Текст книги "Велесу рогатому"

Велесу рогатому
Николай Чурилов
Николина Вальд
Вера Попова

В Е Л Е С У Р О Г А Т О М У

© Николай Чурилов, 2017

© Николина Вальд, 2017

© Вера Попова, 2017

ISBN 978-5-4485-1444-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Здесь собраны произведения трёх авторов, посвящённые Богу ВЕЛЕСУ-предку мудрому!

Рассказ Веры Поповой, конечно, не упоминает ВЕЛЕСА, в нём описывается период, приходящийся на праздник ВЕЛЕСА-ВОЛЧЬЕГО СВАТА.

Что-бы не повторяться в тексте, поясню здесь. Стихи – это творчество Николины ВАЛЬД, рассказ «ПОДАРОК» – произведение Веры ПОПОВОЙ, «Уроки Матушки Йогини» написаны Николаем ЧУРИЛОВЫМ.

ПРИЯТНОГО ЧТЕНИЯ!!!

СЛАВА БОГАМ-СУТЬ ПРЕДКАМ НАШИМ!!!

Урок Йогини Матушки о днях Велеса

КОЛЯДА, Бог наш солнечный, в даре данном нам всем в назидание, что бы помнили все периоды при РОДе-батюшке происходящие, много дней подряд отметил, как дни ВЕЛЕСА. Мои чадушки, расскажу я вам о тех днях сейчас, но уже по дням как ведут отсчёт в современности. Начинается череда тех дней в январе месяце. КУДЕСАМИ тот день назван был и положено было каждому оказать почтение своему соседушке – ДОМОВОМУ дедушке.

По другому день предки мудрые называли ещё Велесичи, и не просто так. Все соседушки, как и Домовой, в помощь данные человеку мудрому в подчинении у Бога ВЕЛЕСА, вот поэтому и ВЕЛЕСИЧИ…

Домовой

Было время, предки жили,

домовому говорили:

Кушай кашу, да избу храни нашу!»

Есть у нас сосед незримый. Деловой!

Охраняет дом хозяйский и очаг.

Этот добрый старичок – наш домовой,

Разбирается в большом и в мелочах.

Домовой за печкой, как известно, к счастью,

Охраняет дом от нечисти залётной,

Наделён, как скажут нынче, властью,

Но не против порезвиться беззаботно.

Под покровом ночи тёмной он котом

Обернётся до рассвета. И шалит

Вместе с лучшими друзьями кувырком,

А хозяин не услышит – крепко спит.

Колыбельную споёт детишкам малым,

Успокоит, покачав в тревожной зыбке,

Бросит сена лошадям усталым,

И косички заплетёт с улыбкой.

В полночь сдобу домовому, пирожки,

Медовухи на Кудесы чуть хмельной —

Есть у старого безвредные грешки!

Улыбнётся добрым людям – он же свой!

Лихоманкам, упырям порог заказан —

Домовой отгонит их, стращая,

Исполняя Велеса наказы

От всех напастей хозяина спасает.

….Ещё в декабре предки славные, предки мудрые, чтили ВЕЛЕСА в зимнем обличии МОРОЗА-дедушки.

А 30-й день января месяца КОЛЯДА наш Бог отметил праздником Бога ВЕЛЕСА как раз в образе Мороза-дедушки. С Морозом-дедушкой почитается и СНЕГУРОЧКА. Это ДОЧЬ его, а не внученька, как сейчас её представляют вам.

Снегурочка

Зима уходит… С журавлями

Весна красавица в огне,

Снежинок стайки над полями

Кружат безмолвно в тишине.

Уже пришла пора Морозу

С клюкой по тундре кочевать,

Но в сердце боль свербит занозой,

С кем нынче дочке пребывать?

В расцвете лет ей скучно стало

Сидеть в отцовском терему

Среди зверей и леших старых —

Желает к людям посему.

Извечный враг отца Ярило

Грозит лучами растопить

Зимы воинственные силы

И жажду влагой утолить.

Не предусмотрено природой

Её рождение на свет,

И потому она народу

Несёт с собой немало бед.

Она была Мороза дочкой,

А мать её Весна. Ждала

Любви волнующей цветочки

Среди путей добра и зла.

А над землёй хлопочет Лада,

Ссыпая щедрые дары —

Кому любовь, кому отраду

До наступления жары.

