Текст книги "Скандинавские боги"

Иггдрасиль и девять миров

Иггдрасиль – могучий ясень, самое совершенное и прекрасное из деревьев. А еще – самое большое. Он растет меж девяти миров и соединяет их все вместе, один с другим. Нет на свете дерева огромнее и славнее Иггдрасиля. Ветви его – выше небес.

Так велик этот ясень, что корни его простираются в три мира, и три источника питают их.

Первый корень, уходящий глубже всех, тянется в нижний мир, в Нифльхейм, – в ту сумрачную страну, что была прежде всего на свете. В центре этого темного мира бьет вечно кипящий ключ, Хвергельмир, громогласный, как ревущий котел. Дракон Нидхегг обитает в этих водах и вечно гложет корень тот снизу.

Второй корень уходит в царство инеистых великанов, к источнику, хозяин которого зовется Мимир.

Есть орел, восседающий на самых верхних ветвях мирового древа, – много всего он знает; между глаз у него примостился ястреб.

Белка Рататоск живет средь ветвей. Она переносит сплетни и послания от Нидхегга, ужасного пожирателя трупов, к орлу и обратно. Белка врет им обоим и радуется, сея раздоры и пробуждая гнев.

Четверо оленей кормятся на громадных ветвях мирового древа, поедая листву и кору. Бесчисленные змеи у основанья вгрызаются в корни.

На мировое древо можно взобраться. Это на нем повесился Один, принеся себя в жертву, и древо стало виселицей, орудием казни, а сам Один – богом повешенных.

Впрочем, боги по мировому древу не лазают – они путешествуют между мирами по радужному мосту, который зовется Биврёст. Одним лишь богам дано разъезжать по радуге: она обожжет ноги любому инеистому великану или троллю, что осмелится ступить на нее в попытке добраться до Асгарда.

Что же до девяти миров, то они таковы:

Асгард, дом асов. Там царствует Один, там его дом.

Альвхейм, где обитают светлые альвы. Прекрасны они, будто солнце и звезды.

Нидавеллир, именуемый иногда Свартальвхеймом, где карлики (которых еще называют темными альвами) живут под горами и мастерят свои невиданные творения.

Мидгард – мир смертных мужей и жен, где наш с вами дом.

Йотунхейм, где живут и рыщут инеистые и горные великаны, – там их чертоги.

Ванахейм, оттуда родом ваны. Ваны – тоже боги: когда-то они заключили с асами мир, и теперь многие из них живут в Асгарде.

Нифльхейм – темный, туманный мир.

Муспелльхейм – мир огня, где ждет Сурт.

И есть еще место, названное именем своей владычицы – Хель. Туда отправляются мертвые – те, что не пали с отвагою в битве.

Последний корень мирового древа уходит к источнику в доме богов, в Асгарде, где обитают асы. Каждый день боги держат совет у этого источника и там соберутся в последние дни мира, прежде чем выйти на последний бой в Рагнарёк. Он зовется источником Урд.

Три сестры есть, норны, мудрые девы. Они стерегут источник и омывают корни Иггдрасиля водой и целебным илом. Хозяйка источника – Урд; она – судьба, она – предначертание. Она – твое прошлое. Вторая сестра – Верданди, чье имя значит «становление», и ей принадлежит настоящее; третья же – Скульд, «то, что грядет», и ее царство – будущее.

Норны решают, чему быть в твоей жизни. Есть и другие норны, помимо этих трех. Норны великанов и норны альвов, карликов и ванов, добрые норны и злые, – и это они решают участь каждого, кто живет на свете. Одни норны дают людям добрую жизнь, другие – тяжкую, или короткую, или полную нежданных поворотов и странностей.

Они лепят твою участь – там, у источника Урд.

Голова Мимира и глаз Одина

В Йотунхейме, стране великанов, есть источник Мимира. Бурля, вырывается он из недр земли и питает Иггдрасиль, мировое древо. Мимир многомудрый, хранитель памяти, знает многие тайны. Его источник – сама мудрость, и когда мир был совсем молод, Мимир пил ее каждое утро, погружая в воды рог именем Гьяллархорн и осушая его до дна.

