Текст книги "Вся подноготная футбола. АНТИэнциклопедия народной игры (сборник)"

0:24 Кто виноват, что гибнут спортсмены?

Футболистам в нашей стране искренне повезло. Они могут два раза в день (иногда и один раз) выходить на двухчасовую тренировку и раз (реже – два) в неделю походить пешком (реже – побегать) по полю. Потом злобно пройти мимо журналистов в микст-зоне, огорчившись на справедливые вопросы и упреки. А потом проверить банковский счет. Сходить в ночной клуб. После ночных шалостей снова обидеться на журналистов и болельщиков. И так по кругу.

Роман Павлюченко, записав интервью на «Радио Спорт», вышел из нашего здания на Большой Татарской, сфотографировался с девушками-ведущими, потом направился к своей припаркованной неподалеку машине немалых размеров. Провинциальный мальчик-стажер, куривший на крылечке, не смог скрыть восторга:

– Ой, какая машина у вас!

– Играйте в футбол, – широко улыбнувшись, ответил Павлюченко. Игрок, приросший к скамейке запасных в своем клубе. И игру демонстрирующий все реже и реже.

Повезло тем футболистам, кто добрался до высот. Если спуститься на несколько ступенек, то ситуация катастрофическая. Вы знаете, сколько получает детский тренер где-нибудь в Подмосковье? От 5 до 7 тысяч рублей. Полагаю, что по стране и того меньше. Признайтесь честно: вы отдадите своего ребенка тренеру, месячная зарплата которого составляет сумму 125–175 евро? Будете ли уверены, что это хорошая секция, спортшкола, что это профессионал, которому можно доверять? А между тем ситуация именно такова. Вот и получаем мы во многих видах спорта уродливые ситуации, когда родители делают на своем ребенке бизнес, не считаясь ни с чем.

Мне прекрасный спортивный врач, человек, которому я доверяю, рассказывал немало историй, от которых глаза на лоб лезут. Вот одна из них. После смерти хоккеиста Алексея Черепанова осенью 2008 года хоккейные власти стали всерьез проверять всех хоккеистов: состояние здоровья в целом, сердце в частности. Сначала проверили всех действующих игроков KXЛ, потом спустились на ступеньку ниже. Не знаю, какие были даны рекомендации. О том, что какой-нибудь талантливый французский футболист заканчивает играть из-за проблем с сердцем, мы узнаем намного чаще, чем ту статистику, которая вроде бы здесь, рядом, под рукой. А почему? Все очень просто.

Приезжает откуда-нибудь из Сибири способный паренек, лет 16 или 17. По всем игровым характеристикам – почти готовый профессиональный хоккеист. Врач осматривает, много раз перепроверяет сам себя и, осторожно подбирая слова, говорит родителям паренька: «Ему играть нельзя. Ему вообще нельзя заниматься спортом. Не берусь утверждать, проблемы с сердцем у него от рождения или же его «сломали» повышенные физические нагрузки… Но одно могу сказать точно: если он не бросит играть прямо сейчас – через полгода, год или максимум два случится то же самое, что произошло с Черепановым».

Как вы думаете, что происходит в кабинете врача в последующую минуту? Не буду предлагать вам разнообразные варианты на выбор, потому что действительность оказывается круче любой придумки: отец начинает нервно орать на врача. Суть текста вкратце сводится к одному тезису: «Доктор, ты не представляешь, на что мы шли последние годы. Мы жили впроголодь, потому что сын должен поехать в Канаду. Он там будет уже через полгода. Там заработает столько, что и сам будет жить достойно, и нам с матерью на старости лет воздастся за все хлопоты и унижения. И врачей на эти деньги наймет, и все, что надо, себе подремонтирует». Дальше уже следуют вариации – предлагают врачу деньги или нет.

Вот такая ситуация. Я могу поставить себя на место этого родителя. И понять, что это в нашей, московской жизни ситуация в последние 20 лет изменилась. Раньше добиться чего-то в мире можно было, только став большим спортсменом или крупным ученым. В исключительных случаях – артистом. Все. Других способов люди не знали. Иначе по миру ты ездить не будешь. Вариант с дипломатической службой не обсуждаю. Сообщество это было весьма герметично, и со стороны попасть туда было невозможно.

В далекой провинции ситуация, наверное, не изменилась до сих пор. И не известно, когда изменится. Но, даже взвесив все это, я не понимаю, как можно ставить на чашу весов не просто здоровье – жизнь собственного ребенка?