Ярило жжёт Мороз лучами,

А тот дыханием студит —

Извечный спор меж сыновьями

И мудрый Велес не решит.

Гуляли Масленицу дружно —

Седой зиме пришёл конец.

И гимн Весне, как было нужно,

Споёт вернувшийся скворец.

У бобыля в порожней хате

Дочурка будет проживать.

А домовой в углу полати

Её ночами охранять.

Мороз по окончанью лета

Из вод студеных держит путь

Лесным «лешуткам» до рассвета,

Велев за дочкой приглянуть.

Её холодная природа

Не отвечает на любовь,

Средь берендеева народа

Кипит огнём младая кровь.

Из-за неё дерутся парни,

Невесты дуются на них.

Ярило с неба лучезарный

Сердится, слабо грея их.

В слезах красавица Купава,

Великодушный Лель грустит.

Плохая Снежной Деве слава —

Народ разлучницей корит.

В феврале месяце продолжается череда тех дней, ВЕЛЕСУ посвещённых. Числа 3-го – ВЕЛЕС ВОЛЧЬИЙ СВАТ. А с 4-го начинаются МАЛЫЕ ВЕЛЕСОВЫ ДНИ, так же названы ВОЛЧЬМИ СВЯТКАМИ (ВЕЛЕС ВОЛЧЬИЙ СВАТ). Мудрый КОЛЯДА так напомнил всем, что в сию порушку молодой гордый волк ищет в своей стаюшке себе половиночку – волчицу лучшую. Те дни ВЕЛЕСА продолжаются до числа 10-го февраля месяца.

Велес волчий сват

По лесам Студёный Велес шагом медленным идёт,

В чистом поле свистопляски, надоевший снег метёт,

Синь небес закрыта мглою и дороги больше нет,

Вьюг тоскливых хороводы заметают Бога след.

Напевает Велес песню – он волкам сегодня сват,

В лютень звери «подпевают» в убегающий закат.

Волчьи свадьбы… зверь матёрый к битве жертвенной готов,

Рваных ран не замечая от соперника клыков.

Не ходи, крестьянин, лесом, коль на святки волк поёт,

В эту ночь хмельные волки водят брачный хоровод,

За волками Велес Сивый зорко смотрит день и ночь.

В лютень чувства полыхают – Бог не сможет вам помочь!

На серебряной свирели Велес ночкой колдовской

Под метели напевает в паре с зимнею порой.

Он Корович, он Телятник, Он и Житный Дед седой,

Хоть Лукавый он, но правый, спорить глупо под луной.

Велес Сивый скоро станет называться Зимобор,

На лесной поляне, выйдя на заснеженный простор,

Он отрубит старой Маре надоевший длинный рог,

Без него ослабнет Мара, с ней и стужа за порог.

По лесам волчонком бродит обращённый Коляда

От причуд Марены зимней надвигается беда.

Но весенний дух не дремлет, шкуру сбросив, Светлобог

В бой решительно вступает, подводя зиме итог.

Подарок

(почти фэнтези)

Февральской морозной ночью деду Матвею не спалось. В заиндевевшее окно светила полная луна в окружении россыпи мерцающих звёзд, отчего на стекле чётко просматривались рисунки, написанные талантливой рукой Деда Мороза. Где-то вдалеке со стороны заснеженного леса доносился протяжный волчий вой. «Голодный, однако», – подумалось Матвею. Тоска, острым лейтмотивом звучавшая в сольном завывании животного, передалась старику: вот уж два года, как схоронил он свою любушку-Любаву, и тепло сразу ушло из избушки, одиноко стоявшей на самом краю деревни и метко прозванной односельчанами «Хутором Фомича».

«Что, дружище, тоже подругу потерял? – мысленно обратился дед к животному, – Сочувствую. Мне тоже не сладко: половину бы оставшейся жизни отдал, чтобы хоть раз ещё услышать певуче-ласковое «ду-у-урень старый!».

Матвей Фомич глубоко вздохнул и поднялся, попить и нужду справить. Натянул на босые ноги валенки и чиркнул спичкой: свеча всегда стояла на столе наготове. Слабый свет разлился по горнице, отбросив на противоположную стену тень-силуэт человека. Покряхтывая, дед Матвей подошёл к дубовой кадушке, в которой всегда была доверху налита чистая вода из колодца. Она как бы и не нужна была ему в таком количестве, но многолетнюю привычку ежедневно на ночь доливать ёмкость доверху водой никакими доводами было не сломить. Старик поднёс было ковш к губам, как вдруг ему показалось, что кто-то стучит в дверь.