Давным-давно, когда все миры еще не состарились, Один надел свою шляпу и плащ и в обличье простого путника прошел через всю страну великанов, рискуя жизнью на каждом шагу, – и все это только для того, чтобы добраться до Мимира и найти мудрость.

– Один только раз испить воды из твоего источника, дядюшка Мимир, – сказал ему Один, – вот и все, о чем я прошу.

Тот покачал головой. Никому не дано пить из источника Мимира, кроме самого Мимира. Ничего не ответил он Одину, ибо тот, кто молчит, редко совершает ошибки.

– Я – твой племянник, – напомнил ему Один. – Моя матушка, Бестла, приходилась тебе сестрой.

– Этого недостаточно, – молвил, наконец, Мимир.

– Всего один глоток, – настаивал Один. – Испив воды из твоего источника, Мимир, я стану мудр. Назови свою цену.

– Твой глаз – вот моя цена, – изрек тот. – Твой глаз у меня в источнике.

Один не стал спрашивать, уж не шутит ли он. Путь через страну великанов до источника Мимира был опасен и долог, и Один готовился, если надо, поставить на кон свою жизнь. Да за вожделенную мудрость он и не такое бы отдал!

Он даже не изменился в лице.

– Дай мне нож, – вот и все, что он сказал.

Сделав то, что нужно, он аккуратно опустил глаз в чашу источника – тот так и уставился на него сквозь воду. Один наполнил рог водой и поднес к губам. Холодна оказалась вода… До дна осушил бог Гьяллархорн, и мудрость хлынула в него. Дальше и яснее увидал он одним глазом, чем когда-либо видел двумя.

С тех пор Один получил и другие имена: Блинд стали звать его, слепой бог, и Хоар, одноглазый, а еще – Балейг, пламенноокий.

Глаз же Одина так и плавает в источнике Мимира, и хранят его воды, что питают мировое древо. Ничего он не видит – и видит всё.

Прошло время. Когда война между асами и ванами подошла к концу и примирившиеся враги договорились обменяться вождями и воинами, Один послал Мимира к ванам – советником для аса Хёнира, что должен был стать новым вождем Ванахейма.

Хёнир был высок и пригож собою – ни дать ни взять король. Когда с ним был Мимир, Хёнир еще и говорил, как король, и принимал мудрые решения. Но когда Мимира рядом не было, Хёнир молчал. Вскоре ванам это надоело, и они отомстили – правда, не Хёниру, а Мимиру: отрубили ему голову и отослали Одину.

Один не разгневался на них. Он натер голову Мимира особыми травами, чтобы не дать ей сгнить, и пропел над нею чары и заклинания, ибо не желал, чтобы знания Мимира пропали втуне. Вскоре открыл Мимир глаза и заговорил с ним. И советы его были хороши – как всегда.

Один отнес голову Мимира назад, к источнику под мировым древом, и положил ее рядом с глазом – в воды познания прошлого и грядущего.

Рог Гьяллархорн Один отдал Хеймдаллю, стражу богов, и в тот день, когда вострубит он, пробудятся боги, где бы они ни были и как бы глубоко ни спали.

А вострубит Хеймдалль в рог лишь однажды – в самом конце времен, в Рагнарёк.

Сокровища богов

I

Женой Тора была прекрасная Сив, из асов. Тор любил ее – просто потому, что любил. А еще – за синие глаза и белую кожу, и алые губы, и улыбку. И за длинные-предлинные волосы цвета ячменного поля на излете лета.

Как-то раз Тор проснулся и стал глядеть на спящую рядом Сив. Через некоторое время он поскреб в бороде. Потом потыкал жену своей громадной ручищей.

– Что с тобой случилось? – спросил он еще немного погодя.

Она открыла глаза цвета летнего неба.

– Ты о чем? – поинтересовалась богиня, потом повертела головой, и на лице ее отразилось удивление.

Пальцы взлетели к голому розовому черепу и осторожно его потрогали. В ужасе устремила она взгляд на мужа.

