Текст книги "Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина"

ЛЮДИ БЕЗ КОМПЛЕКСОВ

Традиции партии социалистов-революционеров на ниве терроризма в дооктябрьской России были глубокими и прочными. Как правило, все акции по устранению намеченных жертв осуществлялись успешно. Редко когда происходил сбой.

Решили тряхнуть стариной и на этот раз.

К первому теракту при новой власти готовились, пожалуй, даже более тщательно. Заявить о себе намеревались по-крупному, громко. Большевики должны понять – они имеют дело с сильной боевой организацией. Перед ней трепетали царские губернаторы и начальники сыскных отделений, пусть и новая власть знает, что есть люди, для которых превыше всего демократические завоевания, что любое посягательство на свободу слова и печати будет фиксироваться взрывом бомбы или револьверной пулей.

Руководил эсеровским центральным боевым отрядом Григорий Иванович Семенов. Он родился в городе Юрьеве Лифляндской губернии в чиновничьей семье.

Это был прирожденный террорист. Склонность к авантюрам проявилась у него чуть ли не с младенческих лет. В четырнадцать он приобрел револьвер и прятал его под подушкой, в пятнадцать носил за пазухой бомбу. Шестнадцатилетие отметил в царской тюрьме. Устроил дерзкий побег, но был схвачен и сослан в Сибирь. Оттуда бежал, снова был пойман. В один из побегов эмигрировал во Францию. В Россию вернулся после Февральской революции.

Руководство ЦК партии социалистов-революционеров не без оснований считало Семенова образцом эсера-боевика. Равного ему в их партии не было. Казалось, у него стальные нервы – ничто не выводило его из равновесия, ничто не вызывало эмоций. Равнодушен ко всему, кроме революционной борьбы. Выдающийся конспиратор, умелый организатор, беспощадный фанат-террорист, не знающий, что такое жалость и угрызения совести. Руководил дерзкими операциями по экспроприации денег в кассу партии.

Естественно, в боевой отряд подбирал людей по своему образу и подобию.

Членом отряда была Лидия Васильевна Коноплева – женщина-загадка. Как тень, она преследовала Ленина. Несколько попыток убить его в Петрограде, в том числе на вокзале во время переезда Совнаркома в Москву, не увенчались успехом. Состояла в числе исполнителей теракта против него на заводе Михельсона 30 августа 1918 года.

Выполняя задание Семенова, готовила покушение на председателя Петроградской ЧК Урицкого. Чтобы наблюдать за его квартирой, пришла к частному стоматологу, жившему поблизости, и пожертвовала здоровым зубом – надо было отвести подозрения от подлинных мотивов своего визита. Вот какая это была женщина! Не зря Семенов испытывал к ней отнюдь не платоническое влечение…

Не терпел пустопорожних разговоров и Филипп Федорович Федоров-Козлов. Встретил как-то на улице человека, похожего на одного запомнившегося черносотенца, вытащил револьвер, взвел курок, – и дело с концом. Глядя на его благообразную, добродушную физиономию, вряд ли кто мог заподозрить в нем члена боевой эсеровской группы, для которого безразлично, на каком расстоянии от себя взрывать бомбу.

Львов, Зубков, Морачевский… Первый связал Лидию Коноплеву с приятелем, служившим в Калужском губпродкоме, и та тщательно осмотрела учреждение на предмет ограбления. Второй на мелочи не разбрасывался – затеял произвести крушение поезда с работниками Реввоенсовета РСФСР, которые переезжали в Москву. И только случайность спасла приговоренных. Третий возглавлял боевые дружины Василеостровского района и содержал явочную квартиру центрального боевого отряда.

Заматеревшие на экспроприациях и покушениях боевики заметили, что в последнее время их главарь Семенов все чаще стал якшаться с Никитой Сергеевым. Был он щупленький, невысокого росточка, очень подвижный. По виду напоминал мастерового, летом всегда ходил в неизменной куртке красного цвета с масляными пятнами. Конопатолицый боевик Сергеев и в самом деле был рабочим, маляром по специальности.