– Почудилось, – пробормотал дед и снова поднёс ковш ко рту.

Стук, уже более настойчивый, повторился. Фомич поставил ковш на лавку и снял с гвоздя китайский фонарь со светодиодными лампочками. Такое чудо привёз ему из города внук Антон, когда во время отпуска летом помогал ремонтировать развалившееся крыльцо. Выйдя в сенцы и услышав очередное постукивание, старик громко окликнул нежданного гостя.

– Открыта дверь-то. Заходи! – Стук сразу прекратился. – Кто там? Не дождавшись ответа, Матвей открыл дверь и направил луч фонаря на крыльцо.

– Ёшь-май! – ахнул старик, – вот это гость! – и сразу заметил, как от крыльца в сторону плетня метнулась тень крупного животного, а на ступенях остался лежать огромный серый волк.

– Да ты никак ранен, – обратился к нему старик и, поставив рядом фонарь, наклонился, чтобы осмотреть зверя. Волк оскалил зубы, слабо зарычал.

– Ну, ты!.. Вздумал норов свой показывать… Я тебя к себе звал? Не звал! А уж коли ты явился, изволь терпеть. Ты, однако, за помощью ко мне пришёл. А как же я тебе помогу, ежели ты кусаться будешь? Как будто поняв, что сказал ему человек, зверь закрыл рыжие в крапинку глаза.

– Однако, голуба, всамделишне тебе худо… А ты иди ужо, иди к себе в лес, ты пока здесь без надобности, – обратился Матвей к волчице, продолжавшей стоять у плетня и настороженно сверкавшей желтыми огоньками глаз.

– Не подниму тебя, однако, – пробормотал дед, но деревенская смекалка и опыт бывшего санитара сработали быстро: Матвей приволок из горницы половик и стал осторожно перекатывать волка на самодельные носилки-волокушу. Волк застонал.

– Тихо, голуба… тихо… потерпи, дорогой… счас я тебя в тепло-то… согреешься малость… – приговаривал Фомич, при этом осторожно подтягивая к себе половичок, шаг за шагом втаскивая тяжёлую ношу в горницу. Зверь действительно оказался огромным. – Большой же ты, голуба… – перехватило дыхание у старика. Он опустился на колени и стал ощупывать лапы и бока волка.

– Ага, вот она где, вавка-то… Крепко, однако, тебе досталось. Ну, да ничего, русских ты кровей, должон выкарабкаться.

Не замолкая ни на минуту, дед Матвей растолок в порошок таблетки стрептоцида, выстриг густую шерсть вокруг глубокой рваной раны и обильно насыпал любимое лекарство на её края.

– Во-о-от, верное средство от нагноения… Февраль, однако… Гон теперя среди вас… Что, отбил подругу, не иначе… вона стоит, не уходит. Да как уйти-то – любо-о-овь… Ну, даст Бог, выживешь. А теперь спать давай. Утро, оно, говорят, мудренее ночи-то.

Посмотрев, как волны судорог покрывают шкуру волка, Матвей Фомич горестно покачал головой и, не раздеваясь, лёг на кровать, затушив свечу.

Волчица, увидев, что изба погрузилась в темноту, мягко ступая по вычищенной дорожке, улеглась на крыльце, чутко реагируя на любой шорох и на любое движение, которые посылал зимний лес.

Утром впервые за два года старик Фомич проснулся с мыслью, что у него появилась забота. Он бодренько соскочил на пол, забыв про больную спину, и посеменил к волку. Тот повернул на звук шагов голову, попробовал подняться, но у него ничего не получилось – рана находилась аккурат возле лопатки правой лапы – и ему ничего не оставалось, как только следить за передвижениями хозяина дома.

– Ну что, голуба, дожили до утра? Вот и хорошо, вот и славненько. Счас я тебе водички дам попить… ты не скалься, не скалься, не ворог я тебе. Ишь, нос какой сухой, жар у тебя, однако… Ничего, ничего, вот я тебя попою из ложки, печь затоплю и в аптеку сбегаю. А ты лежи, голуба, не вставай, а то рану растревожишь ненароком, кровь пойдёт…

Растопив печь, дед подпёр дверцу топки кочергой, натянул на голову шапку-ушанку и, не застёгивая полушубок, заторопился в центр деревни.

