Текст книги "Светлана. Белая коза Альба"

XXI

По сравнению с детским домом квартира Зинаиды Львовны показалась Светлане совсем игрушечной. Две маленькие комнаты и маленькая столовая между ними. В столовой – круглый стол, узенький буфет, диван непревзойденной мягкости и почти полное отсутствие свободного пространства.

– Я на этом диване буду спать?

Диван по сравнению с другими, знакомыми Светлане диванами казался потертым, стареньким и некрасивым. Но в нем была милая старческая доброта и снисходительность. На него можно было и с ногами забраться и кувыркнуться разика два – он не обиделся бы.

– Да, придется спать здесь, – сказала Зинаида Львовна. – Костя писал, чтобы устроить тебя у него в комнате. Но он забыл, что не все разделяют его вкусы. Вот посмотри, на чем он спит, пощупай.

Светлана сделала от дивана четыре шага и очутилась в Костиной комнате.

– Понимаешь, до седьмого класса у него была нормальная кровать с сеткой, а потом решил закаляться – и вот, устроил себе… Да ты сядь, посмотри, что это за прелесть.

Светлана присела на нечто вроде кушетки, покрытое пестрым ковром.

– Да ведь это почти голые доски!

– Вот именно. У них в школе французский язык проходили, так ребята Костину кровать прозвали «quelquе chosе», то есть «что-то», «нечто», «что-нибудь». А Костину комнату звали «кэлькэшозницей».

Светлана засмеялась. Ей нравилось, что в этой маленькой комнатке все было так, будто Костя ушел куда-то совсем ненадолго. Вернется – возьмет книжку с письменного стола, или станет писать – чернила есть в чернильнице, или раскроет альбом с фотографиями…

– Хочешь, посмотри фотографии. Тут многое Костя сам снимал… А я пока ужин разогрею.

Зинаида Львовна то выходила из столовой в кухню, то возвращалась опять. Светлана раскрыла альбом.

На первой странице – Костин класс. В середине – большая учительница, а кругом нее мелкота, девочки и мальчики вместе. Ребята сидят на стульях, другие сзади стоят, а внизу, прямо на полу, – три мальчугана, сложив ноги по-турецки. Один из них – Костя.

Ох, и веселое, предприимчивое у него лицо! И надо сказать – очень мало изменился.

Рядом с учительницей, вполоборота, должно быть, первая ученица сидит, отличница на всю школу – по крайней мере, у нее такой вид – гордая! Или это просто кажется, потому что тяжелые косы оттягивают голову девочки назад?.. Очень знакомыми показались Светлане тяжелые косы, прямая линия бровей… Светлана быстро перевернула страницу.

Кэлькэшоз. На нем – Надя. Уже не маленькая девочка. Почти такая же, как та «одна знакомая», что показывал Костя, только великолепные косы не заложены узлом сзади, а свисают вперед, во всю мощь. Надя сидит властно, по-хозяйски, поджав под себя ноги, и с гордой улыбкой и чувством собственности смотрит не в учебник литературы, раскрытый у нее на коленях, а прямо в аппарат – или на того, кто снимает?

На соседней фотографии, на том же кэлькэшозе, в тот же солнечный день – Костя. Солнце успело отойти только на одну полоску обоев. На коленях у Кости все тот же учебник литературы. Внизу подпись в стихах, сделанная не Костиной рукой:

 
Я в печальной позе
Сижу на кэлькэшозе.
 

Нет, поза не печальная. Правда, Костя не осмеливается (на своем же кэлькэшозе!) сидеть, поджав под себя ноги, он скромно спустил их вниз, но на лице у него – сияние, он смотрит прямо в аппарат (или на того, кто снимает?) с таким выражением, будто ждет, что из объектива сейчас «птичка вылетит».

Увидев Зинаиду Львовну в столовой, Светлана сказала:

– Какие у этой девочки косы чудесные!

– Да. Это Надя Зимина, Костина одноклассница. Они и сейчас дружат.

Опять Костин класс во дворе школы. Все стоят. Маленькая учительница как будто обнесена высоченным забором из девятиклассников. Некоторые уже с усиками. Рядом с учительницей – девочки, конечно не такие большущие, как эти усатые дяди, но тоже совсем почти взрослые. Надя – во втором ряду. За ее плечом – Костя. Они стоят с краю. У обоих сдержанно счастливые лица.

