Текст книги "Кафе маленьких чудес"

8

С расстроенным выражением на лице Жанна, поджав ноги, сидела на большом синем диване, который раньше стоял на кухне у Клэр Делакур, и слушала, что ей говорила Нелли. Она задумчиво глядела на Нелли, которая тоже сидела на диване, завернувшись в белое шерстяное одеяло, такая несчастная, что дальше, кажется, некуда. Глаза у нее были заплаканные, а в руке она сжимала носовой платок.

– Ах, Нелли, Нелли! Что же ты наделала! – вздохнула Жанна.

Нелли чихнула:

– Я вообще ничего не делала!

– В том-то и дело!

Жанна прислонилась к диванному подлокотнику. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что там случилось у Нелли. Когда утром Нелли позвонила по телефону и, рыдая, спросила, не может ли она немедленно к ней прийти, Жанна не на шутку перепугалась. Для того чтобы так душераздирающе плакать в телефонную трубку, требовалась веская причина, по крайней мере, так думала Жанна, у которой была более прозаическая натура, чем у ее младшей кузины. Это значило, что либо кто-нибудь умер, либо заболел смертельно опасной болезнью. Любовные страдания в представлении Жанны не относились к числу таких заболеваний. От любовных переживаний еще никто не умирал, и она прямо так и сказала двоюродной сестре:

– Ты это из-за Жана?

– Из-за Жана? Какого Жана? – Нелли на минутку даже перестала рыдать.

– Да тот парень с гитарой из Мэна, который поглядывал на тебя влюбленными глазами. Между вами ведь что-то, кажется, намечалось? Я думала, вы с ним по-прежнему встречаетесь. Приятный мужчина, ничего не скажешь.

– Ах, это ты о Шоне! – Несмотря на все свое горе, Нелли чуть не рассмеялась. Надо же было так ошибиться! – Нет-нет, как это вообще пришло тебе в голову! Между нами никогда ничего не было. Это друг, просто знакомый. Этот Шон вообще не мой тип.

– А-а… – Жанна как-то по-особенному вздохнула, как будто такой ответ ее успокоил. – Тогда кто же твой тип, позволь узнать? Я имею в виду того, кто сейчас разбил твое сердце. Скажи мне, и я сразу вышлю отряд костоломов с дубинками.

Нелли проглотила стоявший в горле комок.

– Даниэль Бошан, – сказала она тихо.

– Mon Dieux! Неужто ты это серьезно! – воскликнула на другом конце Жанна и громко расхохоталась. – Поверить не могу – хромой профессор! Ну, тогда ничего страшного. Куда тебе такой старый!

– И вовсе он не старый, – обиделась Нелли, – наверно, зря она позвонила Жанне. – И перестань обзывать его хромым профессором, это неуважительно!

– Ладно, – Жанна не собиралась обсуждать дальше романтические бредни своей кузины. – Слушай, дорогая! Сейчас я в кафе одна и не могу никуда уйти. Завари себе крепкого чаю, сними мокрые шмотки и приляг отдохнуть. Попытайся уснуть. Это всегда полезно. Мне придется подождать, когда придет Селина. Часа через три я буду у тебя. Как-нибудь дотерпишь до тех пор?

– Да, постараюсь, – кивнула Нелли.

Дав напоследок сомнительное обещание, что это еще не конец света и скоро Нелли будет сама смеяться над этим неудачным эпизодом из своей жизни, Жанна повесила трубку.

И вот она уже битый час сидит на диване у Нелли, пытаясь понять, что же произошло. На столе стояли две чашки черного кофе и две тарелочки, на которых еще лежали остатки недоеденного грушевого пирога.

– Мне сейчас вообще не до еды, – сказала Нелли, когда Жанна явилась к ней с грушевым пирогом.

– А ты постарайся! Ну немножечко. Ты же так любишь грушевый пирог!

В мире Жанны вкусная еда была первейшим средством, когда требовалось утешение. Она сунула тарелочку с пирогом кузине под нос и ободряюще ей улыбнулась. В конце концов та сама не заметила, как по кусочку почти все подъела, пока рассказывала Жанне, какая катастрофа приключилась с ней сегодня утром.