– Мои волосы… – вот и все, что она сказала.

Тор кивнул.

– Они пропали, – сообщил он ей. – Он оставил тебя совершенно лысой.

– Он? – не поняла Сив.

Тор в ответ ничего не сказал, а лишь застегнул пояс силы, Мегингьёрд, удваивавший его и без того непомерную мощь.

– Локи, – обронил он, наконец. – Это дело рук Локи.

– Это еще почему? – осведомилась Сив, лихорадочно ощупывая голову, словно от порхания пальцев волосы могли вернуться сами собой.

– Потому что, – со знанием дела заявил Тор, – когда что-то идет не так, я первым делом думаю, что виноват Локи. Это экономит мне кучу времени.

Дверь Локи оказалась заперта, так что Тор просто снес ее и вломился внутрь, оставив за спиной кучу обломков. Он сгреб хозяина дома в охапку и задал ему очень простой вопрос.

– Зачем?

– Зачем что? – физиономия Локи являла картину чистейшей невинности.

– Волосы Сив. Золотые волосы моей жены, Сив. Они были такие красивые! Ты зачем их отрезал?

Сотня выражений некоторое время играла в пятнашки на лице Локи: хитрость и увертливость, язвительность и смятение… Тор как следует встряхнул Локи. Тот потупил взор и постарался остановиться на стыде.

– Ну, для смеха. Я был пьян.

Тор нахмурился.

– Волосы Сив были ее сокровищем. Люди станут думать, что ей обрили голову в наказание. Как будто она сделала такое, чего делать нельзя, и с тем, с кем нельзя.

– Ну… да, пожалуй, – согласился Локи. – Так они, весьма вероятно, и подумают. А учитывая, что я забрал волосы с корнями, она теперь до конца жизни проходит совершенно лы…

– А вот и нет, – сказал Тор, и лицо его, обращенное к Локи (которого он теперь держал высоко над головой), было подобно грому.

– Боюсь, что да. Конечно, всегда есть шляпы, косынки там всякие…

– Она не останется лысой до конца своих дней, – пояснил свою мысль Тор. – Потому что, Локи, сын Лаувейи, если ты сию же минуту не приставишь ей волосы обратно, я переломаю каждую косточку в твоем теле. Подчеркиваю, каждую. А если волосы после этого не будут нормально расти, я вернусь и переломаю их снова. И снова. Если я стану ломать их каждый день, то скоро достигну в этом подлинного мастерства, – заключил он уже немного веселее.

– Нет, – сказал Локи. – Я не смогу приставить ей волосы обратно. Это так не работает.

– Сегодня, – Тор решил думать вслух, – на все твои кости у меня уйдет где-то около часа. Но бьюсь об заклад, что при должном количестве тренировок я сумею сократить время до пятнадцати минут. Интересно будет проверить.

И он приступил к первой косточке.

– Карлики! – завизжал Локи.

– Прости, что?

– Карлики! Они могут сделать что угодно. Они сделают Сив новые золотые волосы, которые прирастут к голове и будут дальше расти нормально, сами по себе. Идеальные золотые волосы! Карлики такое точно могут. Вот клянусь, могут.

– Тогда, – рассудил Тор, – лучше тебе пойти и поговорить с ними немедленно.

И уронил Локи оттуда, где его держал (а это очень высоко над головой), прямо на пол.

Локи кое-как поднялся на ноги и поспешил прочь, пока Тор не принялся за остальные кости.

Натянув сапоги, что носили его по небу, он поспешил в Свартальвхейм, где карлики держали свои мастерские. Самые искусные мастера из всех – это трое карликов, которых знали как сыновей Ивальди. Локи сразу подумал именно о них и отправился прямиком в их подземную кузню.

– Привет, сыновья Ивальди, – с порога заявил он. – Я тут поспрашивал, и люди говорят, что некто Брокк и брат его Эйтри – величайшие мастера, каких только видывал свет.

– Нет, – возразил ему кто-то из сыновей Ивальди. – Это на самом деле мы. Мы – величайшие на свете мастера.