– Ой, Фомич, ты, никак, захворал? – обеспокоенно спросила заведующая, когда дед Матвей переступил порог аптеки, впуская за собой клубы морозного воздуха.

– Типун тебе на язык, Михална, некогда мне болеть. Ты лучше скажи, у тебя стрептоцид есть?

– Есть, как нет. Одной хватит?

– Не хватит, все давай, сколь у тебя есть в наличности.

– Господь с тобой, Фомич, это ж на целый госпиталь… Что у тебя стряслось-то? – полюбопытствовала Михайловна, укладывая таблетки в пакет.

– Гость у меня дома лежит лесной, шибко поранетый. Вот, лечить буду. – Это ж надо… Большая, говоришь, рана? – Большая, глубокая, язви её…

– Так ты ещё перекись водорода возьми трёхпроцентную, она раны от гноя хорошо очищает. Возьмёшь?

– Давай. А ещё аспирину три облатки, жар у него. – Бинты нужны? Пригодятся. – Нет. Бинтовать не буду.

– А гость-то кто будет? – не удержалась от вопроса любопытная аптекарша.

– Волк.

– Ба-а-атюшки-свет! Сам пришёл что ли?

– Сам, сам… Возьми деньги вот… хватает?

– Хватает. Постой, сейчас сдачу дам – двадцать один рубль держи.

– Ага. Ну, побёг я…

Не успел дед Матвей отойти от аптеки и пяти метров, как уже полдеревни удивлялось тому, что на «Хуторе Фомича» целая стая раненых волков в очереди на перевязку стоят, и при этом никто не «гавкает». Зайдя в магазин за продуктами, Фомич поспешил домой, удивляясь, что деревенская детвора гурьбой провожает его до самого дома. На крыльце старика чуть не сбила с ног собака рыжеватого цвета, метнувшаяся за угол сарая. Дверь в дом была приоткрыта.

– Ах ты, холера, хату выстудила, – посетовал хозяин, уже догадавшись, что это подруга-волчица навестила своего любимого. Подготовив лекарства к процедуре, дед Матвей усмехнулся: рана больного была чисто вылизана. Ну, что ж, тоже неплохо.

– Было б совсем хорошо, если б краля твоя, голуба, научилась ещё и дверь закрывать. А мы сейчас с тобой кашу солдатскую варить будем. Кушать хочешь? – дед Матвей подбросил в топку несколько берёзовых поленьев и поставил на плиту чугунок.

– Давай я тебя напою.

Добавив в воду аспирин, Матвей Фомич аккуратно помог волку поднять голову и влил в глотку несколько ложек живительной влаги. Как ни странно, волк послушно открывал пасть, следя за каждым движением рук старика.

– Всё-то ты понимаешь. Конечно, жить каждому хочется, и тебе хочется, особенно теперь, когда появилась зазноба. Вот вылечишься, смотришь, детки пойдут, и будет у вас полноценная семья. Так-то, голуба.

Фомич сел на скамеечку рядом с обретённым другом и стал рассказывать, какая замечательная была у него хозяйка, какие вкусные пироги пекла…

– … и никогда-то у неё корочка не подгорала… э-э-э… горит что-то… Ах ты, холера, каша подгорела! Заболтался, старый хрыч!… А ты не смейся. Не смейся, говорю! И на старуху бывает проруха, не то что на старика.

А у волка и вправду поднялась верхняя губа, слегка обнажив крупные клыки.

– Смешно, да?… Вот и мне – смешно! – и вдруг залился старческим смехом, слегка прикашливая и хлопая себя по ляжкам.

Выложив не успевшую сгореть кашу в миску, старик добавил в неё тушёнку, налил постное масло, перемешал, отложил для себя в тарелку, а остальную вынес в сенцы, чтобы остывала.

– Счас будем обедать. Тебе надо питаться – сил набираться. Мяса у меня нет, так что не обессудь. Вечером щи сварю. Голод не тётка, какая разница, чем брюхо набивать…

Дед нарезал хлеб, положил на стол ложку у тарелки с кашей и отправился в сенцы за миской.

– Ёшь-май! А каша-то куда девалась? – раздался его удивлённый голос.