– Гм, – пожала плечами Жанна.

Жанна действительно не могла понять, в чем состоит ужасная катастрофа, но, зная, какая мимоза ее сестра, на всякий случай постаралась поосторожнее сформулировать то, что пришло ей в голову.

– В этом, конечно, нет ничего… хорошего. Но со стороны все выглядит не так уж… страшно. Ну что тут такого уж особенного произошло между вами? Если я правильно понимаю, то ничего. Ты же не будешь всерьез говорить, что этот хромой… то есть этот Бошан тебя обманул.

– Этого я и не говорю, – сказала Нелли, глядя на Жанну несчастными глазами.

– Ну что ты так смотришь! Господи, это же просто невыносимо! – Жанна взяла горячую руку Нелли, которая все еще стискивала носовой платок, и пожала, чтобы ободрить. – Вы же вообще не подходите друг другу – этот Бошан и ты. – Жанна считала профессора добродушным занудой, но из чувства такта оставила это мнение при себе.

Нелли вспомнила свой список совпадений, но ничего не сказала.

Обе помолчали, затем Жанна потянулась за пузатым чайником и налила себе и Нелли еще по чашке. Она сама расстраивалась, глядя на печальное лицо Нелли. А между тем, горевать было, в сущности, не из чего, это было даже нелепо. Отпив глоток чая, Жанна решительно отставила чашку:

– Сказать тебе, как обстоит все по правде?

– Нет.

Нелли не желала слушать никакой правды.

– По правде, ты все это придумала и сама убедила себя в этих фантазиях. Я хочу сказать, что вся эта дурацкая «любовная история», – тут Жанна обозначила жестом кавычки, – существует только в твоем воображении. Сплошная кажимость. Ты немного замечталась, Нелли. Студентка, увлеченная своим профессором, – это же классический случай! Ладно, это не запрещается, но теперь-то пора опомниться и спуститься с небес!

– Да что ты вообще понимаешь в чувствах! – сказала Нелли, кусая губы.

Жанна только вздохнула. Как подступиться к романтику, она не знала. Все это надуманное кривляние, туманные намеки на что-то непонятное, разговоры про лунный свет и неизъяснимую тоску… Может быть, они и красиво звучат, но, как правило, ни к чему не приводят.

– Еще как понимаю, – спокойно возразила она. – Твои переживания, например, все это время интересовали только тебя. Этот Бошан не имеет ни малейшего представления о твоих великих чувствах, это же совершенно ясно, – Жанна развела руками. – Да и откуда он мог о них знать, если ты никогда не высказывалась? Сколько ты уже знакома с Бошаном? Год? Два года? Что же ты хочешь! Все, чему суждено быть, сбывается. В глубине души ты и сама чувствовала, что из этого ничего не получится. Но, конечно, это же куда проще – навоображать себе всякое, чем честно взглянуть в лицо фактам!

– Нет, все было иначе, – сказала Нелли, хотя в ней и шевельнулось сомнение – вдруг все действительно было именно так, как говорила Жанна. – Тебе это, возможно, покажется странным, но внутреннее чувство подсказывало мне, что все будет хорошо, и я только ждала…

– Ждала? И чего же?

– Какого-нибудь знака, – тихо ответила Нелли.

Жанна хлопнула себя ладонью по лбу:

– О господи! Неужели ты это серьезно? – Она как-то забыла про то, что кузина верит в приметы и знаки. А ведь Нелли и раньше была склонна выдумывать несуществующие связи между событиями, приписывать им особенное значение и в чем угодно угадывать скрытый смысл. Жанна покачала головой: – Бедная моя, милая кузиночка! Не заняться ли тебе как-нибудь правильными философами? Сартр, например, тебе очень бы пригодился. – Она сочувственно посмотрела на Нелли. – Пойми ты наконец, Нелли, никаких знаков вообще не бывает. Да и откуда бы им взяться? Только мы сами придаем смысл и значение своей жизни. Так что брось-ка ты лучше дожидаться знаков. Поверь мне, Вселенной совершенно безразлично, что мы тут творим на этой земле.