Дальше – несколько групповых снимков: в лесу на лыжах, в саду перед домом, в маленькой столовой. По-видимому, Костины ближайшие друзья. И всюду Надя немножко впереди, а за ее плечом – сдержанно счастливый, а иногда и откровенно счастливый Костя.

Ой, что это?.. Лужайка в лесу, двое ребят затаптывают костер, остальные надевают заплечные мешки, а в стороне под деревом, схватившись за ствол, – Костя. У него расстроенное, покорное лицо, а Надя уходит от него с гордым и независимым видом. Сейчас уйдет, прямо сейчас выйдет из кадра… Поссорились, что ли?

Вот еще моментальный снимок. Опять никто не позирует, все идут по дороге с заплечными мешками, в том же лесу. Надя с девочками ушла вперед, за ними – ребята, а позади всех – мрачный Костя… Даже по выражению спины видно, что жизнь ему не мила!

Светлана торопливо листала альбом. Ей хотелось опять увидеть счастливого Костю.

Да, он развеселился на следующих снимках. И Надя, снятая отдельно, опять доброжелательно смотрит в аппарат.

Светлана медленно закрыла альбом. Ей было жалко Костю на том снимке, в лесу… Поправила заколку в волосах… задумалась… Потом явилась неожиданная мысль: «А что, если начать отпускать косу?» У Мух длинные волосы, Галя тоже отпускает, да и многие девочки в детском доме. Галя и Мухи не советуют, говорят, что Светлане так лучше…

Светлана обеими руками прихватила волосы сзади, разделив их как бы на две косы, и подошла к зеркалу в столовой.

Волосы натянулись, пригладились надо лбом, лицо от этого покруглело, пополнело, стало чужим и странным… Да, Галя и Мухи правы: не идет. Уж, видно, кому какая судьба. Одному – длинные косы, другому – вот такая черная копна на голове…

В коридоре послышались шаги Зинаиды Львовны, и Светлана еле успела отойти от зеркала и взлохматить волосы.

XXII

Маленькая квартира насыщена радостным запахом елки. Колючки и зеленые лапки на ступеньках около двери и в узком месте у ворот.

А дальше, от ворот, тянется след полозьев. Длинные полосы на снегу. Это елку везли вчера на санках через овраг, а она царапала снег растопыренными ветками.

Светлана вышла за ворота и остановилась посередине белой улицы, щуря глаза от яркого утреннего солнца. Много таких следов на снегу – у каждых ворот царапины и мохнатые лапки. В каждом доме – мохнатая зелень и блеск за окном.

Три года елка была вычеркнута из жизни девочки. Елка и все, что связано с ней. И вот опять…

Хорошо встретили вчера Новый год. Весело было. Удивительно даже, сколько народу поместилось за небольшим круглым столом. Да, не меньше десяти человек сидело только на диване. Люди, впрочем, были разной величины. Зинаида Львовна сказала:

– Это мой актив – самые прилежные читатели в библиотеке.

У старших мальчиков уже по-петушиному ломался голос, а самая маленькая девочка в разгар веселья положила на валик старенького дивана все три диванные подушки и ринулась вниз, визжа от восторга и страха, – для нее это была огромная высота.

Ну и кавардак был в комнатах! Светлане казалось, что Зинаиде Львовне дня два по крайней мере придется заниматься уборкой. А вышло совсем не так. Зинаида Львовна посмотрела на часы, похлопала в ладоши:

– Ну, ребятушки… Я обещала вашим мамам…

Можно было подумать, что она Аладдин и потерла волшебную лампу; всё остальное сделали духи. Светлана успела поставить на место только один стул и вытереть одну чашку. Да и то девочки говорили ей:

– Оставь, не трогай, ты у нас в гостях!

На широкой улице по-праздничному тихо. Рано еще. И большие и маленькие отдыхают после встречи Нового года. Этот год – тысяча девятьсот сорок пятый – должен быть особенным годом. Вчера поднимали бокалы за победу, за то, чтобы война окончилась в новом году.

Не все местные жители отдыхают. Вот совсем свежие следы в проулке между заборами. Какой-то запоздалый Дед Мороз только что протащил на санях елку. О чем он думал вчера, нераспорядительный дедушка?