В отряд его привел Семенов. Они познакомились в каком-то кабачке, где собирались поэты, художники и революционеры.

Сергеев в Петрограде жил один. Ни родителей, ни своей семьи у него не было. Нет, он не пил, не кутил по кабакам. Деньги – а зарабатывал он весьма и весьма прилично – просаживал на книги. Сергеева знали все петербургские букинисты и, не опасаясь, снабжали запрещенной литературой.

Его путь в политику начался через воскресную школу. Она пробудила интерес к платформам различных партий. Перед простодушным пареньком-сиротой открылся противоречивый спектр борьбы мировоззрений, широкая гамма философских взглядов на общество и власть.

Он пытался самостоятельно разобраться в этой причудливой мозаике. Сначала его привлекали анархисты. Мечтательному маляру импонировало их неприятие действительности, преклонение перед сильной личностью, идеализация героизма. Один вид черных знамен с костями и черепами заставлял учащенно биться сердце, а ощущение причастности к сильной организации возвышало над затхлым миром обывателей.

Однако Сергеев вскоре разочаровался в анархистах. Близкое знакомство с ними показало, что это обыкновенные бандиты, грабители, наркоманы, насильники. В своей жизни он повидал этого добра в изрядном количестве.

Прибился к социал-демократам. Их нудные собрания вызывали у него скуку. Забастовки, стачки… Звучали абстрактные призывы к народу, к массам. Сергеев хорошо знал, что представляли собой темные, забитые пролетарии. Он сам был из этой среды. Взывай к ним хоть ежеминутно, они ни на что, кроме как на предложение сходить в пивную, не откликнутся.

Социал-демократы показались Сергееву слишком заумными, оторванными от реальной жизни. Что знали профессора, адвокаты, восторженные девицы о народе? Они смотрели на него как на некую икону. Сергеев же знал, что без безумства храбрых, которое воспел Горький, массы не поднять. Нужны герои, способные на подвиг, на самопожертвование. Только так можно сокрушить царское самодержавие.

И он без сожаления расстался с социал-демократами.

Случайное знакомство в богемном кабачке с Григорием Семеновым вселило надежду – вот человек, чьи мысли совпадают с его собственными!

Семенов боготворил незаурядную, героическую личность. Ее возможности неисчерпаемы. Она может многое – даже вступить в единоборство с целым государством. Ленин разогнал Учредительное собрание – и ничего! Но и Ленина можно поставить на место.

Сергеев слушал, не перебивая. Слова Семенова вызывали у него радость. Романтическая душа правдоискателя ликовала – наконец-то ему встретился человек, разделяющий его точку зрения на предназначение героической личности.

– Настоящий революционер – прежде всего террорист, – просвещал своего нового знакомого Семенов. – Террор – надежное средство от спячки. Только так можно разбудить сонные массы.

– Я тоже так думаю, – согласился Сергеев. – Расправляться с политическим противником – благородная форма борьбы.

Он весь горел, его конопатые щеки пылали румянцем возбуждения.

– Государство тоже убивает инакомыслящих, – делился он наболевшим. – Притом самыми изуверскими методами. Противников закапывали живьем, четвертовали, заливали глотки расплавленным металлом, замуровывали в стены, сажали на кол… Куда гуманнее уничтожать врага без пыток, не мучая…

– Вот-вот, – обрадовался Семенов. – Поэтому мы, социалисты-революционеры, и предпочитаем индивидуальный террор. В отличие от способов государственных убийств он не подл, не мерзок и не гнусен.

– Более того, – подхватил Сергеев, – благороден. Поскольку устраняет только тех личностей, которые стоят на пути демократии и прогресса. Массы при этом не страдают.

Оба остались довольны друг другом.