Нелли высморкалась и повыше натянула одеяло, ее все еще познабливало.

– Я считаю, что в твоей картине мира совершенно нет места магии, – заявила она наконец. – Во что-то надо же верить!

– Я верю в то, что я вижу. И нахожу в этом достаточно магии, – насмешливо улыбнулась Жанна, вставая с дивана. – Уже поздно, и тебе, голубушка, пора в постель. Не знаю уж, магия мне подсказывает или не магия, а одно я могу тебе точно предсказать: через две недели профессор Бошан уйдет в прошлое и ты сама не сможешь понять, отчего ты так переживала.

– Апчхи! – ответила Нелли. – Уж лучше бы магия.

Когда кузина ушла, Нелли, знобко поеживаясь, подошла к окну. Над Парижем взошла одинокая луна и светила так же печально, как было и на душе у Нелли. Впервые с тех пор, как она здесь поселилась, Нелли почувствовала, что хотела бы быть как можно дальше отсюда. Где-нибудь на юге, где сейчас тепло и светит солнце, а люди беззаботны и веселы. Она задернула шторы и чихнула.

Задумчивым взглядом она обвела свое жилище, за которое несколько лет назад выплатила первый взнос из денег, полученных по наследству. Спокойная спальня с балконом, просторная гостиная, в которой нашлось место для ее письменного стола и большого бабушкиного дивана, уютная маленькая кухонька, ванная с окном. Хорошая квартирка старой застройки в центре Парижа, которая принадлежала или почти что принадлежала ей. Как она тогда этим гордилась! Она установила себе режим строгой экономии, чтобы выплачивать банку ежегодные взносы, и всегда испытывала в январе чувство удовлетворения, переведя в банк очередной взнос досрочно. Семьдесят квадратных метров надежности! Но сейчас все это представлялось ей таким незначительным. Париж вдруг стал темным и холодным, удаленным на миллионы световых лет от укромной уединенности летнего вечера в парке Бют-Шомон, где она стояла перед входом в ресторанчик «Роза Бонёр» такая влюбленная и полная надежды.

– Ну, не вешай нос! – сказала ей на прощание Жанна. – Все это пройдет. Самое худшее у тебя уже позади. Ты же помнишь, что говорила бабушка: в самый темный ночной час уже занимается новый день.

Новый день принес с собой головную боль и озноб, что не предвещало ничего хорошего. Нелли не пошла на факультетский праздник в честь Рождества (что уберегло ее, по крайней мере, от влюбленной речи профессора, которую он завершил веселым «Tanti auguri!»[42]42
  «Поздравляю вас!» (ит.)


[Закрыть]) и не поехала в Локронан, где в последние годы всегда проводила рождественские праздники с кузиной Жанной в окружении многочисленных бретонских родственников, собиравшихся в доме с синими ставнями, в котором прошло ее детство.

Все праздники она лежала в кровати, сотрясаемая жутким кашлем, и предавалась размышлениям об упущенных возможностях и разбитых мечтах. Но через три дня после того, как колокола собора Нотр-Дам возвестили наступление нового года, а Нелли впервые встала после болезни, она вдруг сделала загадочную находку, которая ознаменовала совершенно новый поворот в ее жизни.

Жанна, разумеется, не согласилась бы, что посвящение, найденное в книге, было знаком судьбы. Нелли, напротив, была совершенно убеждена в том, что это так, – посвящение было знаком.

9

Всегда, когда у Нелли что-то в жизни не ладилось или возникали какие-то непреодолимые трудности, она принималась за уборку квартиры. Потому что если ты в состоянии навести порядок в мелочах и все расставить по местам, то и с крупными проблемами все как-нибудь утрясется. Никогда нельзя допускать, чтобы внешние обстоятельства управляли тобой, потому что тогда ты в конце концов совсем запутаешься.