– Уверен, Брокк и Эйтри умеют делать сокровища не хуже ваших.

– Вранье! – отрезал самый высокий из сыновей. – Я бы не доверил этим криволапым ничтожествам и коня подковать.

Самый маленький – и самый мудрый – из сыновей просто пожал плечами.

– Что бы они там ни делали, мы сумеем лучше.

– Я слыхал, они бросили вам вызов, – небрежно заметил Локи. – Три сокровища. Боги-асы рассудят, кто изготовил лучшее. Да, кстати… одним из сокровищ должны быть волосы. Золотые, саморастущие, идеальные волосы.

– Это мы можем, – кивнул один из сыновей Ивальди – какой, непонятно. Даже Локи едва мог отличить их друг от друга.

После этого бог отправился на другую сторону горы – к карлику по имени Брокк, который держал там мастерскую вместе со своим братом Эйтри.

– Сыновья Ивальди делают три сокровища в дар богам Асгарда, – сообщил он. – Боги будут оценивать их. Сыновья Ивальди пожелали, чтобы я донес до вас следующее: они совершенно уверены, что вы с Эйтри не сумеете сравняться с ними в мастерстве. Да, и кстати, они назвали вас криволапыми ничтожествами.

Брокк, однако, был не дурак.

– Все это крайне подозрительно пахнет, Локи, – поделился он с богом своими сомнениями. – Ты уверен, что это не твоих рук дело? Посеять распрю между нами с Эйтри, с одной стороны, и мальчиками Ивальди – с другой… Затея как раз в твоем духе. Скажешь, нет?

Локи состроил свою самую бесхитростную рожу – то есть, исключительно бесхитростную.

– Я тут совершенно ни при чем, – заявил он со всем простодушием, на какое только был способен. – Просто решил, что вам нужно знать.

– И никакого личного интереса у тебя в этом, конечно, нет? – осведомился Брокк.

– Никакого. Откуда?

Брокк покивал и пристально поглядел на Локи. Брат его, Эйтри, слыл величайшим кузнецом, зато Брокк был и умнее, и решительнее.

– Ну, раз так, мы будем только счастливы проверить мастерство сыновей Ивальди, и пусть боги нас рассудят. Я-то знаю, что Эйтри кует вещи получше и куда изысканней, чем парнишки Ивальди. Но давай добавим сюда и личного интереса, а, Локи?

– Что это у тебя на уме?

– Твоя голова, – пояснил Брокк. – Если мы выиграем состязание, мы заберем твою голову, лады? В этой твоей черепушке столько всего разного творится – думаю, Эйтри сварганит из нее превосходный прибор. Что-то вроде думающей машинки. Ну, или чернильницы на худой конец.

Локи продолжал улыбаться, но внутри весь насупился. А ведь день так хорошо начинался! Хотя… нужно будет просто проследить, чтобы Эйтри и Брокк проиграли состязание. Боги так и так получат от карликов шесть драгоценных вещиц, а Сив – свои золотые волосы. Конечно же, ему такое по плечу. Локи он, в конце концов, или кто?

– Ну, разумеется, – сказал он. – Моя голова? Да нет проблем.

А на другой стороне горы сыновья Ивальди уже ковали свои сокровища. О них Локи совершенно не беспокоился. Но ему непременно надо было сделать так, чтобы Брокк и Эйтри не выиграли – ни при каких условиях.

Тем временем эти двое отправились к себе в кузню. Там было темно, лишь угли рдяно пылали в горне. Эйтри взял с полки свиную шкуру и кинул в горн.

– Вот для чего-то подобного я эту кожу и берег, – сказал он брату.

Брокк в ответ просто кивнул.

– Значит так… – распорядился Эйтри. – Ты становись на мехи. Стой и качай. Мне нужно много жара, долго и ровно, иначе ничего не получится. Давай-давай…

Брокк принялся качать мехи, нагнетая воздуха во чрево горна и раздувая в нем жар. Ему это было не впервой. Но Эйтри придирчиво наблюдал, пока не убедился, что все идет так, как надо.