Я привел довольно крайний случай. Но ведь торговля собственными детьми становится нормой и на более высоком профессиональном уровне. Я вспоминаю разговор с нашей легендой – Владимиром Маслаченко. Был конец лета – начало осени 2002 года. Мы сидели у него на кухне в «генеральском» доме неподалеку от станции метро «Сокол», говорили о закончившемся недавно чемпионате мира, где наши довольно бесславно «слили» матчи Японии и Бельгии. Обсуждали наших игроков, в том числе конфликт Дмитрия Сычева со своим клубом, который – детали уже стерлись из памяти – не хотел его продавать за границу, а игрок в знак протеста не выходил на поле. И Владимир Никитич довольно жестко прервал мои вопросы о перспективах футболиста: «Мне стыдно за эту ситуацию, за то, что такое вообще возможно. Отец мальчишки просто торгует им. У него есть товар – сын, и он хочет внаглую, по-жлобски просто срубить денег». Кстати, звезда Сычева, как мы хорошо знаем, с тех пор так, по сути, и не взошла.

У меня была одна коллега, которая страшно хотела, чтобы ее единственный любимый ребенок стал футболистом. Вечно мы организовывали ей показы сына известным тренерам. Тем было неловко нам отказать, но, как правило, вердикт был у всех единый: техничный, но не хватает физических кондиций, по полю бегать не сможет. Может, порекомендуете маме отдать его в мини-футбол? Там есть шанс, что на что-то и сгодится…

Мама ходила по редакции и у каждого по очереди спрашивала: есть ли у мини-футбола шанс стать олимпийским видом спорта? Иначе какой смысл вкладываться?

Я примеров могу привести много. Мы говорим про виды спорта – футбол, хоккей, – где есть деньги. Где в высших эшелонах реально что-то получить. На хлеб с маслом. И на безбедное существование за границей. Если же взять практически все остальные виды спорта, то ситуация удручающая. Масштабно и поголовно. Первые лица, наверное, еще что-то умудряются урвать, но спортсмены… Даже если они выступают не на уровне чемпионов областных или районных соревнований, а выше – на самом серьезном уровне – на уровне спортсменов сборной. Мне вспоминается нашумевшая история начала 2010 года с девушкой, занимавшейся стрельбой. Она скончалась после того, как подцепила жуткую болезнь из-за отравления крысиным ядом в мотеле в каком-то заштатном селе Центральной России. Когда начали разбираться, почему сборная жила в совершенно отстойнейшем мотеле для дальнобойщиков, выяснилось: существуют финансовые нормативы, на какую сумму спортсмен сборной должен жить на сборах. Она на тот момент составляла что-то около пятисот рублей. Разумеется, найти приемлемую гостиницу даже вдали от цивилизации на эту сумму практически невозможно. Вот и поселили в мотель.

Торговля собственными детьми становится нормой и на более высоком профессиональном уровне.

Но поразило меня в той истории совсем иное. Вскоре после нее я участвовал в ток-шоу одного из телеканалов, где выступал в качестве приглашенного эксперта. Одним из основных спикеров был глава Стрелкового союза России, человек, искренне любящий стрелковый спорт, а кроме того – владелец Новолипецкого металлургического завода, самый богатый россиянин Владимир Лисин. При записи передачи все было стройно и благостно, все рассуждали о судьбах спорта, в том числе весьма медалеемкого: в стрелковом спорте на Олимпиадах разыгрывается аж 15 комплектов медалей! А после записи на мой невинный вопрос о том, ощущает ли самый богатый человек страны (по версии «Forbes» последних лет) личную ответственность за смерть спортсменки, умершей из-за того, что ее унизительно поселили в том отстойнике, господин Лисин просто взорвался: «Да что ко мне все пристали с этой спортсменкой? Ну, мало ли, где она заболела!..» Дальнейшее обсуждение темы стало просто бессмысленным. На место одних униженных встанут другие – в целом ничего не изменится. И никто ни в чем не виноват. Потому что никто особо и не стремится потребовать от виновных честного ответа…

0:25 Куда идет сегодняшний спорт?