Нельзя сказать, чтобы у Нелли на полках и в ящиках царил какой-то особенный беспорядок, чтобы на стульях и креслах валялась разбросанная одежда или письменный стол был сплошь загроможден бумагами так, что не видно и столешницы. У Нелли были свои слабости, но ее никак нельзя было назвать неряхой. Однако за последние тревожные недели мусор все-таки накопился. В маленькой кухне большая плетеная корзинка, в которую она складывала упаковку от продуктов, – Жанна, перед тем как уехать в Бретань, обеспечила ее солидным запасом питания, – была уже полна до краев. Надо было помыть ванну, да и паркет в комнатах пора было натереть.

В начале января Нелли встала с кровати, и, когда она, все еще покашливая, открыла балконную дверь, нос ей пощекотал солнечный лучик, прошмыгнувший сквозь серые тучи. Нелли вдохнула свежий утренний воздух и с удивлением поняла, что ей стало лучше. Голова не болела, ломота в теле прошла, и впервые за все время после того злополучного декабрьского дня она, проснувшись, не подумала о Даниэле Бошане в первую же минуту.

Нелли сварила себе кофе, оделась и решила, что пора посвятить день уборке. Нельзя все время киснуть без дела. Когда вокруг будет восстановлен порядок, возможно, пройдут и мрачные мысли.

Она застелила кровать, выбросила коробочки из-под лекарств в корзинку для бумаг, вынесла мусор, старые газеты и пластиковые бутылки во двор, где стояли мусорные баки, помыла стаканы и тарелки, вытерла на полках пыль, пропылесосила берберский ковер в гостиной, до блеска натерла специальной жидкостью овальный обеденный стол, спрятала одежду и обувь, которую давно не надевала, и почувствовала, что настроение у нее заметно улучшилось. Вот чем хороша физическая работа, в отличие от умственной: ты сразу видишь результат и можешь почувствовать удовлетворение.

В детстве Нелли, когда ее спрашивали, кем она хочет быть, отвечала, что хочет стать продавщицей книжного магазина, как ее мама. Книжная лавка под названием «Дикая гортензия» и «Салон чая», которые держала ее мама в Кемпере, были совершенно особенным местом с солнечно-желтыми стенами и голубой дверью, по бокам которой цвели разросшиеся кусты ярко-голубой гортензии. Бывать там любила не только девочка, но и покупатели, заходившие туда за книжками и отборными сортами чая. А если захочется и найдется свободное время, то можно было посидеть в уютном салоне со свежеприобретенным романом или художественным альбомом, наслаждаясь ароматным чаем à la rose[43]43
  С лепестками розы (фр.).


[Закрыть] из тонкой фарфоровой чашки с кусочком gâteau au chocolat[44]44
  Шоколадный торт (фр.).


[Закрыть]. В восемь лет для Нелли не было большего удовольствия, как расположиться с книжкой и большим куском шоколадного торта на любимом диване под одним из двух высоких окон чайной комнаты и погрузиться в мир фантазии.

Сейчас в двух комнатах, в которых прежде блаженствовали книголюбы, находился магазин одежды, в котором продаются рубашки для рыбалки, капитанские фуражки и водонепроницаемые куртки и плащи. И разумеется, сине-белые полосатые тельняшки, которые заезжие туристы с удовольствием покупают в качестве сувенира из Бретани.

Приехав в Париж и поступив в университет, Нелли, знакомясь с окрестностями Сорбонны, обнаружила там, к своей радости, «Крылатого муравья». Этот бывший книжный магазин со странным названием был расположен в тени церкви Сен-Жюльен ле Повр, и там можно было приобрести чай тридцати четырех сортов. Он являл собой чудесное тихое пристанище среди суматохи Пятого округа. Этот маленький чайный салон с голубой дверью на улице Фуар, всего в нескольких шагах от знаменитого книжного магазина «Шекспир и компания», сразу бросился Нелли в глаза благодаря своему сходству с «Дикой гортензией». Никаких гортензий тут, правда, не было, зато можно было выбрать к чаю вкусный десерт, кроме того, это было восхитительно обставленное помещение, где все стены были увешаны зеркалами, картинами, а главное, уставлены книгами, которые можно было посмотреть, сняв с полки. Устроившись тут как-то в ноябрьский день за квадратным мраморным столиком между двумя светлыми, увитыми цветочными гирляндами колоннами, Нелли обнаружила в меню даже свой любимый чай.