И только он собрался выйти из кузни, чтобы поработать над своим творением снаружи, только он отворил дверь, как внутрь ворвалось здоровенное черное насекомое – не овод и даже не слепень, а что-то еще покрупнее, – и принялось зловредно носиться по комнате кругами.

Сквозь дверь до Брокка доносились звуки молотов Эйтри – было слышно, как он там крутит да гнет, кует да отбивает.

Большая черная муха тем временем – а она и вправду была самая большая и черная, какую вы только в жизни видали, – уселась Брокку на руку.

Обе руки у Брокка были заняты: он не мог оторваться от мехов и продолжал качать. Муха, конечно, этим воспользовалась и больно укусила Брокка.

Но Брокк все качал себе и качал.

Дверь отворилась, Эйтри вошел и осторожно вытащил изделие из горна. Это оказался преогромный кабан со щетиной из сияющего золота.

– Хорошо получилось, – похвалил брата Эйтри. – Чуть холодней или чуть теплее, и все пошло бы насмарку.

– Ты тоже молодец, – отозвался Брокк.

Черная муха в углу потолка зажужжала сердито и негодующе.

Эйтри меж тем взял кусок золота и бросил в горн.

– Вот, – сказал он. – Это точно произведет на них впечатление. Когда скажу, начинай качать мехи и, что бы ни случилось, не замедляйся, не ускоряйся и не останавливайся. Тут, понимаешь, дело будет тонкое.

– Я все понял, – заверил его Брокк.

Эйтри снова вышел из кузни и принялся за работу. Брокк подождал, пока брат крикнет ему, что пора начинать, и снова принялся качать мехи.

Черная муха задумчиво покружила по комнате и, наконец, решительно села Брокку на шею. Изящно переступив лапками, она увернулась от струйки пота – очень уж жаркий и спертый был воздух в кузне, – прицелилась как следует и тяпнула карлика со всей своей мушиной силы. Алая кровь смешалась с потом, но качать Брокк не перестал.

Тут вернулся Эйтри и вытащил из горна раскаленное добела обручье. Он бросил его в каменную чашу с водой, чтобы охладить, и густое облако пара заволокло все кругом. Обручье остыло, быстро сделавшись оранжевым, потом алым и потом, наконец, просто золотым.

– Зваться оно будет Драупнир, – сообщил брату Эйтри.

– Капающий? Забавное имя для браслета, – заметил Брокк.

– Только не для этого, – возразил Эйтри и тут же объяснил, что в нем такого особенного.

– А теперь, – сказал он после, – то, что я очень давно уже собирался сделать. Мой шедевр. Но он будет даже похитрее, чем те два. Так что делать ты будешь следующее…

– …качать и не переставать? – спросил Брокк.

– Именно так, – подтвердил Эйтри. – И даже еще больше прежнего. Даже ритм менять не смей, а не то все пойдет прахом.

Эйтри выбрал чугунную чушку, такую громадную, что больше нее муха (сама черная и большая – это, напомним, был Локи) в жизни не видывала, и швырнул ее в горн, а потом вышел из кузни и вскоре подал Брокку сигнал: давай, мол, приступай.

Ну, Брокк и приступил, а снаружи загрохотали молоты Эйтри, который вовсю ковал и тянул, и клепал, и паял, и подпиливал.

«Довольно мелочиться», – сказал себе Локи (в образе мухи). Наверняка обещанный шедевр произведет впечатление на богов, а если боги достаточно впечатлятся, не сносить ему головы. Он приземлился аккурат промеж глаз у карлика и принялся кусать его за веки. Как ни драло у него глаза, а Брокк продолжал качать. Локи вгрызся поглубже да покрепче – отчаяние придало ему сил. Кровь полилась с век, в глаза и по всему лицу, ослепляя усердного карлика.

Брокк сощурился, заморгал и замотал головой, пытаясь согнать муху. В ту сторону и в другую мотал он, кривил рот и пробовал сдуть проклятое насекомое, но тому хоть бы хны. Муха продолжала самозабвенно кусаться, и карлик уже ничего не видел, кроме собственной крови; голова у него вся наполнилась острой болью.