Великан этот Дед Мороз – следы огромные, от вмятины до вмятины почти три Светланиных шага. И елку себе выбрал по вкусу. Она не просто царапала снег ветками – она не помещалась на санках, она сгребала снег направо и налево, оставляя за собой широкую полосатую дорогу.

Светлана помчалась вперед по этой дороге. Обогнула забор, очутилась на незнакомой улице… Направо, налево… еще забор, еще поворот…

Большущая елка лежала так близко за углом, что Светлана чуть не споткнулась о ветки, еле успела затормозить.

Дед Мороз, длинный-предлинный, сравнительно еще молодой, стоял тут же, с папиросой в зубах.

Умаявшись и желая отдохнуть, он с задумчивым видом протирал круглые стекла очков.

– Здравствуйте, Дедушка Мороз! – выпалила Светлана.

На нее смотрели удивленные близорукие глаза. Дед Мороз неторопливо надел очки, отчего стал немножко похож на Аллу Нежданову, и приветливо сказал:

– Здравствуй, Светлана.

Теперь удивилась Светлана:

– Откуда вы знаете, как меня зовут? Ведь вы меня никогда не видели!

– Именно потому и знаю, что это ты. Всех остальных здешних ребят видел, а тебя нет. Значит, именно ты – приезжая.

– Но почему приезжая должна быть именно Светланой?

– Потому что именно Светлана приехала. И елку надумали делать как раз в честь твоего приезда. Как же мне не знать?

Он уже опять тащил за собой огромную елку, совсем скрывавшую маленькие узкие сани. Светлана бежала рядом, недоумевающая и заинтересованная.

– По-моему, ваша елка ни в одном доме не поместится. Она проткнет потолок.

Он с тревогой обернулся на елку?

– Думаешь, не поместится?

Они подошли к дому с большой террасой и беседкой в глубине сада. Елка, шурша ветвями, втянулась в ворота.

Хлопнула дверь, на террасу выбежала очень красивая девушка в джемпере, с длинными, по колено, каштановыми косами, и крикнула:

– Так я и знала!.. Что же ты наделал, Алешка? Разве это комнатная елка? Такую в Москву везти и поставить на Пушкинской площади!

– Надя! Надя! – взывал через форточку женский голос. – Как же можно раздетой! Вернись! Простудишься!

Надя обернулась:

– Мама, посмотри, какую нелепую елку Алеша принес!

– Алеша! Что же вы наделали! – Это уже из форточки.

– Не беспокойся, Надюша. Александра Павловна, не беспокойтесь, мы ее подрубим!

Не было, не было такого длинного в Костином альбоме, его нельзя было бы не узнать!.. Сосед? Двоюродный брат? Светлана стояла у ворот. Невозможно было уйти.

Надя заметила ее:

– А это Светлана? Я тебя сразу узнала, Костя рассказывал. Что же ты стоишь? Давай будем знакомиться.

«Дед Мороз», «Алешка», «Алеша» был наконец официально представлен. Но что значит фамилия и такие ничего не говорящие слова, как «мой товарищ»?

Невозможно было не войти вместе с ними в дом, когда Надя пригласила войти.

Хорошая квартира, гораздо больше, чем у Зинаиды Львовны. Очень красивая мебель. Зеркальный шкаф, отдельно зеркало из трех частей на лакированном столике. Даже неприятно как-то: всю тебя видно сразу – и спереди, и с боков, и с затылка. Непонятные кэлькэшозы в этой квартире недопустимы. Диван и кресла, обитые шелком, с деревянными, должно быть красного дерева, спинками.

На такой мебели нельзя сидеть, поджав под себя ноги, даже развалиться нельзя, нужно сидеть выпрямившись. Странное дело: квартира большая, а свободного пространства здесь даже меньше, чем в маленьких комнатах Зинаиды Львовны. Уж очень загромождают здесь вещи.

На столике около зеркала, на полках, развешанных по стенам, стоят бесчисленные вазочки, рамки, фарфоровые собачки и котята, фарфоровые старинные пастушки и пасту шки.

