтобы больше ничего не видеть.

Дело еще и в том, что Олимпиада – пусть и более значимое в устоявшейся спортивной иерархии событие, но менее масштабное в сознании большинства, чем чемпионат мира по футболу.

Поверьте радийному менеджеру, который бдительно следит за рейтингами (они суть дело субъективное, но другого количественного критерия оценки качества нашей работы просто не придумано): когда есть футбол, рейтинг всегда выше. Я могу сделать с коллегами гениальный эфир в январе, но он не будет востребован. Просто по одной причине. Потому что нет в стране и в большей части планеты футбола. А в период побед сборной или просто в период чемпионатов мира или Европы – рейтинг зашкаливает.

Но интерес к футболу – это еще не футбольный бум. Три подряд чемпионата проходят в странах БРИКС (ЮАР – Бразилия – Россия). О перспективах двух других (Индии и Китая) мы уже упомянули чуть выше, и эти перспективы вполне реальны. Но Россия лишь формально стоит в этой цепочке «ЮАР – Бразилия – Россия». Потому что стоит она там просто по факту. Но не по духу. В Южной Африке и в Бразилии уже сам выбор в пользу этих стран означал начало растянутого на долгие годы своего рода карнавала. Иногда, как признавались организаторы, он даже мешал их работе, но это уже детали.

У нас все совсем не так. У нас главные государственные телеканалы могут позволить себе непозволительную роскошь, а именно: показать принципиальный матч финальной части чемпионата мира с задержкой в 15–20 минут. Или же совсем вопиющий пример, когда матчи российского чемпионата общедоступные каналы показывают в регионах далеко за полночь. Как это происходит, например, в Екатеринбурге. А это ни мало ни много – один из городов российской заявки. Впрочем, список этих городов – тема особая. И о ней – отдельно.

3. Как мы обманывали ФИФА

Согласно существующим правилам (хотя правила, как известно, существуют для того, чтобы их нарушать), каждая из стран-претендентов указывает в Заявочной книге список городов, которые потенциально могут проводить чемпионат. Впоследствии этот список может подсократиться, но не расшириться.

Это нормально. И толкотня, которая тут же начинает наблюдаться, – в наших условиях это нормальный бизнес-процесс. Приглашают представителей власти. Те приезжают и говорят что-то ободряющее. Мол, будет у вас хорошая команда здесь к 2018 году – будет и стадион. Местные СМИ начинают трубить на первых полосах, что первые лица дали высокую оценку перспективам, а руководство региона готовится нагнуть здешний бизнес – пора, мол, поучаствовать в общем деле.

Потом, когда все лакомые куски будут распределены, начнется иная толкотня – рангом пожиже. Каждая из 32 сборных должна иметь, по международному регламенту, выбор из двух тренировочных баз. То есть баз таких должно быть 64. Тут есть кому и за что побороться, не правда ли?

Ясно было с самого начала, что некий отсев произойдет. Пройдет какое-то время – кто-то окажется за бортом. В течение нескольких лет мы наблюдали за тем, как это происходило с украинскими городами, где на чисто математическое количество накладывался еще политический аспект: извечное противопоставление Западная Украина – Восточная Украина. Но уже самое начало 2011 года принесло неожиданный результат: представители еще не до конца сформированного оргкомитета допустили утечку информации, что список будет сокращен в весьма специфических очертаниях. Из него, дескать, исключат Подольск, Екатеринбург и Саранск. Здесь что ни деталь, то вопиющее хамство. Вовсе не по отношению к местным жителям. Думаю, что жители Подольска вряд ли это вообще заметили. Да и тут кроется некоторая неточность: не в самом Подольске нам был обещан стадион, а неподалеку, формально все в том же Подмосковье – на пересечении МКАДа и Симферопольского шоссе. Не очень ясно, зачем строить арену на вечно запруженном МКАДе, к которому еще придется ехать и по вечно стоящей Варшавке (она переходит в Симферопольское шоссе). Но объяснили нам некие неназванные почему-то источники отмену строительства совсем иными обстоятельствами: стадион, дескать, не сможет быть коммерчески привлекательным в последующие после чемпионата мира годы. А как же пресловутая социальная функция футбола?