Thé à la rose. Нелли, как сейчас, помнила нежный аромат розы, который поднимался из тонкой фарфоровой чашки. В детстве она пила черный чай с молоком и тремя кусочками сахара, потому что иначе он был для нее слишком крепким, и, поднося чашку за золоченую ручку ко рту, она всегда воображала себя взрослой аристократической дамой. «Подноси чашку ко рту, никогда не тянись к ней губами» – так учила мама, и Нелли с тех пор раз и навсегда усвоила это правило.

Доставая швабру из кухонного шкафа, она подумала, что было бы, если бы родители не погибли тогда в аварии. Поступила бы она так, как мечтала в детстве, и осталась бы, как мама, продавать книги в «Дикой гортензии» или нет? Или она все равно уехала бы в Париж, чтобы учиться в университете? Выучила бы она тогда итальянский? Познакомилась бы с теориями Поля Вирильо и профессора Бошана? Полетела бы с ним в Нью-Йорк, потому что не боялась бы так самолетов?

Нелли вздохнула и, начав подметать пол в нише, где стоял письменный стол, озабоченно подумала о магистерской диссертации, которую предстояло еще дописывать. В последнее время у нее заметно снизилась мотивация. При мысли о том, что нужно еще обсудить некоторые моменты с беглым профессором и защищать тезисы своей работы перед комиссией, в которой будет присутствовать Бошан, на нее тотчас же накатило тоскливое настроение. Она покрепче обхватила руками швабру. «Все, хватит! – одернула себя Нелли. – Возьми себя в руки!»

Она пошла в спальню и, энергично махая шваброй, стала подметать паркет. Две заколки для волос, одна таблетка от головной боли, упавшая с тумбочки, целая горка хлебных крошек от багета, шариковая ручка, блок почтовых марок и песок, который она, вероятно, притащила на подошвах после отчаянной прогулки в Люксембургском саду, – образовалась изрядная куча мусора. Из-под кровати она вымела несколько перышек от подушки и даже пропавший градусник, который она никак не могла найти. Она нагнулась, чтобы поглубже достать шваброй под широкой кроватью, которая была придвинута к стенке, и вдруг почувствовала, что на что-то наткнулась. Нелли опустилась на четвереньки и заглянула под кровать – что там такое. Под кроватью у самой стены стояла картонная коробка, слишком тяжелая, чтобы ее можно было достать шваброй. Интересно, что там такое?

Нелли легла на живот и полезла под кровать за коробкой. Пока она, кряхтя, вытаскивала находку, ей вдруг вспомнилось, что там лежали любимые бабушкины книжки, которые она после ее смерти сама забрала в Париж. Тогда она только что нашла квартиру на улице Варенн, и так как еще не успела купить книжный шкаф, то временно засунула картонку с книгами под кровать, чтобы после разобрать ее на досуге. С тех пор минуло пять лет.

Нелли сама удивилась, как могла совершенно забыть про коробку с книгами. Как если бы она вдруг в кармане старого пальто нашла купюру в сто евро или в глубине какого-нибудь ящика неожиданно обнаружила заблаговременно купленный подарок, который припрятали, чтобы вручить тебе на день рождения.

День рождения Нелли давно прошел или ожидался еще не скоро, это как посмотреть, потому что Нелли родилась двадцать второго июля. Тем не менее она очень обрадовалась этой находке, быстро смела с коробки слежавшуюся пыль и приняла книги как запоздалый рождественский подарок.