И все это бьющееся, все требует заботливого ухода. Светлана осторожно дотронулась пальцем до собачьей фарфоровой головы… Ни пылинки! Должно быть, Надина мать целыми днями ходит от одной собачки к другой и вытирает пыль мягкими тряпочками. А там и вечер настанет… Когда дойдет очередь до самой последней собачки, с самой первой опять уже нужно стирать пыль.

Должно быть, поэтому у Александры Павловны такое озабоченно-обиженно-страдальческое выражение лица. Красивая даже… только тусклая какая-то она. Вообще у нее такой вид, будто она долго лежала в сундуке, пересыпанная нафталином – от моли, а моль, не боясь нафталина, все-таки погрызла ее немного.

Надя не похожа на мать, и в комнате у Нади ни одной фарфоровой собачки нет. Большая картина на стене, чертежный стол и много толстых учебников…

Надя похожа на отца – лицом, конечно, а не фигурой. Он такой большой и широкий, даже грузный, медведеобразный какой-то. Надиного отца Светлана увидела вечером, когда пришла к Зиминым на елку вместе с Зинаидой Львовной.

За чайным столом сидели какие-то специально подобранные благонравные дети и вежливо разговаривали, не прислоняясь к спинкам стульев. А Надин отец ходил по комнате в огромных, выше колен, арктических валенках. Тесно ему было здесь, и главной его заботой было не зацепить широкими своими локтями благонравного ребенка с одной стороны и какую-нибудь драгоценную вазочку – с другой.

Надин отец приехал только на днях, вернее, прилетел из Сибири, по своим служебным делам и задержался в Москве.

Ему подходит строить что-нибудь в тайге или в тундре и, обдумывая планы строительства, шагать по скрипучим полам нового дома, где пахнет смолой и очень мало мебели.

Разговор с благонравными детьми не получался; выпив чай, Светлана отошла к шкафу и стала разглядывать книги за стеклом. Разговор взрослых как-то раздвоился. Сергей Петрович, Надин отец, спросил Зинаиду Львовну про Костю. Спросил, как спрашивают о близком человеке, а не просто из вежливости: пишет, мол, или нет, а узнав, что пишет и что все в порядке, начинают говорить о другом. И Зинаида Львовна рассказывала ему о Косте с подробностями, уверенная, что это ему интересно.

Александра Павловна, мать Нади, разливала чай и занимала своих гостей. Это их дети так чинно сидели за столом. Александра Павловна жаловалась на продовольственные затруднения, а ее гости советовали ей и друг другу, что где можно достать. Кто-то откуда-то привез сливочное масло и продает. Очень неплохое масло.

Александра Павловна вздохнула:

– Я прежде брала только вологодское, высший сорт, а теперь приходится брать что придется.

Она придвинула вазу с домашним печеньем полной чернобровой даме, сидевшей напротив:

– Кушайте, пожалуйста.

И видно было, что и гостей своих она тоже разделяет по сортам, как разделяют по сортам сливочное масло в магазинах гастронома. Полная чернобровая гостья – высший сорт, «экстра». Другие две – первый сорт. А Зинаида Львовна?.. И уже враждебно по отношению к Надиной матери Светлана определила, что Зинаида Львовна, да и она сама в придачу – гости второго сорта.

Гостей третьего сорта в этом доме быть не могло: ведь и масла третьего сорта в хороших магазинах не держат.

Ну, а Костя? И этот Алеша Бочкарев?

Костя, несомненно, тоже второй сорт… Пожалуй, и Алеша. Но вот Александра Павловна подошла к Надиной двери и сказала:

– Ты что же, Надя, Алеше еще чаю не предложишь?

Значит, Алеша Бочкарев если не высший, то, во всяком случае, первый сорт. Алеша и нравился Светлане и в то же время вызывал досаду.

Когда потушили огни на елке, он и Надя ушли заниматься в Надину комнату. У школьников каникулы, а у студентов как раз самое горячее время начинается – зимняя сессия.

Светлана никак не могла понять, почему Надин отец живет так далеко, а вот прилетел же под Новый год. И Надя поедет к нему на каникулы. Даже Александра Павловна в начале войны жила там…

Она жаловалась, как трудно было жить в таких условиях. Должно быть, все-таки в Москве было потруднее во время бомбежек! А теперь в Москве все-таки легче… хотя и нет вологодского масла.

Или потому вернулись, что Наде надо учиться?..