Тогда Брокк сосчитал и после движения вниз оторвал от мехов одну руку и хватанул туда, где сидел Локи, да так быстро и сильно, что тот едва успел спастись. А Брокк тотчас же снова вцепился в мехи и продолжил качать.

– Хватит! – крикнул снаружи Эйтри.

Черная муха, пошатываясь на лету, описала по комнате круг. Тут Эйтри открыл дверь, и она благополучно улизнула.

Карлик-кузнец окинул брата недовольным взглядом; физиономия у того была сплошь в крови пополам с потом.

– Понятия не имею, с чем ты тут игрался, – процедил Эйтри, – но ты чуть было все не испортил. Под конец все пошло наперекосяк. И на выходе получилось далеко не так впечатляюще, как я надеялся. Ну, там поглядим…

Локи (в образе Локи) прогулочным шагом вошел в кузню.

– Ну, как, все готово к состязанию? – любезно осведомился он.

– Брокк пойдет в Асгард, преподнесет богам мои дары и отрежет тебе голову, – сказал Эйтри. – Мне она нужна тут, в мастерской – будет всякое делать…

Брокк устремил на Локи взгляд сквозь опухшие веки.

– Жду – не дождусь оттяпать тебе башку, – сообщил он. – Теперь это личный интерес.

II

В Асгарде трое богов воссели на свои престолы: одноглазый Один-Всеотец, рыжебородый Тор-Громовник и прекрасный Фрейр, господин летнего урожая. Им-то и предстояло рассудить соперников.

Локи встал перед ними, рядом с тремя почти одинаковыми с виду сыновьями Ивальди.

Брокк, чернобородый и угрюмый, стоял сбоку, пряча принесенные дары под покрывалами.

– Ну, и что мы тут судим? – поинтересовался с высоты своего трона Один.

– Сокровища, – ответил Локи. – Сыновья Ивальди приготовили дары для тебя, о великий Один, и для Тора и Фрейра, и так же поступили Эйтри и Брокк. Вам решать, какой из шести даров драгоценней всего. Я сам представлю вам то, что сделали сыновья Ивальди.

Одину он преподнес копье по имени Гунгнир – прекрасное копье, изукрашенное затейливыми рунами.

– Оно пробьет что угодно, – сообщил Локи, – а будучи брошено, непременно попадет в цель.

У Одина ведь был всего один глаз, и прицел у него иногда оставлял желать лучшего.

– А еще, что немаловажно, обет, принесенный на этом копье, будет нерушим.

Один взвесил копье в руке.

– Отличная вещь, – вот и все, что он сказал.

– А вот, – продолжал с гордостью Локи, – целая копна золотых волос. Из настоящего, между прочим, золота. Они пристанут к голове особы, которая в них нуждается, и станут расти и вести себя во всех отношениях как самые настоящие волосы. Сотня тысяч золотых прядей!

– Сейчас мы их проверим, – сказал на это Тор. – Сив, иди сюда.

Сив поднялась и вышла вперед; голова ее была покрыта. Она сняла покрывало, и боги так и ахнули при виде ее черепа, розового и гладкого. Сив аккуратно надела золотой парик и встряхнула волосами. И тотчас же основание парика приросло к ее коже, и вот уже Сив стояла пред собранием богов еще прекраснее и блистательнее прежнего.

– Впечатляет, – сказал Тор. – Великолепная работа.

Сив еще раз взметнула золотой волной кудрей и вышла из зала на солнце, чтобы похвалиться друзьям своими новыми волосами.

Последний из чудесных даров сыновей Ивальди был маленький и сложен во много раз, будто ткань. Его Локи возложил перед Фрейром.

– И что это такое? – спросил равнодушно Фрейр. – Похоже на шелковый шарф.