А вскоре маляр Сергеев вступил в партию эсеров и стал одним из самых активных членов центрального боевого отряда. Выполняя на первых порах не самые важные поручения Семенова, новичок, начитавшись соответствующей литературы, не переставал грезить о таком подвиге, который бы навечно вписал его имя в историю.

Конопатенький маляр был очень честолюбивым и самовлюбленным человеком.

Все больше и больше присматриваясь к нему, Семенов постепенно приходил к заключению, что он вполне созрел для выполнения серьезного задания.

Когда руководство партии социалистов-революционеров подняло вопрос о физическом устранении Володарского, у Семенова спросили, кто мог бы быть исполнителем. Глава боевой группы, подумав, твердо ответил, что это щекотливое дело можно было бы поручить Сергееву.

Преимущества его кандидатуры очевидны. Во-первых, он не какой-то там недоучившийся студентик или недавно вернувшийся из-за границы истеричный эмигрант-интеллигент, а коренной питерский рабочий. Во-вторых, Сергеев по национальности русский.

– Об этом можно только мечтать. Представляете? Питерские пролетарии убивают своих вождей!

Семенов получил одобрение ЦК на предложенную им кандидатуру.

Сергеев, узнав, какое поручение ему доверяют, долго с благодарностью тряс руку Семенова.

– Спасибо, Гриша. Пришел, наконец, мой звездный час!..

Суровый Семенов обнял и трижды поцеловал его.

– На святое дело идешь, Никита. С Богом!..

НЕОТСТУПНАЯ ТЕНЬ

К подготовке теракта приступили по весне, в начале мая.

Все члены боевой группы получили задание установить наблюдение за Володарским и всеми силами помогать Сергееву, передавая ему любую информацию, касающуюся его «клиента».

Сам Сергеев отныне становился неотступной тенью комиссара. Исполнителю ставилась задача бывать везде, где выступал Володарский, присутствовать на всех митингах и собраниях с его участием. Сергеев должен был внимательно присматриваться к своей жертве, запоминать походку, привычки, особенности телосложения.

Дело было поставлено почти как в старые царские времена, когда эсеры осуществляли свои террористические акты по классическим правилам. Исходили из того, что тщательная подготовка – непременный залог успеха. Поспешность, пренебрежение мелочами могут привести к срыву операции.

Поскольку центральной фигурой исполнения в замышляемом убийстве был определен Сергеев, то, естественно, основная тяжесть подготовительной работы ложилась на его плечи.

Надо отдать должное – конопатый маляр немало преуспел в порученном ему деле. Сказались начитанность, природный ум, ну и, разумеется, уроки опытного террориста Семенова пошли впрок.

Чуть ли не ежедневно Сергеев докладывал командиру отряда о том, что удалось сделать.

Наблюдение за передвижениями по городу позволило прийти к заключению, что они имеют свои закономерности. При всей спонтанности появления Володарского в разных концах Петрограда обнаруживались одни и те же маршруты, по которым он следовал. Чаще всего комиссар бывал в Смольном и в редакции «Красной газеты». Это были постоянные точки его пребывания. Отсюда комиссарский автомобиль мог проследовать куда угодно.

Удалось установить и место проживания Володарского. Как и все ответственные партийные работники, он обосновался в гостинице «Астория» на Большой Морской улице. Каждое утро ровно в девять пятнадцать к подъезду отеля подкатывал шикарный «бенц» из бывшего императорского, а ныне гаража номер шесть и увозил Моисея Марковича по его комиссарским делам.

Автомобиль Володарского часто замечали у подъезда дома на Дворцовой площади, где располагалась Петроградская ЧК. Володарский не забывал своего старого дружка Урицкого – регулярно встречались, обсуждали насущные проблемы. Тем более что информация ЧК была крайне важна для комиссара по делам печати. Именно ею он и руководствовался, когда принимал решение о закрытии того или иного издания. «Два Моисея правят петербуржцами», – похохатывали боевики.

Постепенно разрозненная информация, собранная по крупицам и, на первый взгляд, не связанная между собой, приобретала логическую завершенность. Все сведения, доставляемые членами боевого отряда, накапливались у Семенова.