Любой адекватный журналист знает правило четырех «С». Четыре составляющих любой работы журналиста. Четыре зацепки для слушателя, зрителя, читателя, любого потребителя информации. Четыре понятия, четыре слова на букву «С»: секс, сенсация, скандал и страх. И не надо делать вид, что это касается только желтых, только работающих на грани фола изданий. Вовсе нет. Способность признаться в этом потребителю (читателю, слушателю, зрителю), да и самому себе может быть различна, но только следование именно этим темам дает медиа то, без чего их существование немыслимо, а именно – рейтинг.

Про сенсацию и скандал говорить особой нужды нет. О том, как они создаются, написаны тонны макулатуры. А вот о двух других словах на «С» скажем особо.

Даже если речь идет о строгом деловом издании, и пишет оно сухо о том, как дорожают товары различных потребительских групп, и читаем мы о том, что докторская колбаса подорожала на 20 %, нам, на генном уровне боящимся голода и холода, пусть очень-очень глубоко, но становится немного страшно. Даже если мы докторскую колбасу не едим уже давно, все равно подсознание работает, желудок испуганно начинает сокращаться.

Не хочется больше читать или слушать про то, что тебя пугает. Хочется обходить эту газету стороной, не хочется больше настраиваться на эту радиочастоту. Но страх – это такой же наркотик. «Соскочить» с него сложно. А скорее всего – невозможно. Не нравится тебе эта станция, ты раздражаешься, ты мысленно ругаешься с ведущими, переключаешься на что-то другое, чтобы спустя какое-то время вновь включиться: «Ну интересно, о чем они там на этот раз врут?»

Сексуальностью же пропитана любая тема в прессе, даже если мы не отдаем себе в этом отчета. Но как это ни покажется кому-то странным, все больше эротизма становится в спортивной журналистике. Потому что все больше сексуальности становится в самом спорте!

Сразу после окончания пекинской Олимпиады функционеры от спорта стали обсуждать, как бы иные виды спорта, спортсмены в которых выглядят довольно блекло, сделать более привлекательными. И один вариант уже придумали. Настольному теннису с точки зрения зрелищности ничего не помогало: ни увеличение размеров шарика, ни сокращение количества очков. Что ни делалось – зрелищности ничего не прибавило. И вот, похоже, нашли причину: одежда несексуальна!

Ну в самом деле: традиционный наряд – это очень свободная майка, заправленная в не менее просторные шорты. Часто во время поединка теннисисты заворачивают рукава маек вверх, что делает фигуру еще более похожей на мешок с картошкой.

Все больше эротизма становится в спортивной журналистике. Потому что все больше сексуальности становится в самом спорте!

И вот исполнительный вице-президент Международной федерации настольного тенниса француженка Клод Бержере решается на радикальное: соревнования намного выиграют, если полностью сменить стиль спортивной формы. Аккуратные плавочки и обтягивающие топики, похоже, скоро придут на смену, уж простите за этот каламбур, бесформенной форме.

Чего уж греха таить, признаемся, отчего мы так часто с азартом следим за соревнованиями по женскому пляжному волейболу, хотя с точки зрения спортивной зрелищности он много каким видам уступает. Неужто смотрели бы так же, если бы в песок плюхались за мячом девушки, одетые в безразмерные майки и шорты? Очень сомневаюсь!

Так что не за горами времена, когда играть в пинг-понг будут в стрингах. Надеюсь, до игр на раздевание не дойдет. Все-таки это спорт, а не стрип-клуб. Хотя границы все больше и больше будут стираться.

Не за горами времена, когда играть в пинг-понг будут в стрингах.

Ну как еще оценить, например, то, что затеяли организаторы американского Супербоула – матча за право называться сильнейшей командой Северной Америки по американскому футболу В перерыве между таймами там на поле выходят теперь команды девушек и проводят скоротечный поединок между собой. Обмундирование их лишь частично напоминает мужской аналог: они одеты лишь в нижнее белье, наколенные накладки и шлемы с пластиковым стеклом для защиты лица.

Зрителям понравилось. И теперь уже одними перерывами не довольствуются: появилась целая лига – Lingerie Football League – Футбольная лига нижнего белья. Сомневаюсь, что на трибунах всерьез за счетом следить будут.