– Есть такое дело, – согласился Локи. – Но разверни его и ты увидишь, что на самом деле это корабль. А зовут его Скидбладнир. В паруса ему всегда дует попутный ветер, куда бы он ни отправился. И хотя он поистине огромен – самый большой корабль, какой ты в жизни встречал, – его можно сложить, как платок – видишь? – и положить к себе в кошель.

Фрейру корабль очень понравился, и у Локи отлегло от сердца. Действительно дары вышли превосходные.

Теперь настала очередь Брокка. Глаза у него были красные и опухшие, а сбоку на шее красовался громадный волдырь от укуса. «Многовато он о себе возомнил, – решил про себя Локи. – Куда ему до сыновей Ивальди!»

Брокк тем временем вынул золотое обручье и положил перед Одином, восседающим на своем высоком престоле.

– Зовется этот браслет Драупнир, – сообщил карлик. – Ибо каждую девятую ночь восемь золотых обручьев равной красоты будут капать с него, как роса. Можешь награждать ими своих людей или хранить для себя, и богатство твое приумножится.

Один внимательно осмотрел обручье и надел себе на руку выше локтя, где оно и засверкало.

– Отличная вещь, – молвил он.

Вроде бы он то же самое сказал и о копье, припомнил Локи…

А Брокк между тем подошел к Фрейру, сорвал покрывало и показал огромного вепря с золотою щетиной.

– Этого вепря мой брат сделал для тебя, чтобы возить твою колесницу, – сказал он. – Хоть по земле, хоть по морю повезет он тебя, быстрее любого самого быстрого коня. Нет такой темной ночи, чтобы свет его золотой щетины не сумел рассеять ее, – и ты, о бог, всегда будешь видеть, что делаешь. Никогда не устанет этот зверь и никогда тебя не предаст. А зовут его Гуллинбурсти – Золотая Щетина.

И кабан Фрейру тоже очень понравился. Но все же, думал Локи, корабль, что складывается, будто шелковый платок, ничуть не хуже неостановимого вепря, что сияет во тьме, так что за голову можно особо не переживать. А последний дар, приготовленный Брокком, Локи так и так успел испортить, это уж как пить дать.

И вот из-под последнего покрывала явился молот, и был он возложен перед Тором, сидевшим на высоком престоле.

Тор поглядел на него и шмыгнул носом.

– Что-то рукоятка коротковата.

– Да, – кивнул Брокк, – это моя вина. Это я стоял на мехах. Но прежде чем ты отвергнешь наш дар, дозволь рассказать, что в нем такого особенного. Зовут его Мьёлльнир – Творец Молний. Прежде всего, его нельзя сломать. Сколь бы сильно ты им ни ударил, молоту ничего не сделается.

Тор явно заинтересовался. За долгие годы он переломал немало оружия – главным образом, колотя им по разным предметам.

– Далее, если бросишь ты этот молот, не случится такого, чтобы он промахнулся.

Тор заинтересовался еще больше. Он уже потерял уйму прекрасного оружия, кидая им в то, что его раздражало (и промахиваясь). И, увы, слишком часто оружие, однажды как следует кинутое, исчезало вдали, и никто его больше никогда не видел.

– …и неважно, как сильно или как далеко ты его бросишь, он всегда возвратится тебе прямо в руку.

Теперь Тор уже улыбался от уха до уха. А бог грома нечасто улыбается, можете мне поверить.

– К тому же ты можешь менять размер молота. По твоему желанию он вырастет или ужмется так, что ты его сможешь спрятать за пазуху.

Тор в восторге захлопал в ладоши, да так, что гром прокатился по всему Асгарду.

– И все же, как ты верно заметил, – с печалью в голосе продолжал Брокк, – рукоятка молота и правда чересчур коротка. В этом я виноват. Я не сумел качать мехи равномерно, пока мой брат, Эйтри, его ковал.

– Невелика беда – короткая рукоятка, – возразил ему Тор. – Что с того, как он выглядит? Главное – этот молот сумеет защитить нас от инеистых великанов. Это самый лучший подарок, какой я в жизни видел.

– Он будет защищать Асгард. И всех нас вместе с ним, – одобрительно промолвил Один.