Где должен свершиться акт возмездия? На этот вопрос у командира боевиков долго не было ответа. Он сдерживал нетерпеливость Сергеева, который готов был стрелять где угодно.

Самое простое было бы подстеречь у «Астории», тем более что автомобиль подкатывал туда в четверть десятого. Но этот вариант был очень труден для осуществления. Стрелявшего непременно сразу бы схватили – в гостинице жили ответственные партийные работники, и поэтому там всегда толкалось много народа. Семенову не хотелось попусту терять своих людей.

По той же причине нельзя было стрелять и возле Смольного, куда Володарский обычно приезжал обедать.

Короче, опытный Семенов отклонил все варианты, связанные с осуществлением теракта возле правительственных учреждений.

– Крайне мала вероятность успеха. Какой-нибудь уличный зевака может испортить все дело. Надо искать малолюдное место… Володарский любит шастать по заводским митингам, возвращается поздно…

– Но ведь мне трудно поспеть за ним, – пожаловался Сергеев. – Он на «бенце», а я, извиняюсь, на своих двоих…

– Ничего, – успокоил его Семенов. – Наши люди будут расставлены везде. У тебя будет достаточно времени, чтобы появиться в нужном районе. Он ведь любит подолгу выступать. А у нас везде свои глаза и уши. Как только он выедет на митинг, мы сразу будем знать… А на обратном пути можно и подстеречь…

Разговор проходил на квартире члена боевого отряда Федорова-Козлова. Семенов лично вручил Сергееву браунинг и несколько гранат. Накануне он снарядил пули отравляющим ядом кураре. Чтобы наверняка.

Сергеев не знал, что аналогичное задание получили и другие боевики – Семенов решил на всякий случай подстраховаться.

КОЛЬЦО СЖИМАЕТСЯ

Скоро стало ясно, что страховочные меры, предпринятые предусмотрительным Семеновым, были излишними.

С начала июня Володарский неожиданно зачастил на Обуховский завод. Об этом Семенову сразу же доложила его служба наружного наблюдения.

Поездки комиссара по печати, пропаганде и агитации на крупнейшее предприятие были вызваны начавшимися выборами в Петроградский Совет.

Большевики делали все для того, чтобы удержать власть в своих руках, которая, по некоторым косвенным признакам, начала ускользать. Председатель Петросовета Зиновьев, обеспокоенный тем, что население города, недовольное голодом и безработицей, явно отказывало новой власти в доверии, потребовал от партийного актива усилить разъяснительную работу в массах.

Все видные петроградские большевики закреплялись за крупнейшими фабриками и заводами. Не дремали, разумеется, и другие партии. На многочисленных митингах и собраниях происходила жестокая сшибка сторон, каждая из которых тянула одеяло на себя. Володарский выбрал Обуховский завод, на котором в июле семнадцатого ему удалось провести большевистскую резолюцию.

Однако времена изменились. Если год назад рабочие, разочарованные политикой Керенского, не без интереса прислушивались к большевикам, которые обещали не журавля в небе, а реальную синицу в руках, то сейчас, не получив ничего из обещанного, угрюмо-враждебно внимали ораторам, призывающим голосовать на выборах за большевиков. Володарский, чутко улавливавший настроение толпы, понимал, что прежней лояльности уже нет. Приходилось применять весь свой дар убеждения, чтобы объяснить людям природу возникших трудностей и их временный характер.

Чуть ли не каждый день автомобиль Володарского видели у проходной Обуховки.

Сергеев прибежал к Семенову радостно-возбужденный.

– Гриша, кажется, это то, что надо.

Вместе прошли по маршруту, по которому комиссарский «бенц» следовал на завод.

На окраине, где дорога делала крутой поворот, Сергеев вцепился в рукав пиджака Семенова.

– Гриш, знатное место, а? Лучше не сыскать!..