0:26 Теория завтрака фром май харт

Слушатели, которые с нами не ежедневно или же подключились к «Теории заговора» уже после первой половины 2010 года, время от времени задают ставшим уже традиционным вопрос: откуда в нашем эфире взялась извечная тема завтраков спортивного министра. Те же, кто внимательно следит за околоспортивными перипетиями, прекрасно помнят отчет Счетной палаты сразу после олимпийского фиаско в Ванкувере. Министра спорта Виталия Мутко обвинили тогда в непомерной трате денег на проживание в отеле, и особой строкой шли стенания счетоводов по поводу 97 израсходованных ваучеров на завтраки. Можно долго рассуждать, что это бред несусветный, что съесть 97 завтраков невозможно за две недели просто по определению – ведь это шведский стол, в конце концов! Мы строили шутливые догадки, куда столько ушло, за какими щеками осело, в каких закромах приютилось, устраивали на эту тему шутливые голосования, запускали конкурсы и разгадывали ребусы. Обидеть Виталия Леонтьевича этим мы не пытались. Может, он просто помогал бедным?

Естественно, очень быстро тема была полностью выболтана, изъезжена вдоль и поперек. И, как это часто бывает в эфире, решили больше к ней не возвращаться, чтобы просто не надоесть слушателю с повторяемостью (эфир – вещь именно эфемерная: сегодня это актуально, а через неделю и не вспомнит уже никто). Но нет! Тема так прочно засела, так зацепила слушателя, что практически весь 2010 год прошел просто под знаком темы завтраков. Мы и голодали ежедневно в знак протеста против Мутко с 8 до 9 часов утра (время выхода программы), и шутливый сбор продуктов в помощь министру объявляли.

Причина в том, что сам герой постоянно давал повод для подшучиваний именно на кулинарную тему. Рассказывая о каком-то очередном сложном заседании, вымотавшем членов исполкома ФИФА, Виталий Леонтьевич даже оперировал именно подобными категориями – цитирую по памяти: «Первый день проговорили весь – до самого ужина. И даже на второй день тем для обсуждения осталось: от завтрака и до обеда говорили». Указана не продолжительность заседания в часах, сутках, а именно в приемах пищи. Завтрак, обед, ужин – как реперные точки жизни.

Или уже разошедшаяся на анекдоты история о последнем вечере перед голосованием по выбору страны – хозяйки чемпионата мира-2018. Каждый из членов исполкома ФИФА спускался к ресторану в цюрихском отеле и натыкался на закрытую дверь. «Севен-о-клок!» – комментировал давно уже усевшийся в креслице неподалеку Виталий Леонтьевич, показывая на воображаемые часы на руке. Он оказался единственным, кто заранее – при заселении, очевидно, – интересуется графиком кормежки.

Один из слушателей даже прислал к нам в эфир в ту пору яркую и креативную перепевку:

 
С чего начинаются завтраки?
С пюре, что давила нам мать,
Чтоб наши прелестные щечечки
И с тыла всем было видать.
С чего начинаются завтраки?
С той песни, что спела пила,
Все зубы свои растерявшая
В нелегком распиле бабла.
А может, они начинаются
С графина, в котором не сок,
В далекой-далекой гостинице,
В Швейцарии, в севен-о-клок.
Но все же они начинаются!
Я искренне этому рад!
Ведь песни когда-то кончаются,
А завтрак всегда фром май харт!
 

Тем, кто следит за «творчеством» Мутко, не нужно, наверное, пояснять, почему после презентации российской заявки в Цюрихе фраза «фром май харт» стала одной из самых расхожих на долгое время. Выступление министра на доселе неведомом ему иноземном наречии побило многие рекорды просмотров в Интернете.

Всеми этими хорошо известными большинству любителей спорта фактами я предваряю информацию, что страшно люблю с

Мутко завтракать сам. Как только у Виталия Леонтьевича возникает желание устроить общение с руководителями СМИ в формате «деловой завтрак», я сразу же отправляюсь на улицу Казакова.