– Будь я великаном и случись у Тора в руке этот молот, я бы его очень испугался, – заметил Фрейр.

– Да-да, молот очень хорош. Но как же волосы, Тор? Прекрасные золотые волосы Сив! – воскликнул Локи с некоторым отчаянием в голосе.

– Чего? А, да. Волосы. Да, у моей жены очень хорошие волосы, – отозвался Тор слегка рассеянно. – А теперь, Брокк, покажи мне скорее, как сделать молот больше и меньше!

– Молот Тора даже лучше, чем мое чудесное копье и мое изумительное обручье, – кивнул Один.

– Молот чудеснее, чем мой корабль и мой вепрь, – признал Фрейр. – С ним богам Асгарда будет нечего бояться.

И боги принялись хлопать Брокка по спине, приговаривая, что он и Эйтри смастерили самый лучший подарок на свете.

– Приятно слышать, – скромно ответил Брокк и повернулся к Локи. – Итак, сын Лаувейи… Я намерен отрезать тебе голову и забрать ее с собой. Эйтри будет в восторге. Сделаем из нее что-нибудь полезное.

– Я… пожалуй, выкуплю свою голову, – сказал Локи. – У меня тоже есть сокровища, и я отдам их тебе.

– У нас с Эйтри уже есть все сокровища, какие нам нужны, – возразил Брокк. – Мы их сами делаем. Нет, Локи. Я хочу твою голову.

Локи подумал минутку.

– Ладно, можешь ее взять. Если, конечно, поймаешь меня.

И он подпрыгнул высоко в воздух и унесся прочь над головами всего честного собрания. Раз – и нету его.

Брокк перевел взгляд на Тора.

– Ты можешь его поймать?

Тот пожал плечами.

– Вообще-то мне не стоило бы… Но уж очень хочется испытать молот в деле.

Через мгновение он вернулся, крепко держа Локи. Тот свирепо зыркал на него, но поделать ничего не мог.

Карлик Брокк между тем вытащил нож.

– Иди-ка сюда, Локи, – сказал он приветливо. – Сейчас я отрежу тебе голову.

– О чем разговор, – согласился Локи. – Бери себе и отрезай. Но – и тут я призываю в свидетели могучего Одина – если отрежешь хоть кусочек шеи, ты тем самым нарушить букву нашего соглашения, согласно которому ты получаешь мою голову и только ее.

Один на это величаво кивнул.

– Локи прав, – сказал он. – Трогать шею ты права не имеешь.

Брокк пришел в ярость.

– Но невозможно же отрезать ему голову и не резать при этом шею! – возопил он.

Локи выглядел страшно довольным.

– Вот видишь, – сказал он, – если бы люди как следует думали, что говорят, они бы никогда не рискнули подначивать Локи, самого мудрого, самого умного, хитрого, смышленого, симпатичного…

Брокк что-то прошептал на ухо Одину.

– Да, – согласился тот, – это будет честно.

Брокк вытащил полоску кожи, наложил ее Локи на рот и попробовал проткнуть острием ножа, но тщетно.

– Не работает, – пожаловался он. – Мой нож тебя не режет.

– Возможно, я принял специальные меры против ножей, – скромно сказал Локи. – На тот случай, если вся затея с «голову-но-не-шею» провалится. Боюсь, ни один нож на свете не станет меня резать.

Брокк хмыкнул и вытащил вместо ножа шило, каким пользуются в кожевенном деле. Им он пробил дыры в кожаной ленте и у Локи в губах, а потом прочной ниткой сшил их вместе.

Брокк отступил и полюбовался на дело своих рук: теперь рот Локи был крепко зашит, так что он даже пожаловаться не мог, – и, поверьте, боль от невозможности трепать языком была для него еще мучительнее, чем боль от пришитых к кожаной ленте губ.

Вот, теперь вам известно, как боги получили свои самые великие сокровища. Всё по вине Локи. И даже молот Тора – это всё равно вина Локи. С ним всегда так: ты обижаешься на него, даже когда больше всего причин благодарить, и ты ему благодарен, даже когда люто его ненавидишь.