Семенов огляделся. Вокруг ни души – полнейшее безлюдье. Старая часовенка. За покосившимися от дряхлости домами с глухими заборами – пустырь. За ним река. Глухое, овражистое место.

– Гриш, смотри, и река рядом! Наверное, и лодка гденибудь к коряге привязана…

Семенов с восхищением слушал Сергеева: способный ученик! Соображает…

– Если что, в овраг и клодке, – продолжал Сергеев. – А там ищи ветра в поле…

Семенов и сам видел, что место для покушения Сергеев выбрал почти идеальное.

– Стрелять-то откуда намереваешься?

– Как откуда? От часовни, откуда же еще?

– Верно. Часовня – неплохое укрытие, – одобрил Семенов.

– Главное, естественное, – хохотнул боевик. – Бояться можно чего угодно – придорожных кустов, дерева, оврага, но только не часовни. Уж оттуда наверняка не грянет выстрел и не вылетит бомба. Даже самому осторожному человеку никогда не взбредет в голову, что отсюда может исходить опасность…

– Согласен. Ну а как думаешь остановить автомобиль? На ходу вряд ли попадешь, хотя водитель на таком крутом повороте непременно снизит скорость.

– И это предусмотрено. Набросаю горку гвоздей, битого стекла. Шофер увидит и затормозит. Остальное дело техники.

– А если не затормозит? Если заподозрит что-то неладное?

– Тогда швырну гранату. А дальше – по обстоятельствам.

Обсудив еще кое-какие технические детали предстояще операции, Семенов утвердил ее.

Двадцатого июня в половине одиннадцатого «бенц» Володарского подкатил к Смольному.

– После обеда поедем на Обуховку, – сказал водителю пассажир, вылезая из автомобиля. – Подготовьтесь, товарищ Юргенс.

– Я всегда готов, Моисей Маркович, – улыбнулся шофер.

– Ну и отлично, – рассеянно произнес Володарский.

Ни он, ни шофер не обратили внимания на миловидную молодую особу, оказавшуюся рядом в момент их разговора. Женщина, не торопясь, прогуливалась возле Смольного и, когда услышала шум мотора приближавшегося автомобиля, за которым она неустанно следила, незаметно подошла ближе к тому месту, где обычно шофер Володарского высаживал своего пассажира.

Она услышала все, о чем они говорили, и тут же помчалась на условленную встречу с Семеновым.

Руководитель боевиков внимательно выслушал информацию Елены Ивановой – так звали эту женщину, которая была одним из асов службы наружного наблюдения.

– Молодец! – похвалил ее Семенов, и щеки женщины зарделись от удовольствия. Не так просто было заслужить благодарность скупого на похвалы начальника.

Информация о послеобеденной поездке Володарского на Обуховский завод по цепочке была немедленно передана исполнителю.

Спустя короткое время Сергеев с браунингом и несколькими гранатами появился в районе часовни.

НЕПРЕДВИДЕННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО

Террористы не знали, что в тот день на Обуховский завод намечался приезд самого Зиновьева.

Есть предположение, что столь частые визиты Володарского к обуховским рабочим объяснялись стремлением комиссара по печати и пропаганде показать председателю Петроградского Совета хоть один образцово-показательный островок социальной умиротворенности. На Руси во все времена страсть как любили строить потемкинские деревни.

Не была исключением и большевистская власть. Недоучившиеся в молодости комиссары тоже пытались получить за свои посредственные знания «хорошо» и «отлично».

Однако любимый Володарским Обуховский завод подкачал. Из воспоминаний наркома Луначарского, который был в тот день в Петрограде и вместе с Зиновьевым ездил к обуховцам, следует, что рабочие встретили их враждебно, не желали слушать и выражали негативное отношение к советской власти. Полтора часа увещеваний ни к чему не привели, и освистанные комиссары вынуждены были ретироваться, ибо вместо конкретного ответа на вопрос, когда в городе будет хлеб, предпочитали пространно рассуждать о перспективах мировой революции.