Клэр, как было известно Нелли, очень любила читать и в первые годы их совместной жизни с Максимилианом Делакуром зачастую сильно запаздывала с ужином, так как, увлекшись чтением, не могла вовремя оторваться от книги. Улыбаясь, Нелли сорвала с коробки клейкую ленту и открыла крышку. Ее охватило торжественное настроение. Она с волнением сняла шелковую бумагу, которой было накрыто содержимое, и заглянула внутрь, собираясь перебрать любимые книжки Клэр.

Нелли никогда не сомневалась в хорошем литературном вкусе своей бабушки. Как-никак все дочери господина Бофора получили превосходное образование, но в этой коробке среди прочих сокровищ обнаружились и такие, которые ее удивили. Сверху лежало несколько томов французских классиков в кожаных переплетах, которые наверняка перешли к Клэр от отца: на этих книгах был наклеен экслибрис Жоржа Бофора, выполненный в технике ксилографии. Это были пьесы Мольера и Расина, два романа Виктора Гюго, знаменитый сборник Бодлера «Цветы зла» и «Приключения Телемаха» Фенелона. Замечательные стихи Арагона «Глаза Эльзы» явно принадлежали самой бабушке, как и роман Ален-Фурнье «Большой Мольн», у Нелли тоже стояла на полке эта книга, одна из ее самых любимых. История несчастного «Доктора Живаго» лежала рядом с романом из жизни южан в Соединенных Штатах Америки «Унесенные ветром». Во времена бабушки это был очень популярный роман, которым увлекались все молодые девушки. Среди прочего Нелли обнаружила довольно зачитанный экземпляр «Марни»[45]45
  Роман Уинстона Грэма, по которому снят одноименный фильм Альфреда Хичкока.


[Закрыть]. Нелли хорошо помнила эту книжку еще с детства, заголовок в ней был выполнен косым рукописным шрифтом. Девочкой она впервые разглядела ее в темном углу книжного шкафа в Локронане, но название «Marnie» на корешке прочитала как «Mamie»[46]46
  Милая (фр.), в детской речи – обращение к бабушке.


[Закрыть].

– Посмотри-ка, mamie, – сказала она тогда, – вот книжка про тебя.

Нелли рассмеялась и вынула из коробки следующую пачку книг. «Портрет дамы» и «Крылья голубки» Генри Джеймса, «Алая буква» Готорна и Гарди – «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» – этим романом она сама зачитывалась в ранней юности. Нелли опять вспомнила, как бабушка ей говорила, что в семидесятые годы в Локронане Полански снимал знаменитую экранизацию этого романа с Настасьей Кински в главной роли. На дне коробки оказались романы итальянских авторов, среди прочих там был роман Бассани «Сад Финци-Контини» и «История» Эльзы Моранте, а также несколько романов поновее, книжка Умберто Эко, роман Кальвино «Если однажды зимней ночью путник», а также книги Фруттеро и Лучентини «Любовник без постоянного места жительства» и «Палио мертвых всадников». Самозабвенно погрузившись в свое занятие, Нелли сидела на полу, перебирая книжки, затем бережно сложила их обратно в коробку и волоком перетащила ее в гостиную, чтобы с пятилетним опозданием расставить наконец бабушкино богатство по полкам.

Прежде чем убрать очередную книгу в шкаф, она ее на всякий случай пролистывала. Ведь никогда не знаешь, что могло заваляться между страницами? Может быть, почтовая открытка, старая фотография или денежная купюра? У самой Нелли была такая привычка рассовывать бумажки по книгам и потом забывать, что куда положила. Но в бабушкиных книгах ничего похожего не попадалось.

Единственное, что Нелли находила, это надписи. На каждой книжке, кроме тех, которые, судя по всему, принадлежали Жоржу Бофору, бабушка писала свою фамилию: сначала Бофор, позднее Делакур. Ее имя всегда стояло на второй странице справа, также там была обозначена соответствующая дата. И только одна книжка, которая лежала в коробке на самом дне и потому попалась Нелли в последнюю очередь, представляла собой исключение из общего правила: тут владелица не увековечила своего имени.