– Или я не студил её? Да нет, студил… Голуба, ты случаем, не знаешь? – обратился он к волку.

Тот приподнял голову и скосил глаза на дверь.

– Что? – проследил дед направление взгляда. – Она? Волк опустил голову. – Во-о-она что. Ну, прости, друг, опростоволосился, не догадался…

Дед Матвей занёс из сенец пустую миску, переложил в неё перловку из своей тарелки и поднёс к морде больного. Волк втянул в себя аромат тушёнки. По всему было видно, что он голоден. Честно говоря, храбрый воин дед Матвей не отважился кормить волка из ложки. Что ни говори, а зверь есть зверь, свою пищу с человеком он делить не будет, поэтому дед мудро решил, что захочет есть, поест, какой бы боли это ему ни стоило. А сам полил ломоть хлеба маслом, посыпал солью и стал с аппетитом жевать эту нехитрую солдатскую пищу, запивая её кипяточком. И потекли дни.

Утром хозяин выходил во двор чистить уже до земли прочищенные дорожки, делая вид, что не замечает визитов в дом волчицы, затем затапливал печь, варил похлёбку для волков, картоху в мундире для себя, а потом в течение дня рассказывал молчаливому собеседнику о своей жизни, радуясь тому, что тот не перебивает его рассказы различными вопросами. Через две недели утренний визит волчицы что-то затянулся. Обеспокоенный Матвей Фомич поспешил в горницу. Волк стоял на всех четырёх лапах, покачиваясь из стороны в сторону, ослабевший от потери крови и непривычной человеческой пищи, а волчица подталкивала его носом, направляя к двери. Не подумав о том, что, возможно, она была права, дед завопил благим матом.

– Ах ты, коза! Ты это чего удумала? Не терпится тебе? Ты же видишь, слаб он ещё, и рана не совсем закрылась! Погубить его хочешь, холера? У-у-у… женщина! – дед так кричал, что волчица в испуге поджала хвост, но грозно оскалила мощные клыки на человека, который осмелился замахнуться на неё шапкой. Затем отскочила к двери, но не вышла, а продолжала стоять, ожидая, что самец последует за ней – сроки для зачатия потомства почти заканчивались.

– Иди, иди, погуляй ещё дней семь, – замахал руками дед.

У волчицы на загривке поднялась шерсть, а лапы приготовились к прыжку. Она решила отстаивать свои права на собственность даже ценой жизни человека, кормившего её регулярно изо дня в день с той февральской ночи, когда она попросила помощи. Позади старика зарычал волк. Он стоял, опустив голову, и с угрозой глядел волчице в глаза. У той загривок стал гладким, но с места она так и не сдвинулась, ещё на что-то надеясь. Волк приготовился к прыжку, и самка, пятясь, вышла на улицу. У старика Фомича слёзы навернулись на глаза. Он был очень благодарен своему спасителю, ибо уже собрался на встречу с женой, хотел погладить его по голове, но вовремя вспомнил, что это не собака, а волк, которого как ни корми, а он всё равно уйдёт в лес.

– Спасибо, голуба, – грустно поблагодарил серого дед и опустился на табурет. – Ещё неделька, и ты уйдёшь к своей крале, а я опять останусь один.. Ты не вини её, природа требует… ой, в глаз что-то попало… соринка что ли, пойду промою…

Матвей Фомич долго плескался у рукомойника, а волк улёгся на своём коврике и, не мигая, смотрел на непривычно молчаливого старого человека, думая, видимо, о том, что мужчины не должны плакать.

Через четыре дня рано утром деда Матвея кто-то легонько толкнул в бок. Он открыл глаза и увидел волка, твёрдо стоящего у его кровати. Зверь зубами потянул старика за рубаху.

– Счас, счас выпущу. Сколько же дней без двора-то, – засуетился Фомич, хотя прекрасно понял, что волк собрался уходить в лес. Насовсем. Вот только уйти он не мог, не простившись с человеком, ставшим для него на три недели нянькой, доктором, Другом.

Развернувшись, волк царственной походкой направился к двери, время от времени слегка поворачивая голову, как бы проверяя, идёт ли следом Матвей Фомич. На улице светило яркое мартовское солнце, и сугробы покрылись чёрными проталинами. Вот и зима прошла. Волк постоял некоторое время на крыльце, привыкая к пьянящему свежему воздуху, а потом, спрыгнув вниз, побежал к волчице, ждущей его за плетнём.