Наверное, они выместили бы свою злость и унижение на Володарском, будь он рядом с ними. Но комиссар по печати и пропаганде не смог вовремя приехать на Обуховку, как намечал с утра. Непредвиденное обстоятельство изменило распорядок его рабочего дня и едва не сорвало эсерам тщательно спланированную террористическую акцию.

Около четырех часов пополудни он собрался ехать на Обуховку. По пути заскочил в трамвайный парк на Васильевском острове. Там перед ним поставили вопрос, для решения которого надо было заехать в Василеостровский районный Совет. На утряску ушло не более пяти минут. Из Совета вернулся в трамвайный парк, сообщил – все улажено.

В трамвайном парке ему сказали – звонили из Смольного, просили срочно связаться.

Соединившись со Смольным, он услышал, что ему немедленно следует прибыть туда. Дело неотложное.

В Смольном он узнал, что на товарной станции Николаевского вокзала чрезвычайно опасная ситуация. Возник стихийный митинг, рабочие взбунтовались, требуют изгнания большевиков из Советов. Обстановку явно спровоцировали меньшевики и эсеры, которые разжигают недовольство железнодорожников, вызванное временными трудностями в обеспечении города продовольствием. Митингующие требуют Зиновьева. О работниках рангом ниже и слышать не хотят. Володарский – популярный оратор, может, его послушают?

Моисей Маркович поехал на Николаевский вокзал.

Сотни возмущенных железнодорожников сгрудились возле самодельной трибуны, поддерживая возгласами ораторов, поносивших большевиков.

Володарский смело взобрался на трибуну. Но едва он произнес первые слова, как толпа взорвалась оглушительным ревом:

– Долой комиссаров! Надоело! Детишки пухнут с голоду!

Говорить ему не давали. Звуки тонули в пронзительном свисте.

– Зиновьева давай! Зиновьева! – требовала толпа.

– Мы ему покажем мировую революцию! – выкрикнул кто-то.

Митингующие загоготали, заулюлюкали.

– Бей его!

К Володарскому потянулись жилистые, натруженные руки. Лица людей перекосились от ярости. Еще минута, и комиссара стащат с трибуны, растопчут, разорвут в клочья.

– Товарищ Володарский! – услышал он шепот сзади. – Надо уходить. Спускайтесь.

Говорил испуганный пожилой человек в железнодорожной форме. Уловив подозрительный взгляд Володарского, успокоил:

– Не бойтесь, я свой, из ячейки.

Неуклюже, пятясь задом, Володарский начал спускаться с трибуны. Толпа еще больше вошла в раж.

– Не отпускайте его, братцы! – подлил масла в огонь чей-то визгливый голос. – Не отдадим, пока не приедет Зиновьев!

– Комиссара – в заложники! – подхватили десятки глоток.

– Вы что, с ума сошли? – увещевал толпу большевикжелезнодорожник. – Пропустите товарища Володарского к автомобилю! Живо! Ну, кому я говорю?

Путь к «бенцу» преграждал десяток крепких молодых людей.

– Приедет, приедет Зиновьев, – уговаривал их большевик-железнодорожник. – Сейчас комиссар позвонит ему. Позвоните, товарищ Володарский?

– Да, конечно, – пообещал обескураженный Володарский.

Толпа не хотела верить. Пока человек из ячейки вел с нею нервный диалог, к Володарскому приблизился еще один незнакомец и тихо прошептал:

– Следуйте за мной. Я выведу вас отсюда.

Воспользовавшись тем, что внимание толпы на какоето время было поглощено вспыхнувшей ссорой, готовой перерасти в драку между защитником Володарского и агрессивно настроенными людьми, второй железнодорожник из числа членов большевистской ячейки благополучно вывел комиссара в безопасную зону.

Отвлекающий маневр удался – толпа опомнилась, когда «бенц» Володарского взревел мотором и, окутавшись дымом, рванул с места. Вдогонку полетели проклятия и угрозы. Кто-то пытался угодить камнем, но он, к счастью, не долетел.