Мне там искренне нравится все. Не верится, что в трех минутах оттуда Курский вокзал, шумное Садовое кольцо. Приятно пройтись по внутреннему дворику бывшей усадьбы XVIII века вместе с Виталием Леонтьевичем, который красиво будет показывать рукой на окрестные 14 гектаров и любовно так говорить: «Мы тут все переделаем, облагородим. Здесь можно будет въезжать на набережную Яузы, идти вверх по дорожкам…» Рука министра будет красиво описывать полукруг и изображать будущие здешние владения: вот тут пророют каналы, здесь перекинутся через них мостики, а здесь – «как у меня в Лозанне» – на берегу раскинется небольшое кафе. Ой, опять я про завтраки…

Если вернуться в здание, то как аккуратен и изящен только что появившийся в комплексе зданий Минспорта Музей спорта! Кубки, награды – это всегда интересно рядовому болельщику. Правда, как ему попасть в это здание – большой вопрос. Зато сколько интерактива! В одном из залов с потолка на пол проецируется эдакое футбольное поле размером 2x3 метра. Бьешь ногой по виртуальному нарисованному мячику – он, повинуясь чувствительной воле проектора, летит в сторону ворот противника. Я хотел было сразиться с господином министром. Но он как-то неловко «наступил» на мячик, и тот почему-то залетел в его собственные ворота. Увидев загоревшееся «0:1», Виталий Леонтьевич махнул рукой и интерес к игре потерял моментально… Господин министр выигрывать любит. У него психология победителя. К поражениям он сразу же теряет всякий интерес. Точнее, умудряется их переосмыслить по-своему.

Так, рассуждая об итогах года и вспоминая о том, что главы половины федераций были сменены, с позором изгнан после Ванкувера со спортивного Олимпа Леонид Тягачев и лишь министр спорта, вопреки мнению многих (включая самого президента), удержался в своем кресле, Виталий Леонтьевич позволил себе такой пассаж: «Посмотрите, я же весь этот год за них всех отдуваюсь один. Они разбежались, а я продолжаю работать…»

Но самым сильным пассажем одного из последних завтраков был рассказ министра о прозрачности бюджета спортивно-физкультурной отрасли. «Почему рассуждают о каких-то откатах? В будущем году мы серьезно увеличим спортсменам зарплату. А ведь с зарплаты спортсмена ничего не возьмешь…» – почему-то грустно произнес Виталий Леонтьевич.

Деловой завтрак. Уже само по себе название завораживает. Манит и притягивает. С одной стороны, поесть – просто приятно. К тому же длится такой завтрак, как правило, часа полтора-два. А с другой – есть в этом какая-то организованность и приподнятость. Утро, а уже работаем, мол. Дела делаем. Даже если только разговоры разговариваем. Но что поделать, если такая работа… Помнится, пару лет назад перед одним из эфиров у нас на «Радио Спорт» господин Мутко так честно и признавался: «10 % времени работаю, а 90 % приходится ездить, поля открывать, на спортсооружениях ленточки перерезать, с людьми встречаться…» Видимо, следуя этой логике, и завтраки с прессой тоже именно «приходится» проводить.

0:27 Церемония упадка

Под занавес 2010 года побывал на церемонии объявления лучших футболистов года по версии РФС. Не скажу, что чего-то особого жду от подобных мероприятий. Но интересно ведь не просто оценить в целом характер церемонии, а сделать выводы исходя из порой очень значимых деталей: кто пришел, кто – нет; кто с кем и как общался; кого как рассадили. Кстати, последнее – вовсе не шутка. В нашей стране всегда повышенное внимание было к проблемам рассадки. И дело даже не в старых анекдотических историях о том, как вернувшиеся из отпуска члены Политбюро по разложенным на столе именным папкам делали вывод о том, как изменился политический пасьянс, кто стал ближе к генсековскому телу, а кто дальше, – все мы и в относительно недавнем нашем прошлом помним знаменитое ельцинское: «Не так сели…»

Рассуждать о рассадке неинтересно, все настолько банально: Сергей Фурсенко сидел аккурат по центру, в восьмом ряду («Вы

в восьмом ряду, в восьмом ряду», – сразу начал напевать по этому поводу мне в ухо пугачевские строчки мой заместитель по радиостанции и мой сосед по залу Нобель Арустамян). По левую руку от Фурсенко располагалась белокурая супруга, по правую – глава РФПЛ Сергей Прядкин и президент «Зенита» Александр Дюков. Рассуждать о том, что именно газпромовская команда ближе всех к главе РФС, можно и без анализа рассадки: львиную долю призов завоевала именно питерская команда. Впрочем, об этом чуть позже.

Рядом с Дюковым восседала пышногрудая дама, облаченная в бальное платье. Появилась она отчего-то лишь минуте на двадцатой, неторопливо и горделиво прошествовав от дверей к центру зала. Потом еще раза три этот проход воспроизводился вновь и вновь: даме явно было не до того, что происходило на сцене. Она то входила, то выходила, заставляя сотни глаз следить за своим дефиле.