«Даже не оглянулся…» – подумал старик, стоя в проёме двери. А волк толкнул волчицу носом, они дружно повернулись в сторону дома и так же дружно шевельнули хвостами, чего волки НИКОГДА не делают. Через минуту они уже были у кромки чернеющего леса. Комок подступил к горлу Фомича, но плакать он не стал, ведь он же мужчина, хоть и не молодой.

В апреле сошёл снег, пригревшее солнышко высушило землю, и дед Матвей вскопал клочок земли в огороде. Воткнул лук и картофель, посеял морковь. Ему некогда было горевать – весной день год кормит – но нет-нет да глянет в сторону леса, когда покажется, что у самой кромки стоит его «голуба».

Внук Антон прислал письмо, что нынешним летом приехать не сможет, так как намечается длительная командировка, и дед, сложив конверт пополам, засунул его в карман. Прополов грядку с морковью, Матвей Фомич сел на крыльцо, потирая занемевшую спину. Ну, зачем ему эта морковка, если в сельпо продают такую же, даже ещё крупнее, он никак понять не мог. Однако, привычка – великая сила. Лучи солнца уже коснулись верхушек берёз. Скоро ужинать и ждать, когда пройдёт очередная бессонная ночь.

Дед до того задумался, что даже вздрогнул, когда увидел прямо перед собой двух красавцев-волков. Они стояли у крыльца и, не мигая, смотрели на человека.

– Голуба, ты пришёл, не забыл, значится, старика… – особой радости, однако, почему-то не было. – А кто это прячется у тебя под брюхом? Никак, сынок?

Волк осторожно переступил с лапы на лапу, выталкивая волчонка наперёд. Это был крупный щенок. Чуя незнакомый запах, он боязливо жался к отцу, а тот опустил голову и носом с силой подтолкнул его к ногам старика. – Голуба, ты зачем обижаешь малыша, – повысил было голос Фомич, но замолк, увидев, что пара волков помчалась к плетню, легко перемахнув на другую его сторону.

Волчонок заскулил и, неуклюже перебирая лапками, побежал следом за родителями. Ну, совсем как человеческий детёныш, только-только научившийся ходить. Отец, услышав плач сына, вернулся и, взяв его зубами за шкирку, опустил прямо в руки Матвея Фомича и рыкнул на попытавшегося вырваться на свободу малыша.

– Голуба, ты что, он же маленький, он же титьку ещё у матери сосёт. Как же…

А волк уже стоял рядом с волчицей. Ещё раз глянув на старого с малым, волки умчались прочь. Старик прижал к груди маленького испуганного волчонка и дрожащим голосом стал шептать тому на ухо, что подсказывало сердце.

– Выходит, отблагодарили… жизнь за жизнь… дорогой подарок-то… бесценный… ты не боись, я тебя не обижу, я и мясо тебе покупать буду… как же, тебе расти, сил набираться, а мне уж и не надо, мне бы тебя вырастить…

Несколько часов спустя, лёжа в кровати, дед Матвей, поглаживая засыпающего волчонка, приговаривал.

– Спи, мой Дар, спи, мой маленький Дар, теперь я тебе и папа, и мама, и дед…

Оба совсем не догадывались, что до глубокой осени два сильных красивых волка каждую ночь лежали на крыльце дома, оберегая сон дорогих им существ. Дед Матвей, подбирая очередную тушку зайца, думал: «Чистокровный волк может стать другом, но он никогда не станет собакой». С наступлением зимы семимесячному Дару опёка родителей уже была не нужна.

А 11-й февраля месяца, предки славные, по завету КОЛЯДЫ, отмечали день ВЕЛЕСА СИВОГО. Прекращается ЗИМЫ влияние, сшибает рог зиме ВЕЛЕС мудрый наш.

Почитайте ВЕЛЕСА, мои чадушки, вы в эти дни, не забывая славить, предка мудрого, и в другие дни. А для тех кто славил ВЕЛЕСА, Бога славного, предка мудрого, КОЛЯДА наш солнечный, дал в награду нам 6 удивительных дней. И с 12-го февраля что то лучшее вдруг появится в дар от ВЕЛЕСА, БОГА НАШЕГО!!! До 16-го февраля месяца продолжаются те дни ВЕЛЕСА.