Те же слова были произнесены и в отношении стадионов в Саранске и в Екатеринбурге. И если еще о Саранске можно всерьез посомневаться (все-таки Мордовия славна легкоатлетическими и какими угодно еще спортивными традициями, но только – пусть не обидятся на меня болельщики местной «Мордовии» – не футбольными), то проведение матчей одной из групп предварительного этапа в Екатеринбурге имело бы серьезный имиджевый прорыв для страны. Россия сразу предстала бы не страной из пары европейских городов с далекими, страшными и непонятными сибирскими просторами. Взгляд европейца или жителя иного континента стал бы куда шире. Это пусть и не Сибирь, но уже Уральский хребет. Это почти полшага в Азию.

Но дело не конкретно в Подмосковье, Саранске или Екатеринбурге. Дело в том, что решение о сокращении списка городов (пусть и опровергнутое ради проформы, но как-то вяловато и спустя чуть ли не три дня, что уже само по себе странновато) принято было не спустя год, два, три, а практически сразу… В декабре объявлена страна – хозяйка чемпионата, а в январе – феврале уже подкорректирован список. То есть ясно, что в декабре – январе никто не проводил никакой аналитической работы, никто не сравнивал финансово-экономические перспективы регионов. Просто эти города фигурировали в заявке «до кучи», для замыливания глаз. Этим городам никто и не планировал дать чемпионат. Их использовали, а потом кинули. Как отработанный материал. Да и опровержение, видимо, было дано только потому, что уж этот «кидок» выглядел совсем откровенным.

При этом опровержение было по циничности своей запредельным. Некие неназванные источники во властных структурах заявили, что использование стадионов в Подмосковье, Саранске и Екатеринбурге после чемпионата не выглядит коммерчески привлекательным. Тут много о чем можно было бы порассуждать, но меня задевает один основной тезис: не дело государства рассуждать о коммерческой привлекательности того или иного проекта. Государство должно быть там, где неинтересно работать бизнесу. Это аксиома. Если проект коммерчески интересен, там деньги и без государства найдутся. А закрывать проект, под который государство вроде бы как давало финансовые гарантии – это по меньшей мере некрасиво. Некрасиво и с точки зрения идеологии. Некрасиво и по отношению к жителям этих регионов.

Рискну предположить, что по мере приближения к 2018 году мы столкнемся еще с немалым количеством коммерчески интересных вопросов, связанных со строительством стадионов, транспортных развязок на подъезде к ним… А ведь сам по себе выбор мест для строительства осуществлялся без анализа сложившихся транспортных потоков, без многих других, необходимых для проектирования моментов. Это на картинках все стадионы стоят в окружении почему-то вековых дубов и березок. На деле нужен не только красивый рисунок.

Мне рассказывали, как определяли место для стадиона в Ростове-на-Дону Приехала высокая комиссия, посмотрела с верхнего этажа самой высокой гостиницы на город и махнула рукой в сторону излучины Дона, где на левом берегу можно красиво, с псевдоэстетической точки зрения гостей, «вписать» стадион в окружающий ландшафт. Вписать можно действительно красиво. Но есть одно «но», которое не учли высокие гости: большая часть города расположена на правом берегу. И каждый день три имеющихся моста, связывающих левый и правый берега Дона, работают на пределе пропускной возможности. Что случится, если здесь появится стадион на 40 тысяч человек? Готова ли администрация раскошелиться на фактически создание новой транспортной инфраструктуры? Очень большой вопрос.

Когда, кстати, кто-то осторожно поинтересовался, логично ли определять место под строительство стадиона вот так, «на глазок», из окна верхнего этажа гостиницы, знаете, какой последовал ответ? «Так мы ФИФА отсюда же и покажем. Им точно понравится!»