XXIII

Накануне отъезда Светлана вместе с Зинаидой Львовной зашла попрощаться к Зиминым.

– Тетя Зина, – сказала Надя, – зачем вам после работы взад и вперед в Москву ездить? Устанете. Алеша ее отвезет.

Алеша сейчас же отозвался из Надиной комнаты:

– С удовольствием!

– Никому не надо меня отвозить! – запротестовала Светлана. – Я теперь дорогу знаю, я одна!

Разумеется, ее протест не был принят во внимание.

Зинаида Львовна спросила:

– Но ведь Алеше электротехнику сдавать через два дня?

– Ничего, ничего, – решительно возразила Надя, – ему даже полезно проветриться.

И вот все отодвинулось назад – радостный блеск елочных огней, новые товарищи, милое лицо Зинаиды Львовны…

Случайно увидела Светлана кусочек чужой жизни, будто прочла несколько страниц книги без начала и без конца…

Поезд, ритмично постукивая колесами, спешит обратно в Москву, а в полутемном вагоне рядом со Светланой сидит непонятный Алеша Бочкарев, который и нравится и в то же время вызывает досаду.

Кто он, в конце концов, этот Бочкарев? Почему он отвечает «с удовольствием», когда Надя, оторвав его от солидной, толстой, любимой электротехники, велит ехать в Москву?

На каком основании посылали его за елкой? Тоже было ему «полезно проветриться»? Почему ему полезно делать все, что хочет Надя?

Он заботливо наклоняется к Светлане и спрашивает, не холодно ли ногам. У Нади он был в штатском, а сегодня из-под пальто видна гимнастерка, и не простая красноармейская, а командирская гимнастерка. Говорят, он был под Сталинградом…

К нему, должно быть, ужасно не идет военная форма, и вообще невозможно представить себе его на фронте. По внешности, по движениям своим он именно то, что называется выразительным словом «шляпа». Он может быть инженером, ученым, профессором, изобретателем – сколько угодно, но только не солдатом. Тем более – не командиром.

Вот Костя – да. Веришь, что Костя в нужную минуту не будет мямлить, что он и сам, не задумываясь, пойдет навстречу опасности и солдатам вовремя крикнет героические командирские слова, например: «Ребята, за мной!» Или: «Стоять насмерть!»

Конечно, Алеша тоже не трус, это ясно. Должно быть, когда его посылали в какое-нибудь самое опасное место, он сейчас же отвечал: «С удовольствием!» Но непонятно, как он мог посылать в опасные места других людей? Для этого он слишком мягкий, не верится, что он умел приказывать, а кажется, что он вежливо просил, прибавляя к каждой фразе «пожалуйста».

А может быть, именно потому и не взяли немцы Сталинграда, что даже вот такие совсем мирные, не подходящие для войны люди научились не только «стоять насмерть», но и других вести за собой навстречу смерти, а ведь это гораздо труднее!

Но почему же все-таки сейчас им Надя командует, по-хозяйски посылает его туда и сюда?..

Когда поезд уже подходил к Москве, Светлана решилась наконец спросить прямо «в лоб»:

– А вы Зиминым родственник?

– Нет, – ответил Алеша, – просто знакомый.

Ох, уж эти «просто знакомые»!

Несмотря на протесты Светланы, Алеша не уехал сейчас же с вокзала обратно, а буквально за руку довел ее до станции метро и взял два билета.

Когда Светлана ехала в поезде с Зинаидой Львовной, это напомнило ей поездки с мамой. А сейчас неумелой мужской заботливостью Алеша напомнил отца.

Но папа был совсем не похож на Алешу. Папа был небольшого роста, только немного выше мамы. И рука у него была небольшая, крепкая, энергичная. Мама говорила, что папа очень вспыльчивый и что характером Светлана пошла в него. Впрочем, о том, что папа вспыльчивый, Светлана ни за что не догадалась бы сама и очень удивилась, когда услышала об этом от мамы. Значит, можно быть одновременно вспыльчивым и сдержанным…