– Товарищу Зиновьеву ни в коем случае нельзя сюда ехать, – произнес ошеломленный Володарский.

– Это уж точно, – согласился шофер, на глазах которого происходила безобразная сцена.

– Григорию Евсеевичу, наверное, сообщили об этом инциденте, – продолжал Володарский. – Боюсь, как бы он уже не выехал с Обуховки… Его надо предупредить. Вот что, товарищ Юргенс, поворачивайте-ка в Смольный. Оттуда мы его быстрее разыщем.

Подъехали к Смольному. Возбужденный Володарский начал выяснять, где Зиновьев.

"В секретариате председателя Петросовета сказали, что Григорий Евсеевич на Обуховском заводе. С ним Луначарский.

– Надо срочно отыскать Григория Евсеевича, – распорядился Володарский. – Ему ни в коем случае нельзя ехать на Николаевский вокзал. Оттуда может поступить ультиматум… Там такое творится…

На поиски и предупреждение Зиновьева вызвались ехать сотрудницы его секретариата Зорина и Богословская.

Только отъехали от Смольного, как Зорина сказала:

– А вдруг он уже в пути? Как бы не разминуться…

– Правильно, – согласился Володарский. – Товарищ Юргенс, поверни-ка к Невскому районному Совету. Позвоним на Обуховку, наведем справки.

Шофер притормозил у райсовета. Зорина и Богословская остались в машине, а Володарский вошел в здание.

В это время впереди показался двигавшийся навстречу автомобиль. Рядом с шофером сидел человек в пенсне и с острой бородкой.

Глазастая Зорина толкнула под локоть Богословскую.

– Смотри, Нин, да это же Луначарский. Странно, а где же Григорий Евсеевич?

Зорина выскочила из автомобиля и отчаянно замахала обеими руками. Встречная машина притормозила.

– Анатолий Васильевич, вы с Обуховского? Григория Евсеевича там нет?

– Отчего же нет? Там он. Выступает. Если поторопитесь, то, может быть, еще застанете. А что, срочно нужен?

– Очень срочно, Анатолий Васильевич.

– Ну, тогда поспешите.

Луначарский уехал. Он был в плохом настроении. Зиновьев взял его с собой на завод как одного из первоклассных большевистских ораторов. Однако из их попыток уговорить обуховских рабочих не идти на столкновение с советской властью ничего не получилось. Зиновьева и Луначарского не слушали. Симпатии людей были явно на стороне эсеров и меньшевиков. Расстроенный Луначарский решил, что ему делать на заводе нечего, и уехал. Зиновьев пошел по другим цехам, надеясь на более лояльное отношение.

Когда Володарский вышел из здания Невского Совета, Зорина сообщила ему: только что проехал Луначарский и подтвердил – Зиновьев на Обуховском заводе.

– Поехали, – распорядился Володарский. – Нам надо перехватить его. Боюсь, что с Николаевского вокзала ему уже позвонили.

Юргенс, которому передалось общее нетерпение, рванул машину с места. Седоков подбросило, но никто не выразил недовольства.

Ехали быстро. И вдруг движок как-то странно зачихал, а потом и вовсе заглох. «Бенц» встал. Пассажиры вопросительно уставились на шофера.

– Бензин кончился, – обескураженно произнес Юргенс.

– Ну и ну! – рассердился Володарский. – Я ведь с утра предупреждал, что поедем на Обуховский. Неужели нельзя было вовремя заправиться?

– Я рассчитывал, что хватит. А тут непредвиденные поездки… – оправдывался шофер.

– Ладно, чего уж теперь, – примирительно произнес Володарский. – Где мы находимся? Есть здесь откуда позвонить в гараж или на Обуховский?

Он вышел из машины и стал оглядываться вокруг. В ста метрах от того места, где встал автомобиль, виднелась старая часовенка.