Это было оригинальное издание итальянского писателя Сильвио Тодди, о таком авторе Нелли ничего не слыхала. Как значилось под заглавием на обложке желтовато-коричневого цвета, это было пятое издание его романа «Действительно в течение десяти дней» («Validita giorni dici»). Должно быть, бабушка очень хорошо знала итальянский язык, раз могла прочесть на нем целый роман. «Действительно в течение десяти дней» – это звучало несколько беспомощно, больше похоже на просроченный билет, чем на роман, и конечно, эта книга не была шедевром мировой литературы.

Сдув пыль с обреза, Нелли открыла первую страницу, которая начиналась с многообещающей реплики героя, клявшегося, что не пойдет сегодня в контору, даже если мир перевернется.

Нелли одобрительно улыбнулась. Роман, кажется, совсем неплох. Она бегло просмотрела первые страницы – достаточно, чтобы понять, что речь тут идет об увлекательной любовной истории с неожиданными поворотами, действие которой разворачивается в Венеции, где влюбленная пара Паоло и Клара в конце концов обретают друг друга. Ее взгляд зацепился за подчеркнутую карандашом строчку, которую она без труда перевела с итальянского: «Рядом с ней, которую он обожает, он сможет добиться, казалось бы, невозможного».

Неужели это подчеркнула ее бабушка? Нелли полистала еще немного, заглянула в начало и в конец и уже хотела поставить книжку на полку, как вдруг заметила еще что-то, что сперва проглядела.

На форзаце, в самом низу, было что-то написано. Слова почти невозможно было разобрать, так как буквы растеклись, словно они побывали под дождем. Нелли попыталась прочитать, что там написано. Noi… siempre… al Settimo Cielo…[47]47
  Мы… всегда… Седьмое Небо… (ит.)


[Закрыть] Под надписью виднелись полустертые инициалы, которые можно было понять как латинское R или B, D, G, а может быть, и P, далее: Venezia и дата 12. V. 1952.

«Странно! Может быть, эта книжка принадлежала совсем не бабушке и попала в коробку случайно?» – подумала Нелли. Только тут она заметила латинское изречение, которое, казалось, было впечатано, так аккуратно его от руки вписали в книгу. Изречение состояло всего из трех слов, и Нелли они были хорошо известны: AMOR VINCIT OMNIA.

Уже в который раз Нелли пожалела, что не расспросила Клэр Делакур про надпись на старинном гранатовом кольце. Разумеется, она знала, что означают эти слова, которые часто писали на своих знаменах средневековые рыцари: «Любовь все побеждает». Но что они значили для бабушки, она не знала.

Клэр подарила Нелли это старинное золотое кольцо с овальным украшением из крошечных гранатов, похожим на малиновую ягодку, в день рождения, когда ей исполнилось двадцать лет, с тех пор Нелли всегда носила его на среднем пальце.

– Раньше оно принадлежало мне, а теперь пускай будет твоим, – сказала бабушка и с улыбкой пожелала ей встретить человека, с которым она не побоялась бы летать. Эти слова Нелли хорошо запомнила.

Через день она снова вернулась из Кемпера в Париж. Глядя на бабушку, которая махала ей с перрона, Нелли еще не знала, что сегодня в последний раз видит самого дорогого ей человека.

Через несколько дней Нелли зачем-то сняла с пальца кольцо и только тогда обнаружила надпись. Она решила расспросить о ней бабушку, когда в следующий раз встретится с ней в Локронане, но этой встрече уже не суждено было состояться.

Клэр Делакур умерла неожиданно, так легко, как гаснет падучая звезда. Она ушла тихо, просто однажды не встала с любимого кресла; телефонный звонок дядюшки, сообщившего Нелли эту печальную новость, застал ее в Люксембургском саду, пластиковая коробочка с разноцветным салатом заплясала в ее дрожащей руке, и она вдруг почувствовала себя беззащитным ребенком.