Когда она с отцом приезжала в Москву, Светлане было семь лет. Это было весной, в конце апреля. Москву украшали к празднику, на домах прилаживали огромные буквы с лампочками «М», «А», «Я», а перед ними – цифру «1». Увидев вечером большую красную букву «М» над входом в метро, Светлана подумала, что это тоже первая буква слова «Май», а папа сказал, что это значит «метро». Но всегда с тех пор, когда подходишь к станции, хочется справа к букве «М» приписать «А» и «Я», а слева цифру «1». И даже в такой снежный зимний день вспоминается та весна. Только сейчас лампочки не зажигаются, потому что затемнение, и буква «М» не яркая, не праздничная…

Было уже довольно-таки поздно. В детском доме, должно быть, все уже спать легли… Окна голубовато поблескивали, отражая лунный свет. Пока Алеша звонил у подъезда, Светлана, увязая почти по колено в снегу, подбежала к окну – второму слева. Подтянулась на руках… Так и есть: если смотреть совсем близко, сбоку, виден теплый матово-золотистый свет там, внутри. Это окно кабинета. Наталья Николаевна не спит.

…Наталья Николаевна не спала. Она уже начинала немножко беспокоиться. Каждой женщине знакомо тревожное чувство ожидания. Уметь ждать – это большое искусство, в особенности если пожилой человек ждет человека молодого. Молодость редко бывает благоразумной, но старость не должна быть ворчливой. Молодых обижают излишние заботы. Волнение за них кажется недоверием – молодые считают, что ничего с ними не может случиться.

Когда в детском доме наступила вечерняя, потом ночная тишина, Наталья Николаевна, перед тем как уйти к себе, обошла свои владения, мягко ступая по ковру.

Попросила дежурную няню:

– Скажите мне, когда она приедет.

Квартира директора в том же доме, но у нее отдельный вход. Ступеньки крыльца, запорошенные снегом… До сих пор непривычно видеть на этих ступенях только свои собственные следы. «Квартира директора» говорится только по привычке. В сущности, это комната директора – другие две присоединены к детскому дому, другие две не нужны.

На стене – портрет, увеличенная фотография: мужчина и два мальчика, очень на него похожие.

Мальчики уезжали на школьные каникулы и возвращались иногда вот так же с опозданием… Потом зимой стали уезжать позднее, не под Новый год, а в конце января, на студенческие каникулы.

Как много было следов на снегу около двери! Сначала маленькие, детские, потом совсем настоящие, большие, мужские следы.

Потом мальчики уехали в жаркий летний день сорок первого года, и очень скоро Наталья Николаевна узнала, что бесцельно ждать.

Наталья Николаевна прилегла на кушетку с книгой в руках, но спать не хотелось. Она опять вышла и вернулась к себе в кабинет.

Странно все-таки, что Светлана не едет. Конечно, ее не отпустят одну. Но ведь было уже с ней приключение – тогда, в школе… Впрочем, вернее всего, просто не рассчитали, что поезд придет в Москву так поздно.

Голоса и какое-то царапанье под окном. Потом послышался деликатный, как будто извиняющийся звонок. Две фигуры в дверях – большая и маленькая.

– Простите, что так поздно. Это я виноват – задержался!

Алеша Бочкарев поздоровался, попрощался и убежал, боясь опоздать на последний поезд.

Наталья Николаевна хотя и сказала, что нужно поскорее спать ложиться, но все-таки не слишком торопила. Конечно, нарушался режим, но она знала: иногда бывает гораздо нужнее дать человеку выговориться, чем вовремя уложить его в постель.

Светлана успела рассказать на скорую руку о самом главном: о елках, о лыжных походах со своими новыми друзьями, о Костиной маме.

Это очень приятно, когда есть кому рассказать обо всех своих новых впечатлениях.

В зале еще стояла елка – огромная, от пола до потолка, вся в блестках. И не очень даже осыпается – Светлана успела потрогать мимоходом.

В спальне было темно и тихо. Наталья Николаевна оставила приоткрытой дверь в коридор. Светлана сняла туфли и, неслышно ступая, обошла все кровати. Молча здоровалась с девочками. Сколько рассказов будет завтра! Девочки тоже, разумеется, на каникулах не теряли времени зря.

Наталья Николаевна заглянула из коридора.

«Разделась? Будешь спать?»

Светлана улыбнулась в ответ.

«Засыпаю»!

Дверь тихонько прикрылась. Но Светлана заснула не сразу. Она лежала на спине, с руками, вытянутыми поверх одеяла, и думала…

Как хорошо дома!