Мы с Нобелем сидели аккурат позади руководства российского футбола. Мой собрат по утреннему эфиру Сергей Данилевич утверждает, что если б я ударил Фурсенко по макушке, то вполне мог бы войти в историю. Но я сдержался.

В течение церемонии на сцену поднимались десятки людей: вручанты и лауреаты или же их представители. Тут-то стало ясно, что предварительно о рассадке как раз мало подумали: любой выходящий на сцену вынужденно поднимал по ходу движения десяток-другой зрителей.

Фуршет был не слишком разнообразен, зато обилен. Хватило всей доброй тысяче собравшихся. Сосед по столу оказался партнером церемонии – его фирма изготавливала статуэтки для нее. Но не это было предметом его гордости.

– Николай, вы не поверите! Все, что завоевывал «Зенит» – Кубок России, Кубок чемпионов России, Кубок УЕФА, Суперкубок, – все не раз чинил именно я! Вот этими вот руками! – И он протягивал мне аккуратные, холеные руки с хорошим маникюром.

– Неужто так часто ломают в «Зените»?

– Вы не поверите! Постоянно ломают…

Что же касается самой церемонии… Не хочу перечислять многочисленные накладки. В конце концов, иногда и не до конца реализованный замысел может быть симпатичнее, чем воплощение. Но уж слишком часто происходили «косяки»: то гостя вызовут на сцену, а его нет, то мальчик выйдет в самом начале пожонглировать мячом, но тот упорно соскакивает с ноги…

А вот Сергей Фурсенко креативит. Говорят, что это именно ему пришло в голову провести итоговое мероприятие-награждение под слоганом «Футбол как искусство». Поэтому каждый из выходящих должен был что-то произнести на тему командной игры как слаженного симфонического действия. Где-то на десятой вариации стало уже подташнивать. Александр Ширвиндт попытался пошутить, что ждет теперь церемонии «Искусство как футбол» и мечтает о том, как Александр Кержаков будет вешать ему за что-нибудь медаль. Но тут же понял, что произнес нелепость: футболу, мол, еще придется подрасти, чтобы соответствовать.

Если позоримся не только в игре, но и на подобных церемониях, то о чем вообще можно вести речь?..

Кержаков, кстати, оказался чуть ли не единственным действующим футболистом, кто приехал и сам вышел за своей наградой, демонстрируя ровный, аккуратный и сразивший наповал всю женскую половину аудитории загар. Остальные просто не приехали. За каждого из лауреатов выходили получать статуэтки тренеры, администраторы и другие представители команд. Если в футболе царит такое неуважение к церемонии награждения даже среди самых-самых, то возникает резонный вопрос: а зачем тогда вообще они нужны?

Как определяли лучшего бомбардира, ясно. Чистая математика. Как выяснили, кто из арбитров лучший, тоже, наверное, понятно: видимо, в РФС голосовали. Да и Алексей Николаев, наверное, действительно соответствует этому статусу. Как и лучший вратарь Игорь Акинфеев. А вот почему победил Александр Анюков в номинации «Самый полезный игрок»? Как определить пользу футболиста? Для кого он полезен? Для своей команды? Для сборной? Для футбольной истории? Или что такое «Лучшая команда»? Почему это «Зенит»? По определению, потому что он – чемпион страны? Тогда почему не назвать номинацию просто «Чемпион»? Или же это тот, кто большего добился на международной арене за истекший год, что было бы логичнее? Но в таком случае это точно не «Зенит», а ЦСКА, который впервые вышел в четвертьфинал Лиги чемпионов. Складывается упорное впечатление, что главная задача – поощрить «Зенит» максимальным числом статуэток (все равно, как мы уже знаем, разобьют), а уж какие для этого придумать способы – вопрос второстепенный.

И категорически не правы будут те, кто мне скажет: вот, мол, пригласили человека на праздник, а он вместо благодарности гадости рассказывает. Но что нам мешает честно обсуждать, к примеру, низкий уровень отечественного футбола после посещения игры? Мы ищем истоки неудовлетворительного отношения к своей работе у футболистов, низкой мотивированности. А здесь же ситуация, как в кривом зеркале, просто отражает всю суть футбольного хозяйства: если мы не уважаем сами себя, если позоримся не только в игре, но и на подобных церемониях, то о чем вообще можно вести речь?..