После неожиданной смерти бабушки Нелли еще некоторое время пыталась выяснить, что значила для нее эта надпись. Она спрашивала у дяди, не были ли слова о всепобеждающей любви чем-то вроде девиза семьи Делакур. Но дядюшка, только что переехавший со всем семейством в старый дом в Локронане, равно как и остальные члены семьи, ничего об этом не знал. Нелли предположила, что кольцо было подарком Максимилиана Делакура, который тот сделал жене на заре их знакомства. Но возможно, его подарил любимой дочери Жорж Бофор, который привез кольцо из какой-нибудь заграничной поездки, а затем заказал выгравировать на нем эту надпись, хотя Клэр, казалось бы, не занимать было смелости, когда дело касалось любви. В какой-то момент Нелли прекратила расспросы и стала относиться к драгоценному кольцу просто как к очень личному подарку от любимой бабушки.

И вот теперь она наткнулась на те же слова, которые всегда казались ей такими загадочными, в зачитанном старом итальянском романе, очевидно купленном или подаренном в начале пятидесятых и вот теперь обнаруженном ею среди бабушкиных книг.

Нелли еще раз взглянула на дату и подсчитала, что в 1952 году Клэр было семнадцать лет. Неужели посвящение было обращено к ней? Нелли задумчиво провела рукой по переплету, на котором большими старинными буквами было написано имя автора.

Сильвио Тодди. Кто этот человек? Нелли не помнила, чтобы это имя когда-либо упоминалось в большом каменном доме в Финистере, но это еще ни о чем не говорило. Она задумалась. Возможно ли, что бабушка была знакома с каким-то итальянским писателем и он подарил ей свою книгу с посвящением?

Взяв книгу, Нелли пошла к компьютеру. Через полчаса она уже нашла все нужные сведения о Сильвио Тодди. На самом деле его звали Пьетро Сильвио Риветта ди Солонгелла, он родился в 1886 году в Риме и происходил из аристократического итальянского рода. Он был японистом и во второй половине двадцатого века много раз участвовал в переговорах между итальянским правительством и Японией. Выступая как журналист и писатель, он издал ряд сочинений, но свои романы всегда публиковал под псевдонимом Тодди.

Роман «Действительно в течение десяти дней» впервые вышел в 1931 году и, очевидно, был одним из самых популярных произведений этого автора, оно неоднократно переиздавалось и было экранизировано режиссером Камилло Мастрочинкве, после чего в пятидесятые годы этот роман пережил настоящий ренессанс. Сам Тодди умер в Риме в 1952 году.

Нелли еще раз взглянула на дарственную надпись в книге и покачала головой. В 1952 году Тодди был уже стариком. Трудно было представить себе, чтобы полуживой старик шестидесяти шести лет обещал семнадцатилетней девушке «Седьмое Небо» – «Settimо Cielo». С другой стороны, кто угодно мог эту книгу купить и сделать в ней дарственную надпись, которая совсем не обязательно должна была относиться к бабушке Клэр, в то время еще носившей фамилию Бофор, да и книга могла принадлежать вовсе не ей.

Все это, конечно, так. В посвящении даже не упоминалось имя бабушки. Но как же тогда объяснить эту латинскую фразу, которая присутствовала и в книжке, и на кольце бабушки Клэр?

AMOR VINCIT OMNIA.

Нелли почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Это совпадение не могло быть случайным. Между старой книгой и кольцом должна была существовать какая-то связь. А за ними скрывалась история, в которой какая-то роль принадлежала бабушке. Но какая? Что же произошло в Венеции в 1953 году?

Венеция! Нелли произнесла это слово вслух и вдруг почувствовала, что оно волшебное и может все изменить. Такая ли уж это случайность, что она нашла эту книжку именно сейчас, после стольких лет, в тот момент, когда у нее словно ушла из-под ног почва и ей так необходима была какая-то опора?

Уж не знак ли это, который ей много лет назад обещала подать бабушка, благодушно улыбнувшись в ответ на ее просьбу тогда на кухне? Нелли задумчиво повертела свое кольцо.

«Странно, – подумала она, – странно, странно, странно».

И затем у нее в голове родилась и стала расти новая мысль, которую она в конце концов высказала вслух.

«Надо поехать в Венецию», – сказала Нелли.